***
Я вдыхаю чистый воздух, и всецело чувствую его прохладу. Над Пятигорском все еще поразительно видно утренние звезды. Между старинными зданиями в пару этажей хорошо видно заснеженные у самых верхушек горы – справа двуглавый Эльбрус, слева гора Столовая и золотой Курган. Цепь замыкает Казбек. Часы на колокольне показывают пять, сторож скоро отбивает семь ударов, и в городе начинает потихоньку течь жизнь. Вот, люди открывают окна, высовываются из маленьких квартирок и радостно улыбаются небу. Интересная параллель – наверное, когда-то и одинокий поэт также гулял по этим улочкам; писал, глядя на небо; и выглядывал из окна съемной квартиры.
Изящно стучит чье-то открытое настежь окно. Я продвигаюсь все дальше, вглубь города, почти доходя до бывших окраин – где когда-то на окружной улочке, жил и поправлялся от болезни великий поэт. Вдруг вижу надпись на небрежно сколоченных досках: "ДОМЪ, В КОТОРОМ ЖИЛ ПОЭТЪ М.Ю.ЛЕРМОНТОВЪ". Не могу наглядеться на маленький, даже неприметный на первый взгляд домик, с тростниковой крышей. С трудом вериться, что здесь когда-то мог жить такой большой поэт. Но я уверенно вступаю на порог дома-музея. Тотчас понимаю – приметность и значительность здания в другом: в собрании документов, живописных полотнах, предметах интерьера, одежды и мебели – которые и сейчас отражают эстетику лермонтовской эпохи. Однажды Лермонтов написал своему московскому другу М.А.Лопухиной: "…у меня очень славная квартира…сразу приглянулась мне, только переступил через порог. Даже простой деревянный стол казалось улыбнулся мне, а стоявший рядом колченогий стул пригласил сесть. По всей комнате были развешаны до боли знакомые лубочные картинки…и только из зеркала пахнуло какой-то безобразиной…" Что ж, сквозь мутное стекло до сих пор видно вещи, напоминающие случайному прохожему о том, что здесь жил поэт-изгнанник, вынужденный странствовать. Вот, и кресло-качалка у окна в кабинете-спальне, на которой наверняка сидел уставший писатель… Покидая музей, я думала о том, как важно приобщаться к подобным местам – с особой творческой энергетикой, которая сумела оставить неизгладимый след в искусстве – не только слова, но и живописи..
Глава третья
Герой своего времени
4 сентября 2019
В сентябрьский полдень в Пятигорске невыносимо сильны лучи солнца. Теплый воздух, отскакивая от мостовых плит площадей и от ржавых потемневших крыш, уноситься высоко в небо – он прячется даже в тенях парков, рядом с водопадами и у краев гор. Так, ходить здесь становиться невыносимо – из-за этого, мне, также как и в свое время М.Ю.Лермонтову приходиться укрываться некоторое время в гроте. В оплетенном лианами и дикими цветами пространстве каменных плит свежо и очень легко думается. Вполне можно вообразить себе как здесь в темноте грота Дианы – одного из самых прекрасных гротов Пятигорска, когда-то восседал М.Ю.Лермонтов и нескончаемо думал о новом романе, которому только только дал название – "Герой нашего времени".
Но вот, мои мысли прерывает отчетливый стук, который ударяясь о каменные плиты грота, усиливается его полукруглыми стенами. Я выглядываю на улицу: небо, пару минут назад безмятежно голубое, теперь представало передо мною серой глыбою. Погода испортилась, стала хуже петербургского сентября. Уже начался дождь и несильный ветер. Над городом и горным парком раскинулась пелена тумана, словно серый шатер из пыли и газа. Горизонт замкнулся. Из грота стало совсем не видно гор. Направившись обратно в глубь пещеры, укрывающей меня от дождя, я невольно подумала о то, что М.Ю.Лермонтов наверняка бывал в гроте Дианы в такие грозы: когда воздух становиться мокрым и тяжелым, когда улицы шумного городка опустевают, и ты непроизвольно остаешься наедине с собой.
