В кровавом месиве, которое только что было графом Балинтом, я принялся искать свое чудесное кольцо. Тем не менее, первым мне в руки попался медальон Алабели.
– Твой камешек – он уцелел. – Мой голос был очень уставшим.
– Дай, дай его мне, Фосто.
Сейчас я глядел на странный камень совсем другими глазами. Его темно-синяя, почти черная глубина казалась бездонной, будто все звезды мира сошли с небосвода и поселились внутри него, так что теперь лишь луна будет освещать ночное небо. А если и ей захочется покинуть привычное место – каждая ночь будет темна, как бездна преисподней.
– Три тысячи золотых от графа, – цокнул я языком. – Тридцать тысяч – от императора.
– Хватит мечтать, балабол, – хмыкнула Алабель. – Помоги перевязать плечо.
Глава 36
Пропащие
«Я не вершу судьбу этого мира. Я лишь капля в реке, далекая от великих истоков, но в момент, когда я достигну устья, вся моя жизнь станет единым целым с тем, что прожито до меня. С морем, в которое превратимся мы все».
Это не мои слова – так говорил Хантал Светлый. И произнес он их после того, как большая часть мира признала его своим повелителем.
Я не знаю, смог ли бы граф Балинт подчинить себе демоническую армию. Я не знаю, что ждет этот мир дальше, но ощущение собственной значимости появляется именно после таких событий. Честолюбие парланского графа открыло мне глаза на многое. Теперь я верил во все его планы и начал по-другому смотреть на события, происходящие вдали от привычных мне земель. Я понимал, что восхождение Балинта могло перевернуть вверх ногами все вокруг. Конечно, многое могло помешать этому самому восхождению, но душу грел факт, что уничтожил графа именно я. Еще до того, как он опустил свою ногу на первую ступень.
Нет, я не умаляю роль Алабели во всей этой истории – в конце концов, земли и титулы мне за удачную миссию не светили. Ее заслуга неоспорима, но путь, который привел нас к успеху, выбрал именно я. Судьба часто надо мной подшучивает, однако в самый последний момент любит лукаво подмигнуть – мол, хватит сидеть на эшафоте, пришло время взять в руки палаческий топор.
Благодаря парочке толковых наемников виконт Николай Ханфа превратился в графа, получившего в свое распоряжение важный опорный пункт, безумный папаша-чародей в виде котлеты отправился к чертогам Эрхивиана, а мятежные вассалы трижды подумают, стоит ли продолжать мочиться против ветра. Таким результатом можно гордиться независимо от обстоятельств, которые к этому привели.
Мясорубка в Вековой Вершине, завершившаяся полным уничтожением околдованных вояк, поставила меня и Алабель перед выбором: схватить все ценное, что можем унести из замка, и сбежать под шумок на самых породистых лошадях, которых сумеем найти в конюшне, либо представить нанимателям все происшедшее как удачно спланированный акт и забрать честную награду. Первый вариант был удобен тем, что положиться мы могли только на себя, – знакомство с людьми виконта началось со лжи, и никто не гарантирует, что в дальнейшем что-то изменится. Второй вариант манил надеждой, обещанной наградой и удобной дорогой до империи.
Выбор, выбор, выбор… Все опять решилось само собой, и поначалу я был этим очень раздосадован. Как оказалось, Лексо Уховертка со своими людьми непрестанно наблюдал за окрестностями Вековой Вершины, и вид ужасного демона, покидающего замок сквозь любые препятствия, немало удивил его. Стало ясно, что внутри произошло что-то непредвиденное. Лексо проник в замок и обнаружил там кучу трупов. А потом он встретил нас.
Он успел задать вопрос о судьбе графа. Я угрюмо кивнул, подтвердив его смерть, но стоило Лексо приблизиться, как мой кулак тут же обрушился на его челюсть. Ошарашенный шпион рухнул на землю, а его люди схватились за мечи, но их я почти не удостоил внимания.
– Если хочешь, решим разногласия на мечах – ты и я. Я бы от этого не отказался. – Мой взгляд впился в ненавистного Лексо.
