Read the book: «По ту сторону»

Глава первая.

Когда всё идёт наперекосяк.

Ловко управляя громоздким погрузчиком, Алексей подцепил очередной паллет и поехал в сторону склада. Сегодня всё шло из рук вон плохо. Хотя, если не кривить душой, то не только сегодня, и не только на работе. Вся его жизнь в последнее время стала несуразной и нелепой. Плохо было всё. Абсолютно всё, без исключения. Даже сейчас, когда до конца рабочей смены оставалось всего два часа, он физически не успевал выполнить свою работу, а это грозило выговором и лишением премии. То, что его участок считался самым сложным, и требовал, как минимум, двух погрузчиков, начальство не волновало. Чаще всего они ставили сюда тех, кто им по какой-либо причине не нравился, и с удовольствием наблюдали, как человек ломается, вплоть до увольнения по собственному желанию. Вот и он, как и все его предшественники, попал сюда, довольно глупо проштрафившись.

Примерно с месяц назад директор решил смилостивиться и созвать общее собрание, на котором должны были присутствовать все, вплоть до простых разнорабочих. По слухам, вспыхивающим то тут, то там, он хотел выслушать жалобы, чтобы улучшить качество работы.

На собрание Алексей шёл, как на праздник. Они с ребятами давно сетовали на часто ломающиеся погрузчики, и никак не растущую зарплату. Но одно дело обсуждать это между собой, а другое, когда все свои беды можно донести до вышестоящего руководства. Вот он и донёс. Один. Те, кто громче всех орал в курилке, здесь стояли молча, покорно опустив головы. В итоге получилось, что недоволен только он, а остальных всё устраивает.

На следующий день, прямо с утра, первым, кого он встретил, оказался их непосредственный начальник. Толстенький, приземистый, раньше служивший где-то в военной части прапорщиком, он, неизвестно как, оказался у них. Его боялись, и обходили стороной все рабочие. Не потому, что он громко орал и много требовал, а потому что обладал непробиваемой твердолобостью и противным характером.

– Доброго вам утречка, Алексей Батькович. – Произнёс тот холодным тоном.

– Здравствуйте. – Опешил он, никак не ожидая, что начальник поздоровается первым.

– Я вчера слышал, что вы зарплатой недовольны. – Спросил он прямо в лоб, даже для видимости не собираясь ходить вокруг да около.

– Борисыч, да если бы только я один! Все ребята…, – начал было оправдываться Алексей, но был остановлен протестующим жестом начальственной руки.

– Все меня не интересуют. А вот тебе я могу помочь. – Он сделал небольшую паузу, при этом как-то издевательски ухмыляясь.– У нас вчера человек уволился со склада, вот вы и пойдёте на его место. Да, участок тяжёлый, – он повысил голос, видя, что Алексей собирается возразить ему, – но при небольшой сноровке, и при большом желании, можно запросто справиться. А главное, там зарплата на целых пятьсот рублей больше. – Закончил он, усмехаясь, и пошёл восвояси, чеканя шаг.

Алексей, пришибленный новостью, так и остался стоять на месте, безвольно опустив руки. Он с ненавистью смотрел в удаляющуюся спину, и желал только одного – чтобы начальника, как минимум, разобрал неконтролируемый понос. Почти скрывшись от прожигающего взгляда подчинённого, Борисыч неожиданно повернулся.

– И, да, забыл предупредить. В свободное время, если оно у вас, конечно, будет, поразмыслите о том, как нехорошо перепрыгивать через чужие головы. Особенно, если эти головы обладают властью.

Пока он вспоминал тот неприятный разговор, по ощущениям состоявшийся будто только вчера, он слегка отвлекся, и боком погрузчика задел высокую, им же самим сложенную башню из пустых паллет. Хлипкая конструкция угрожающе закачалась. Алексей даже задержал дыхание, глядя на то, как она медленно перестаёт вибрировать. Вот только большого погрома ему и не хватало. Вдобавок ко всему, пятой точкой чувствующий все неполадки, из ниоткуда вынырнул ненавистный начальник.

