Read the book: «Исповедь дьявола»

Глава 1

«Тело следователя не нашли».

Я нащупываю пульт в пачке чипсов. Не знаю, как он там оказался, и не помню, как я заснула на диване в гостиной. Из-за всего, что со мной случилось за последнее время – аресты, смерти, маньяки, секты, – я потерялась во времени.

Темно-фиолетовые шторы плотно задвинуты и не пропускают свет, так что не будь на дворе век технологий, я бы не знала, ни какое сейчас время суток, ни какой день недели, ни какое число… но экран телефона периодически возвращает в реальность. Порой кажется, что я и мир вокруг – картина в галерее, а на раме название:

«Личный ад Эмилии. Она просто любила адвоката…»

Я прибавляю пультом громкость. Обычно я не включаю телевизор, ненавижу этот зомбоящик, однако последний месяц стал исключением. Местные краевые новости я смотрю каждый день. Потому что несколько раз в неделю говорят… о нем.

Это единственное наше свидание, которое я могу себе позволить, пока его держат за решеткой.

Хм, лгу.

Еще я мониторю статьи в интернете и социальные сети, но видеозаписи там редко появляются. Только фотографии. Зато из новостей по телевизору уже можно смонтировать сериал об адвокате-маньяке Леониде Чацком, которому пресса дала прозвище Кровавый фантом.

Идиоты…

– Леонид отказывается комментировать обвинения в убийстве следователя Иллариона Фурсы, хотя улики и указывают на него, – воодушевленно рассказывает женщина на экране, пока я набиваю рот очередной порцией луковых чипсов. – Кроме того, он никак не комментирует то обстоятельство, что с него временно сняли обвинения в жестоких убийствах Кровавого фантома. Впрочем, убийства продолжаются. За последние две недели обнаружено три трупа с выколотыми глазами.

Я сминаю банку колы в кулаке, и сладкая вода выплескивается на руку, диван, паркет. Твою мать, да мне хочется швырнуть банку прямо в лоб репортеру! Эти сволочи из следствия так и не рассказали правду!

Нет. Никаких. Убийств.

Есть лишь суициды.

И пока они продолжают пугать людей маньяком, кто-то доводит новых жертв до самоубийства!

Кадры с Лео за решеткой сменяются кадрами из судебных заседаний – все по крупным делам, где он выступал в качестве адвоката. Репортеры нашли отрывки с его речами о справедливости, а еще забавные кадры, где он своими доводами, игрой слов и обаянием закапывает прокурора до ядра Земли, разносит в прах всю собранную доказательственную базу и вытаскивает из тюрьмы очередного преступника.

Интерес к Лео понятен. Все видят в его истории особую иронию. Молодой адвокат по уголовным делам, который мог вытащить любого из тюрьмы или уменьшить срок заключения с десяти лет до двух, не может спасти собственную шкуру.

Только вот он может, но не хочет.

Во-первых, они придут за ним… тайное общество… «Затмение» его не оставит. Во-вторых, он и правда виновен. Лео убил этого Фурсу. Убил… из-за меня.

Все девушки в судебном заседании слушают Лео, открыв рты. Он в черном костюме. Золотые «ролексы» – единственная вещь другого цвета. Лео всегда в черном, словно иные цвета обжигают его сильнее, чем демона святая вода. Адвокат в черном. Пятьдесят оттенков юриспруденции, черт возьми.

«Истинное зло скрывается под маской, – говорит Лео слушателям, защищая очередного клиента, – и вы в упор не видите правды, вы не хотите ее видеть, ведь это будет значить, что ваша вера ничего не стоит, что вас предали. Это приведет к чувству, что вы не контролируете ситуацию, а значит, и свою жизнь. Но срывать занавес необходимо. Иначе зло продолжит процветать, а остатки добра, облитые грязью, будут умирать где-то на дне, не в силах пробить броню вашего лицемерия».

Каштановые волосы Лео идеально уложены. Малахитовые радужки блестят азартом и жаждой победы… Увы, не теперь. Сейчас Лео даже не смотрит на тех, кто пытается взять у него интервью.

Мне знаком этот пустой взгляд.

Я сама несколько недель ни с кем не разговаривала. Мой единственный живой родственник, бабушка, которая меня вырастила… умерла. Человека, которого я люблю до мурашек, посадили в тюрьму и лишили памяти обо мне. Я одна. Я почти уничтожена осознанием, что ничем не могу помочь людям, которых люблю, не могу спасти их. Это куда хуже, чем если бы я умерла сама.