Уховертка успокаивающим жестом ладони осадил своих бойцов и пару раз похрустел нижней челюстью, проверяя ее целостность.
– Ты выполнил задание. К чему эти разборки?
– Не люблю быть посмешищем.
– О чем ты? Балинт не стал бы трогать послов.
– Даже зная, что они дурят его и работают на его сына? Лучше молчи. Лучше молчи, ублюдок, потому что в противном случае схватка станет неизбежной.
Потом я, конечно, остыл. Этому способствовало несколько обстоятельств: увесистый кошель золотых, доброжелательное и даже уважительное отношение к нам окружающих, а также честное выполнение одного из важнейших условий сделки – снаряжение корабля до земель Туарина.
Лексо вызвался лично доставить нас к городу у Ариса, которым владел Николай Ханфа. Больше того, он сразу поведал, что сопроводит нас и до туаринской столицы – Ильденея.
– Я вообще-то люблю путешествовать, а раз представилась такая возможность, то глупо ее упускать. В Ильденее будет время не только для торговых дел.
Против этого я не возражал. Особенно из-за того, что сопровождать нас Лексо решил в одиночку, чем избавил от всяческих сомнений и опасений. Компания пронырливого парланца тяготила меня лишь первое время, и то по причине тлеющей обиды, угольки которой один за другим гасли.
Почти три дня мы добирались до большой реки. Дорога выдалась непростой, и иной раз она пролегала меж двух близко расположенных скал, с которых осыпались камни. Обходной путь, как я узнал, был еще тяжелее, да и ночлег в затерянных деревеньках мог принести нам проблемы – в беспокойные времена много людей становится на скользкую дорожку.
На третий день странствия, перед спуском к каменному мосту, перекинутому через один из притоков Ариса, я наконец увидел город.
Укрепленный по последнему слову фортификационного искусства городок стоял у слияния двух рек, одной из которых был великий Арис. Поселение имело треугольную форму, и, что меня удивило, на его границе с рекой возвышались столь же большие стены, как и на границе сухопутной. А ведь последняя была в разы меньше.
С возвышенности можно было наблюдать часть порта, который несколькими своими элементами – тремя башнями на пристани, толстенными цепями и каменной насыпью – казался крепостью на воде. Что ж, чувство защищенности – важное условие для плодотворной работы горожан. Спорить бессмысленно, тем более в этой стране.
– Мы прибыли в Ксиштбар, – радостно поведал нам Лексо. – Скоро, совсем скоро лучший корабль графства отправит нас в сторону империи.
«Лучший корабль графства» оказался маленьким одномачтовым галиотом. Сопровождение тоже было подстать флоту – пять легковооруженных воинов, знававших лучшие годы. Лексо пытался оправдаться, сетуя на тяжелую военную обстановку. Говорил, что два судна лишь неделю назад отплыли в сторону Берсены, чтоб помочь новой власти восстановить контроль над северным морским побережьем. Все эти бредни мне и слушать не хотелось, тем более что я видел на причале корабли гораздо лучше нашего. И защищеннее. Перепалка между мной и Лексо получилась короткой, но продуктивной. Не для меня – просто Лексо смог привести несколько доводов, охладивших мой пыл. Главным из них было напоминание о договоре между новоявленным графом Николаем и князьями Трех Долин.
– Думаешь, будь эта поездка опасной, я поплыл бы с вами? Нет, я бы отправил своих помощников, – не без иронии заявил мне Лексо.
Жаль, мне не довелось пообщаться с Николаем Ханфой – я бы поведал ему о своих недавних подвигах и обещаниях, которые дали мне его люди. Но, видимо, моя способность устранять знатных людей не добавляет мне привлекательности, и лорд Николай нашел кучу срочных дел. Или просто приказал Уховертке ответить мне именно так. Черт с ним, с кораблем – покинуть это гиблое место было самым заветным желанием.
Ветер, дующий против течения, наполнил грязно-белый парус, дав короткую передышку вольнонаемным гребцам. В тот момент, когда корабль начало сносить к берегу, длинные весла вновь принялись взбивать воду отточенными и размеренными движениями.