– Так, так, та-ак. – Протянул он оглядываясь. – Почему стоим? Опять сломался? А работы-то ещё вон сколько. Скоро следующая смена придёт. Уж извини, за тебя доделывать никто не будет. – Издевался он, к счастью не заметив слегка подрагивающую конструкцию.

Алексей с ненавистью смотрел на приземистую фигуру.

– Борисыч, ну сам знаешь, здесь работы всегда непочатый край. – Попытался он купировать назревающий незаслуженный нагоняй.

– Ну надо же, какие мы нежные! – Воскликнул тот, отторгая слова примирения. – У всех початый, а у вас непочатый. Сами хотели больше денег зарабатывать. Вот и дерзайте, а то в конце месяца голый оклад получите. Работаем! Работаем! – Орал он, размахивая руками, словно прогоняя большую стаю обнаглевших городских голубей.

Алексей прекрасно понимал, что все его дальнейшие препирательства сделают хуже только ему самому. Он с остервенением дёрнул за рычаг, и нажал на педаль.

То ли несправедливые обвинения, всё ещё звучавшие в ушах, то ли собственная злость, скопившаяся где-то внутри, подталкивали его, но работа закипела с удвоенной силой. А ещё через полчаса усиленной работы он заметил такой же погрузчик как у него, снующий на другом конце склада. Погрузчик принадлежал лучшему другу Вовке. Тот, чувствуя за собой вину за то молчание на собрании, старался хоть как-нибудь исправить положение. Лёшка всё ещё злился на него. Но как устоять перед жестом доброй воли, когда весь мир ополчился против тебя?

К большому неудовольствию начальника, пришедшего в конце смены на проверку, работа была закончена вовремя. С незаслуженным видом победителя Алексей прошествовал в курилку. Совсем недавно помогавший ему Владимир уже ждал его там.

– Вот на кой хрен ты нарываешься? – Пробурчал Алексей, присаживаясь рядом с ним. – Знаешь же, если увидит, всем нагоняй будет. Мне-то ладно. Я уже привыкать начинаю. А вот тебе, как помощнику, достанется по самое не балуйся.

– А его не было. – Спокойно ответил друг, прикуривая сигарету. – Мне девчонки доложили, что он куда-то уехал. Вот я и решил помочь, пока время есть. Хорошо, что успели до его возвращения.

– Уехал. – Передразнил Алексей. – По камерам потом посмотрит, и будет тебе – уехал.

– Да угомонись ты. Всё тебе не так. Ничего противозаконного я не сделал. Максимум, что я получу, это выговор. Сослать-то меня некуда. Самый плохой участок уже занят. Тобой.

Алексей вспыхнул. Хоть и справедливы оказались слова, но слишком уж обидны. Некоторое время курили молча, обдумывая каждый своё. Первым тишину нарушил не в меру любопытный Владимир.

– Слышь, Лёх, не нравишься ты мне в последнее время. – Словно невзначай произнёс он, прикуривая вторую сигарету от первой. – Чё ты загнался-то? Начальника всё равно когда-нибудь поменяют. Они у нас надолго не задерживаются. Борисыч не первый и не последний. Уберут, сами не заметим как.

– Не поверишь. Надоело всё, не могу больше.

– Да ладно. Домой придёшь, к Танькиному тёплому боку прижмёшься, и будет тебе счастье. Это я холостой. Мне и прижаться не к кому. А тебе чего жалиться?

– Да уж лучше бы я холостой был. – В сердцах покаялся он другу. – Ни дома, ни на работе покоя нет. Хоть беги, куда глаза глядят.

– Да ты чё? Сам загулял, или Танька хахаля побогаче нашла?

– Озверел? – Взгляд, брошенный исподлобья, говорил о нелепости таких предположений. – Это ты у нас никак не нагуляешься, вот и судишь по своей кобелиной сущности.

– Так и баб хороших нету, одни куклы ходячие. – Шутил Владимир. – Ты мне Таньку свою отдай, может и я семейным человеком стану.

– Да забирай. – Раздалось сквозь плотно сжатые зубы.

