– Он что же, не объяснил ей, что от мяса можно всякую гадость подхватить?
– Да она это мясо по два часа тушит, убивает там все и вредное, и полезное.
– Два часа!? Но она тогда на электричестве сколько теряет?
– Да она приспособилась это мясо в его рабочем кабинете по ночам тушить, чтобы посольский счетчик крутился, а не ее домашний. Ничего, пока живы.
– Спасибо вам, Валя, огромное за обед, за помощь и за науку. Очень было вкусно. А когда вы мне торговку овощами покажете?
– Сейчас жарко, вы пока после обеда отдохните. Вот вам на десерт манго из посольского сада. А часа в четыре, пока светло, сходим к торговке, я вам стукну в дверь.
– А манго что, прямо тут и растет?
– Да, посмотрите вокруг, оно тут везде. Только не набрасывайтесь на него очень активно. Тут все начинают его есть в огромных количествах, а через неделю уже смотреть на него не могут, и до конца командировки больше не притрагиваются. Все хорошо в меру.
Довольный тем, что в его быту наметились хоть какие-то позитивные сдвиги, Иван пошел в свою каморку перевести дух в прохладе. Он попытался было осмыслить все происшедшее с ним за день, но тут же провалился в сон. Вернул его к действительности стук в дверь. Оказалось, что уже четыре часа, и это Валя зовет его на променад до торговки овощами. Иван быстро привел себя в порядок и вышел в коридор.
– Пакет взяли? – спросила Валя.
– Какой пакет?
– Для овощей и фруктов. Не в руках же их нести. Они грязные и липкие. Ладно, не мучайтесь. Вот здесь в шкафчике лежат пакеты, берите, когда надо. И деньги с собой все не носите. Могут бумажник вырвать. Возьмите двадцатку. Этого за глаза хватит.
Покончив с приготовлениями, они вышли с территории посольства через заднюю калитку и пошли по народной тропе сквозь какие-то местные лопухи к большому дереву у края дороги.
– Здесь, как завидите большое раскидистое дерево у дороги, так и знайте, что там какая-нибудь торговка держит свою точку.
– Она, наверное, с этого дерева урожай манго собирает и тут же его продает?
– Да нет, просто под деревом тень, а она там сидит с утра до вечера со своим выводком. Дети у нее там и спят, и едят, и играют, и все остальное делают, а лет с пяти уже сами торговать начинают. Завтра увидите.
– А что у них торгуют только женщины?
– Продуктами на улице, рыбой в порту – да, только женщины. Мужчины масками торгуют на рынке для туристов. А лавки здесь ливанцам принадлежат, реже индийцам и китайцам.
– Интересный социологический портрет. Вы, я вижу, наблюдательны и схватываете самую суть. А вы как сюда попали? Что вы здесь делаете?
– По жизни я инженер-экономист. Сюда с мужем приехала. Он радист-шифровальщик. У них график работы очень напряженный, много ночных дежурств, поэтому он днем отсыпается либо после дежурства, либо до. А я уборщицей работаю. Другой работы для жен техсостава здесь нет.
– И не тоскливо вам здесь?
– Во всем есть свои плюсы и свои минусы. Два-три года можно потерпеть, зато как бы еще я в Африку попала и увидела бы эту жизнь вблизи? Один посмотрит и скажет: «Фу! Да там вокруг посольства свалка мусора, поросшая лопухами!» А я посмотрю, с лопуха этого семена соберу, а в Москве в горшочке выращу, потому что у нас эти лопухи в цветочных магазинах за большие деньги идут, да и красивые они.
Так незаметно за разговорами Иван с соседкой сходил к торговке, купил бананов, мандарин, один средний ананас, помидоров, огурцов, лука и даже килограмм картошки, но этот заморский плод оказался настолько дорогим, что Иван решил немного поскучать без родимой картошечки и ограничить свой рацион дарами местной природы. Валя посоветовала ему взять еще и папайю, плод дынного дерева. Больше экспериментировать не стали, хотя там была и маракуя, и гуаява, и авокадо, и еще какие-то зеленые шишки с колючками.
