Перстни шейха

Такая вот, значит, финита, блин, комедия! – мысленно констатировал наш везунчик, сам едва не ставший случайной жертвой перестрелки.

– Ну, ты даёшь, дядя! – послышалось из-за спины. – Совсем смерти не боишься?

Обернувшись на голос, он увидел здоровяка, у которого совсем недавно интересовался, по какой такой причине возникла пробка на дороге. Присевший на корточки парень с уважением поглядывал на него снизу вверх.

– Привычка… – небрежно обронил в ответ обладатель ВАЗ-2109, сохраняя на лице полнейшую невозмутимость.

Не объяснять же, в самом деле, этому сопляку, что с возрастом реакция стала ни к чёрту и от страха коленки свело… Только теперь мужчина вспомнил о сигарете, всё ещё торчащей в углу рта. Он глубоко затянулся, выпустил струю дыма и, дождавшись, когда прекратится предательская дрожь в непослушных ногах, излишне твёрдой походкой направился к своей машине, раздражённо бурча:

– Вот житуха-то пошла весёлая – обхохочешься! Чёрт знает что творится! С утра пораньше пальба посреди шоссе, как будто, так и надо…

Никому бы и в голову не пришло, что этот неприметный человек – один из немногих ещё не ушедших на заслуженный отдых муровских «зубров», оперуполномоченный по особо важным делам подполковник милиции Анатолий Михайлович Ершов. Он уже давно разменял шестой десяток, и за глаза его, само собой, уважительно величали Михалычем. Но обращаться к себе, вот так по-свойски, он позволял отнюдь не всем, а только узкому кругу им же самим избранных товарищей, поскольку излишней фамильярности не поощрял…

Подавляющее большинство тех, с кем он когда-то начинал службу перекочевало в разряд пенсионеров. Некоторые выбились в большие начальники и продолжали рулить столичной милицией или переместились на руководящие должности в министерство. Немало было и таких, кто, в поисках лучшей доли, досрочно избавившись от погон, устроился в охранные структуры, частные сыскные агентства и прочие организации, где востребован был их опыт и прежние связи… Короче, как не крути, а на сегодняшний день Ершов оставался чуть ли не единственным стойким оловянным солдатиком, который исправно тянул оперскую лямку уже шестую пятилетку. Во всяком случае, никто из сослуживцев похвастаться столь солидным стажем работы непосредственно в розыске не мог.

– Старую собаку новым трюкам не научишь, – любил повторять Ершов, всякий раз, когда какой-нибудь очередной доброхот пытался растолковать ему прописные истины, вроде той, что времена изменились и на некоторые вещи смотреть надо проще. – Времена всегда одинаковые… – упрямо твердил своё ветеран сыска. – Я одно знаю, если в стране существуют законы, значит, извольте их соблюдать! Точка!

Понятное дело, от современных реалий он, мягко говоря, бурного восторга не испытывал и, будучи правоохранителем старой закваски, до сих пор жил представлениями и терминологией времен своей молодости. А потому, то ли в шутку, то ли по привычке, частенько сетовал на повсеместное безбожное «нарушение норм социалистической законности», творимое не кем-нибудь, а теми, кто эту самую законность обязан был защищать, не щадя живота своего. С неодобрением наблюдал подполковник, как многие коллеги по цеху, словно мухи, летящие на мёд, влипали в неприглядные истории с душком. Наивные, они полагали, что деньги не пахнут. Ещё как пахнут, просто-таки воняют! В очередной раз сталкиваясь с проявлениями непомерной ментовской алчности и продажности, Ершов, как заклинание, вечно талдычил одно и то же:

– В наше время, сыскарю на лапу взять было западло. Колбасники*, те другое дело – эти всегда хапали и хапать будут. Но чтоб розыск? Да ни в жисть!

