Суета сует
Отбившись от парада болельщиков, Каролис сел в такси в радостном возбуждении. Конечно, сначала его смутило и даже напрягло то, что среди встречающих не было представителей Баскетбольной Федерации, но когда после речи, которую всё равно никто не смог расслышать, проверил телефон, наконец-то нашедший родную связь в воздухе Родины – обнаружил пропущенный. Перезвонил из такси, и к огромному удивлению услышал похвалу от Самого, а вместе с похвалой – то ли приглашение, то ли приказ быть в его кабинете завтра сразу в пятнадцать минут девятого. «Понимаю, с дороги – хочется отдохнуть, отпраздновать! Заслужил, спору нет! Но сначала – дела! Согласен?» Конечно, согласен, кто же с Самим спорить будет… Дома обнялся с мамой, сварил себе крепкий кофе и прошёл в комнату – работать над отчётом. Долго тупил, глядя в чистый лист и лишь нащупав гущу губами, плюнул – буквально и образно – и расхохотался.
– На самом деле, всё охуенно, простите за прямоту. Только двенадцатый нужен, – бодро отрапортовал следующим утром. Сидящий по правую руку от Самого Миндаугас нервно затеребил бумаги от такого вступления, даже Сам кашлянул в кулак, скрывая, по-видимому, ухмылку. Откашлялся, но отвечать не торопился. Не ожидавший в этом разговоре тягучих пауз Лиздейка недоуменно смотрел на начальство:
– Нет, в самом деле… Команда получилась конкурентноспособной, успешно играла с самыми сильными, конечно, в рамках отборочного чемпионата, противниками. Основная задача – завоевать путёвки на Олимпиаду – выполнена. С соблюдением спортивного режима не всё гладко, но мы с вами знаем – и профессиональные спортсмены, играя за национальные сборные, режимом частенько пренебрегают. В целом же – мужики, без вопросов, молодцы и готовы играть в Лондоне. А там… Чем чёрт не шутит…
– Готовы играть… – наконец, заговорив, повторил вслед за Каролисом Сам. – Готовы играть… Это хорошо – к игре всегда нужно быть готовым. Благодаря этому твои орлы, не преувеличивая, спасли Родину! И, мало того, вернули литовскому баскетболу веру…
– Веру болельщиков? – почувствовав неопределенность последней фразу, К-1 попытался прояснить её смысл. Сам кивнул в ответ, но тоже как-то неопределенно.
– И болельщиков тоже… И, что откровенно говоря, для федерации, которая и есть баскетбол, даже важнее, веру наших спортсменов. Парни снова готовы играть за трёхцветный флаг! Даже больше – хотят за него играть!
– Это здорово! – запаниковавший от того, что никак не может уловить направление беседы, Лиздейка воспрял. – Если так, то нам нужен кто-то дальнобойный, способный играть на втором – третьем номерах. Мне кажется, Ясайтис55 идеально подошёл бы…
– Симас будет, конечно… – Кивнул Сам. Снова повисла пауза и Каролису снова стало казаться, что он чего-то не понимает. Сам перевёл взгляд с растерянного Лиздейки, на опустившего глаза в стол, механически перебирающего документы секретаря Федерации, тяжело вздохнул и своими огромными шагами пересёк кабинет. Остановился у секретера, достал оттуда графин, блюдце с чуть подсохшими ломтиками лимона, поставил на центр стола, снова отошёл – и вернулся с тремя бокалами. Щедро разлил. Подняв бокал, искусственно рассмеялся:
– Вообще, прости, Каролис! Дебилы-начальники в своих кабинетах совсем всё попутали и не с того начали! Давай, Каролис! За тебя и за твоих парней! За вашу победу!
Выпили. Лиздейка за это время понявший, куда движется разговор, уточнил, сосредоточенно глядя на поставленный на стол бокал:
– Значит, Ясайтис будет играть на Олимпиаде, и остальные спортсмены, видимо, тоже будут. А не будут играть мои парни – те, кто эту Олимпиаду добыл для Литвы?
– Ты же понимаешь, Лиздейка, Баскетбольная Федерация должна думать стратегически… – напористо вступил в разговор Миндаугас, но его напор рассыпался, столкнувшись с жестом Самого. Сам, остановив секретаря, сочувственно смотрел на Лиздейку:
– Еще налить?