Дома Валя показала Ивану, как надо мыть все это добро с мылом, а потом вымачивать в легком растворе марганцовки. Она снабдила его мылом, губкой и марганцовкой, а сама пошла в посольство убираться. Но прежде чем уйти дала ему миску соленых ржаных сухариков. Иван стал махать руками и говорить, что это все ей, поскольку сам он не сообразил бы, что делать с хлебом и просто выбросил бы его. В свою очередь Валя объяснила, что сухарики надо есть быстро, иначе они отсыреют и станут невкусными. После долгих реверансов сухарики поделили поровну.
После ухода Валентины Иван произвел все необходимые манипуляции с плодами, причем делал это с большим энтузиазмом, потому что сильно предвкушал витаминный фруктово-овощной ужин. Так прошел еще один день тесного контакта с африканскими реалиями. Сегодняшним днем Иван остался доволен. Он не только узнал много нового и интересного, но и, благодаря Валиным рассказам, смог взглянуть на все с другой стороны. У него даже отпала охота бежать звонить папе и требовать, чтобы его немедленно забрали домой. Но успокоился он рано. Его поход за овощами в обществе Вали не остался незамеченным. И хотя ни по дороге туда, ни по дороге обратно абсолютного никто не встретился им на пути, их дефиле по задам посольства наблюдало несколько пар бдительных глаз. От общественности не скроешь ничего. В посольстве начались разговоры.
Очень глупо и крайне нелепо
Тратить деньги на порцию хлеба.
Если хлеб в общей куче,
То для жмотов так лучше,
А в их честность пусть все верят слепо.
Глава 5. Черный рынок.
В джунглях, в сельве, в пампасах, в пустыне
С очень давних времен и по ныне
Все торговки по-русски,
Вам навяжут в нагрузку,
Свой товар из плетеной корзины.
Первая половина следующего дня мало чем отличалась от дня предыдущего. Сначала он, как все, читал местные газеты, потом съездил с бухгалтером в банк. В банке они пробыли минут двадцать, а остальное время он сопровождал бухгалтершу в ее пробежке по ювелирным лавкам. Она там пыталась поменять какую-то ранее приобретенную подвеску на кольцо. Пришлось оказывать лингвистическую поддержку. Хотя, как ему показалось, они бы и без перевода прекрасно разобрались при помощи мимики, жестов и каких-то первобытных звуков. Потом, уже в посольстве, переводил завхозу какие-то счета, потом устанавливал контакты с соседями по кабинету, рассказывая им последние институтские новости, а потом с наступлением часа дня пошел домой обедать.
На обед Иван пожарил себе картошки, что оказалось не таким уж простым делом, и если бы не Валино мудрое руководство, то, скорее всего, опять вылилось бы в простую порчу продуктов. К картошке он открыл баночку рыбных консервов и порезал салатик из вчерашних помидорчиков. Не пир, конечно, но для начала вполне сносно. После обеда в посольстве планировался выезд в город за продуктами на автобусе. Валя предупредила, что опаздывать нельзя, иначе весь автобус будет истошно орать. И на стоянках надо возвращаться к автобусу точно в назначенное время во избежание все того же крика на лужайке. Из Валиных комментариев Иван понял, что она к членам советской колонии относится весьма критично, из чего сделал вывод, что и ее народ, скорей всего, не очень-то жалует. Он вспомнил, какими взглядами обменивались люди при их совместном появлении у микроавтобуса, когда тот отправлялся на прием, и решил не навязывать Вале свое общество во время сегодняшней поездки за продуктами. Но Валя опередила его и здесь, сказав, что ее муж тоже решил сегодня съездить в город, поэтому она не сможет быть гидом для Ивана в этом рейде за продуктами. К автобусу они подошли порознь и места в автобусе заняли в разных концах, но Иван заметил, что взгляды любопытствующих все время перебегали с него на Валентину и обратно.