А сейчас что? – задавал он риторический вопрос. – Почитай половина МУРа у воров на подогреве. Главное, толком работать ещё не научились, а уже вовсю вопросы решают. Любую мразь отмазать готовы, лишь бы бабло капало…

Придерживаясь столь принципиальных жизненных позиций, сам Анатолий Михайлович, как раньше, так и теперь, пользовался жизненными благами исключительно в рамках своей весьма скромной заработной платы. В итоге, за двадцать семь лет безупречной службы обзавёлся всего-то задрипанной дачкой где-то у чёрта на рогах, за сотню вёрст от столицы, да прикупил по случаю подержанную «девятину»… И как только

*Колбасники – так сотрудники МУРа нелестно называли в своё время сотрудников БХСС.

жена столько лет его терпела? Зато, в Управлении все, как «отче наш», знали: Ершов – опер честный. Поэтому разнообразные заинтересованные лица к нему со скользкими намёками, типа «нужно помочь» или «серьёзные люди просили», даже не совались. В свете сказанного, абсолютно логично выглядел тот факт, что судьба свела в одну группу двух этаких правильных: Ершова и Гришина… Тот, правда, помоложе был лет на двадцать с хвостиком, но в основном придерживался схожих чудаческих взглядов на то, что позволительно, а что – нет.

Оба они имели гипертрофированное романтическое представление о порядочности, о чувстве долга и об офицерской чести, как её понимали когда-то очень давно, вероятно, ещё при царе-батюшке. Конечно, сейчас в такое верится с трудом, однако, подобные динозавры встречаются и в наш рационально-прагматичный век. Нечасто, но встречаются… Андрей Гришин старшего товарища искренне уважал, а, кроме того, проявлял по отношению к нему поистине ангельское терпение. Ведь, практически каждый божий день, ему приходилось выслушивать ворчание Михалыча на тему «Так жить нельзя!» или «Куда катится мир?». Но он стойко и безропотно переносил это испытание, отчасти потому, что и сам так думал, отчасти, чтобы избежать бессмысленной нескончаемой дискуссии, грозившей затянуться на часы. Так или иначе, но уже шестой год они неплохо уживались вместе, причём умудрялись проделывать это с пользой для дела. Раскрываемость у группы была на недосягаемой для коллег высоте, хотя, курируемый ими ЦАО, по количеству убийств, вообще, и так называемых резонансных, в частности, прочим округам нисколько не уступал.

Кстати, о группе… Усевшись за руль и со второй попытки запустив-таки, двигатель автомобиля, совершенно не к месту и не ко времени Ершов вспомнил о наболевшем. Уж три с лишним месяца прошло, как Колбин «дезертировал» в министерию, а кадровый некомплект до сих пор не ликвидирован… По укоренившейся традиции, каждый муровский отдел, скажем так, полуофициально делился на группы, состоящие из трёх сотрудников.

Кто, когда, и почему завёл такой порядок, точно установить теперь уже вряд ли удастся. Объяснений найдётся с десяток, и все они будут похожи на правду, но истинная первопричина, вероятнее всего, так навсегда и останется тайной. Впрочем, это к делу отношения не имеет… Куда загадочнее другое: почему-то для Михалыча, как старшего одной из таких групп, кадровая проблема давно уже стала перманентной. В небольшом коллективе, возглавляемом подполковником Ершовым, третий обычно больше чем на год не задерживался. Придёт человек, поработает, потом, глядь, скакнул куда-нибудь на повышение. Упомянутый капитан Колбин был уже четвёртым в списке убывших за неполных шесть лет. И то сказать, этот дольше других продержался – почитай, полтора года! Народ по кабинетам посмеивался, мол, Михалыч наладил конвейер по выпуску руководящих кадров.

Оно, конечно, продолжал рассуждать Ершов. Необходимость карьерного роста и всякое такое… Только мне от этого не легче. И ведь, как нарочно, за всё это время ни одного приличного кандидата. От тех, кого руководство по доброте душевной или по настоятельным просьбам друзей-приятелей подсовывало, я до сих пор кое-как отбрыкивался, но нормальных-то людей где взять? Хотя вру, один был… Игорёк Иванов – хлопец из выпускников эмвэдешного университета, в смысле, бывшей «вышки». Его в управление на предвыпускную практику направили, когда я на Тамбовщине в законном отпуске пребывал и окушков из Цны дёргал. Так, Гришин раза три за две недели позвонил – все уши прожужжал, мол, такой пацан перспективный нарисовался, то да сё, ты бы присмотрелся… Честно говоря, не помню случая, чтобы он кого-нибудь так нахваливал. От него дождёшься, как же!