Каролис поднял бокал и залпом допил содержимое.
– Нет, спасибо. У меня, кажется, только что образовался очень напряженный день, – он поднялся со стула. – Я же всё ещё менеджер сборной?
Сам, выдержав прямой взгляд Лиздейки, кивнул.
– Конечно. Ты такую работу проделал – никто не будет у тебя твое место отбирать. Подставил нас, конечно, с паневежскими бандитами – это да, но было и было, к тому же ситуация была непростая. Сборная – это не отдельные люди, сборная – это организованный нами, представляющий нашу страну коллектив, и на этом представлении, ты главный организатор. Если, конечно, сам хочешь…
– Хочу, – твёрдо ответил Ка. – Вы, помнится, когда-то тоже вышли доигрывать, несмотря на то что у вас только что на ваших глазах откровенно украли победу56. Вы понимаете.
Дёрнулся на стуле, услышав ответ Лиздейки, секретарь. Сам же медленно вернулся на своё место во главе стола.
– Я не вышел, я тогда пятый фол получил. Хорошо, значит считаем тему закрытой. Теперь к делам. Миндаугас?
Секретарь, справившись с волнением, перевёл взгляд от Лиздейки к бумагам. Список игроков, список тренерского состава, технический персонал – все те, кто уже дал предварительное согласие; список официальных партнёров и спонсоров сборной; платёжные чеки игрокам, представлявшим Литву в Венесуэле – десять тысяч литов каждому… Каролис, пока шуршал голос Миндаугаса, вспоминал моменты из игры – той игры, той его сборной, когда он сам вышел на поле. Той игры, которую они проиграли.
Покинув здание федерации, проверил время. В магазинах ещё не продавали. Задумчиво посмотрел на припаркованную на служебной стоянке машину, махнул рукой и пошел в ближайшее из открытых заведений. Заказал бутылку коньяка, бокал пива, кофе, жареный хлеб с чесноком и двойную порцию цеппелинов57. Дождался от официанта выпивки и только тогда достал телефон. Пролистнув список контактов, вздохнул, выпил, отложил телефон – достал блокнот. Раскрыл на развороте с двенадцатью объединёнными в три группы фамилиями. Задумчиво разглядывая записи, выпил ещё. Глотнул только что принесённый кофе. Обвёл три: Кишкис, Потёмкинас, Каритис.
– Вы сигареты продаёте? – не дал отойти официанту.
– Да, только внутри курить запрещено.
Купил в баре сигареты и зажигалку, вышел на улицу. Выпустил дым в воздух утреннего по-летнему расслабленного Вильнюса и решил набрать того, кто как раз в Вильнюсе отсутствовал. Почему-то это делало разговор с ним легче. Позвонил Зайцу.
– Слушай, я не знаю, как к этому подвести – я тебе просто сразу скажу. Нас заменили профессионалами – мы в Лондоне играть не будем.
Курил, терпеливо дожидаясь ответа.
– Что-то заплатят?
– Что? – удивился, не ожидая этого вопроса, во всяком случае – не ожидая его первым. – Да, десять тысяч на брата.
– Две тысячи фунтов, почти две с половиной… – абсолютно ровным голосом, пересчитал премию Кишкис на другом конце разговора. Излишнее спокойствие собеседника напугало Лиздейкую.
– Андрей, ты нормально?
– Окивенно, – всё так же отозвался Андрей. Потом усмехнулся и поправился. – Охуенно, чего уж там теперь… Слушай, Гнездо, давай потом созвонимся, окей? Я за рулём, вообще-то… Спасибо, что сообщил!
Докурив, Лиздейка вернулся за столик. Проверил телефон – связь в помещении ловила. Разговор с Зайцем помог настроиться – как всегда помогает началу трудного дела первый шаг. Теперь, когда новость проговорена вслух, её не так страшно сообщить в лицо собеседнику, глядя тому в глаза. Набрал Кость, но после череды длинных гудков услышал стандартное: «Абонент временно недоступен». Решив, что в духе Потёмкинаса сразу же взять быка за рога и вернуться на службу набрал Довидаса. Толстый поднял.
– Довка, бери такси и дуй ко мне в «Фортас» на Жямайтес. Будем пить и разговаривать.