Я много времени провел у моря, и меня трудно удивить большой водой, но реку, подобную Арису, встречать мне не доводилось. Говорят, что нет ее длиннее и полноводнее на всем белом свете. Иной раз противоположный берег даже из виду терялся, сливаясь с легким туманом, словно потревоженное привидение.
Сейчас небо было полно кучевых облаков, но в противостояние с солнцем они почти не вступали. Темно-зеленые контуры далеких холмов казались недостижимым сказочным краем, потому что хотелось верить, будто земля по другую сторону Ариса гораздо приветливее. Рассудок не преминул сразу же напомнить, что там та же Парлания, те же города, страдающие от междоусобицы и беззакония.
Ну, а помимо этих назойливых мыслей денек выдался просто отличный.
Я сморщился, коснувшись зашитого кривой иглой лба. Моя правая рука крепко сжимала пеньковый трос, протянутый от носа до мачты, а волосы развевались на сильном ветру. Под ногами скрипели доски легкой навесной палубы, которая служила немногочисленным гребцам укрытием от дождя и солнца. Состояние палубы меня беспокоило, поскольку это говорило о том, что пресловутый галиот долгое время провел без должного ухода. Об этом кричало все: дрянные паруса, скрипучие доски, подтекающий трюм и даже здоровенный черный котел с отколотым верхом и трещиной, которая при каждом приготовлении пищи грозилась ошпарить повара кипятком. Удивляло, что на этом судне везли тридцать бочек лучшей каросской медовухи.
Из кормовой пристройки вылез Лексо. На нем была коричневая куртка, выступающая из-за широкого пояса до самых колен, и кожаные сапоги со шнуровкой. В общем, наряд разительно отличался от того, что он носил при первой нашей встрече. С тех пор как завершилась история с Вековой Вершиной, он всегда старался выглядеть хорошо: гладко брился и коротко стригся, хоть прической и напоминал мне воинственных горцев Альгелага. Те тоже часто выбривали себе виски до самой кожи.
Лексо подошел ко мне и, повернув голову, поглядел вдаль. Его выступающий кадык блуждал по тощей шее.
– Капитан опять нажрался, – пробурчал он сиплым голосом. Кашлянул пару раз, шмыгнул носом и сплюнул скопившуюся слизь в воду.
– Сколько осталось бочек? Десять?
– Не смешно. Если хоть одна окажется пустой, я лично запихаю в нее этого алкаша, забью крышку и пущу в плавание.
– Не стоит раскидываться экипажем, его и так у нас немного.
– Ты про гребцов?
– Четыре лавки внизу пустуют. Я боюсь предложить эскорту занять места – у них сердце может нагрузки не выдержать.
– Да ладно тебе, они отличные ребята. Проверенные, кхм, временем.
– Может, и так, но я освободил для в… для графа Николая целый замок. Он мог бы оказать мне больше чести.
– И поэтому его доверенное лицо сопровождает героя Вековой Вершины.
Я поморщился одной стороной лица. Корабль покачнулся, будто тоже почувствовал в словах Лексо легкую насмешку. Думаю, стоит поменять тему беседы. Глупо рыбе возмущаться размерами пруда, раз единственная альтернатива – рыболовный крючок.
– Кстати, про Вековую Вершину. – Я легонько коснулся шва на лбу. – Огромного питомца Балинта поймали? Не было вестей перед отплытием?
– Отчасти именно поэтому я всех своих людей оставил там – вдруг тварь вернется. А ты говоришь про лишние руки! Нет, Фосто, он еще бродит где-то, но это ненадолго: если заявится в долину, то сразу сдохнет. В любом случае долго ему не протянуть.
– Скажи это воинам Балинта.
– Как говорит мой господин, если у человека нет мозгов, то ни один волшебник их не наколдует. Я к тому, что у Балинта были свирепые воины, но в критический момент они не придумали ничего лучше лобовой атаки. – Лексо постучал по виску пальцем. – При встрече мои люди забросают тварь стрелами и горшками с зажигательной смесью. Будет отличный передвижной факел.
Я пожал плечами. Идея, в принципе, ничего. Только быть слишком самоуверенным не стоило – бывший хозяин замка за это жизнью поплатился.