Не зная, что ответить на столь яростный протест, Владимир тихонько присвистнул. В накуренной комнатке повисла мучительная тишина. Но продлилась она недолго, Алексею явно хотелось выговориться.

– Понимаешь, я, когда её первый раз встретил, аж обомлел от счастья. – Начал каяться он. – Тихая, спокойная, рассудительная, на фоне остальных свиристелок, Танька выглядела сущим ангелом. Потом дети пошли. Сначала Гришка, потом Дашка. Тоже, вроде, всё замечательно было. Танька со всем сама справлялась. Захочу – помогу, не захочу – отдыхаю. – Он тяжело вздохнул, вспоминая беззаботные времена. – А за последний год всё хуже и хуже становиться, как будто сглазил кто.

Незажжённая сигарета, которую он нервно теребил пальцами, лопнула, рассыпая по полу содержимое. Выкинув в пепельницу бесполезные остатки, Алексей ногой смахнул крошки табака под лавочку.

– Гришка ни с кем, кроме матери не разговаривает. Чтобы я у него не спросил, он недовольно буркает «нормально», и дальше своими делами занимается. Дашка к нему подойдёт, он только оттолкнёт её от себя подальше, и идёт на кровать с планшетом. А ведь всего лишь во второй класс пошёл. Что дальше-то будет? Мне его и воспитывать-то некогда, а Танька мямля – «Подожди, перерастёт». Вырастила оболтуса. Вот не поверишь, – в глазах Алексея загорелись искорки, – я раньше так радовался её покладистости. Хочешь в койку? Пожалуйте. Хочешь свежего борща в три часа ночи? Без проблем, сейчас же сварганит. С друзьями на рыбалку? Тоже без вопросов. Ещё и еды с собой наложит целый рюкзак, и в щёчку на прощание поцелует.

Алексей замолчал, собираясь с мыслями. Владимир, сидевший как мышь всё это время, тоже не подавал голоса. Он не знал, чем помочь другу, да и не понимал его проблем. Вокруг столько баб, которым требуются только деньги, а он женат на адекватнейшей из женщин, и непонятно, на что жалуется.

– А сейчас, смотрю я на неё, и с души воротит. Знаешь, как кукла тряпочная, и внутри, и снаружи. Как её не согни, как её не оскорби, только спасибо скажет. Мне иногда кажется, что если бы я даже драться начал, она приняла бы это, как должное, и не пискнула бы. Так хочется какой-то изюминки, червоточинки, что ли, ну, или каплю стервозности. А то только и слышишь: да, Лёшенька; хорошо, Лёшенька; всё сделаю, Лёшенька. Тьфу, аж самому противно.

В запале чувств, он на самом деле оставил на полу смачный плевок, который теперь бесстыже красовался почти посередине курилки. Владимир же сидел полностью ошарашенный. Он не понимал уже совсем ничего. За всё время дружбы, а знакомы они были лет шесть, не меньше, их семья казалась ему практически идеальной. Да и не казалась вовсе. Даже сейчас он был полностью уверен, что Лёха просто бесится с жиру, не понимая счастья, выпавшего на его долю. Да если бы он встретил такую же спокойную женщину, как его Танька, то сразу же женился. И никогда бы об этом не пожалел.

– Ну а теперь и на работе полная жопа. – Подытожил Алексей, с горечью махнув рукой. – Хоть беги, куда глаза глядят, и начинай жизнь по новой. Ну за что мне это всё?

Даже если бы Владимир знал ответ на столь щекотливый вопрос, он всё равно не успел бы им поделиться. В курилку вломилась весёлая ватага мужиков облачённых в рабочую одежду. Следующая смена уже пришла, и готовилась вкалывать свои положенные двенадцать часов.

– О! Ребята! Домой-то не пора? Или вы сегодня с нами остаётесь? – Сразу же с порога забалагурил один из них.

– Отдыхаем. – Недовольно буркнул Алексей, у которого резко пропало желание обсуждать свою личную жизнь с кем-бы то ни было.