Ну, думаю, если Андрей в нём что-то углядел, значит, и вправду, парень стоящий. Малый, действительно, оказался не промах – я, как из отпуска вышел, сам его гонял полтора месяца без выходных и проходных. Молодец – пахал, не ныл. Конечно, опыта там с гулькин нос и даже меньше, ну, так это дело наживное. Решил, возьму. Уж и рапорт написал с рекомендацией, а дорогое начальство в ответ: «Отдел по раскрытию умышленных убийств, безусловно, нуждается в кадрах, но брать надлежит исключительно сотрудников с опытом оперативной работы не менее трёх лет…» Формально, они, конечно, правы, только парню-то каково? Ну да ничего, какой-никакой выход из ситуации мы придумали: сосватали молодого лейтенанта в разбойный отдел, благо там начальник – нормальный мужик, пошёл навстречу и протеже нашего принял без проволочек. Ничего, пусть пообвыкнется, опыта наберётся, а там видно будет… Однако, моя проблема никуда не делась. Раз положено, значит, третий в группе нужен, подытожил подполковник и кисло усмехнулся, покачав головой: «Как пара алкашей в поисках собутыльника, честное слово…»

Улучив момент, когда поток машин идущих из Москвы иссяк, он развернулся через двойную сплошную и поехал в обратную сторону. По личному опыту, который, как справедливо заметил классик русской литературы, является сыном ошибок трудных, всякого повидавший на своём веку сыщик совершенно точно знал, что образовавшийся затор рассосётся теперь нескоро. Два огнестрела, да ещё с участием сотрудника!.. Сейчас всё оцепят. Понаедет начальство, прокурорские, служба собственной безопасности… В лучшем случае через час хоть какое-то движение наладится. Надо попробовать проскочить через Рублёвку, а то, чего доброго, ещё на совещание не успею, прикидывал он, сворачивая в Одинцово. И тут, ему, подполковнику милиции, стало до того совестно за свой цинизм, что он мысленно выругался: «Вот же чёртова работа! Что с людьми делает! Совсем уже о… одубел! У меня на глазах двух человек только что завалили, а я – ноль эмоций… Спокойно маршрут объезда выбираю и, если чем и озабочен, так это кадровым некомплектом… Ладно, тот идиот в бейсболке сам напросился – туда ему и дорога! А капитан? Наверняка ведь у человека семья, дети…»

Для представителей ряда профессий подобное самобичевание – штука опасная. Да что там опасная – совершенно недопустимая! Попробуйте поинтересоваться у серьёзного практикующего хирурга или, скажем, у сотрудника похоронного бюро, короче, у кого-нибудь из тех, кто каждый день по долгу службы имеет дело с человеческими страданиями, смертью или горем людей, потерявших близких… Спросите, каково это? Скорее всего, он под благовидным предлогом уклонится от ответа и переведет разговор на другую тему. Хотя, вполне вероятно, найдётся тот, кто признается, что если пропускать через себя всю чужую боль, с которой сталкиваешься, то просто сгоришь раньше времени.

Вот и приходиться отгораживаться, зашториваться, выставить защитный барьер против разрушительного внешнего негатива. А раздвигать шторки – ни-ни! Даже, и не думай! И это, увы, не красочная метафора, а суровая правда жизни. Уголовный розыск, в этом смысле, ничем не лучше. Работёнка та ещё – всякого хватает… Но, в конце концов, все мы люди, а не роботы бесчувственные, и периодически защита даёт сбой. Тут уж, всякий выкручивайся, как умеешь… Старый служака Ершов, конечно же, всё это знал и не раз уже нечто подобное испытывал, а потому почти рефлекторно переключился на позитив, вспомнив о бравом молодом гибэдэдэшнике. Нет, но каков красавец! Выдержка! Самообладание! Решительность! Полный джентльменский набор! Вот кого я бы взял, не раздумывая! Бравурная концовка комплиментарного вердикта невольно ввернула его к покуда так и не решённой кадровой проблеме, и уже через секунду, неожиданно для самого себя, он вполне серьёзно загорелся этой идеей. А что? Такого поднатаскать, и через полгодика парню цены не будет. Кстати, кого-то он мне напоминает… Доберусь до конторы, надо бы разузнать, кто таков и что за фрукт? К тому времени, как раз, информация в сводку попадёт…