На столике вибрирует телефон.

Читаю уведомление:

«Здравствуй, Эмилия, ты подумала над моим вопросом?»

Я выключаю телевизор, мечтая разорвать журналистов в клочья – за то, что они зарабатывают на горе других и издеваются над Лео. С другой стороны, мы, юристы, ведь тоже там, где людям плохо?

Вздохнув, я выпиваю еще колы, получаю сахарный удар по мозгам и открываю сайт «Пеликана» в теневом браузере. Скачивать приложение на телефон я не стала. На экране высвечивается картинка с тем самым пеликаном: птица разрывает клювом собственную грудь и кормит голодных птенцов своей кровью… да, странная миниатюра, но я привыкла.

Куратор объяснил, что существует очень древняя легенда о пеликане.

Однажды птица вернулась в гнездо и обнаружила своих детей умирающими. Их покусала ядовитая змея. Тогда любящий родитель разорвал себе клювом грудь, напоил кровью птенцов и исцелил их.

Пеликан стал символом самоотверженной родительской любви, позже – символом Христа и Его Жертвы, а потом и символом учителя. Потому что пеликан свою кровь, энергию и жизнь – в прямом и переносном смысле – отдал детям. Родитель жертвует собой ради детей. Сын божий пожертвовал собой ради всех людей. Учитель отдает часть себя ученикам.

Вот такая метафора. Пусть и выглядит жутко.

Я допиваю остатки колы и захожу в чат с куратором, набираю текст.

«Не вижу смысла возвращаться в город, – пишу в ответ, – последний год разрушил мою жизнь до основания. Я не исполню мечту стать судьей, потому что мой отец вор в законе. Человека, которого я люблю, посадили. Все мои родственники мертвы. К черту университет! Я ничего больше не хочу. Я хочу умереть».

Обняв подушку, на минуту закрываю глаза. Слезы давно закончились. Часто накатывает тошнота. За окнами завывает ветер, беспрестанно атакуя стекла, – они свистят под его ударами.

Новое уведомление:

«Лжешь сама себе. Ты хочешь жить. Пора взять себя в руки, как и раньше. Иногда падение в яму приближает нас к кладу, который мы всю жизнь ищем. Мы плачем, сидя на дне этой ямы, а бог отправил нас туда, чтобы исполнить нашу молитву о счастье».

Я не знаю, что написать в ответ. И умирать я не хочу. Это правда.

Лишь проверяю.

Очень долго я считала, что именно приложение «Пеликан» доводит людей до самоубийства, но… они и правда помогают избитым жизнью неудачникам, вроде меня.

Теперь я понимаю, почему огромное количество людей сидит в этом приложении. Кем бы ни были кураторы, они помогли мне вылезти из холодного болота, где я едва не захлебнулась. И они не просят ничего взамен.

Я спрашивала: как они выбирают тех, кому хотят помочь? Ведь не каждый может попасть в приложение. Нужно особое приглашение, чтобы получить доступ к сайту. Мне ответили, что просьбы о помощи кому-либо часто приходят от других пользователей приложения или кураторы сами обнаруживают отчаявшихся в сети. Если кураторы видят, что человек хочет встать на истинный путь, то придут и помогут. Остальное решать пользователю. Собирается он дальше тонуть во тьме – или хочет ощутить в себе Свет?

– Эми! Я понимаю, что мы в станице, но входную дверь надо запирать.

В гостиной появляется Адриан. На его сером пальто и пепельных взъерошенных волосах лежат снежинки. В руках черный футляр со скрипкой.

– Да кому я нужна, – бурчу, протягивая другу пакет чипсов. – Будешь?

Он снимает пальто, кладет на спинку кресла. Сегодня Адриан в голубых джинсах и сиреневой кофте с надписью «Take the first step in faith». На шее массивный золотой крест. Вчера он приходил в одеянии священника, потому что был в местной церкви.

Не так давно Адриан проводил похороны моей бабушки. Он сам вызвался помочь. И Адриан первый, кто смог вытянуть из меня хоть слово после ее смерти. С тех пор он меня навещает. Оказалось, что у его отца есть дом в моей родной станице, и Адриан решил пожить там. У парня что-то вроде отпуска.

– Как священнослужителю мне положено верить в доброту людей, но как друг… попрошу тебя запираться.