После краткого обмена приветствиями с новоприбывшими, не разговаривая между собой, друзья направились в раздевалку. За воротами их дороги расходились. Владимир, в отличие от пешего Алексея, направился на стоянку, к своему новенькому, купленному в кредит Форду. Ну и, конечно же, он не мог уехать просто так, не предложив:

– Лёх, садись, подброшу.

Но друг, не оборачиваясь, просто махнул рукой. Обоим было понятно, что сегодняшний разговор лучше никогда не вспоминать.

У него тоже имелась машина, попроще правда, всего лишь отечественная девятка. Но в последнее время, занятый своими мрачными мыслями, он полюбил ходить на работу пешком, благо не так уж и далеко было идти. Десять минут в закупоренной коробке не шли ни в какое сравнение с получасовой прогулкой. Вокруг кипела жизнь, и довольно часто ему удавалось увидеть что-нибудь интересное, что хоть немного отвлекало его от собственных проблем. А может он и сам искал забавные ситуации, лишь бы разнообразить приевшуюся до зубовного скрежета жизнь.

Интуиция его не подвела. Проходя мимо очередной автобусной остановки, он стал свидетелем забавного зрелища. Навстречу ему, по широкому тротуару, бежал бездомный двортерьер. На голове у него сидела огроменная, истерично вопившая ворона, периодически замолкавшая, и тюкавшая псину по голове устрашающе большим клювом. Её товарка пикировала над ними, и тоже, не переставая голосить, пыталась цапнуть несчастное животное за хвост. Собака бежала неровными прыжками, паническим взглядом ища спасения. Она то подпрыгивала, уворачиваясь от одной птицы, то прижимала голову, получив болезненный удар от второй. Её лай и визг разносились по всей округе, щедро сдобренные птичьими воплями.

Наблюдая за этой забавной, и в то же время чем-то трагической картиной, Алексей невольно замедлил шаг. В голову лезла всякая ерунда, состоящая из мешанины прочитанных в детстве сказок, и философских размышлений о превосходстве животного интеллекта над человеческим. Быстро опомнившись, он рванулся вперёд, в надежде помочь несчастной собаке. Но та уже отчаялась дождаться спасения, и в неимоверном рывке бросилась в ближайшие густые заросли кустов.

– Шах и мат! – Громко воскликнул Алексей, когда обеих ворон отбросило назад плотными ветками.

Глядя на их неровный дезориентированный полёт, и слыша так и не прекратившийся, но ставший более возмущённым ор, он, стоя посередине тротуара, расхохотался во весь голос. Его смех разносился во все стороны, порядочно напрягая редких прохожих. Зато на душе становилось намного легче, теплее и спокойнее. Остаток пути он проделал в уже более приподнятом настроении.

Улыбка, всю дорогу сопровождавшая его, в конце концов, расползлась по всей физиономии. На торце дома, на асфальте, где благодаря усердиям дорожников всегда образовывалась большая лужа, гуляла мама с ребёнком. Вернее, из них двоих, гулял только ребёнок. И не просто гулял, а веселился вовсю. Карапуз залез в самую середину водоёма, где вода доходила ему примерно до середины колена, и радостно прыгал, разбрасывая вокруг себя миллионы брызг. Для него в целом мире не существовало ничего лучше вот этой самой обыкновенной лужи. Только дети, ещё не отягощённые проблемами, умеют так беззаботно веселиться.

А вот с мамой дело обстояло намного хуже. Одетая в светлый брючный костюм, боясь подойти ближе, она бегала вокруг, и взывала к благоразумию отпрыска. И как бы комично не выглядела ситуация со стороны, Алексей просто не мог не подойти, и не предложить свою помощь.

– Извините за назойливость, но может, я могу чем-то помочь? – Обратился он к незнакомке, когда та остановилась, безвольно опустив руки.

– Нет. – Бросив на него мимолётный взгляд, женщина устало вздохнула. – Если его сейчас оттуда насильно достать, то успокаивать придётся до самой ночи. Всё равно весь промок, пусть уж довольным останется. Я и зову-то его только так, для вида, чтобы прохожие плохой матерью не посчитали.

