Загипнотизированная чарующим действом, женщина замерла, словно в ступоре. И так и стоять бы ей до самого рассвета, но сущность тьмы неуловимо поменялась. В самой глубине, в сердцевине, блеснул маленький огонёк. И тут же, как по команде, появился второй. Они мерцали мягким призрачным светом, постепенно увеличиваясь в объёме. И в какой-то миг огоньки моргнули, потом ещё раз, и ещё. Женщина готова была поклясться, что это совсем уже и не огоньки. Она смотрела в два жёлтых, с вертикальными зрачками, как у кошки, глаза. А они смотрели на неё.

Противостояние взглядов длилось не так уж и долго. В тот момент, когда неведомый обладатель глаз, слегка качнувшись, двинулся в её сторону, оцепенение спало. Неслась она лучше любого бегуна на короткие дистанции, благо подъезд был уже рядом, а ключи благоразумно вынуты заранее. И только закрыв дверь квартиры на ключ, закупорив все окна, и достав из холодильника бутылку вина, Алёна начала понемногу успокаиваться.

Двумя стаканчиками дело, конечно, не ограничилось. С трепетом вспоминая только что пережитое, она умудрилась опустошить всю бутылку. И чем меньше оставалось вина, тем умиротворённее она себя чувствовала. Она шла по давно натоптанной дорожке, убеждая себя, что ничего не случилось, и она ни в чём не виновата. Это у неё всегда получалось превосходно.

В итоге женщина пришла к выводу, что уставший за день мозг сыграл с ней злую шутку, и ничего из того, что ей привиделось, не было. Не было ни тьмы, ни страха, ни, тем более, загадочных глаз. В какой-то момент, когда бутылка уже опустела, она даже хотела вернуться обратно, и проверить свою теорию. Но, к счастью, начало светать, а люди, как ранние пташки потянувшиеся на работу, помешали бы ей осуществить задуманное. Слегка пошатываясь, но с лёгким сердцем и безмятежными мыслями, Алёна отправилась спать в уютную кроватку.

Поначалу для него не существовало ничего. Ни тьмы, ни света, ни чувств, лишь блаженные пустота и небытиё. Не нужно было о чём-то думать, о чём-то заботиться, куда-то стремиться. Его просто не существовало, и это было настоящим блаженством.

– Страх. – Это мысль была первой, и она появилась раньше, чем он сам. Но на неё, как на скелет, быстро начал нарастать и он. Ещё не имея тела, он уже ощущал боль от своего появления. Каждый кусочек, рождавшийся из мысли, рвал и кромсал его, вставая на место. Не имея плоти, и представляя собой лишь сгусток черноты, он уже неимоверно страдал. Очень странный и несчастный кусок боли и отчаяния.

Постепенно ничто стало принимать очертания – у существа появилось зрение. Не было чётких ориентиров и понятий, лишь игра теней, но и это, для того, кто только осознал себя, оказалось большим потрясением. Всё вокруг менялось и текло так быстро, что он даже не успевал ничего понять. Только он захочет метнуться к мелькнувшему просвету, а его уже, как и не бывало. Единственным выходом было замереть и наблюдать, стараясь смириться с неутихающей болью.

У него всё получилось бы, но его манило, и как магнитом тянуло куда-то. А куда, он пока и сам не знал, лишь старался следовать зарождающимся инстинктам. Они вели его туда, где в воздухе появлялась лёгкость, а тьма теряла плотность, становясь чуть светлее и подвижнее. Превозмогая боль, он расположился на границе этих ощущений и превратился в наблюдателя.

Пришло ещё одно чувство, пока не осознанное, странное и непонятное. Тени стали излучать энергию, совершенно по-разному влиявшую на него. Тонкие и длинные, двигавшиеся постоянно, навевали прохладу, они манили, обещая отдых и покой. Небольшое пространство вокруг него напоминало пустоту. Ту пустоту, которую он ещё ощущал, только начиная формироваться. В ней не было движения, и появлялась возможность замереть, как в невесомости. Узкий проход прямо перед ним, из которого веяло прохладой, устрашающе пульсировал, как бы предупреждая, что к нему, ради безопасности, лучше не приближаться.