– Ка, а не рановато бухать? Вроде не парад чемпионов ещё… – прозвучал язвительно-злой, сонный голос. Лиздейка не стал влезать в спор.
– Давай, жду, – повесил трубку. Потянулся к пиву и, пока неторопливо потягивал из бокала, дождался возникшего значка с конвертиком на телефоне. Открыл сообщение. «Буду через 40. Возьми что-нибудь пожрать». Сделал как раз подошедшему с его порцией цеппелинов официанту заказ, попробовал – снова безуспешно – дозвониться Кости. Приняв поражение, открыл в телефоне «Delfi»58 и зашёл в баскетбольный раздел. Ткнул первую ссылку в категории «Популярные». «Нереальная Реальная Сборная» – такое название я решил дать предлагаемой вам, дорогие любители баскетбола, серии очерков. Они, эти очерки, должны были в режиме реального времени освещать для вас нашу жизнь и наши успехи в Венесуэле, однако, по причинам технического характера – доехавшие до Каракаса болельщики меня поймут – публиковать их оттуда не получилось. Что ж, мы вернулись! Отгремели салюты – спасибо вам, литовские болельщики – вы лучшие в мире! Спасибо за понимание и вам, сотрудники лучшего в мире, Вильнюсского Аэропорта! Мы вернулись! Не знаю, что делают сейчас мои товарищи, я же, попав домой, попал в объятья моей восхитительной невесты, где и собираюсь восхитительно провести следующие несколько часов! Однако, прежде чем выполнять долг перед ней – я должен исполнить свой долг перед вами, дорогие любители баскетбола! Итак, встречайте! «Нереальная Реальная Сборная» – наиболее полный, наиболее подробный и наиболее искренний рассказ о венесуэльском этапе в пути мужской Олимпийской сборной! Наслаждайтесь! Мы за Литву!»
– А ты, я смотрю, детка, во всю гуляешь? – Лиздейка, увлечённый опусами Роматиса, зачитался так, что не заметил как напротив него уселся Довидас. Толстый перегнулся через стол.
– Ну да, Артурчик времени зря не терял. Я ещё ночью эти статьи видел, но не читал ещё. Интересно пишет?
– Особенно, если знать, о чём он не пишет, – отложив телефон, улыбнулся Лиздейка и приветственно стукнулся с Толстым кулаками. – Есть я тебе взял цеппелинов, а пить ты что будешь?
– А ты? – Толстый изучил начатую бутылку коньяка и решил. – Ну, давай с неё и начнём, возьмём только какую-нибудь семейную пиццу на закусь, чтобы официанта не гонять… Мы ведь надолго – раз уж с самого утра засели?
– Выпьем сначала, – даря себя несколько дополнительных минут, ушёл от ответа Каролис. Подозвал официанта, обновил заказ. Когда коньяк был разлит по бокалам, поднял:
– Ну что, за Венесуэлу!
– Давай! – согласился Довидас. Опрокинул в себя содержимое бокала, захватил вилкой холодный кусок цеппелина с тарелки друга – его порцию ещё не принесли, зажевал. – Утром выпил – день свободен, говорят… А теперь, Ка, не томи. Я тебя тридцать лет знаю, ты никогда особой любви к алкоголизму не питал – что случилось, детка?
– Покурим? – последний раз попытался оттянуть разговор К-1, но добился только того, что Толстый снова перегнулся через стол – на этот раз, чтобы дать ему подзатыльник. – Ладно, слушай…
Пересказал Толстому новости сегодняшнего утра. Сначала вкратце, потом – не столько для него, сколько для себя – во всех подробностях. Где-то около фрагмента со звонком Зайцу почувствовал, как непонятный повисший под сердцем груз наконец-то обретает форму, превращается в тупое и бессильное обволоченное лёгким опьянением чувство вины. Не превращается. Превратился. Замолк на полуслове и потянулся к бутылке.
Толстый какое-то время продолжал молча пережёвывать принесённую во время рассказа Лиздейки еду. Наконец, обтёр губы салфеткой, сладко причмокнул напоследок, поднял, обошёл вокруг стола и приобнял Лиздейку.
– Не кукся, детка, всё логично. Пошли курить.
На улице, шумно выпуская дым через ноздри, Толстый внимательно разглядывал друга, уволакиваемого тяжестью новообретенного чувства на дно пьяной рефлексии Наконец, щелчком отбросил окурок и хорошенько потряс Каролиса.