В управление Анатолий Михайлович прибыл с опозданием минут на сорок и направился прямиком к себе, поскольку утренние посиделки у начальства с торжественным зачтением сводки малоприятных происшествий, случившихся в городе за уикенд, уже закончились. Он, само собой, заранее сообщил Гришину, что из-за форс-мажора на Минке к началу совещания никак не поспеет, благо, мобильный телефон давно перестал быть предметом роскоши и превратился в общедоступное средство связи. Андрей, в свою очередь, своевременно поведал об этом руководству. В Управлении уголовного розыска традиции чтили. Здесь, по-прежнему, не принято было просто так, без предупреждения, взять, да и не явиться на оперативку… Заметьте, не без уважительной причины, а именно, без предупреждения… Ершов усмехнулся: страна стала другой, жизнь изменилась до неузнаваемости, а отголосок того ещё советского прошлого как был, так и остался – главное, уведомить начальство, а там, трава не расти… Едва переступив порог родного кабинета, он нос к носу столкнулся с Гришиным, который уже намылился куда-то убегать:

– О-о-о… Привет старшему поколению! – поздоровался тот и с ходу огорошил вопросом. – Где обещанная антоновка?

– И тебе не кашлять… – ворчливо буркнул в ответ Михалыч. – Нет, чтобы о здоровье справиться, за жизнь побеседовать. Как-никак, человек из отпуска вернулся… Что за воспитание у нынешней молодёжи?! Никакого уважения к возрасту!

Гришин белозубо улыбнулся.

– Тоже мне отпуск! Не догулял неделю летом, а тут – видно, жена всю плешь проела – решил-таки, взять несколько дней, чтоб урожай с грядок снять… О здоровье на спрашиваю, и так вижу, что оно у тебя в порядке. Вон, как наружу прёт, – он кивнул на объёмистый живот коллеги, – того гляди, ремень лопнет. А о жизни с тобой начальник отдела потолкует. Уже ждёт… Так, где антоновка-то, Анатолий Михайлович?

– Где-где? В багажнике. Райка тебе её, аж, два ведра насобирала, – отмахнулся Ершов и, имея в виду начальника, спросил. – Чего он от меня хотел?

– Я-то почём знаю. Сходишь – выяснишь.

– Что в округе новенького? – запоздало поинтересовался подполковник.

– Тишина и покой, – успокоил его Андрей, направляясь к двери. – А Раисе Дмитриевне персональное спасибо за яблоки. Золото у тебя супруга! Уж она-то, в отличие от разных прочих, в кулинарии смыслит. Знает, что «шарлотка» без антоновки не «шарлотка»… – бросил он на ходу и выскочил из кабинета.

Как и следовало ожидать, разговор с руководителем был недолгим, и касался в основном кадровой проблемы. Начальник отдела, с трудом сдерживая раздражение, недвусмысленно намекнул, что пора бы, наконец, определиться с третьим членом группы и предоставил на всё про всё неделю, максимум две, иначе… Вообще-то, обычно, мнением старшего группы по кадровым вопросам никто особо не интересовался – кого надо, того на должность и назначали. Но это обычно, а с мнением Ершова, по целому ряду причин, приходилось считаться. Больше четверти века в МУРе – не шутка!

Мало того, что он был лично знаком с подавляющим большинством ныне здравствующих высоких начальников московской милиции, так ещё и кое-кого из них в люди выводил. А посему, кадровики его откровенно побаивались, потому что знали, этот за себя просить никогда не станет, но за ради дела, в смысле за крепкого профессионала, рогом будет упираться. Потребуется, до руководства главка дойдёт, чтоб своего добиться. Так что, кто-кто, а Ершов на полном серьёзе мог позволить себе выбрать, с кем работать, а с кем – нет. Отдельское руководство долго смотрело на его чудачества сквозь пальцы, но любому терпению есть предел, и сейчас ему яснее ясного дали понять, мол, завыбирался ты, Михалыч! Третий месяц роешься в людях, как свинья в апельсинах… Хватит уже!