Но, несмотря на угрозу, он придвинулся к нему почти вплотную. Неосознанно, повинуясь одним инстинктам, он чуял, что там что-то есть. Что-то очень нужное для него, без чего он не будет ни полным, ни законченным. Его неумолимо вело туда, как стрелку компаса. Он пытался даже разглядеть это нечто, благо тьма немного успокоилась, и стала более дружелюбной. И ему это почти удалось, если не зрением, то диким звериным чутьём.

Но лишь только к вожделенному объекту потянулась тонкая незримая ниточка, тот стал быстро удаляться, пока не скрылся где-то за гранью. Пытаясь наладить оборвавшуюся связь, существо долго и мучительно вздыхало. Ему жизненно необходимо было именно то, что ускользнуло от него.

Так он простоял, а вернее, за неимением плотного тела, провисел довольно долго. Прямо на его глазах мир вокруг неуловимо менялся. Это оказалось настолько захватывающим зрелищем, что он даже забыл о боли. Тьма постепенно уползала. Она пряталась в закутки и закоулки, а самая старая и изощрённая, копировала предметы, пытаясь повторить их очертания как можно точнее. Становилось светлее, и сами предметы выглядели чётче и ярче, и лишь в глубине его убежища царила всё та же прохладная темнота. Чем ярче становилось вокруг, тем невыносимее ему было. Глаза резало так, что их приходилось зажмуривать, а в теле, непонятно откуда, появлялись болезненные дыры. Но спугнул его обычный человек. Он вышел из подъезда, и прошёл в паре метров от него слишком погружённый в собственные мысли, чтобы заметить хоть что-то не касающееся их. Для него же, рождённого из тьмы и страха, этот человек светился нестерпимым светом, таким ярким, что он затмевал восходящее солнце.

В одну секунду в нём зародился инстинкт самосохранения. Он шарахнулся в глубокую тьму подвала и затаился. И хотя незнакомец уже ушёл далеко и безвозвратно, ему совсем перехотелось узнавать что-либо новое. В темноте ему сразу стало спокойно и комфортно, и лишь небольшое пятно на полу, светившееся бегающими огоньками, вызывало у него смятение. Он приблизился, и, следуя инстинктам, полностью накрыл его собой. Так он познал голод и насыщение.

Вскоре от пятна, которое на самом деле было свежим кошачьим трупиком, осталась лишь пыль, быстро впитавшаяся во влажный грязный пол. Он насытился, не успев проголодаться. Теперь ему хотелось лишь покоя, и тихо постанывая от усталости, он направился вглубь узеньких переходов, ища самоё тёмное место.

В глубине подвала, над толстой, кое-где обмотанной изоляционным материалом трубой, клубился сгусток тьмы, выделявшийся даже в окружающей его темноте. Он спал, и ему было почти также хорошо, как в небытие.

Она постаралась просто забыть ту ночь. Ну, случилось небольшое помрачение рассудка, ну, испугалась непонятно чего, так с кем не бывает? Жизнь продолжалась и играла новыми красками. На работе всё шло, как нельзя лучше. Дурочку Вику, наконец-то, уволили. Она сумела проштрафиться вновь, правда не без её помощи. Доказать это было невозможно, и девчонке, со слезами на глазах, пришлось умолять не увольнять её по статье. Зрелище оказалось незабываемым и упоительным. Правда пришлось вместе с Галкой идти к начальнице и упрашивать, чтобы Вику не наказывали деньгами. Ей очень не хотелось этого делать, но Галка сильно переживала за эту дурочку, а ей самой нельзя было терять лицо, всё-таки им вместе ещё работать. Но поддельная скорбная мина, навешенная на лицо, не помешала ей наслаждаться триумфом. А мысль, что любой, кто ей досаждает, будет в итоге наказан, расцвела буйным цветом.