– Ка, бля! Ну ты чего?! Это же понятно было, ты же сам всё прекрасно понял ещё до того, как тебе это сказали! Это же бизнес, для него правильно то, что логично и рационально. Как их решение. Я бы на их месте так же поступил. Ты бы на их месте так же поступил, разве нет?
– На их – да, – Кивнул Ка и, против воли, всхлипнул. – А на своём?
– А что «на своём»? – Толстый недоумённо нахмурился и, потом, изумлённо воскликнул. – Чудак, ты всерьёз думаешь, что что-то не так сделал и в чём-то виноват? Ты что? Ты – на своём месте, ты делаешь своё дело, которое любишь и умеешь делать! Ты спас национальный миф и символ целого народа. Причём самому тебе национальные символы веры для счастья не нужны, ты – реализовавшаяся, нашедшая свой путь в жизни личность. Ты в таком грёбанном меньшинстве в этом ебучем времени, детка, что не можешь себе представить! И что? Тебе нужно было всё бросить, хлопнуть дверью и забиться в нору только потому что не всё в жизни соответствует твоим желаниям? Ты, блядь, что – Заяц? Делай своё дело, возведи этих жидко обосравшихся долбоёбов на пьедестал, чтобы литовцы снова могли раскрыть окна в своих квартирах и, не сговариваясь, врубить одну и ту же песню всем народом. Чтобы смогли на следующий день выйти на работу – усталые, похмельные, но счастливые. Верящие, что счастье есть, что жить – здорово. Это – твоё, ты уже подарил стране надежду, ты уже сохранил нашу национальную гордость. Ты – герой. Помни и не записывай себя ни в мученики, ни в предатели.
Договаривал Толстый уже за столом, заедая коньяк кусочком пиццы. Проследив, чтобы Каролис выпил и закусил, попросил у него список партнёров сборной. Просмотрел список.
– Слушай, а номер твоего начальника – сильно засекреченная информация?
– Которого? Самого?
– Ага…
– Да… – Лиздейка попытался задуматься, но тут же махнул рукой на попытки. – Ну, может обидеться, но… Похуй.
Протянул Толстому телефон.
Съев еще ломтик пиццы, Довидас набрал открытый Лиздейкой номер на своём телефоне.
– Добрый день, Довидас Каритис вас беспокоит… Мы с вами в начале лета встречались… Да, тренер, да… Спасибо, спасибо, как говорится, «За Литву»!.. Да, Каролис со мной разговаривал… Конечно, всё понятно… Один момент только… – Толстый одобрительно кивнул разливающему коньяк Кястутису. – Понимаете, я не ради десяти тысяч в проекте участвовал. Ну да, и не совсем «За Литву»… Нет, мне не нужны скандалы сами по себе, мне нужна реклама – лучше без скандалов, но… Да… Нет, нет… Другие ваши договорённости меня не интересуют, только со мной. Да… Спасибо, рад, что мы разобрались…. Я ваш большой фанат, на самом деле… Да, всего доброго…
Отложил телефон, взял со стола со стороны Лиздейки ручку и вверху списка «Генеральных спонсоров» с видимым удовольствием вписал название своей компании. Улыбнулся заторможенно наблюдающему за ним Каролису.
– Так-то лучше… Но знаешь, что интересно? – задумчиво покрутил бокал в ладони. – Ты слышал, я даже ни слова сказать не успел, он сам понял, чего я хочу. И не сильно сопротивлялся. Такое ощущение, что его не моя компания беспокоит, единственный вопрос был о «Дворнягах». Их имени он рядом со сборной видеть не хочет… Как ты говоришь – ты их подставил с паневежскими бандитами, так?
– Так, – кивнул Лиздейка. – Причём, помнишь, в начале лета Кость говорил, что кроме оперативных разработок паневежцы совершенно чисты, не подкопаешься?
– И тем не менее – подкопались… – Толстый продолжал изучать список. – А вот, если мне не изменяет память тоже паневежская фирма. И тоже, кажется, с не то чтобы кристальной репутацией… «Пылающий Феникс»…
* * *
Пробившаяся сквозь гущу хай-фаев плотной толпы болельщиков троица псов угодила прямо в объятья Фанты и Рича.