Далеко впереди показался высокий каменистый остров. Он был покрыт соснами, а чересчур крутые берега исключали возможность постройки на нем укрепления. Правда, я не видел его полностью – мне даже показалось сначала, что впереди излучина.
– Отличный островок для обзора поймы и проходящих кораблей, – заметил я.
Лексо усмехнулся:
– Если у тебя есть крылья. Но тогда и островки не нужны.
– Если постараться… – сказал было я, но осекся: из-за скал показался неизвестный корабль. Он держал курс в нашу сторону.
Я переглянулся с Лексо. Тот крикнул кому-то у кормы:
– Эрнод! Давай наверх и напряги свои бельма!
Один из моряков запрыгнул на снасти и полез по выбленкам вверх.
– Большой корабль, много весел, синий флаг, – поделился своими наблюдениями Эрнод.
– Синий? Точно?
– Да. Ха, я узнал корабль! Это галера барона Вальдра, упокой господь его душу.
– Ты знаешь, кто такой этот Вальдр? – спросил я у Лексо.
– Парланский дворянин.
– А что его убило?
– Пираты, – вздохнув, ответил мне парень. – Вальдр решил отбить свое торговое суденышко. Потерял лучшую галеру и собственно свою жизнь.
– Судно из Бухты Чаек! Это Скалистый Край! – донеслось с мачты.
Слова крутились на языке, пока я соображал, что происходит. Скалистый Край. Пираты. Нападение. Мой сопровождающий не отдавал приказов к боевой готовности, не имел при себе оружия и выглядел так, будто к нам приближалась рыбацкая лодка с дряхлым удильщиком.
– Какого черта, Лексо? Какого черта ты такой спокойный? – наконец выпалил я.
– Все в порядке, Фосто. Это свои.
– Послы Скалистого Края?! – Я чуть голос не сорвал. Только-только я решил, что все наладилось.
– Ты забыл, Фосто, на чьем корабле плывешь?
– Нет, но мир с пиратами весьма хрупок, я знаю. Их корабль в два раза больше нашего. Они прикончат нас, а потом поймут, что чуть-чуть ошиблись.
– Если ты заметил – у нас под верхней реей черные пятна на парусе. Это не чья-то небрежность. Это знак. Та галера не грабить нас плывет.
– Неужели?
– Это Лазарь Пропащий, его корабль. Я должен передать ему послание от графа Николая.
– Ты ведь знаешь, с кем имеешь дело?
– Если бы не знал, приказал бы выдвигаться к середине реки, а не прижимался к берегу.
Меч был при мне, но если что пойдет не так, проку от него будет немного. Послание так послание, однако ухо надо держать востро.
– Алабель! – Она дремала под навесом маленького камбуза, прислонившись к чугунному котлу. Вздрогнула всем телом, услышав мой возглас.
Чтобы добавить немного солидности, Лексо позвал на палубу седовласых вояк и приказал сушить весла.
Через пятнадцать минут трофейная галера, чей борт был на полтора метра выше нашего, поравнялась с галиотом. Народу на вражеской палубе набилось опасно много. Выражениями лиц некоторые из пиратов почти не отличались от безмолвных стражей Балинта. Разношерстный и диковатый люд.
Уховертка поднял руку для приветствия. Один из пиратов, щерясь во весь рот, сделал то же.
– Дом Ханфа приветствует свободных воинов Скалистого Края!
– Скалистые воины… тьфу ты… Свободные воины Скалистого Края приветствуют дом Ханфа!
– Я не вижу среди вас капитана Лазаря Пропащего.
Пират с длинной узкой бородой опустил руку и хмыкнул.
– Так и есть.
– И где Пропащий?
Бородатый пират развел руками:
– Пропал, хе-хе! А ежели серьезно – я за него. Помер Пропащий. Напился ночью и за борт вывалился. Мы его пытались батогами поймать, но, видно, речной бог думал иначе. Знатно мы его смерть отпраздновали. У нас знаете как: если капитан не в бою тонет, то это славный знак. Значит, в грядущей битве потерь будет мало.