Так что, сразу по возвращении от начальства, он вплотную занялся подбором кандидата на вакантную должность оперуполномоченного второго отдела первой ОРЧ при Управлении уголовного розыска ГУВД Москвы, как официально именовалось подразделение, в котором Ершов, Гришин и ещё десятка три сыскарей имели честь служить. Ну, честь, может, и не велика, а ты пойди влезь сюда – притомишься пороги обивать, ухмыльнулся пожилой оперативник, раскладывая на столе справки на нескольких очередных претендентов, спущенных сверху… С этими он разобрался быстро. Сплошные дети, внуки и зятья генералов да полковников. Ясное дело, ребятишки карьерного роста возжелали, а в МУР их родственнички пихают, потому как для этого самого роста, лучшего трамплина пока не придумано. Вот уж фигушки! – злорадно подумал Михалыч, решительно отодвигая от себя бумаги. Мне трудяга нужен, а не генеральский внучонок-бездельник. Так что, всем спасибо! Все свободны!

– Всё это, конечно, здорово, но вопрос-то остаётся открытым… – невесело констатировал руководитель по-прежнему недоукомплектованной группы, побарабанив пальцами по столу.

Он никак не мог избавиться от ощущения, будто позабыл о чём-то очень важном. Но вот, о чём? Воистину, склероз не за горами… Подполковник задумчиво поскрёб затылок. Вдруг лицо его озарилось догадкой, он схватился за телефон и быстро набрал номер дежурки:

– Деревянкин? Привет! Это Ершов, – бодро затараторил Михалыч в трубку. – Сегодня утром на Минском шоссе перестрелка с участием сотрудников ГАИ приключилась… Что? Ну, ГИБДД – какая, хрен, разница! Посмотри областную сводку, я подожду…

Какое-то время он сидел, прижимая трубку к уху, потом встрепенулся:

– Есть? Угу… Точно, гаишник отличился… Полностью не зачитывай, скажи только, как там второй? Да-да, капитан… Жив? Ну, и слава Богу… Теперь диктуй данные старлея…

Он взял ручку и принялся записывать. Потом ещё долго с кем-то созванивался, переговаривался, что-то выяснял и уточнял, несколько раз ходил в дежурную часть принимать факс. К полудню на руках у него была практически вся официальная информация об отважном гибэдэдэшнике. Ершов уселся за стол, водрузил на нос очки и занялся детальным изучением добытых сведений. Пробегая строчки глазами, он по привычке озвучивал фрагменты прочитанного, периодически сопровождая некоторые моменты личными комментариями:

– Челноков Олег Васильевич, тысяча девятьсот восемьдесят первого года рождения… А не такой уж он и молодой, как мне показалось!.. Уроженец Москвы… Школа… Ну, это неважно… Увлечения – стрельба из лука, альпинизм, автоспорт… Ничего себе, разброс интересов!.. Армия… Горный спецназ… Понятное дело, подготовка-то самая, что ни на есть, подходящая… Окончил МГЮА… Вона как? Образование профильное – это есть гуд… Следственное управление УВД по САО… – оторвавшись от бумаг, Ершов безжалостно хлопнул себя ладонью по лбу. – Вот же, я – дуб! Точно! Это ж тот, молодой следак из Северного округа, у которого я, помнится, года три назад разрешение на допрос арестованного брал. То-то гляжу, физиономия знакомая… – он снова взялся за справку. – Год проработал следователем… Х-м, что-то недолго! Хотя, по нынешним временам, не так уж и мало… Уволен по собственному желанию… Ну-ну!.. Третий год трудится инспектором второго батальона спецполка ДПС УГИБДД ГУВД Москвы… Большой оригинал… Что-то мешает мне поверить в логичность таких прыжков в сторону… Надо бы уточнить, с чего это он гаишником заделался? А, в целом, биография проходная – формальная сторона вполне подходящая. Если что, пройдусь по начальству, уболтаю…

Но, даже, получив достаточно полное представление о заинтересовавшем его инспекторе, Михалыч не был бы Михалычем, если бы уже через час по своим каналам не выведал, отчего и почему окружной следователь Олег Челноков, отработав всего ничего, охладел вдруг к следственной работе и подался в гаишники, гибэдэдэшники, дэпээсники – в кого их только, бедняг, не переименовывали… Ничего принципиально нового для себя старый опер, само собой, не узнал. Всё оказалось до обидного тривиально. В производстве у начинающего следователя оказалось дело о самом что ни наесть примитивном квартирном разбое. Там, по большому счёту, и доказывать-то ничего не требовалось – двух налётчиков, отягощённых награбленным добром, повязали прямо на выходе из квартиры, куда они ворвались, избив и связав хозяйку. Спасибо соседям – услышали шум, сообщили куда следует!

И всё бы ничего, да один из нападавших оказался сынком какой-то шишки не то из префектуры, не то из мэрии. Видно, мальчик-мажор, испытывая жуткий дефицит острых ощущений, прибег к столь своеобразному способу подъёма уровня адреналина в крови… Так вот, Челнокову намекнули, что желательно было бы это дело развалить. Причём, ходатаем не кто-нибудь выступил, а один из непосредственных руководителей. Парень сделал вид, что не понял. Во второй раз намекнули уже грубее, обрисовав возможные негативные последствия персонально для молодого специалиста, каковым наш без году неделя следователь на тот момент являлся. Тут оно и случилось… Благо, рабочий день уже закончился, иначе итог той воспитательной беседы мог стать достоянием гласности, а то и попасть на первые страницы бульварной прессы. Дверь Челноковского кабинета с треском распахнулась и замначальника следственного отдела выпал в коридор с разбитой мордой…

Сор из избы решили не выносить, но на карьере молодого следователя отцы-руководители поставили жирный крест. Такие выходки в порядком прогнившей следственной среде не забываются и, уж тем более, не прощаются… А в придорожные милиционеры он подался, не иначе как по большой любви к быстрой езде. Ну, где ещё можно позволить себе при случае педальку газа в пол притопить, причём, на вполне законных основаниях?! Источник информации вполне заслуживал доверия, и Ершов нимало не сомневался, что примерно так всё и происходило, а потому, выслушав по телефону эту историю, поблагодарил рассказчика и решил, что неспроста ему этот Челноков так приглянулся. С характером молодой человек.

Потом, в качестве завершающего штриха, умудрённый опытом оперативник навёл справки в службе собственной безопасности ГИБДД. Там об инспекторе Челнокове не удалось выяснить ни-че-го, что являлось, скорее, моментом положительным. По крайней мере, ни в каких делишках с левыми техосмотрами, решением вопросов в пользу пьяниц за рулём или перерегистрацией краденых тачек, старший лейтенант замечен не был. Может, по мелочи и злоупотреблял, но за руку не ловлен… Вроде, нормальный парень, мысленно подвёл черту Ершов. Пора познакомиться поближе. Но сначала… Он с опаской покосился на Гришина, который уже с четверть часа как вернулся с только что приобретённой компактной кофе-машиной и теперь пытался заставить её работать. Получалось, судя по всему, не очень.

– Слышь, Андрей… – окликнул его Анатолий Михайлович. – Я тут, кажется, решил вопрос с доукомплектованием нашего экипажа.

– Не понял… – апатично отреагировал Гришин, занятый изучением инструкции. Похоже, сейчас он плохо воспринимал внешнюю информацию. – Ты это о чём?

– Не забыл ещё, что группа должна состоять из трёх человек? – вопросительно-назидательно напомнил Ершов.

Андрей, по-видимому, слегка очумевший от занимательного процесса освоения зарубежной бытовой техники ответил после небольшой паузы:

– Помню… Только, никак не соображу, при чём здесь экипаж?