Она извиняюще улыбнулась, и продолжила своё бесполезное, и, в сущности, никому не нужное занятие. Алексею ничего не оставалось, как покинуть забавную парочку.

Дверь он открывал, находясь в благодушном настроении, заметно отличавшемся от совсем недавнего упадка. Благодаря собственной силе воли, он настроился не реагировать ни на какие проблемы, и ни в коем случае не сбиваться с позитивной волны. Едва только он успел включить в коридоре свет, как его чуть не сбила с ног маленькая живая торпеда.

– Папка пришёл! – Вопила дочь, пока он наклонялся, чтобы подхватить её на руки.

Она пахла леденцами, беспрестанно вертелась, и щекотала ему лицо задорными короткими хвостиками.

– Привет, солнышко моё. – Прошептал он в розовое ушко, нежно прижимая дочь к груди.

Малышка в ответ весело расхохоталась, и заёрзала ещё сильнее. Прижавшись друг к другу, они вошли на кухню, влекомые звяканьем посуды и ароматными запахами.

– Всем привет. Как дела? Скучали?

Жена и сын сидели за накрытым к ужину столом, и ждали толь их.

– Нормально. – Сердито буркнул Гришка, и сварганив бутерброд, с планшетом подмышкой, направился в свою комнату.

Татьяна проводила сына укоризненным взглядом, но не оговорила. Алексей, несмотря на то, что пообещал себе держаться до последнего, недовольно нахмурился.

– Лёш, давай я тебе картошечки с котлеткой положу. – Женщина постаралась сгладить возникшую неловкость, переведя разговор в другое русло.

– Жареной? – Алексей плотоядно облизнулся.

– Нет, мятой. – Поникла она.

– Ну почему опять мятой?

– Извини, но ты же знаешь, дети не любят жареную картошку. – Голос её дрожал, и казалось что она вот – вот заплачет.

Алексей смотрел на поникшую голову, на нелепый хвостик, небрежно собранный на макушке, но как ни старался, ни капли жалости выдавить из себя не мог. Единственное, что он чувствовал, это как его хорошее настроение улетучивается буквально на глазах. К женщине, сидевшей напротив него, он испытывал только презрение. Презрение за её никчёмность, глупость, и совершенную неприспособленность.

– Могла бы и любимому мужу пару картох пожарить. – Съязвил он, не сумев сдержать раздражение.

Поникшая голова опустилась ещё ниже.

– Извини, я просто не успела. – Прошептала женщина, и сразу же встрепенулась. – Но если ты подождёшь пол часика, я всё сделаю.

– И чем же ты так занята была? – Раздражение хоть и затихло, но никак не хотело оставлять его.

– К маме ездила.

– А-а-а-а. – Протянул он.

Всё сразу же встало на свои места. Тёща с первого же дня невзлюбила новоявленного зятя, соблазнившего её девочку. Десять лет законного брака ни на йоту не поколебали её мнения. Ну и, конечно же, в гости к ним она не пришла ни разу, даже на новоселье. Из-за этого жене приходилось наведываться к маме самой, и не реже, чем раз в неделю. Если она пропускала день икс, то сразу же становилась неблагодарной дочерью, которую зря воспитывали.

– Ну, и как там наша драгоценная Елена Егоровна поживает? – Не удержался он.

В его голосе сквозило столько иронии, что не услышать её было невозможно.

– Плохо. – Воспрянувшая голова поникла вновь. – У мамы сильно спина болит, а мази уже не помогают.

– И? – Алексей уже заподозрил неладное, поэтому задавать вопрос напрямую просто испугался.

– Ей надо срочно покупать новую кровать со специальным матрасом, а денег нет.

Нехорошая мысль тихой поступью закралась к Алексею в голову. Ему очень хотелось, чтобы он ошибался, но опущенный взгляд жены подсказывал, что не всё так просто.

– И ты, конечно же, обещала помочь? – Тихо, с затаённой надеждой, что это совсем не так, переспросил он.

Не поднимая головы, Татьяна коротко кивнула. Сквозь плотно сжатые зубы у Алексея невольно вырвался страдальческий стон.

– Сколько?