– Надеюсь, договор в силе. – Лексо подошел к краю борта и протянул наверх письмо с печатью.
– А как же, господин. Мы, вольный народ, аванс любим. Я, если что, Квоком кличусь.
Квок подозвал к себе молодого помощника и передал ему послание. Тот сорвал печать, пробежался глазами по тексту и прильнул к уху своего капитана.
– Значит, отличнейшее пойло? – заметно повеселев, пробасил Квок. – Хорошо, бес мне в бороду. Прошлый корабль, который мы взяли, вез лишь овес и тюки с посконью.
– Пойло, да, но не только оно. – Лексо вдруг повернулся в нашу сторону.
Это было весьма неожиданно. Для меня и Алабели. Я стоял слишком близко к Лексо и упустил возможность отреагировать. Неразговорчивые старички с нашего корабля разом вспомнили, для чего их взяли в плавание, – у наших с Алабелью глоток появились лезвия стилетов. Я почувствовал, как острейшая сталь продавливает мою кожу над кадыком, так что в первые секунды у меня получилось лишь неразборчиво выдавить:
– Что за… Уховертка сопливая.
– Такова жизнь, Фосто, – дернул плечами лживый мерзавец. – Выживает тот, кто хитрее. Капитан, эта парочка теперь в ваших руках, и все их золотишко тоже. Сгодятся для любой каторжной работы, только помните, что они довольно кусачие. Ах, да – в трюме валяется еще один подарочек. Сейчас он дрыхнет, но как протрезвеет, можете смело сажать его за весло.
Квок махнул своим ребятам, и те всей гурьбой перебрались на наш корабль. Сам капитан, спустившись, подошел к Лексо.
– Дай обниму тебя, добрый друг. Дом Ханфа знает, какие подарки мы любим: золото, вино, рабы… корабли.
– Корабли? – переспросил Лексо, подняв брови.
Вместо подтверждения капитан Квок оттолкнул от себя мимолетного союзника, которого тут же схватили под руки несколько пиратов в цветастых одеждах. Вояки же, удерживающие нас с Алабелью, теперь сами превратились в заложников. Трех из них Квок велел прирезать и сбросить за борт.
– Проку нет – лишние рты, – заключил он.
– Я доверенное лицо графа Ханфы! – дергался во вражеских объятиях Лексо. – С вами заключен договор!
– С Лазарем. С Лазарем заключен договор. Он был парланцем и любил работать на парланцев. Настоящий пират работает лишь на себя.
Квок оглядел корабль, поморщился и пару раз топнул ногой по палубе.
– Эй, гребцы! Сидите тихо. В этом случае вам ничто не угрожает.
– Может, мы откупимся золотом, и нас отпустят? – рискнул поинтересоваться я, когда мое связанное по рукам и ногам тело начали поднимать на пиратскую галеру.
– Если только так, – ответил Квок и кивнул в сторону реки.
Три тела, легонько покачиваясь на волнах, оставляли за собой длинный алый след.
Глава 37
Против течения
Однажды я поинтересовался у одного странствующего артиста о том, как он планирует встретить закат своей жизни. Ведь когда-нибудь пальцы устанут щипать струны лютни, а тело, отягощенное бесконечными попойками и плясками, будет жаждать покоя. Баллады других сочинителей, молодых и искусных, будут ходить в народе, и творения старого шептуна сгинут в небытие. Странствующего артиста мой вопрос не смутил. Он сказал, что будет сочинять песни до тех пор, пока его не хватит удар. Что лишь творчество для него означает жизнь. Правда, потом этот сукин сын охмурил одну знатную вдовушку и каким-то образом присосался к ее кошельку. С творчеством, насколько я знаю, он завязал.
Эта история, внезапно посетившая мою голову, была очередным доказательством того, что верить словам нельзя. Человек, обманувший кого-то лишь единожды за всю жизнь, уже лжец, а других людей попросту не бывает. Лжец любой, кто неприкрыто врет, кто заблуждается и даже тот, кто глухонемой от рождения. И какой-нибудь святоша, сбежавший в пустыню от мирских забот, обманывает всех, кто придет к нему за мудростью, поскольку считает свой выбор истинным, единственно верным путем к райским кущам и божественной благодати.