В одиночестве М.Ю.Лермонтов подводил итоги уходящих пятигорских лет. Вероятно, он продолжал задумывать роман о своем современнике. Писатель неторопливо листал журнал"Современника", и попадавшиеся ему тут и там статьи, картины и иллюстрации наталкивали на мысли об наступившей эпохе. Вот, попались строки В.Ф.Одоевского, двоюродного брата известного декабриста, из анонимной повести: "В старинной деревенской почерневшей библиотеке, подле полузамерзшего окна, в огромных креслах сидел, или лучше сказать, лежал молодой человек, измученный страстями. Он держал в руке книгу, но зимние сумерки давно уже не позволяли ему читать, и яркая северная заря все ниже и ниже спускалась на обнаженные деревья, бросая свой пурпурный оттенок на снег, покрывающий кровли окружных строений. В темной синеве неба горела уже первая звезда. Это был таинственный час, в котором все как бы невольно располагало к мечтанию; но молодой человек давно уже отвык мечтать; он рано пережил поэтическую половину своей жизни и вступал теперь в тот тусклый однообразный каждодневный мир, в котором кружатся люди, переставшие любить и надеяться. Ни торжественная тишина природы… ни своенравный узор мороза на стеклах – ничто не возбуждало в нем тихих художнических дум поэта! Он беспечно дремал перед обедом в своих креслах, спокойно ожидая свечей". Художественные детали этого героя и мысль, мгновенно заворожили М.Ю.Лермонтова – он наконец понял, что нашел, то, что искал: "Вот он, герой века! Один из тех молодых стариков, которых ничто не интересует…"
Тем временем, осколок неба, виденный мною из темноты грота, стремительно посветлел. Шум капел затих и мое заточение в гроте Дианы завершилось. Я осторожно выглянула из-за каменных плит: вершина Машука была окутана облаками, а лесные склоны тонули в дождевом тумане. Где-то вдалеке заиграла шарманка, все время повторяя один и тот же мотив. Прекрасный после осеннего, все еще теплого кавказского дождя, Пятигорск представал передо мною – из самых близких ко мне домиков уже выбегала наружу горская молодежь. Я видела их счастливые, свободные лица; свежий воздух вероятно благоприятно воздействовал на них; из темных, огромных глаз так и сочилась энергия и желание жить. Вспоминаю, как писал о горцах М.Ю.Лермонтов в своих многочисленных, посвященных кавказскому народу стихотворениях:
"Я видел вас: холмы и нивы,
Разнообразных гор кусты,
Природы дикой красоты,
Степей глухих народ счастливый
И нравы тихой простоты!"
Традиционно кавказцев описывали как эпитетом "дикий", но великий поэт и здесь сумел отличиться – он видел их счастливыми и обладающими спокойными, тихими нравами.
В последний раз оглянувшись на своды грота Дианы, я наконец решила, куда направлюсь сегодня. Не пройти по следам лермонтовских героев и его более поздних стихотворений – почти преступление, для находящегося в Пятигорске.
***
Об этом месте пишет Печорин в своем дневнике: "поднявшись по ступенькам, я оказался на большой площадке с видом города, открывающимся моему взору…" Легкая беседка – Эолова арфа, о которой писал герой настоящего времени действительно возвышается над городом. Я могу предположить, и Лермонтов и Печорин когда то восхищались тем видом, который открылся и мне. Они также чувствовали дуновение ветра, слышали мелодичные звуки внутри беседки и находили здесь успокоение своей истерзанной душе. Только сейчас, внутри Эоловой арфы установлен специальный инструмент, струны которого, издают музыку от колебаний ветра. Конечно, она звучит довольно современно… Но на площадке около беседки много людей, которые, как и во времена М.Ю.Лермонтова рассматривали в телескоп Пятигорск, и тянущуюся вдали цепь Кавказских гор: "На крутой скале, где построен павильон, называемый Эоловой арфой, торчали любители видов и наводили телескоп на Эльбрус".