Quotes from the book «Анатомия любви»
Жизнь вечна. Её нельзя оборвать. Она иссякает из-за нашей небрежности, потому что мы невежественны. Искра жизни — это электрический разряд, который может возрождать снова и снова, если действовать со скоростью Бога.
Январь – это когда начинается время, а весна – это когда начинается жизнь.
Любовь дарует нам обостренное понимание для постижения мира, зато гнев дарует точное и беспристрастное восприятие.
то, что сегодня считается отклонением, завтра могут признать проявлением гения.
Если любить означает внезапно воссоединиться с самой неуправляемой, самой живой частью себя, то это состояние пронзительного самосознания не угасло во мне со временем, как бывает у других.
— Собаки, — написала Джейд, — зеркало куда более выразительное, чем вода и стекло. В отпалированном зеркальном стекле мы видим ограниченную собственным эго текущую версию себя и пугающих призраков будущего. Зато собаки могут показать нам наши чувства, наши взаимосвязи с окружающей жизнь и с нашим прошлым. Животные суть мы в младенчестве. Пес, дающий на луну, и есть наше подлинное "я".
Люди вторгаются в твой внутренний мир, как будто помогают искупить свою вину.
Хватит мечтать о рае, каждый человек сам за себя.
Единственное, о чем я сожалею, и единственное, о чем всегда буду сожалеть-то, чего не сделала. В конце мы скорбим именно по несовершенному. О путях, которые не избрали. О людях, которых не коснулись.
Джейд всегда любила поспать. По выходным она запросто могла проспать часов до четырех дня. Она спала в школе, засыпала в автобусе, на загородных прогулках всей семьей. Она, словно старушка, задремывала в кино. Естественно, мы заметили эту ее едва ли не нарколепсию и поняли, что это способ убежать: от собственного стремительного взросления, от всех бесчисленных подробностей жизни, которые расстраивали ее, и от нас. Однажды, когда ей было лет девять-десять, я обнаружила, что она спит в ванне, и разбудила ее, потому что испугалась, что она может утонуть, и потому что уже целый час дожидалась, когда же она выйдет. Она посмотрела на меня со всем негодованием, на какое была способна – уже тогда его было немало, – и сказала: «Сон мне необходим». Она очень ревностно относилась к своему сну, оберегала его, словно это была ее собственность. Если бы она могла прятать его, как я прятала свои шоколадки, то повсюду были бы заткнуты сновидения и свертки с бессознательным. В доме, где всем делились и обо всем говорили вслух, где нужд было больше, чем возможностей эти нужды удовлетворять, Джейд научилась уходить во вселенную, где до нее невозможно было добраться, невозможно критиковать, невозможно узнать.