Золото и показная доброжелательность затуманили разум глупому Фосто, чем и не преминул воспользоваться мой ушлый наниматель. И как я не догадался, чем может закончиться плавание на этом участке реки?
Пираты хорошо подготовились к путешествию в парланские земли. Они разделили трюм на несколько отсеков: в одних хранились припасы и добытые ценности, а другие превратились в загоны для рабов. Галера была не только прекрасным боевым кораблем – она являлась настоящей плавучей тюрьмой с решетками и надсмотрщиками.
Нам в некоторой степени повезло: как оказалось, команда этого корабля совсем недавно отправила партию рабов перекупщикам, поэтому сейчас клетки были практически пусты, полы отдраены, а воздух хоть и был затхлым, но не вызывал тошноты и не заставлял морщиться. Свет проникал сюда лишь со стороны кормы и люка на нижнюю палубу, так что если пираты не зажигали ламп, все пространство погружалось в полумрак. Везение, конечно, так себе, однако в столь трудном положении опасно думать лишь о плохом. В этом случае отчаяние вновь отмахнет от себя разум, как служанка – шторы опочивальни. К тому же нам с Алабелью представился отличный шанс разобраться со старыми проблемами.
Меня, чародейку и пару матросов вместе со спящим капитаном галиота посадили в невысокую продолговатую клетку. Она представляла собой железные прутья, вбитые в толстые доски на такую глубину, что расшатать их без привлечения внимания было почти невозможно. Другая сторона клетки являлась бортом корабля.
Уховертку, выживших вояк и прочих матросов налетчик Квок решил разместить в другой клетке. Вероятно, не хотел, чтобы количество пленных внезапно уменьшилось.
Тем не менее, в клетках и до нашего прибытия томилось несколько человек – будто бы пираты успели по пути к владениям дома Ханфа захватить какую-то лодку. Один из пленников находился в нашей клетке. Это был жутко обросший мужчина в лохмотьях. Он спал, прислонившись к прутьям, и никак не отреагировал на неожиданное пополнение товарищей по несчастью. Я не посчитал необходимостью беспокоить его. Он забеспокоился сам по себе, когда Алабель начала в негодовании трясти клетку и кричать вслед поднимающимся наверх пиратам:
– Какого черта вы посадили меня в клетку с мужиками?!
– Хочешь на палубу к гребцам? – обернулся один из пиратов. – Думаю, можно устроить им небольшой отдых.
– Что? Нет-нет, хорошо, побуду здесь, – Алабель тут же отступила в тень.
Пленник в лохмотьях закряхтел и поднял голову. Убрал с лица длинные скомканные волосы и начал тереть левый глаз, причем тер его сильно, со скрипом.
Я глядел на этого оборванца, и мое сердце с каждой секундой билось сильнее. И сильнее становились мои подозрения. Я посчитал их достаточными, чтобы тряхнуть Алабель и кивком указать ей на нашего сокамерника.
Поначалу девушка смотрела на него хмуро, поскольку не поняла моего странного действия. Однако очень быстро глаза ее округлились, а рот приоткрылся от удивления. И в этот самый миг пленник протер свои очи и взглянул на нас. Понял, что зря проснулся. Его крик разнесся по трюму с такой силой, что в дальнем углу за перегородкой рухнул с табурета надсмотрщик.
– ПО-МО-ГИ-ТЕ!
Мы с Алабелью застыли, как вкопанные. Пленник заорал так, будто ему отрезали ноги. Не прошло и пяти секунд, как в трюм запрыгнул сам капитан Квок, держа наготове тесак и кинжал.
– Кто рвет глотку?! Что тут происходит, подвальные крысы?
– Они! – оборванец трясущимся пальцем указывал на нас. – Они хотят меня убить!
Напряженное до крайности лицо Квока потихоньку приобретало человеческие очертания. Ярость сменилась раздражением:
– Хотят убить?
– Они уже тянули ко мне свои руки! Пересадите… Пересадите меня в другую клетку, иначе мне не жить.
Квок взглянул на нас исподлобья и развернулся, собираясь покинуть трюм.