– Ну что, вас качать или сразу накачивать? – приветствовал их Фанта, а более внимательный Рич спросил:
– А куда Шмелёнка дели?
Считавшие, что право ответа принадлежит Демону Макс и Балу ждали, но Огнев молчал. Убедившись, что Демон отвечать не будет Макс кивнул, а Вайдас вздохнул своим мыслям и рассмеялся для Рича:
– Это, короче, такая история, что просто так не расскажешь! Если очень коротко, Шмель женился и там остался – до Олимпиады во всяком случае… Но, народ, когда мы вам всё расскажем – закачаетесь!
– Но не насухо! – подчеркнул Микщис. – Насухо этого не пересказать. Да и всего остального…
Одобрительно засмеялся Балу, понимающе, признавая законность требования прибывших, улыбнулись встречающие, и даже Демон сдержанно хмыкнул.
– Лады, – Фанта хлопнул в ладони. – Тогда садимся и помчали. Мы с Ричем со вчерашнего вечера Утянскую усадьбу под встречу готовили – осталось только приехать и встретиться! Шмеля по скайпу достанем?
– Вряд ли, – Демон, наконец-то вступил в разговор. – Там со связью – жопа. Парни, без обид, давайте я завтра подъеду – я сейчас реально только домой и на лёжку хочу.
Фанта раскрыл рот для возражений, но, переглянувшийся с Балу Рич остановил его.
– Базара ноль, Демон. Всё равно, чую, сегодня приедем и сразу на боковую завалимся – пацаны с дороги, им не до пьянки будет.
– Слушайте! – встрепенулся Микщис. – Вы случайно не догадались мяч взять? Я всю дорогу думал – круто бы нам под старыми подписями расписаться – и отдать мяч Шмелю. Он точно оценит!
Демону понадобилось время, чтобы понять Макса. Наконец, понял – трофейный мяч «Стритбаскета», тот самый. Восхищенный идеей, присвистнил.
– Конечно, оценит…. А разве мяч сохранился?
Паневежская часть “Псов” переглянулась.
– Обижаешь, – ответил за всех Фанта. – Конечно. В офисе, в конференс-руме за стеклом стоит…
– Значит, не взяли, – Микщис удовлетворенно кивнул и щёлкнул пальцами. – Короче, так, братва! Берите Балу и езжайте с ним в Утяну, а я провожу Демона, возьму у него тачку, сгоняю в Паневежис за мячом, а утром вернусь в Вильнюс и вместе с Демоном к вам? Как вам?
– А зачем? Вам же по-любому ещё неделя-две до отлёта, если не больше? Успеем организовать.
– Не, сразу надо… – упрямо возразил воодушевленный собственной идеей Макс. Балу, зная как бессмысленно спорить с любым из «Псов», когда их осеняет, согласно кивнул.
– Надо – значит, надо. На том и порешаем. До завтра, братья! – Фанта, Рич и Балу обнялись поочерёдно с Максом и Демоном и уселись в принадлежавший фирме семиместный американский внедорожник десятого года. Микщис дождался пока внедорожник выедет с парковки.
– Дим, ты же мне машину одолжишь до Паневежиса и назад?
– Можно подумать, ты мне выбор оставил… – Фыркнул Огнев. – Ладно, но за такси ты платишь.
– А ты, Демон, жмот, – усмехнулся, оглядываясь в поисках такси, Микщис. Демон рассудительно ответил.
– Не жмот, а скромный школьный учитель…
Конечно, несмотря на пророчества Рича, сразу по приезду в усадьбу вечер не кончился. Выпили за встречу, выпили за удачную дорогу, выпили за удачное выступление и удачную охоту. Балу не хотел начинать рассказ о Венесуэле без остальных “венесуэльцев”, поэтому пока Фанта с Ричем рассказывали ему о бизнесе. В целом, ничего нового, но отдача от рекламы во время трансляций турнира почувствовалась – приток клиентов есть, и даже Феникс затих и, кажется, успокоился. Чтобы показать рекламу, включили запись одной из трансляций – матч с Доминиканской Республикой. Естественно, на рекламе не остановились – оставили игру. Балу комментировал матч, то и дело останавливая запись чтобы успеть рассказать и подробно объяснить происходящие – и до финала добрались только к половине четвёртого утра и трём пустым бутылкам. Только тогда и пошли спать – довольные встречей, довольные выпивкой, довольные жизнью.
