– А я во сколько раз свой гриб увеличил? – спросил Антон, затаив дыхание.
– А какими объективом и окуляром ты пользовался?
– Сорок и десять, – сказала за Тоньку Курочкина.
– Ну, вот. Умножим сорок на десять. В четыреста раз. Вполне сопоставимое увеличение с тем, которое достигалось Левенгуком, – ответил Иван Климович.
– А как он вручную такие крохотные стеклышки шлифовал?! – спросила Елизавета. – Их же в пальцах не удержишь!
– Мне кажется, он расплавлял стеклянную палочку, ну а как потом обрабатывал застывшие капельки история умалчивает, – сказал Жуков. И прибавил, немного погодя:
– И все- таки главное не в шлифовальном мастерстве Левенгука. Поразительно, но он не испугался того, что увидел через свои стеклышки. Это был простой и очень религиозный человек. Мог не поверить своим глазам, подумать, что это искушение от дьявола и выбросить линзы. А он не только открыл мир невидимых «зверушек» для себя. Он сумел рассказать о них другим. Нашел приятеля, который латынь знал и уговорил писать за него письма в английское Королевское научное общество. Сам он знал только голландский язык. Но рисунки отсылал свои собственные. Очень точные.
Вывод! Тонька, учи иностранные языки! Печататься надо в журналах, которые читает весь мир! Это и к тебе относится, Лизавета! Напечатаешься в «Nature», и мы с Леопольдом Яновичем будем гордиться знакомством с тобой.
В среду у Ивана Климовича было неважное настроение, которое он принес из дому. А там оно появилось, потому что соседи с верхнего этажа устроили в своей квартире потоп и испортили в комнате Жукова новый навесной потолок. Следствием такого душевного состояния Ивана Климовича стало то, что Елизавете досталось за все «не до» последнего месяца: «не доделала…», «не дописала…», «не дослушала» и даже «не допила чай, а чашку не помыла»! Лизка молча слушала все упреки, но, когда Жуков, продолжая ворчать, повернулся к ней спиной, помахала ему рукой и исчезла! Обнаружив ее отсутствие, Иван Климович коротко вздохнул, развел руками и включил компьютер. Однако не успел он вытащить из архива какого- то иностранного журнала нужную статью, как под рукой у него уже оказалась кружка с ароматным горячим чаем, а рядом – Елизавета с раскрытой рабочей тетрадью и гелевой ручкой наперевес.
За «девятым валом» раздражения Жукова волна пошла тихая, а потом и вовсе в его настроении установился штиль.
Но напуганный Тонька все- таки не рискнул обозначить свое присутствие обычными вопросами и продолжил прятаться за столом Леопольда Яновича и внимательно рассматривать картинки в учебнике по микробиологии.
В четверг Иван Климович позвонил и сказал, что задержится. Тонька осмелел и сразу же пристал к Елизавете с вопросами.
– Лиза, а почему в моих чашках выросли только твои грибы. И как это они в воздухе летают? А где же микробы? Палочки и шарики такие, – спросил Антон, насмотревшийся иллюстраций в книге.
– Во- первых, споры грибов попали в твои чашки вместе с пылью. Частичками земли. Вон с одних твоих сапог сколько частичек земли к нам в комнату попадает, – огрызнулась Курочкина, которая спешила успеть все сделать до прихода своего научного руководителя. Мало ли какое у него будет сегодня настроение.
– Я хорошо сапоги вытираю. Мокрой тряпкой, – обидчиво сказал Тонька.
– Во- вторых, ты манную кашу любишь?
– Люблю.
– А я терпеть не могу. Так вот грибам одна «каша» нравится, а бактериям и коккам – другая. Есть правда такие обжоры, что везде пристроятся поесть на дармовщинку. Но таким я сюрприз приготовила – антибиотик против них в питательную среду добавила. Они от него ножки вытянут, а грибы этим антибиотиком закусят и не поперхнутся.
– А ты можешь для микробов специальную «кашу»… питательную пищу сделать?
– Питательную среду, – поправила его Елизавета. – Еще чего! Мне своей работы, что ли мало?!
– Лиза, – вмешался в разговор Короткевич. – Вы подругу свою попросите. Пусть Антону несколько чашек с мясо- пептонным агаром *даст. Она же там что- то с «кишечной палочкой» делает.
– Маньку попросить? Не даст!
– А Вы скажите, что для меня. Я же ей наш сусло- агар* для каких- то экспериментов давал. А долг платежом красен.
– Для кого- то «красен», а для нее, может, и «зелен», – ответила Курочкина, а, помолчав, прибавила. – Попрошу, только не сегодня.
В пятницу Елизавета обещание свое выполнила и принесла Тоньке три чашки Петри со «студнем», который по цвету почти не отличался от того, на котором росли грибы.
– На, фанат бактерий! И чем тебе грибы не угодили? Они же красивее! И разные такие! Одни в суп идут, другие лекарства делают. Среди них даже хищники есть!