– Я не привык терять свое, – произнес он. – Тот, кто кого-то здесь прикончит, будет привязан к бушприту до собственной смерти. Ему повезет, если кто-то из команды сжалится и выпустит ему кишки.
Сказав это, капитан покинул тюремный отсек. А мы с Алабелью сжали зубы, осознав невозможность мести в ближайшее время. Мне было чертовски грустно оттого, что мой враг так близко и одновременно с этим недосягаем. Вот моя пятерня, готовая сжать ему глотку, а вот – он, ненавистный, мерзкий, трусливый, самовлюбленный и одержимый Хавьер из Патса. Этот выродок выжил вновь.
Раз, два, три! Мой кулак сделал несколько движений и превратился в открытую ладонь с растопыренными пальцами – изобразить холст у меня получилось лишь отчасти. Несмотря на это досадное недоразумение, Алабель раунд проиграла – ее кулак так и остался сжатым.
– Что вы делаете? – осторожно поинтересовался Хавьер, поскольку сие действо происходило в метре от него.
– Своеобразный жребий, – ответил я, вновь потрясая кулаком. – Кто-то из нас должен взять на себя вину. Кто-то один.
– Какую вину?
– За твое убийство.
– Вы не посмеете.
Я лишь хмыкнул и продолжил игру. Мы старались лишить Хавьера покоя и сна, поочередно пялясь на него. Иногда достаточно громко обсуждали возможные способы его умерщвления, чем забавляли прочих сокамерников. Предупреждения капитана о порядке в трюме мы не забыли, но подобные действия могли спровоцировать у Хавьера очередную истерику. Разбойники – народ вспыльчивый, и крики неугомонного пленника будут им весьма неприятны. Кто знает, может быть, они решат утопить кретина.
– Хм, даже Первозданный в сомнениях, что будет дальше, Хавьер, прислужник Хамвольдов, – язвительно пробормотал я. – Может, в этом и есть наше предназначение – уж неспроста мы столкнулись лицом к лицу здесь.
– Вы сами выбрали путь по реке, – оскалился Хавьер, – а я не выбирал. Меня, полуживого, подобрало туаринское судно. К сожалению, то были не законопослушные торговцы, а поганые контрабандисты. Они не очень-то со мной церемонились и избавились от меня сразу, как миновали Ильденей. А как избавиться от лишнего человека и получить при этом прибыль? Правильно – продать его работорговцам.
– Не выбирал свой путь, говоришь? Ха, вот уж действительно ирония! А правда в том, что это я выбирал твой путь. Ты спустил на нас всех собак в Гелетии, а я по доброте душевной щадил тебя. По несусветной глупости, если быть точным. Камень разбивает ножницы, Алабель! Похоже, все идет к тому, что убийцей будешь ты.
– Какая честь, – с сарказмом ответила Алабель и повернулась к Хавьеру.
– Что, собираешься прикончить меня, ведьма? – Хавьер не стал прятать своего взгляда. – Лишь на это ты способна. Можешь только воровать и убивать.
– Ну почему же, могу еще мучить, пытать, насылать страшные язвы, превращать жертв в болотных гадов, проклинать до седьмого колена и обращать в камень идиотов, подобных тебе. Продолжить список?
– Тебе всего лишь и надо было, что продать свой чертов амулет, – проскрежетал Хавьер. – Если он не являлся тем, что искала определенная группа лиц, то ты смогла бы получить его назад. Но ты уперлась и получила заслуженное наказание.
– Заткнись, иначе я не ручаюсь за себя!
– Что? Разве я досаждал тебе в Сараксе? Разве я был виновен в гибели имперских агентов и в том, что последовало после? Самый большой твой враг – это ты сама, Алабель. Кальдеро приютил тебя, а ты отплатила ему злом за добро.
Я посмотрел на чародейку и увидел, как сжались ее кулаки. Игры кончились. Я приобнял Алабель одной рукой и прошептал ей на ухо успокаивающие речи. Хавьер заслуживал смерти, но не сейчас и не здесь. Бывший торговец доспехами, однако, вошел в раж.
– Где сейчас твоя побрякушка? У пиратов?