Часа через четыре – где-то между восемью и девятью утра – спасаясь от разбудившей его головной боли, Балу, раздобыв в большом холодильнике картонную коробку сока, выполз на крыльцо покурить. Моргал, наслаждаясь свежестью утра, пил из надорванной картонки сок и лишь спустя пару минут заметил стоящие сразу за воротами усадьбы две черные BMW X5 – восьмого и десятого годов. Тупо смотрел, как, открывается задняя дверь бэхи поновее, как выходит невысокий мужчина со светлыми коротко стриженными волосами, в лёгкой, но всё равно не по сезону, тёмной кожаной куртке. «Какой же ты всё-таки позер, Феникс», – подумал ещё тяжело соображая. Подумал, но сказать не успел: Ковров открыл калитку, вальяжно прошёлся по ведущей к дому дорожке, подошёл к самому крыльцу и, остановившись в шаге от тупо наблюдающего за ним Балтушайтиса, достал пистолет.
– С возвращением, Вайдас. Признаю, хорошая игра!
Одновременно со смягченным глушителем звуком выстрела тело так и не успевшего достаточно протрезветь Балу упало к ногам Коврова. Тот вяло пошевелил носком фирменного кроссовка простреленную голову давнего недруга. Закурил и пошёл назад к машине. Открыл дверь, и вытирая кроссовок о траву, повернулся ко второй BMW.
– Всё знаете. Всех кончить, дом сжечь. Доложить, – сев, тронул водителя за плечо. – Едем.
* * *
Распрощавшись во дворе с Микщисом, Демон прошёл в свой подъезд. Поднялся по лестнице, возле своей квартиры остановился и перед тем, как открыть дверь – сфотографировал данные счётчика электричества. Давно подозревал соседей в том, что они присоединились к его розеткам, полуторанедельное отсутствие – хороший повод проверить. Зайдя в квартиру, включил свет в коридоре, разделся прошёл в ванную и открутил вентили перекрытых подающих труб. Открыл кран в раковине – пусть протечёт. Прошёл на кухню и открутил вентиль на газовой трубе. Оторвал приклеенную к двери холодильника бумажку и сравнил записанные на ней цифры с только что сделанной фотографией. Всё-таки нет, всё-таки, видимо, своё электричество он расходует сам. Разница в цифрах вполне укладывалась в продуктивность холодильника. Размораживать его чтобы отключить, Дмитрий поленился. За полторы недели холодильник не накрутил слишком много электричества, не потёк, и – Огнев открыл дверцу – не заледенел. Вернулся в коридор, взял багажную сумку, пронёс её в главную комнату. Сходил в туалет. Вышел. Снова вернулся к холодильнику. Достал холодную бутылку пива. Прошёл в спальню. Открыл балкон, поставил на балконе на пол бутылку. Сходил в ванную за тряпкой, протёр стоящий на балконе стул. Отнёс тряпку назад, заглянул на кухню за бокалом и пепельницей. Отнёс на балкон. Вернулся в комнату, достал из прикроватной тумбочки сигареты и зажигалку. Наконец-то вернулся на балкон и прикрыл за собой дверь чтобы не запускать дым в квартиру. Открыл зажигалкой пиво, налил в бокал. Закурил и смотрел на звёзды. Не знаю, мама. Кажется, всё. Не знаю – помог ли я ему наконец-то, спас ли я, наконец, его или окончательно загубил его жизнь, но, кажется всё. А может я уже давно ни при чём и давно уже ему не помогаю – не знаю. Не знаю, мама. Но теперь, кажется, всё. Миша вырос. Ваш Шмель, родители, полетел. Не знаю куда, но – сам. Вот и всё. Докурил, пообещал себе завтра с утра, до приезда Макса, найти контакты той питерской директрисы, во-первых, позвонить и предупредить, чтобы не оставить школу без учителя перед самым началом года, Дане – во-вторых. Вот и всё, мама. Вот и всё, братья. Вот и всё. Вырос последний из нас – мы все выросли. Пора разлетаться – стайками ли, парами ли, по одному ли. Просто пора. Вот и всё. Детство прошло.
Вышел с балкона, почистил перед сном зубы и лёг спать. Проснулся утром от истерики бьющегося в режиме вибрации об тумбочку мобильного телефона. Не открывая глаз, нащупал и поднёс к уху.