– Ну да, – недоверчиво протянул Тонька.
– Представь. И на крупного зверя охотятся. Гораздо большего, чем они.
– Как змеи?!
– Ну, рот до ушей они растянуть не могут, но плетут из гиф* сети и там запутываются круглые черви, нематоды*. Тогда гриб их парализует токсинами…
– Ядом?
– Вроде этого. Обездвиживает и прорастает внутрь. У червей оболочка – «кожа» – плотная, но гриб в ней дырки делает. А среди нематод этих есть очень опасные для человека. Они у него в животе размножаются, присасываются к стенкам кишечника и питаются кровью. У людей от этого развивается малокровие. Такая болезнь называется «бледная немочь». Ею раньше часто болели шахтеры, которые дышали пыльным воздухом. А нематоды живут в земле.
Тонька Лизину лекцию прослушал с вниманием и интересом, но от своей главной задачи не отвлекся и принялся расставлять в комнате ловушки на микробов.
На следующей неделе в среду Антон появился в лаборатории вместе с Леопольдом Яновичем и стал с нетерпением ждать, когда явится Елизавета и откроет термостат.
Лиза явилась с опозданием, а потом вышла в коридор и целую вечность, как показалось Тоньке, разговаривала по мобильнику.
– Лиз, пожалуйста, ну давай посмотрим, что у меня выросло, – упрашивал ее Антон.
– Назойливость твоя выросла! Вот что! На, собирай свой урожай! – наконец сказала Елизавета, протягивая ему теплые чашки.
Тонька, задержав дыхание, стал смотреть через прозрачную крышку. На студне там и тут виднелись какие- то полупрозрачные бесцветные и желтоватые капельки. А на одной! На одной чашке виднелась красная точечка, кружочек маленький. Как капелька крови.
– Лиза, это что такое?
– Откуда я знаю? Палка какая- то или кокк. Надо под микроскопом посмотреть.
– Давай посмотрим.
– Сейчас не могу. Может быть завтра. Только учти, колония такая маленькая, что вся на петле останется.
– На петле?!
– Ну, грибы мы снимали с агара проволочным крючком, у них колонии плотные. А здесь видишь слизь какая- то. Она проволочной петелькой снимается. Между прочим, раньше Кохи* всякие и Мечниковы* имели «петли» из платины, самого драгоценного металла. А мы теперь – из нихрома. Такие проволочки тоже быстро и раскаляются, и остывают. Но сережки из них не сделаешь.
Тонька подождал, когда у Леопольда Яновича появится свободная минута, и показал ему маленькую красную точку.
– Ну, – сказал Короткевич, рассматривая маленькую колонию на чашке. – Думаю, что это Bacterium prodigiosum . Чем же она тебе понравилась больше других? Цветом?
Тонька кивнул.
– Если это та бактерия, которую я упомянул, то она еще называется «чудесной палочкой». А во времена инквизиции, когда такие колонии разрастались и покрывали красным, как кровь, налетом хлебцы, которыми причащались католики, то их называли «чудесной кровью». «Кровь» эту под микроскоп ведь никто не рассматривал и не догадывался, что это обыкновенный хромогенный (окрашенный) микроорганизм. Об инквизиции слыхал?
Тонька молча опустил глаза.
– Ну, когда ведьм на костре сжигают! – вмешалась Елизавета. – «Принц и нищий» смотрел?
– Которые чулки снимали и буря началась? Этих ведьм?
– Вот- вот, – улыбнулся Леопольд Янович. – Спасибо Лиза. У тебя прямо призвание с детьми объясняться. Талант, можно сказать.
– Какое призвание! Мне же просто деваться некуда! Дома Маруська- злыдня со своими подружками. Здесь – этот «Левенгук»!
– Так это же хорошо. Появятся свои дети, а у тебя уже будет некий педагогический опыт.
Курочкина только хмыкнула насмешливо. А Леопольд Янович принялся рассказывать Антону, что, если облатки в церкви или хлеб у кого- то из прихожан покрывается «чудесной кровью», то действительно искали «пособников дьявола» и невинных людей сжигали на кострах.
– Средневековье в Европе – страшное время. Ведьмами могли признать и казнить даже семилетних девочек. Ты помнишь, мы говорили о Галилео Галилее, который самостоятельно изготовил микроскоп и разглядывал в него насекомых. Так вот, главным в его жизни было не это. Галилей открыл гелиоцентрический закон. Доказал, что Земля движется вокруг Солнца. Это было страшным оскорблением церкви того времени. Ведь, согласно Святому Писанию, все было наоборот. И Галилео заточили в темницу. Чтобы не погибнуть на костре, ему пришлось на коленях произносить отречение от своего открытия перед судом. А его внук, монах, сжег все рукописи гениального деда. Но вот с учениками Галилею повезло. Они остались ему верны. Кстати, среди них был Торичелли, который изобрел барометр.