– Как при чём? – Ершов даже растерялся и напомнил текст песенки ставшей чрезвычайно популярной после разгрома японцев на реке Халхин-Гол и у озера Хасан в тысяча девятьсот тридцать… Короче, давно это было. – Ну как же… Три танкиста, три весёлых друга – экипаж машины боевой…

– Да-а-а? – скептически протянул Гришин и абсолютно серьёзно спросил. – А как же «Четыре танкиста и собака»? Мне почему-то всегда казалось, что в танке должно быть четверо.

Ершов недоверчиво посмотрел на коллегу. Действительно уморился или придуривается?

– Да ну тебя! Совсем уже обалдел от своей кофеварки, – недовольно проворчал он, а потом подробно пересказал обстоятельства утреннего происшествия на дороге и в довершение протянул Андрею резюме на Челнокова, им же самим только что состряпанное. – На, посмотри! Как, на твой взгляд, сгодится?

Гришин быстро пробежал глазами текст.

– Если верить твоим выкладкам, то вполне приличный парень. Только с чего ты решил, что он нам подойдёт? Ты ж за ним наблюдал всего три минуты, да и то издали… Опять же, гаишник. Это ведь исключительно в ментовских сериалах, типа «Глухаря», вот так запросто, прыг-скок туда-сюда, из службы в службу… – он поморщился, с сомнением покачав головой, и спросил в лоб. – С какого перепугу ты за него радеешь?

– Интуиция, – односложно ответил Ершов, добавив. – Ну и, само собой, кое-какая информация…

Ссылки на интуицию оказалось достаточно, чтобы у Андрея моментально пропала охота ёрничать и задавать лишние вопросы, потому как, эта самая интуиция подводила Михалыча крайне редко, а на памяти Гришина таких прецедентов и вовсе не было. Он лишь пожал плечами, мол, тебе виднее, и спросил:

– А кандидат-то в курсе своих перспектив?

– Пока нет, – признался Ершов. – Я хотел сначала твоё мнение услышать. Мало ли… Вдруг у тебя возражения какие возникнут?

Андрей промолчал и принялся озираться по сторонам.

– Думаю, если что, и его и руководство убедить сумею, – по инерции продолжал озвучивать ход своих мыслей подполковник.

– Нисколько не сомневаюсь… – буркнул себе под нос Гришин, продолжая внимательно осматривать кабинет. Минуты через две Ершов не выдержал:

– Ну, что ты тянешь?! – нетерпеливо прикрикнул он. – Не нравится мой кандидат, так и скажи! А то, вытаращился как филин в никуда и помалкивает.

Андрей изобразил на лице озабоченность.

– Да, вот прикидываю, куда бы пристроить третий стол, чтоб не очень кабинет загромождать? – и с напускным возмущением прикрикнул на старшего товарища. – А ты мне, между прочим, мешаешь!

– Ну, думай, думай… – поспешил успокоить его Ершов.

Имелся у Гришина один пунктик – с завидным упорством он пытался избавить их, и без того не слишком просторный, кабинет от всего, что, по его мнению, было здесь лишним. Немедленно после ухода Колбина, он под шумок самовольно сплавил стол выбывшего из обоймы товарища кому-то из, якобы, сильно нуждающихся соседей. Свою волюнтаристскую выходку аргументировал просто: подселят к нам кого или нет – вопрос открытый, а захламлять помещение площадью пятнадцать квадратных метров лишней мебелью – непозволительная роскошь. И без того развернуться негде.

Впрочем, после акции с выносом стола особо просторнее не стало, поскольку в кабинете, действительно, накопилось многовато крупногабаритных предметов. Львиную долю места занимали не столько столы, сколько три массивных двухсекционных сейфа и, обитый потертой от времени кожей, диван неопредёлённого возраста. Но наличие сейфов диктовалось суровой необходимостью, а диван… Диван – это почти святое!

Он стоял здесь с незапамятных времён, и никому, даже такому ярому борцу за свободное пространство, как Гришин, не пришла бы в голову кощунственная мысль, счесть его здесь лишним. К тому же, иногда он – в смысле, диван – бывал, практически незаменим. При случае, на нём можно было прикорнуть на часок-другой во время утомительных суточных дежурств… А теперь вот Андрею предстояло, наступив на горло собственной песне и снова водворить в кабинете третий стол…

Так или иначе, но «добро» на кадровые перемены Михалыч от него получил, хоть, надо признать, и в весьма своеобразной форме. Уже неплохо – считай, полдела сделано, с облегчением выдохнул подполковник. Ну а дальше я уж как-нибудь сам…

– Эй, Челноков, погоди! – окликнул вернувшегося с поста инспектора дежурный и протянул листок с номером телефона. – Тебя спрашивал муровский важняк, какой-то подполковник Ершов. Просил перезвонить.