– Да?
– С приездом, Демон, – услышал медленный, мягкий, удовлетворённый голос Коврова. Открыл глаза.
– Ну?
– Жаль, что в Утяне так получилось. Я думал, вы все сразу отдыхать поедете, братья всё-таки… Хотя… Может так даже лучше.
– Что «в Утяне»? – Демон сел в кровати и, очередной раз нарушая зарок не курить в квартире, потянулся к тумбочке.
– Кстати, спасибо за идею. «Пылающий Феникс» – генеральный спонсор олимпийской сборной, звучит! Папа бы гордился… Конечно, вас пришлось потеснить, сам понимаешь… Но… Тебе всё равно не до этого, да?
– Что «в Утяне»? – Сохраняя спокойствие в голосе, Демон затянулся и не почувствовал вкуса дыма. Ковров мягко рассмеялся.
– Жду тебя в Паневежисе, Демон, с нетерпением! Приезжай! – и повесил трубку. Демон закурил и набрал Балу. Телефон отключен. То же – с телефонами Рича и Фанты. Кажется, всё. Кажется всё, мама. Детство прошло. Теперь уж совсем. Нажал кнопку пульта от телевизора – безрезультатно. Неужели? Неужели, мама, совсем всё? Братья? Удивленно рассматривал пульт, пока не вспомнил, что ещё перед отъездом собирался поменять батарейки, но так и не поменял. Уже поздно, теперь уже поздно. Встал, включил телевизор вручную, вручную прощёлкал каналы в поиске литовских новостей. Новостей не было, только по «ТВ-3» зацепил новости спорта. Вчера домой вернулась наша героическая сборная… Герои не взрослеют, герои погибают молодыми, навсегда оставаясь героями, мама. Мама, я не хочу быть героем. Мама, никогда не хотел. Шмель – хотел. Макс хотел. Как же Макс? Полез в новостные порталы с телефона – не нашёл ничего и в интернете. Братья! Вспомнил о сигарете и обнаружил в пепельнице аккуратную колбаску пепла. Непогибшие вовремя герои становятся скучными взрослыми. Живыми и, возможно, мама, если, не оглядываться назад на прах оставшихся героями братьев, счастливыми, мама. Вот и всё. Кажется, всё. Неужели всё? Прижёг новую. Позвонил Потёмкинасу.
– Я скоро буду, – услышал, не успев ни поздороваться, ни задать вопрос. – Я уже подъезжаю, Дима.
– Что случилось? – спросил и тут же понял, что его не слышно, что беззвучно шевелит губами. Прокашлялся. – Что случилось?
– Я уже паркуюсь. Не по телефону. Минуту….
Демон нажал отбой. Вот и всё. Отложил телефон и, в остальном не меняя позы – Вайдас, Ричард, Марюс – больно во всю силу челюстей сжал зубами левую ладонь. Макс, Шмель. Ровно за угол плоти между большим и указательным пальцами. Как спасти вас, герои, и без того не желающие взрослеть? Окровавленной рукой взял вновь зазвонивший телефон. Лиздейка.
– Да…. Спасибо, Ка, я уже и так понял. Вот и всё.
* * *
Кястас проснулся ровно в четыре утра. Проблемы то ли с акклиматизацией, то ли с нервами, то ли просто – проблемы выбора. Не понять. Заставил себя закрыть глаза и отрешиться от – не уточняя, просто отрешиться, и так, имитируя отдых, пролежал ещё час. Потом признал поражение, философски отметив, что, раз так, хотя бы с одним решением определился.
Встречавший его вечером в аэропорту Симас уже возле дома спросил, когда Потёмкинаса ждать на работе. Отпуск номинально заканчивался в начале следующей недели, так что выбор у Кястутиса был. Номинально, потому что прослуживший бок о бок с Потёмкинасом четыре последних года Симас знал, что напарник не станет держаться за формальности просто ради того чтобы пропустить пару лишних дней службы. В обычных обстоятельствах Кястас даже не стал бы задумываться: всё запланированное на отпуск сделано, а на службе всегда есть, куда себя приложить. Значит, на службу. Но сейчас в ответ на вопрос Мантаса уточнил – есть ли что-то срочное, и, выяснив, что, в общем-то, ничего по-настоящему срочного нет, только пожал плечами. Будет видно.