– Семьдесят.

– Сколько?

– Двадцать у неё есть. Не хватает всего полтинника. – Быстро затарахтела жена, пока благоверный вновь не обрёл дара речи. – И просит она не насовсем, а всего лишь взаймы. Она вернёт. Ну ты же знаешь, какая сейчас маленькая пенсия.

– Знаю. – Лицо Алексея вытянулось, и замерло в неподвижности. Сейчас он больше походил на каменного истукана, чем на живого человека. – А вернёт она нам их вместе с той сотней, что уже задолжала?

– Она вернёт. – Словно заведённая талдычила женщина.

– То есть, ты, я, наши дети, должны месяц ничего не есть, лишь бы старой грымзе хорошо спалось? А совесть её мучить не будет?

– Она правда вернёт. – Теперь жена смотрела прямо на него припухшими слезящимися глазами.

– Папа, а кто такая грымза? Это как баба-яга, или хуже? – Раздался тоненький голосок откуда-то из-под локтя Алексея.

От неожиданности он вздрогнул. В пылу ссоры он совсем забыл, что Дарья сидит рядом с ними. Бросаться такими словами при дочери он считал верхом бестактности. Из-за собственной глупости теперь нужно было как-то выкручиваться.

– Солнышко моё, папа просто устал на работе, и несёт глупости.

Карие глазки с недетской серьёзностью смотрели на него. В них было столько доверчивости, что Алексею становилось дурно от собственного неразумия.

– Такого слова вообще не существует. И уж, тем более, оно никак не относится к твоей бабушке.

Даже если дочь что-то и заподозрила, тем не менее, она кивнула, соглашаясь с отцом.

– Я пойду спать. – Пробурчал он. – Действительно, сил нет ни на что.

Он отодвинул от себя так и не тронутую тарелку с едой, и не глядя на жалобное выражение лица Татьяны, вышел из кухни. Настроение было испорчено окончательно.

Он развалился в одиночестве на большой супружеской кровати, и закинув руки за голову, попытался собраться с мыслями. Жизнь неумолимо катилась под откос, и каждый наступающий день непременно оказывался хуже предыдущего. Мало ему было неприятностей на работе, и семейных неурядиц, теперь ещё и тёща, чёрт бы её побрал, баламутит воду. Деньги ей, видите ли, понадобились. И что самое обидное, придётся эти деньги где-то отыскивать, иначе драгоценная маменька совсем задёргает собственную дочь. Да и надоело уже ему скандалить со всеми подряд. Безумно хотелось, чтобы хоть кто-нибудь понимал тебя, твои мысли, чувства, желания. Ну а если такого человека не существует, то уйти куда-нибудь в глухой лес, и доживать свои дни в старой разваливающейся избушке, в полном одиночестве.

За наглухо задёрнутыми плотными шторами начинало смеркаться. В комнате становилось всё темнее, и плохо освещённое пространство волшебным образом привносило в душу малую толику успокоения. Предметы теряли чёткость очертаний, становились расплывчатыми и неясными. Мысли, метавшиеся по черепной коробке как очумевшие тараканы, тоже приобретали расплывчатость и незаконченность. Они становились менее тревожными, до поры, до времени, затаиваясь глубоко внутри.

Спал он плохо. Назвать сном ленивую полудрёму, периодически накатывавшую на него, никак не получалось. Он прекрасно слышал, как Татьяна укладывала детей в соседней комнате, как потом на долгое время пропала в ванной, и как она тихо, как мышка, устраивалась на свободной половине двуспальной кровати, боясь потревожить его сон. Но как она не старалась, в этот момент он почти проснулся. Его первым желанием было – обнять её, и крепко прижавшись, забыть про все неурядицы. Но приоткрыв глаза, он увидел лишь клок волос, высовывающийся из-под одеяла. Жена, обидевшись на него за непонимание, легла как можно дальше, устроившись на самом краешке кровати. Считая себя правым, и не желая первым идти на мировую, Алексей вновь сомкнул веки. Вместо Тани его обняла сладкая полудрёма, затягивающая всё глубже в сон.