– Тебе-то что?
Хавьер вдруг обратился ко мне:
– Фосто, лишь с тобой я могу нормально общаться.
– Вы всерьез считаете так, господин Хавьер из Патса?
– Послушай, нет времени на глупые споры. Мы все в одной тарелке, в одном блюде под названием «каша из рабов на галерах и каменоломнях». Эта каша быстро съедается – немногие могут выдержать бесконечный труд в ужасных условиях.
– Твою мать, говори прямо, что предлагаешь! – взорвался я.
Хавьер вздрогнул и пояснил:
– Ее амулет – он может оказаться одной замечательной реликвией, а может быть никчемной подделкой, но пиратов это определенно заинтересует. Они не смогут прийти с этой штукой к императорскому дворцу, и у них останется лишь один щедрый покупатель.
– Кто же?
– Некий Эстерид, который сам себя называет Эстеридом Пятым. Смекаешь?
– Очередной претендент на родство с древней династией?
– Именно. Он считает себя потомком самого Хантала Святого и, в отличие от прочих, пытается доказать это делом. Его сторонники полгода удерживали Варамиад и с упоением грабили все побережье Огненного моря, так что сокровищ у него предостаточно.
– Ну и? Мы расскажем про амулет, они заберут его – и что? Нас-то это как коснется? Они на радостях всех отпустят?
– Нет, но мы, – зашептал Хавьер, склонив голову, – мы можем назваться хранителями амулета. История его исчезновения и появления будет очень важна для Эстерида. Нас решат доставить к нему. Это долгий и непростой путь. Многое может случиться, понимаете?
Мое насупленное лицо скрывало за собой напряженную умственную работу. Сам того не желая, я проникся рассказом своего врага. Хавьер хоть и был негодяем, однако же кое в чем его обвинить было сложно. Он точно не был из тех, кто готов дешево продать свою жизнь. И он был хитер. Алабель поняла причину моего молчания, и ей эта причина не понравилась.
– Нет и еще раз нет, Фосто.
– Сумасшедшая, – вновь встрял Хавьер. – Он сейчас не у тебя, но ты все равно считаешь себя его хозяйкой. Очень скоро пиратская добыча окажется в другом месте, и амулет этот никогда в твои руки не вернется. Это единственный шанс пробыть с ним еще какое-то время и получить шанс на спасение из плена.
– Заткнись, – прошипела чародейка.
– Постой, Алабель. – В моем голосе чувствовались нотки вины. Все-таки трудно вступать в спор с единственной союзницей на этом судне. Да и не только на судне.
– Готов довериться тому, кто так долго жаждал твоей смерти?
– Дело не в нем, а в амулете. Насчет него он прав.
Я вновь стал шептать на ухо Алабели некоторые доводы. Шептал так, чтобы их не слышал никто. Особенно Хавьер. По окончании я уже гораздо громче произнес:
– Нам удастся сбежать через перевалы.
Я неотрывно смотрел на Алабель и ощущал ее беспокойное сердцебиение. Какое-то время она избегала моего взгляда, но наконец глаза ее сверкнули в окружающей нас тени.
– Пусть будет так, – тихо произнесла она.
Хавьер решил не тянуть кота за хвост и не стал обсуждать с нами хоть какие-нибудь подробности плана, довольствуясь лишь тем, что его действия одобрила чародейка. Он по старой привычке разгладил свои усы, теперь слившиеся с черной бородой, и позвал надсмотрщика – лысого бугая, короткая шея которого исчезла под слоем жира. Хавьер потом поведал нам, что каждый час промедления уменьшал шансы на согласие капитана, ведь территория Скалистого Края отдалялась от нас, и дороги, ведущие в Северную Нардарию, отдалялись вместе с ней.
Надсмотрщик был не очень доволен тем, что его побеспокоили. Его левый глаз затянуло бельмо, а правый бегал от одного пленника к другому, пока не остановился на Хавьере.
– Это опять ты?
– Позови капитана, морской волк!
Глаз разбойника угрожающе блеснул:
– Если это какая-нибудь ерунда, я заставлю тебя жрать собственное дерьмо.