Не то чтобы выходить не хотелось. Благословение любимой работы – на неё всегда хочется. И какой бы насыщенной ни оказалась поездка в Венесуэлу, все собранные там впечатления не могли затмить ни банальной тоски по сослуживцам и рабочей рутине, ни жажды профессиональной деятельности. Они просто были чем-то другим. Должны были быть. В этом-то и была загвоздка: кое-какие из отпускных впечатлений беспардонно влезали в запрещённые сферы, влезали в привычную рабочую текучку, назойливо заставляли оглядываться на них, накладывали свой отпечаток и на рутину, и на профессию.
Что делать с Ромой? Как продолжать работать после событий в особняке Дельгадо? Эти вопросы требовали тщательного размышления, но времени на него до сих пор не выпало. Не сейчас, на ходу ничего не решить – сразу после финального свистка матча с Доминиканской Республикой начал отмахиваться Кястас от бешено пульсирующих в висках вопросов. Вопросы, казалось, терпеливо соглашались ждать, но не уходили из сознания, оставаясь где-то на периферии: пылинкой в левом глазу, зудом в затылке, покалыванием в мочках ушей. Если не сдавать ДНК на экспертизу – как дальше работать? И как дальше общаться с Ромкой вообще? А может, всё-таки, не совпадёт? Позёрство со стороны AWP, обида на мнительность и пустые подозрения. Конечно, позёрство, как же. Он же практически сознался. Это можно игнорировать? А можно стоять на страже закона одного государства, игнорируя оставленные за спиной в другом трупы фактически детей? Оправдывает ли, что эти трупы фактически спасли жизнь стража закона другого государства и фактически одобрены им? Оправданы им. Почему получается, что эта кровь на руках Кястаса каким-то образом оправдывает в его глазах кровь на руках Ромки? И то, что эти трупы фактически уравнивают его и Ромку, может это и является достаточным оправданием взятой на руки крови? Может ли это являться достаточным оправданием? Для себя? Для закона? Как всё это вообще встраивается в службу закону и как служба закона встраивается во всё это?
Оставленные за отсутствием времени вопросы в отсутствии контроля сознанием оставались сами с собой и сами себя думали. Развивались, эволюционировали, набухали лимфатической опухолью в то время пока Потёмкинас старательно прикидывал сколько времени и какие условия нужны, чтобы за эти вопросы взяться. Например, можно использовать остаток отпуска – не для того, чтобы прятаться от проблемой и тянуть время, а чтобы решить. Решить, как эту проблему решать. . Хороший вариант.
Но, проснувшись в четыре и до пяти слушая как ворочаются в мозгу вопросы, пока он не думает о них, понял – нечего ждать. Понял, что на работу он выйдет не в понедельник, а сейчас – через пару часов. Пока не понял, что именно он будет там делать и как, но пойдёт и что-то и как-то сделает.
На службе встретили радостно, радушно. Ловили в коридоре, блокировали у кофейного аппарата чтобы восхититься игрой, чтобы послушать его рассказы об игре. И стоило бы остановиться, стоило бы рассказать, это тоже было бы оправданно, но снова – не столько принимая решение, сколько позволяя ему вершиться, пресекал попытки, прорывался сквозь заслоны – в свой кабинет, к отчётам Симаса.
Симаса слушал не перебивая, хоть и терзало сомнение: не оттягивает ли, не прячется ли за оправданиями снова? Симас ещё вчера сказал: ничего срочного, ничего важного. Не прячется, по возвращению из отпуска важно всё: работа, новости, государственная безопасность. В деле снайпера продвижений нет – то ли ушёл на покой сам снайпер, то ли тот, на кого он работает, разобрался со всеми, с кем хотел. То ли в Венесуэлу снайпер ездил, в баскетбол играл – тоже вариант.
После доклада – электронная почта, отчёты, формуляры, массовая рассылка. Стопка бумаги на столе – на подпись, на заполнение, к ознакомлению и к рассмотрению. День получался насыщенным, текучки было много и отбрасывать её просто ради того, чтобы доказать себе, что он не боится, поступиться рутиной ради эмоций – тоже было бы глупо. Смешно и безответственно. Не стал. Впрочем, рутина не затянулась – срочное внеочередное собрание.