Поехали. Путь был не долгим. Автобус остановился на той же площади, на которой они сегодня уже были с бухгалтером. «Так тут все рядом!– с удивлением отметил для себя Иван. – И надо было мне днем все эти продукты купить, чтобы от этой толпы вечером не зависеть. Ладно, в следующий раз умнее буду». К автобусу тут же кинулись шустрые торговки и наперебой стали зазывать к себе покупателей, выкрикивая знакомые русские слова «Рош! Давай сюда! Картошка! Морковка!» Список предлагаемого на русском языке товара был довольно длинным.
– Вот оно взаимопроникновение культур, – подумал Иван. Неизвестно, что они там в нашем культурном центре учат, а тут местное население демонстрирует твердое знание очень важного лексического пласта. А наши тетки по пять лет живут за границей, но так и не запоминают, как что называется. Что это? Тупость элементарная или великорусский шовинизм?
Часть народа зашла в супермаркет, а часть разбрелась по близлежащим лавкам. Перед тем как разбрестись народ договорился, что стоянка будет длиться полчаса. Иван быстро купил себе макарон, сахара, соли, растительного масла, яиц и даже шоколадку. Отнес пакеты в автобус. До отправления у него оставалось еще целых десять минут, он решил подождать остальных рядом с автобусом. Это был опрометчивый поступок, потому что его тут же со всех сторон облепили пяти-шестилетние мальчишки, на перебой предлагавшие свой товар: кто шариковые ручки, кто зажигалки, кто носовые платки, кто щипчики для ногтей. Спас Ивана водитель автобуса, который шуганул всю эту мелюзгу, а Ивану открыл дверь в автобус, чтобы он спрятался там. Полчаса прошло, но народ подтягивался очень лениво. Опоздали практически все, кроме Ивана, но гром недовольных выкриков достался только тем, кто пришел последними. Особенно усердствовали в крике предпоследние.
Тронулись дальше. На этот раз автобус остановился у другого супермаркета, который стоял рядом с запретным рынком. Это был стратегический маневр. Вроде бы, приехали в магазин, но если в ожидании остальных кто-то пройдется по крайним рядам рынка, это не будет таким уж страшным преступлением. В магазине Ивану делать уже было нечего, он уже купил все продукты, которые, по совету Вали, написал себе в список. Надо было как-то убивать время. Про запрет на посещение рынка Ивану официально никто не говорил, поэтому он решил пройтись хотя бы вдоль крайнего ряда, дабы удовлетворить свое любопытство.
Крайний ряд шел вдоль канавы открытой канализации. Запашок там стоял соответствующий. Но продавщицы знали, что многие белые вглубь рынка ходить боятся, поэтому за эти ряды среди торговок шла жестокая борьба. Товар был разложен прямо на земле, иногда на газетках или на куске полиэтилена, но чаще просто так. Торговка сидела тут же на каком-нибудь ящике или просто по-турецки под самодельным навесом из картона или под выцветшим зонтиком. Практически у всех торговок, кроме древних сморщенных старух, за спиной были привязаны младенцы, которые мирно спали. Если кто-то из них вдруг просыпался и начинал издавать звуки, его тут же перетаскивали со спины на грудь, кормили этой самой грудью, а потом вновь отправляли на спину. Причем мамаша умудрялась сама без посторонней помощи, стоя в позе буквы Г, распластать младенца у себя на спине как цыпленка табака, укрыть его длинной тряпкой, завязать эту тряпку у себя на груди тугим узлом, а потом уже, распрямившись, продолжать заниматься товаром, покупателями и другими детьми. Естественную нужду младенцы справляли там же, на спине у матери, но это не являлось причиной для перетаскивания его на лицевую сторону мамаши. Возможно, младенцам нравилось висеть у мамы за спиной на манер рюкзачка, потому что никто из них не возмущался и голос не подавал. Детишки чуть постарше спали тут же на земле в каких-нибудь коробках. Просто привязать к себе за спину двоих мамаша не имела возможности, а рожали они, за редким исключением, с интервалом в девять месяцев. Детишки еще постарше ползали в пыли, играя всем, что попадет под руку, часто пробуя это на зуб. Начиная с пяти лет, детишки уже сами бегали по парковке, предлагая всем подъезжающим всякую мелочевку.
Иван слышал, что этот рынок работает до наступления темноты, потом мамаши собирают свой товар в какую-нибудь коробку, ставят ее себе на голову, детей собирают в кучу, как стаю гусей, самый младший так и висит за спиной, и плавной походкой отправляются домой. Но тут Иван заметил одну торговку, которой по какой-то причине надо было уйти с базара раньше. Она уже сложила весь свой товар в огромный таз, и стала готовить старших детей к походу домой. Детишек, уже способных ходить, было трое, о четвертом, висящем за спиной, речь не идет. Всех троих мамаша быстро раздела, намылила, поставила над сточной канавой (одна нога здесь – другая там) и одним махом окатила всех троих водой из пластикового ведра. Процесс мытья был закончен. Чистые и одетые, они уцепились за мамин подол, мама поставила тяжеленный таз себе на голову и дружной процессией они отправились с торжища восвояси.
В этот момент к Ивану подбежал мальчонка, торгующий баллончиками с аэрозолем, отпугивающим комаров. Иван вспомнил, что ему многие советовали купить этот спрей, потому что укусы комаров здесь не очень злые, их не сразу даже и замечаешь, а малярию подхватить можно запросто. Иван взял у парнишки один баллончик, порылся в портмоне, но мелких купюр не нашел. Вещь была нужная, и откладывать ее покупку на неопределенный срок не хотелось, поэтому он дал парню крупную купюру. Мальчишка схватил деньги, крикнул « One moment, sir!» и убежал.
– Ну, вот я опять лопухнулся, – подумал Иван. – Где его теперь искать? К тому же они все одинаковые, все на одно лицо. Да даже если я его найду, как я докажу, что дал ему большую деньгу? Да и кому я это буду доказывать? Видно, не зря сюда запрещают ходить. Я только с края постоял и уже умудрился в историю вляпаться, а что там, в недрах этого рынка, происходит? Можно себе представить!
Иван развернулся и побрел к автобусу. Вступать в более тесный контакт с местным населением ему расхотелось. Но неожиданно кто-то дернул его сзади за штанину. «Началось!»– подумал Иван и хотел прибавить шаг, но услышал детский голос: «Your balance, Mister!» Он оглянулся и увидел юного продавца, протягивающего ему зажатую в кулачке сдачу.
– Надо же! Наш бы ни за что не вернул. Смылся бы и с концами. А этот, выходит, сбегал к маме, она взяла деньги, дала сдачу и велела отнести покупателю. Все правильно. Они же маленькие и еще считать не умеют, и деньги у них легко может отнять любой, поэтому они все сразу же относят маме. Надо отдать маме должное, она с детства учит парня торговать честно, хотя могла бы научить обманывать. Интересный штрих к портрету аборигенов.
Домой вернулись, когда уже стемнело. В сумерках Иван дотащил до дома свои пакеты с продуктами, хотел было поставить их на кухне на отведенную ему полочку, но там обосновались Валентина с мужем, поэтому он все добро унес к себе в комнату. Иван не стал толкаться на кухне не потому, что стеснялся мужа Валентины, а просто там для троих места не было.
– Мда… ситуация, – подумал Иван. – В рабочее время я там готовить не могу, а в свободное время должен ловить момент, когда там никого нет, дабы не помешать. Выходит, мне надо стряпать ночью, но я готовить впрок не умею. Что же делать? С едой не понятно, что делать, а со стиркой тем паче. У меня уже половина рубашек грязная, еще дня три, и мне нечего будет надеть. А где их стирать, прикажете? Под душем? Это будет новое слово в стирке белья. Так, надо составить список всех нерешенных проблем, потом попытаться узнать на них ответ, во-первых, у соседей по кабинету, во-вторых, у завхоза, в-третьих, у Валентины и, в-четвертых, у жены посла. Она ведь обещала помочь решить мои проблемы. Завтра пляжный день, она там будет, значит, надо до встречи с ней услышать все возможные варианты решения проблем.
Иван сунул продукты в холодильник и пошел в посольство в надежде встретить там кого-нибудь из намеченных лиц и закидать вопросами. Первым на дорожке ему встретился завхоз в своих неизменных трениках и тапках на босу ногу.
– Дмитрий Иванович! – окликнул завхоза Иван. – Можно вам пару вопросов задать.
– Да, да, слушаю вас внимательно,– ответил завхоз, изобразив на физиономии услужливость.
– А как тут у вас решается проблема стирки? Вот где, например, мне стирать рубашки, а потом и постельное белье?
– А в чем проблема? Где моетесь, там и стирайте.
– Я моюсь под душем, а для стирки нужна какая-нибудь емкость.
– Не знаю, не знаю, женщины как-то стирают, у них и поспрашивайте.
– Значит, ни машин стиральных, ни прачечных у вас тут нет.
– Нет, конечно. Откуда?
– Ясно, – подумал про себя Иван.– Собственно на завхоза я не очень-то и рассчитывал. Он то ли очень хитрый, то ли совсем дурак. Пойду спрошу Антона.
Антона Выхухолева Иван встретил выходящим из второго служебного здания.
– Антон, поделись, пожалуйста, информацией, – попросил Иван. – У меня три вопроса. Первый – что делать, если готовить не умеешь? Второй – как вы тут со стиркой белья обходитесь? И третий – как тут можно в Москву позвонить?
– Начну с последнего, потому, что это проще всего. Позвонить можно из канцелярии или из консульского отдела. Но для этого нужно разрешение посла или бухгалтера, чтобы потом знать, с кого деньги за разговор удерживать. Но разговаривать придется при массе свидетелей, потому что деликатничать никто не будет, все будут сидеть и слушать. Вот если подружишься с представителем АПН или ТАСС или Аэрофлота, тогда от них можно звонить бесплатно и без посторонних ушей. Теперь стирка. Женщины в посольстве сами стирают, а одинокие ковбои вроде нас иногда договариваются с бродячими стирщиками. У местных это мужская профессия. Можно договориться с местным мужиком, он придет со своим корытом, все перестирает на улице и даже будет караулить белье, пока оно не высохнет, чтобы не сперли. Но гладить тебе придется самому. Не пускать же тебе его к себе в комнату, правда? Если хочешь, я тебя со своим стирщиком познакомлю. И последнее, еда. Я тебя прекрасно понимаю, готовить страшно не хочется, да и времени чаще всего нет, но безвыходных ситуаций не бывает. Тут прямо напротив посольства есть неплохой китайский ресторан. Видел, наверное, вывеску «Мандарин»? Так вот это он. Пошли – покажу хоть сейчас.
Остаток вечера молодые люди просидели на веранде ресторана «Мандарин». Пара бутылок пива, порция риса и кисло-сладкого мяса на брата вполне утолили и жажду, и голод и вылились не в такую уж большую сумму. Такая альтернатива стоянию у плиты вполне устроила Ивана. Правда такой образ жизни был абсолютно несовместим с финансовыми накоплениями, но и задача перед Иваном стояла совсем другая: накопления ему были не нужны, ему надо было пережить практику с минимальным ущербом для здоровья. Уснул Иван этим вечером умиротворенный.
Африканки не стонут, не плачут,
Как ни крутит их жизнь, ни корячит.
Их секрет счастья прост:
Молча тянут свой воз,
Но на вид больше лани, чем клячи.
Глава 6. Черная неблагодарность.
Пляж не место для отдыха тела.
Это место где делают дело.
И еще для души
Пляжи тем хороши,
Что там все обнажать можно смело.
На следующее утро Ивану очень хотелось понежиться в постели лишний часок. Но, несмотря на то, что была суббота, вставать пришлось рано. По выходным в посольстве был предусмотрен обязательный для всех выезд на пляж. Пропустить этот акт единения коллектива можно было только по двум причинам: из-за тяжелой болезни или по служебной необходимости, то и другое должно было иметь официальное подтверждение. Все остальные попытки оправдать свое отсутствие на пляже расценивались как вызов общественному мнению, нежелание сливаться с коллективом и даже как противопоставление себя обществу. Народ, населявший посольство, привозили на автобусе, солидные же люди приезжали на своем транспорте.
Иван положил в пакет полотенце и плавки, надел шорты с пестрой маечкой и поспешил на автобус. Успел только-только, автобус уже вырулил за ворота, и водитель возился с замком. Еще немного и Ивану пришлось бы идти домой досыпать. Но бог миловал, Иван не опоздал, так что у него появился шанс пообщаться сегодня с первой леди посольства в неформальной обстановке.
До пляжа доехали за десять минут, там уже стоял автобус с торгпредскими, остальные еще не подтянулись. Поскольку главной целью посещения пляжа Иван считал встречу с супругой посла, он решил пока не переодеваться. Не беседовать же с дамой, стоя в плавках. Иван решил пока обойти территорию и посмотреть, что к чему. Пляжный комплекс под названием «LABADY BEACH» представлял собой довольно обширную территорию, обнесенную двухметровой бетонной стеной. На этой территории были обустроены две волейбольные площадки, скамейка с навесом для болельщиков и раздевалка с душем. Территория была достаточно затененная, потому что на ней росло много кокосовых пальм. Желающие позагорать и порезвиться на океанских волнах могли спуститься по лестнице прямо к линии прибоя. Многие мамаши с детьми сразу же поспешили к воде, чтобы насладиться общением со стихией пока не наступила изнуряющая жара. Мужчины же прямиком рванули на волейбольную площадку.
Игра началась с места в карьер. Это была не игра, а какой-то бой гладиаторов. По мячу лупили с такой силой, что Ивану стало страшно за мяч. Каждый удар сопровождался звериным рыком. Каждая потеря мяча озвучивалась с одной стороны радостными воплями, а с другой отборным матом. Было очевидно, что засидевшиеся в душных и темных кабинетах люди стараются побыстрее выпустить пар. И тут ворота распахнулись, и на территорию рекреационного центра въехал «Мерседес» посла. Крики на площадке стали еще громче, удары еще сильнее, а мат еще яростнее.
Посол степенно вышел из авто, сходил в раздевалку, переоделся и, не спеша, направился в сторону площадки, где кипели волейбольные страсти. По мере его приближения мат стал стихать, удары смягчились, и мячик из пушечного ядра превратился в воздушный шарик. Когда посол уже поравнялся с площадкой, один из игроков сделал шаг в сторону и освободил место для вновьприбывшего. Посол вышел на площадку, и там началась игра в поддавки. Мяч послу подавали не просто прямо в руки, а еще и на блюдечке с голубой каемочкой, но он его, все равно, терял или посылал в сетку. Один раз ему удалось перекинуть мяч через сетку, но при этом он заступил ногой за разделительную линию. Игроки вяло поспорили по этому поводу, но, в конечном итоге, мяч засчитали. Ивану, сидевшему на скамейке для болельщиков, было отчетливо слышно, как скрипят зубы и видно, как раздуваются ноздри и играют желваки у игроков. Ему стало, с одной стороны, смешно, а, с другой стороны, жалко озверевших мужиков. Он решил не усугублять ситуацию своим присутствием и пошел прогуляться в сторону первой леди.
Мадам амбассадор стояла в пляжном сарафанчике и в соломенной шляпе с полями на площадке перед раздевалкой. Если бы она была одна, то, наверное, она любовалась бы океанскими далями, стоя в романтической позе, но это было не так. Вокруг нее уже собрался почти весь посольский бомонд.
Здесь уже был атташе по культуре с супругой. Очень экзотичная на вид пара. Разница в возрасте между супругами составляла лет пятнадцать. Чтобы как-то снивелировать этот разрыв, господин культуратташе носил молодежные майки, совершенно немыслимые пестрые штаны, огромные солнцезащитные очки, панамку, длинные кучерявые волосы и бороду с усами. Но разница в возрасте супругов не бросалась окружающим в глаза не из-за его юношеского наряда, а совсем по другой причине. Просто его молодая жена, вчерашняя студентка, была настолько толстая, что никому даже и в голову не приходило подозревать ее в том, что она совсем недавно разбила чужую семью, увела мужа от менее удачливой соперницы и теперь во всю пытается изображать семейное счастье с молодящимся пожилым дяденькой. Но не будем писать ее портрет исключительно черной краской. Лицом она была очень мила. Но до лица дело чаще всего и не доходило, людям хватало увидеть складки жира не ее боках, чтобы потерять всякий интерес к остальным ее компонентам.
Второй парой в свите первой дамы была чета корреспондента газеты «Правда» и известной актрисы театра и кино. Здесь разница в возрасте супругов была еще больше, она достигала лет двадцати. Но супруга журналиста уже давно не была студенткой, она уже успела завоевать себе некоторую известность в богемных кругах. В кино она появлялась только в эпизодах, но своим появлением картину не портила. В театре за ней была закреплена пара ролей, которые и были ее визитной карточкой. О ней так и говорили: « Элла Брутальская – это та, которая играет маму в спектакле по рассказу Киплинга». Сам же корреспондент, несмотря на предпенсионный возраст, еще держался бодрячком, он всегда был подтянут, ходил с очень прямой спиной и высоко поднятым подбородком. Так что никакой возрастной дисгармонии тут не было и в помине.
Завидев Ивана, Людмила Алексеевна призывно замахала рукой и закричала: «Ванечка! Идите же скорее сюда!» Подошедшего практиканта она тут же представила своим собеседникам как сына своих хороших друзей. То ли представители посольской элиты уже были в курсе того, что Ванечкин папа заведует отделом в ЦК КПСС, то ли они просто поняли, что у таких серьезных людей, как посол и его супруга, и друзья не лыком шиты, только приняли его как родного. Собравшиеся дружно заулыбались, закивали головами и наперебой стали задавать Ивану вопросы о первом впечатлении от страны и о возникших трудностях бытового плана. Иван понял, что сразу все проблемы озвучить не удастся, поэтому решил остановиться на самой животрепещущей, на стирке и глажке белья.
– Да вот, Людмила Алексеевна, не знаю, как быть со стиркой. Самому мне стирать негде, у меня там только душ, да и некогда мне. В посольстве многие отдают стирать белье местному стирщику, но он только стирает, а не гладит, это раз, а, два, это то, что я не совсем уверен в том, что смогу носить рубашки, после того, как он их своими руками пожамкает.
– Да это серьезная проблема, – сказала первая дама. – Давайте сделаем так: вы завтра соберите все грязное белье в пакет, отдайте завхозу и скажите, чтобы он отвез это к нам в резиденцию. У нас есть стиральная машина, уборщица все и постирает и погладит, а через денек завхоз вам привезет все назад. Надеюсь, что одной проблемой у вас станет меньше.
– Большое спасибо, это значительно облегчит мою жизнь. – сказал Иван, а про себя подумал: «Ну, это совсем другое дело, когда твои рубашки стирает машина, а гладит белая женщина. Против такого решения проблемы я не возражаю».
Все остались довольны. Все, кроме уборщицы, которой теперь предстояло обстирывать и обглаживать еще одного иждивенца, разумеется, без всякой с его стороны доплаты.
– А вы уже познакомились с какими-нибудь местными достопримечательностями? – спросил атташе по культуре.
– Нет, конечно, я еще и недели здесь не живу, – ответил Иван.
– Тогда мы приглашаем вас завтра с утра посетить вместе с нами Elmina Castle. Это бывший центр работорговли. Он в двух часах езды от столицы. Сейчас там музей. Но, честное слово, со временем там мало что изменилось. Посмотрите на городок и на форт.
– Охотно составлю вам компанию. Думаю, это расширит мое представление о стране в целом.
– Тогда завтра в семь утра мы за вами заедем.
– А почему так рано?
– Чтобы ехать по прохладе, а не под палящим солнцем.
– А, понятно. Хорошо, я буду готов.
Тут в разговор вступила вторая пара. Это был корреспондент газеты «Правда» с супругой. Корреспондента звали Кирилл Маркович Подшивалов. Когда-то в юности в качестве корреспондента он ходил в плаванье на научно-исследовательском судне «Витязь». О подробностях этого плавания он никогда не распространялся, только говорил с печальной улыбкой «Ах, молодость!». Но народная молва, от которой никуда не скроешься, постаралась за него. На судне команда дала ему прозвище «Мочекалов». И это прозвище шло за ним по жизни. Куда бы он ни приехал, везде находился человек, который знал об этом его прозвище. Этот человек тихонько сообщал кликуху коллективу, и уже никак иначе господина Подшивалова за глаза никто не называл. Был ли сам господин Подшивалов в курсе о том, что прозвище его шлейфом за ним тянется по жизни или не был, история умалчивает. Известно только одно, что народу он тихо мстил. Мстил, как умел. А умел он в этой жизни только писать (с ударением на втором слоге). Вот он и описывал быт и нравы, царящие в советских колониях за рубежом. Даром, что очеркист. Описывал жадность людскую и скаредность. Описывал разудалость и разухабистость русской души, не знающей ни в чем удержу, особливо после выпивки. Описывал столь милую русскому сердцу страсть к наушничеству и поклепам. Описывал он все это, естественно, не в очерках, которые печатали в газете «Правда», а в романах, которые он сочинял между делом и печатал по каким-то одному ему ведомым каналам малыми тиражами. Осуществлял он е эту свои месть профессионально, используя литературные приемы типа аллегории, синекдохи, оксюморона и прочих художественных средств для создания образа. Так, например, захотелось ему свести счеты с одной коллегой своей жены по театру. Глупый писатель сочинил бы сценку, где выставил бы ее дурой набитой или бездарностью полной, а Подшивалов не таков. Он описал убогую комнатушку, где дипкурьеры коротали дни и ночи своей командировки за беспробудным пьянством. Описал это грязное и смрадное логово очень живо. А главным украшением сего жилища сделал засиженный мухами календарь с портретом той актрисы, у которой вышел с его супругой конфликт. Сильный ход, ничего не скажешь. Читатель и не вспомнит, где он это прочитал, но перед глазами его долго будет стоять картинка: засиженный мухами портрет актриссы, тонущий в парах перегара и табачном дыму.
Супруга его, актриса драматического театра, Элла Брутальская, находилась с ним в командировке временно. Она взяла в театре отпуск на полгода, и приехала к мужу с тем, чтобы поездить вместе с ним за казенный счет по разным африканским странам и набраться впечатлений.
– А как вы относитесь к большому теннису? – вступила в разговор актриса.
– Я, конечно, умею играть, но не уверен, что у меня это получится в такой жаре и при такой влажности. Да и ракетку я не взял.
– Вторую ракетку для вас мы найдем, а играть можно вечерочком, после работы, там на корте при отеле «Амбассадор» хорошее освещение. Мы с вами еще вернемся к этому разговору, – проворковала актриса.
После этих слов своей супруги корреспондент «Правды» явно занервничал. Он всегда начинал нервничать, как только на горизонте появлялся некто, молодой да ранний, способный ублажить его супругу гораздо лучше, чем он сам. А прецеденты уже были. То она нашла себе учителя по фотографии. Они там и проявляли и печатали вместе. Слава богу, он уехал. Потом был ботаник-любитель из болгарского посольства. Рассаду ей возил, объяснял чего-то про пестики-тычинки, рассуждал про солнцелюбивые и тенелюбивые растения, весь сад перерыли. Теперь вот теннис. «Парню диплом писать надо, а ей, видите ли, скучно. Ладно, справимся как-нибудь и с этим», – скрипнул зубами корреспондент и предложил супруге пройтись вдоль линии прибоя.