Олег взял бумажку, посмотрел сначала на неё, потом на часы.

– Полдевятого, – с сомнением констатировал он. – А не поздновато звонить-то? Рабочий день уже тю-тю…

Дежурный пожал плечами:

– Не знаю. Сказал, срочно. И потом, это ж розыск, а у них что день, что ночь!

Олег набрал указанный номер, и, когда на том конце ответили, поздоровался:

– Добрый вечер. Могу я поговорить с подполковником Ершовым?

– Можете. Слушаю вас, – ответил усталый голос.

– Это инспектор Челноков, – представился Олег. – Дежурный передал, что вы хотели со мной переговорить.

– Совершенно верно.

– Вы по поводу сегодняшней стрельбы? – напрягся, было, старший лейтенант.

– Ни в коем разе, – открестился собеседник. – Кстати, вам в связи с утренним инцидентом беспокоиться не о чем. Насколько мне известно, там никаких проблем не предвидится.

– Откуда вы знаете? – грубовато спросил инспектор.

– Ну, во-первых, я при этом присутствовал и сам всё видел… А кое-какой опыт в подобных делах у меня имеется.

– Понятно.

– А, во-вторых, я уже связался с кем нужно, и меня уверили, что расследование – чистая формальность.

– Забавно. – Усмехнулся Олег. – Вы…

Он замолчал, не зная, как обратиться к человеку на том конце провода. Тот подсказал:

– Анатолий Михайлович.

– Вы, Анатолий Михайлович, похоже, в курсе моих дел, куда больше, чем я сам. Не слишком ли много внимания вы уделяете моей скромной персоне?

– У меня работа такая – быть в курсе, – уклончиво заметил тот.

День выдался напряжённый, Челноков от сегодняшних перипетий порядком подустал, да и игра в «кошки-мышки» никогда не входила в список его любимых развлечений, поэтому он перешёл на официальный тон:

– У вас своя работа, а у меня – своя, товарищ подполковник… – начал он, намереваясь разом выяснить, зачем понадобилось какому-то важняку из розыска так плотно интересоваться сотрудником дорожно-патрульной службы, но Ершов его опередил:

– Вот как раз о вашем трудоустройстве я и хотел бы поговорить. Надо пообщаться, и как можно быстрее.

– А кому надо? – уточнил Челноков без обиняков. – Вам или мне?

– Пока, мне, – честно признался Ершов. – Но, хотелось бы верить, что в ближайшей перспективе, и вам тоже…

А и чудные же дела порой творятся в нашем стольном граде

Майор милиции Ванин, мужчина возрастной категории «около пятидесяти», и весовой «хорошо за сто», тяжело отдуваясь, выбрался из душного актового зала, где подполковник Федоркин только что закончил разбор полётов, роздал всем сёстрам по серьгам и вставил фитили в соответствующие… Ну, в общем, куда положено, туда и вставил… Кто ж его, сердешного, так накрутил-то? – сокрушался майор, стоя на крыльце и обмахиваясь фуражкой. Не иначе, как в управлении пропесочили по итогам полугодия…

Вышеупомянутый подполковник руководил деятельностью участковых уполномоченных ОДВ по Красносельскому району, то есть являлся непосредственным начальником старшего участкового Ванина, и, похоже, перед самым началом совещания с личным составом огрёб он от кого-то из вышестоящих руководителей по полной… Чего греха таить, отчётность в отделе всегда хромала – что правда, то правда. Так, ведь, и территория та ещё! Чего стоит одна площадь трёх вокзалов, которую давным-давно облюбовали бесчисленные кидалы и гопники. Ладно бы только свои, что называется доморощенные, донимали, так ещё регулярно наведываются кочующие по городам и весям гастролёры.