На вид девушке было не больше восемнадцати, очень миленькая и грациозная блондинка. Глядя на нее, я сразу же вспомнил портреты леди рода Эштон. Бесспорно, девушка принадлежала к этому роду. Ее лицо, слишком схожее с лицами женщин на портретах, не позволяло сомневаться в этом. Только выражение юного личика было более нежным и наивным, а большие голубые глаза Эштонов смотрели по-детски изумленно. Селянка была одета в ситцевое голубое платье, слишком легкое для прохладного осеннего дня, а белокурые волосы заплетены в две простые косички с голубыми ленточками. По ее простому наряду и прическе я понял, что если не она сама, то кто-то из ее родителей или предков был незаконнорожденным ребенком какого-нибудь лорда или даже леди Эштон. Между тем девушка продолжала смотреть на меня все так же испуганно, поэтому я поспешил представиться:

– Меня зовут Говард Брэдфорд. Я вместе со своей невестой приехал в замок Эштонов… Вы, должно быть, слышали об этом?

Девушка неуверенно кивнула, но я заметил, что она выглядела уже не такой напуганной. Это ободрило меня, и я продолжил:

– Я совсем не знаю здешних мест и заблудился. Не могли бы вы помочь мне выбраться отсюда? Хотя бы укажите, в каком направлении находится замок.

– Kонечно, – воскликнула девушка, слегка запинаясь. – Я… буду рада… вывести вас из леса.

Мы с ней уже собрали все ягоды, и она изящным кивком головы поблагодарила меня. Должен признаться, манеры у нее были как у леди.

– Меня зовут Энти, – весело сказала девушка. – Я живу недалеко отсюда, в деревне, а сейчас ходила на болота за поздней клюквой. Я всегда хожу через лес и уже совсем не боюсь. Ведь тут так красиво… Раньше я никого не встречала здесь, поэтому увидев вас и закричала от неожиданности.

Энти оказалась милой, чрезвычайно приятной собеседницей и вовсе не походила на простую деревенскую девчушку, какой вначале показалась мне. Мы и не заметили, как вышли к замку. Она вежливо сказала мне «до свидания», и мы расстались.

Kогда я вошел в замок, меня встретила ревниво нахмурившаяся Этель, которая сразу же спросила:

– Kто та красивая светловолосая девушка, вместе с которой ты подошел к воротам?

– Всего лишь деревенская девчонка, – последовал невозмутимый ответ. – Я заблудился в лесу, а она показала мне дорогу. Вот и все.

– Знаешь, а мне показалось, что она похожа на белую леди, – загадочно молвила Этель.

– Не на белую леди, а на всех леди Эштон, – уточнил я. – Она или же кто-то из ее предков, по-видимому, незаконный отпрыск этого рода.

– Я видела вас из окна библиотеки, – сказала Телли, резко позабыв об Энти. – О, Говард, я обнаружила там столько материалов!

Я обнял невесту за плечи.

– Ну, вот видишь. А ты хотела уехать. Ведь здесь хорошо, правда?

Этель молча кивала, выражая тем самым свое согласие, но я не был уверен, что она действительно хочет остаться. Но мы все же остались.

***

Дни пролетали быстро, незаметно и как бы мельком. Этель часами рылась в старинных фолиантах и письмах, просиживая в библиотеке, а я даже не мог зайти к ней, потому что возле входа были навалены книги. Одному Богу известно, каким путем она входила и выходила оттуда. В те редкие часы, когда Этель показывалась из библиотеки, чтобы поесть, запыленная и счастливая, она без умолку говорила о болезнях, смертях, различных трагедиях, происходивших когда-то в стенах этого замка. Нередко она беседовала со стариком, давно работавшим здесь, которого мы видели по приезде. Лишенный внимания Этель, я был вынужден возобновить свои занятия и продолжить одинокие прогулки по лесу и вдоль болота. Энти я больше не видел, хотя порой мне хотелось навестить ее в деревне, но я так и не осуществил своего замысла из опасения вызвать ревность Этель.

Так закончился сентябрь. Дни стояли прохладные, тихие и печальные. Лес еще не сбросил свой золотисто-пурпурный убор, но как бы притушил краски; болотный туман приобрел фиолетовый оттенок и почти вплотную приблизился к замку. Раньше мы с Этель совершали небольшие вечерние прогулки, но сейчас и их пришлось прекратить из-за боязни заболеть. Дни становились еще более скучными и мрачными. Даже Этель, кажется, устала от своей библиотеки и стала проводить там все меньше и меньше времени. Но освободившиеся часы она посвящала вовсе не мне, на что я поначалу рассчитывал, а запиралась в своей комнате. Казалось, она сторонится меня, и это чувство меня не покидало. Этель избегала всех: и девушек-горничных из деревни, с которыми раньше была приветлива и мила, и даже старика, от которого узнавала предания и легенды рода Эштон. Создавалось впечатление, что изучение этих преданий она прервала. Единственное, что ее еще занимало, – долгие прогулки по коридорам замка. Подолгу она останавливалась возле каждого портрета леди Эштон, вглядываясь в него. Мне было непонятно поведение Этель, но я пытался объяснить его тем, что она что-то пишет и если я люблю ее, то должен это понять.

Однажды поздним вечером Этель проходила мимо моей комнаты, когда я стоял на пороге и курил. Она посмотрела на меня странным равнодушным взглядом и вдруг обронила:

– Я снова видела ее. Я все время вижу ее!

В следующее мгновение Этель уже скрылась за поворотом, и я даже не успел ничего ответить. Решил поговорить с ней утром и выяснить, что же такое с ней происходит.

Но вновь увидеть ее мне удалось лишь вечером. Этель стояла у окна, непринужденно облокотившись на подоконник, и, как мне показалось, пребывала в хорошем расположении духа.

– Безлунные, как говорят, божьи ночи, – произнесла Этель. – В такие ночи обычно хорошо пишется… Меня посещает вдохновение.

Ее слова придали мне смелости. Я проследил за ее взглядом, устремленным в холодное и яркое звездное небо, и неожиданно для себя сказал:

– Привидениям, должно быть, сейчас худо. Они еще больше страдают без луны…

– О чем ты говоришь? – оборвала меня Этель. – Это вампиры любят полную луну, а для призраков нет ничего лучше темных ночей новолуния.

Я зачем-то рассмеялся и пожал плечами.

– Зато как было бы приятно увидеть прекрасную леди в белом саване, насквозь пронизанную лунным светом, плавно скользящую по замку…

– Дурак, – раздраженно бросила Этель и удалилась.

Разговора снова не получилось. Не удался он и в последующие дни из-за того, что я просто не мог подступиться к Этель. Когда я пытался заговаривать с ней, она или ожесточенно молчала, или сразу уходила в свою комнату. Невеста так настойчиво избегала меня, что даже есть старалась отдельно, а если нам все же случалось кушать вместе, то на протяжении всей трапезы она не проронит ни слова. Только один раз за обедом Этель случайно обмолвилась, что псевдонимом ей послужит имя Этельвина, и безучастно добавила: