Подруга

Верить нельзя даже себе, а уж другим тем более.

Алексей Ионов

1

14 октября 2017 года, 01.43, проселочная дорога в двух километрах от трассы М5

Я открываю глаза.

Вокруг темно. В спине ломит так, будто защемило все нервы сразу. Правая рука онемела, точно ее набили ватой и битым стеклом. Движения даются с трудом, лишь пальцы двигаются легко. Впиваюсь ногтями в ладонь. Не помогает.

Я что, уснула сидя? Боже… Или… я снова в больнице?

Помню открытое окно машины, пролетающие мимо огни, которые сливаются в полосы, я на заднем сидении, а в груди – какое-то клокочущее безумие, слезы давно высохли. Я устала, я так смертельно устала, что просто хочу, чтобы это все закончилось.

И я готова… завершить.

Ведь со мной Соня – вот она, настоящая, впереди, рядом с таксистом. Она безумная и решительная, я представляла ее именно такой. Открывает шампанское, и, хотя мне уже давно хватит, сегодня нужно выпить еще. Я хочу увидеть ее лицо, но даже когда она поворачивается ко мне, его скрывает полумрак. Только волосы – длинные и темные, как смола, – разлетаются от ветра. Острое ощущение, будто я уже была в такой ситуации, пронзает меня насквозь.

«Rendez-vous, rendez-vous ^[1] », – поет из динамиков Stroma

Я вспоминаю покрасневшее лицо мужа и слышу его уничтожающий меня смех, зажмуриваюсь и пью. Пузыри поднимаются прямо к носу. Кажется, врач говорит, что мне пока лучше полностью исключить алкоголь. Простите, док.

«Cette fois c’était la dernière» ^[2]

Моя спутница командует водителю:

– Вот тут поворот, левее!

Она будто знает мой адрес, знает, где я живу. С ней так всегда – она знает всю меня наперед.

Я немного прикрываю глаза – ведь ничего страшного, если я немного отдохну. Меня начинает укачивать в какой-то темной колыбели, и я пытаюсь цепляться за реальность. Но меня утягивает воронкой все глубже и глубже. Я перестаю сопротивляться, и мир гаснет перед глазами.

Стряхивая воспоминания, я сильно трясу головой и чувствую, что меня сейчас вывернет наизнанку. Глаза привыкают к темноте, и неожиданно я ощущаю под руками мягкую обшивку руля. Вспоминаю сильные руки Антона, который сам сшивал эту оплетку. Он методично двигается, профиль серьезный, мышцы ходят под кислотно-зеленой футболкой, обтянувшей тело. В тот вечер снова не вернулся домой и не отвечал на звонки.

Возвращаются запахи. Ароматизатор – ненавижу его, сколько раз просила выбросить. Остро чувствую жажду, пересохшие губы и язык, горечь во рту. Гортань ощущается неприятно отчетливо, как начало длинной водопроводной трубы, тянущейся до самого желудка. Брось в нее камень – он покатится со стуком: бом, бом, бом.

Пальцы стянуло засохшей корочкой. Я открываю дверь, и внутрь врывается ночной осенний воздух. Выходить из водительской двери непривычно и странно. Расстояние между мной и рулем слишком большое. Желтый свет от фонаря вдали безжалостно освещает запачканную куртку и белую футболку под ней, темные густые брызги пропитали колени джинсов. Я замираю: на моих ногах нет обуви.

Нехорошее предчувствие делает кульбит внутри и подступает к горлу. Инстинктивно, не задумываясь, подношу палец к губам. Сладкий металлический запах проникает в ноздри, и мне не удается справиться с позывом к тошноте.

Опять кровь?

Я смотрю на свои светлые джинсы и не вижу пятен на внутренней стороне бедра. Задираю футболку – на теле нет никаких следов и ран. На секунду становится легче. Я утираю рот рукавом и поднимаю глаза на машину и окрестности. Вокруг высокая лесопосадка. Рядом – ряд теплиц и большой металлический ангар. Деревья как декорации в детском театре теней, и ювсе вокруг кажется мне смутно знакомым. Щурюсь. Холод поднимается от ступней вверх по лодыжкам.

Вдалеке виден поселок и свет домов. Если сильно прислушаться, то слышен шум летящих вперед машин – где-то рядом проходит трасса. Туман в голове мешает сосредоточиться, как картинка, которую никак не сложить. Мысли разбегаются как тараканы, будто резко включили свет. Но в моей голове все еще непроглядная темнота.

Где Соня? Что с нами произошло?

Мысли переключаются на другие. Антон. Мы ссоримся, и мне кажется: все в доме слышат, что происходит, хотя на террасу долетает музыка – вроде бы это Nickelback. На фоне романтической баллады вещи, которые он говорит, кажутся еще более ужасными. Муж срывается на крик, от которого мне тут же хочется спрятаться. Я пытаюсь войти внутрь, но он бежит за мной и никак не может остановиться.

Заткнись. Пожалуйста, замолчи

Он что-то выкрикивает про ребенка. Это уже слишком. В носу появляется щипота, на глаза наворачиваются слезы, которые неожиданно приносят облегчение. Зрение становится четче, а вместе с ним и сознание. Случилось что-то ужасное. Соня забрала меня оттуда, она везла меня домой, это было такси. Так как, черт побери, я оказалась тут, в каком-то лесу, за рулем машины своего мужа?

Телефон. Господи, что же я стою. Нужно позвонить ей, и все встанет на свои места. Но сначала набрать полицию или даже скорую помощь, ведь на мне кровь. Может, есть какие-то раны, может, это какие-то осложнения после всего… Резкая боль снова пробивает голову и отдает в шею. Надо найти чертов телефон и позвать на помощь.

В машине темно, как в склепе. Резкий шорох неподалеку заставляет меня вздрогнуть и захлопнуть дверь. Ключ, к счастью, в замке зажигания. Я неловко поворачиваю его. Загорается синим цветом приборная панель, и автоматом включается радио. Неуместно веселая песня разносится по салону, и тут же мотор глохнет. Снова темнота. Мобильного и сумки нигде нет. Как это могло выйти? Ясно одно – сидеть здесь нет смысла. Только сейчас замечаю, что в салоне холодно. Пропитанная футболка липнет к телу. Ощущения отвратительные. Пробивает озноб.

При взгляде на темную дорогу впереди становится не по себе. Но и замкнутое пространство машины не дает ощущения защищенности. Аквариум в комнате страха. На секунду кажется, что на заднем пассажирском кто-то есть. От мысли я вздрагиваю.

Нужно выбираться отсюда. Сейчас я выйду на дорогу и поймаю первую попавшуюся машину. Все будет хорошо. Все будет хорошо. Мне показалось, что отчаяние придало мне сил. Но в груди отчего-то засело вязкое ощущение

необратимости

2

Пять лет назад

Желтый, построенный еще в советское время корпус университета выглядел величественным и торжественным, как театральный холл. Даже входить в него по широким ступеням, сужавшимся у двери, хотелось плавно и важно.

Студентка

Легкое, красивое слово. Я шла и не верила в то, что мама так просто отпустила меня в большой город. Будто одним днем приняла какое-то важное решение.

Здесь я впервые встретила Антона, еще на вступительных экзаменах. Ну как встретила – прошла мимо. Так и должно было быть, и это было бы единственно верным течением событий. Пройти мимо друг друга и не остановиться.

Он – городской парень, единственный сын обеспеченных родителей. Я – провинциалка, приехавшая по целевому направлению на бюджет из закрытого городка, оторванного от реальности.

Если бы я писала роман, могла бы рассказать, как нашлись наши глаза в толпе, но нет: скорее это мой взгляд зацепился за него, потому что не заметить его было просто нельзя. Высокий, широкоплечий, с мягкими карими глазами и низким голосом, он был в центре внимания, легко заводил разговор и заставил покраснеть даже молодую кураторшу, с шутливым поклоном распахнув перед ней дверь аудитории.

О том, что его отец – бывший начальник Следственного комитета города, тогда еще никто не знал. Антон был харизматичным, но не был безбашенным – он знал свою грань на студенческих тусовках, не напивался в дым и не искал драк, весело съезжал с предложений попробовать наркоту или натворить что-то веселое вне рамок, например стянуть пару бутылок пива в местном магазине на спор. Единственной его страстью был слабый пол, и здесь он ни в чем себе не отказывал.

Первый секс у тихони, приехавшей из дальнего района

Две подравшиеся на вечеринке из-за него старшекурсницы

Молодая преподавательница, которую видели после пар садящейся в его машину

Во мне он пробуждал странные чувства – от волнения до ощущения собственной мучительной незначительности. Я остерегалась его, потому что не хотела проверять глубину этих ощущений. Это давалось легко – кроме учебы в одной группе нас ничего не связывало, разве что мелкие незначительные разговоры, которые ведут между собой даже совершенно чужие люди.

В какой аудитории веб-дизайн?

Нет зарядки от телефона?

Но однажды все переменилось, в один вечер: наши отношения и, возможно, вся жизнь.

Это был экватор – середина третьего курса, середина пятилетней учебы. Собирались все – на огромной даче одногруппника Димы по прозвищу Штопор. Вечеринки у него любил каждый, но не всем позволялось там бывать. Кроме большой площадки, где можно гудеть до утра, у Штопора всегда было полно бесплатного алкоголя. Мама работала гинекологом, и шкафы на кухне ломились от конфет, а полки в зале – от дорогих напитков.

Мы с подругами тоже решились поехать, хотя у нас и была своя компания – мальчишек с истфака. И с одним из них у меня, кажется, наклевывался первый в жизни ощутимый роман. К 21 году мой опыт общения с мужчинами был критически минимальным. Подруга Настя называла меня занудой, но проблема крылась в другом.

Я не понимала их. Я была для них незаметной

У моих одноклассниц были отцы. И я завидовала каждой – когда видела их на школьных чаепитиях, во дворе, на днях рождения. Мне казалось невероятным, что у этих детей есть сразу два родителя, а не только одна мама. Я завидовала даже Карине – армянке из соседнего двора, чей отец погиб в ДТП несколько лет назад. Потому что он был. И этого чувства было уже не отнять.

У меня же не было даже маленькой истории о нем. Даже старой фотографии, разорванной надвое. Ни звука, ни эмоции, ни чувств. Я никогда не придумывала историй о нем и не рассказывала небылиц. Лишь однажды завела этот разговор, мне было тогда лет 12. Мы с матерью застилали покрывалом диван – вместе. Редкий день, когда та не на работе в две смены. Синее облако ткани взмывает в воздухе и ловко ложится на коричневые подушки с пуговками в центре.

– Мам…

– А?

– А кто мой отец?

Она вздрагивает, будто возвращаясь из расслабленности выходного, тут же съеживаясь, натягиваясь.

– Что за вопросы?

При воспоминании об этом тоне – предвещающем что-то – мурашки бегут по ключицам вверх.

– Его просто нет.

– Ну как же так? Он хотя бы жив?

– Его нет, ясно тебе? Что за допрос? У меня выходной день, я хочу провести его спокойно! Всего один день за две недели! Почему ты мотаешь мне нервы?!

Она все сильнее взбивала подушку, будто та задавала вопросы, а не дочь. Мать закипала в момент. Не в силах справиться с эмоциями, она швырнула подушку на диван, так бережно застеленный еще пару минут назад.

Я знала, что бурю надо остановить, поэтому замолчала и выслушала отповедь от и до. Позволила себе заплакать лишь ночью, убедившись, что телевизор в спальне достаточно громок, чтобы заглушить собой всхлипы.

Когда мой поклонник с исторического обратил на меня внимание, было чертовски приятно. Все поймут, что я хороша, ведь он выбрал меня.

Невидимкой быть хорошо, но иногда бывает страшно, что ты перестала существовать.

Вдохновленная вниманием, на экватор я нарядилась в слишком короткое платье и чувствовала себя даже ничего, и это чувство не растворялось в толпе, как часто бывало. На даче у Штопора еще не гремела музыка и не началось пьяное безумие, как это часто случалось. Рассказывали, на прошлой пати сам хозяин дома на спор залез на крышу и неудачно с нее свалился, каким-то чудом приземлившись в материнскую капусту, а не на бетонную дорожку рядом.

– Маркетологи – люди с фантазией, – гордо говорил он. – Мы же не просто нажраться собрались. Сначала игры, беседы, так сказать, различные проявления коммуникаций. Впрочем, потом можно, пожалуй, и нажраться.

Игры мы действительно любили – «Мафия», «Алиас», «Башня». Для разогрева обязательно обыгрывались пару партий чего-то откровенного. Сегодня на повестке дня было занятие под названием «Я никогда не…». Игроки ходили по очереди. Их задачей было назвать такую фразу, чтобы все, для кого она была неправдой, загибали палец. Несчастный, что сделал это трижды, должен был поднять руку, а остальные с садистским удовольствием придумывали для него задание.

– Я никогда не курил сигареты, – начал Олег по кличке Мендель.

Раздалось коллективное «пфффф», и все начали загибать пальцы.

Насте выпало продолжать. Подруга встретила вызов с тихим торжеством – в отличие от меня, она любила бывать в центре событий. Поэтому, обведя взглядом людей вокруг, она задумчиво произнесла:

– Я никогда не… целовалась с Антоном Елец.

На долю секунды в комнате воцарилась тишина.

Это было сделано специально – зацепить, вызвать комментарии, увлечь всех в игру. Парни пошутили, пожали плечами, несколько девчонок, потупившись, затеребили руки, загнув пальцы.

Антон невозмутимо крутил в руках свой стакан, будто ничего не произошло. Димон приподнял брови и ехидно заметил:

– Не зарекайся, Настенька, нам еще два с лишним года учиться вместе. Да что там, я и сам не зарекаюсь… – он кокетливо глянул на друга и чмокнул губами в его сторону, а потом продолжил: – Ира! А ты что сидишь?

Я чуть вздрогнула и натянуто улыбнулась, когда все взгляды оказались прикованы ко мне. Платье тут же показалось пошлым, и я ощутила себя самозванкой на балу. Вот-вот выгонят. Вступать в прилюдные турниры по остроумию было не в моем духе.

– Палец не загибаешь? Не достался тебе еще наш Антошка?

– Не достался? О, да, а я так мечтаю… – хотела отшутиться, но вышло как-то не слишком убедительно. Я с ужасом ощутила, что взгляд парня обратился ко мне. Он прошелся от головы до голых коленок и немного задержался на груди.

Это было отвратительно. Это было… волнующе.

Игра шла своим чередом. Настя стала звездой вечера, нечаянно поперхнувшись на вопросе про мечты о сексе с человеком своего пола, и, пока я стучала ей по спине, Димон уже придумал легенду про наши отношения.

Первым поднял руку Антон. Варианты задач посыпались с разных сторон. И тут Настя, которая явно перепила вина, надаренного маме Димона очередной роженицей, неожиданно крикнула, хохоча:

– Я придумала! Поцелуй Иру! Она же мечтала. Мечты должны сбываться. Ну скажите, друзья? Должны ж?..

У меня похолодело в груди. Что за дурацкие шутки? От своей же подруги? Но Настя уже была слишком веселой, чтобы оценить мрачный взгляд.

Антон, не выражая особых эмоций, поднялся на ноги.

Даже в шуточных играх задания всегда выполнялись. Карточный долг – честь джентльмена.

– Куда целовать? – спросил он.

– На ваш выбор, – поклонился Димон.

Толпа заулюлюкала. Я чувствовала, как под совершенно холодной и бледной кожей разгорается жар. Неловкость, внимание, холодная ярость на Настю, страх показаться глупой и слишком приличной – все смешалось в одно. Я почти перестала дышать. Что делать? Встать? Остаться сидеть как истукан? Может, показательно уйти, громко хлопнув дверью? Или посмеяться со всеми?

Он тогда сел рядом и так, будто делал это сотни раз, наклонился ко мне. Меня обдало мужским запахом, но ошарашил не он, а запах стирального порошка от рубашки. Антон Елец будто в момент стал реальным человеком, не из параллельной вселенной, а вполне себе ощутимым, близким. Пожалуй, близким даже сверх нормы.

Я была уверена, что он потянется к моим губам и через секунду все кончится. Но Антон положил руку на правое плечо, будто немного приобняв. Все оно оказалось в его ладони, и жар одного этого касания обжег меня сквозь ткань платья. Он легко коснулся губами шеи. Это было поверхностное, но твердое касание, от которого все внутренности вдруг связались в один тугой узел внизу живота. Я вдруг поняла, что немного потеряла связь с реальностью и все рецепторы сосредоточились в том месте, которого только что коснулись губы.

Антон тихонько шепнул мне на ухо:

– Теперь дыши.

И не ушел на свое место, оставшись сидеть рядом, как будто мы пара. Я же пыталась справиться с целой гаммой чувств внутри. После игры вечеринка покатилась своим чередом. Наутро Настя вымолила мое прощение в обмен на большой секрет.

Елец пробивал мой номер телефона.

3

Конечно, я пыталась выбросить его из головы. Это было нелепо, в лучших традициях фильмов, где дурнушка влюбляется в первого красавца. Мама очень любила фильм «Девчата», а я не понимала его. Поспорить, а потом влюбиться? Такое что, бывает? Какой кринж, если быть честным.

Антон не звонил. Истфаковец писал в два раз больше, чувствуя, что мой интерес пропал. На вопросы Насти я изо всех сил делала вид: меня не тревожит, что Елец никак не проявился. Но, кажется, где-то я слегка переигрывала.

– Чего от него ждать? – неестественно небрежно говорила я девчонкам за крепким чаем из алюминиевого чайника в университетской столовой. – А если бы он написал, вы думаете, я бы с ним пошла куда-то? Пффф.

Говорила – и сама себе не верила.

А потом однажды вечером зазвонил мой телефон. Настя убежала на свидание со Штопором – кто бы мог подумать, а я склонилась над конспектами. Хотелось выйти, прогуляться, но за окном лил дождь. Ветер настежь распахнул старую деревянную форточку, и она ударилась о стену. Отчетливо помню этот момент: я встала, чтобы закрыть створку, и в окно разглядела серую «Шкоду» – машина Антона была припаркована у входа в общежитие.

Сердце екнуло, но я тут же рассердилась на себя. Как можно быть такой идиоткой! Мне всегда удавалось быть выше дешевых интриг, трендов и моды, даже на таких форменных красавчиков. Что произошло сейчас, что харизма перебила голос разума?

Теперь дыши

Я вспомнила легкое дыхание около своего лица и почувствовала мурашки на коже. Через минуту, не успела сесть за тексты, как зазвонил телефон.

– Ир, – знакомый голос назвал меня по имени так легко, будто делал это сто раз, – поехали прогуляемся, я тут рядом с общагой.

Не задавая вопросов, не раздумывая, я переоделась из спортивного костюма в джинсы с рубашкой и вышла из комнаты.

Это был странный вечер. Мы катались по городу, купили кофе навынос. Антон не пытался меня очаровать, и именно этим я была очарована больше всего. Он был немного встревожен, в бардачке постоянно жужжал телефон. Мой спутник плохо скрывал раздражение, глядя на экран. Мне хотелось спросить, почему он позвонил и зачем приехал, но я боялась показаться глупой, больше молчала и спрашивала. Он рассказывал про дружбу с Димоном, про то, что он хоть и без крыши порой, но надежный парень, про родителей – строгого отца, который много лет проработал следователем и ушел на пенсию после тяжелой операции на сердце. Про мать, которая, напротив, не работала ни дня. Про то, что он единственный сын и его решение не идти по стопам отца в семье восприняли спокойно. Про друга Данила, с которым они росли как братья.

Я незаметно для себя тоже расслабилась. Такое бывало со мной в детстве с подружкой со двора и позже – с Настей. Правда, она редко слушала меня, больше говорила сама. По капоту стучал дождь, темнело. Я рассказывала про мать, что растила меня одна. Про Угорье – маленький, оторванный от реальности городок, который получил статус открытого лишь пару лет назад.

Он слушал, спрашивал, был будто бы откровенен сам, смотрел очень пристально, так что воздуха в запертой машине становилось предельно мало.

Атмосферу прервало сообщение, пришедшее к нему на телефон. Глядя на экран, он выругался, сказал, что ему срочно нужно ехать. Извинился. Я была немного разочарована, но видела, как он по-настоящему встревожился и побледнел. Антон вышел проводить меня до дверей общежития и легко обнял на прощанье. Через минуту его машина сорвалась с места и скрылась за поворотом.

Вечером я не смогла удержаться и написала ему сообщение:

«Все в порядке? У тебя что-то случилось?»

Я уснула, не получив ответа, с неприятным ощущением внутри. А утром увидела на экране телефона ответ, пришедший поздней ночью.

«Все ок. Заеду завтра»

4

За развитием нашей истории, напуская на себя равнодушный вид, наблюдал весь университет. Соседка по общежитию, Пышная Галя, которую так прозвали за объемные формы, однажды вечером встретив меня на кухне, вдруг одобрительно улыбнулась.

– Что? – не выдержала пристального взгляда я, наливая кипяток в кружку.

– Ну ты дала-а-а-а-а…

– Не понимаю, Галя, ты про что?

У меня как-то неприятно закололо внутри.

– Да все видели, что тебя Елец опять вчера привез. Захомутала красавчика?

Антон представился мне конем с черным тугим кругом на шее. Я не нашлась что сказать в ответ.

– Мне прямо так хорошо от этой мысли стало, – вздохнула Галя, помешала пельмени в желтой эмалированной кастрюле, явно привезенной из дома, и простодушно добавила: – Раз такая мышка смогла, и у меня есть шансы.

Хохотнув, она оставила меня обескураженной, с кружкой в руках. Это была грубая трансляция всех моих сомнений, всех тревог, которые бились внутри. Мне захотелось догнать Галю, взять ее за рыхлые белые плечи и хорошенько встряхнуть. Заставить ее забрать назад каждое свое слово.

Даже Настя, веселая и легкая Настя, которая могла встречаться с двумя парнями одновременно, придерживая третьего на прицеле, неожиданно серьезно сказала:

– Будь аккуратнее, обещаешь?

– Это ты мне говоришь?

Неделей раньше аккуратистка плясала на козырьке общежития, проиграв спор.

Но подруга даже в пижаме и с пучком на макушке имела крайне серьезный вид.

– Я – это я. А ты… олененок ранимый.

Чувствовать себя наивной дурочкой с переулочка было очень обидно.

«Как ты будешь жить в большом городе?» – говорила мать

Ее слова эхом звучали в моей голове, пока чай остывал в кружке.

Но после все закрутилось стремительно и так быстро, что мне казалось порой: я смотрю сериал, отдаленно напоминающий мою собственную жизнь.