Искренне улыбаясь, он садится рядом на диван. Его улыбка для меня как солнечный луч, пробивший хмурые тучи, да и вообще этот человек с момента нашей встречи больше напоминает ангела, и иногда даже хочется спросить, зачем он покинул Рай и спустился к нам – испорченным ничтожествам. Я никогда не видела таких воздушных, комфортных и душевных парней. Заглядываешь в его серые глаза – и будто телепортируешься в тихую гавань, где волны шелестят о берег и переливаются серебром в лучах луны. Тишина. Спокойствие. И никаких проблем.

– Ты со скрипкой? – радуюсь я.

– Играл в местном доме престарелых рождественские песни, – он поправляет край одеяла, пряча мою голую ступню в тепло, – ты планируешь отмечать Новый год здесь?

– Венера звала меня праздновать с ней и Дремотным, но я не буду им мешать. У них любовь. И все в таком духе. Не хочу чувствовать себя третьей ногой. Мне лучше в станице. Это…

– Твои первые новогодние праздники без бабушки? – сочувствует Адриан, бросая на меня печальный взгляд, и кладет ладонь на мою щиколотку, накрытую одеялом.

Я киваю.

– Давай я останусь с тобой.

Он садится перед диваном, чтобы наши лица были на одном уровне. От него приятно пахнет зимой, ладаном и ванилью.

– Ну нет. Ты и без того много для меня сделал. Я скоро на шею тебе сяду, как ребенок. Нельзя так.

– Тогда отметь Новый год с друзьями, – просит он, сжимая пальцы на моем запястье, – пожалуйста. Мое сердце будет кровью обливаться от мыслей, что ты здесь совсем одна.

– Как и миллионы людей в нашей стране. Одиноких много. И откуда ты только взялся? – посмеиваюсь я. – Иногда хочется потыкать в тебя, чтобы убедиться, что настоящий. Таких людей просто не бывает.

– Заботливых? – мягко уточняет он, – Лео бы с тобой не остался?

– С Лео… – я прикусываю губы, – мы встречались… ну вроде того. А с тобой мы дружим, и эта забота…

– М-м, скажем так: заботиться о людях – моя работа, сама понимаешь, – с улыбкой пожимает он плечами.

– Твоя работа – наставлять людей на истинный путь.

– Этим и занимаюсь.

Не поспоришь. Даже Виктор не смог разговорить меня после смерти бабушки и инцидента с Лео, а Адриан сделал это по щелчку пальцев. Он просто явился ко мне. И молчал. Казалось, он разговаривает со мной невербально, и в какой-то момент я сама излила ему душу, а Адриан слушал, понимая меня с полуслова. Потом он обнял меня. И мир остановился. Словно боли никогда и не существовало, никто не умирал, не попадал в тюрьму…

– Знаешь, ты был бы потрясающим мужем кому-то. Уверена, девушки тебя обожают. И как Бог допустил, что ты принял целибат? Тебе же всего двадцать семь лет. Скажи по секрету, девушки ведь пытаются тебя соблазнять? – ехидничаю я.

– Есть такое, – смущается он, потирая шею.

– Хотят сорвать запретное яблочко с дерева, – подмигиваю я бровями.

Адриан смущается еще сильнее.

– Я рад слышать твой смех, – признается он. – Боялся, что ты опять потеряла дар речи. Хотел звонить отцу, просить совета.

– Интересный у вас тандем, конечно. Психиатр и священник. Такую парочку никто не остановит.

– Я в девять вечера собираюсь поехать в город, навестить отца. Тебе что-нибудь привезти завтра?

– Да, будь добр, захвати одного самодовольного адвоката из следственного изолятора, заверни в золотую бумагу и отдай мне в качестве подарка на Новый год. О, и прицепи ему бантик на макушку!

– Уже и шутить начала. Радуешь, – смеется он.

Я зарываюсь носом в подушку.

– Это способ временно заклеить раны.

– Эми, его не посадят, – уверяет Адриан, складывая руки на диване перед собой и склоняя голову набок.

Челка падает парню на глаза. Никогда не перестану любоваться оттенком его волос: об этом пепельном блонде девчонкам лишь мечтать.

– Он убил человека, – чеканю я.

И не одного.

– Он защищал тебя. Если труп найдут, то, как и советовал Виктор, ты поедешь в полицию и расскажешь, что это была самооборона. Не понимаю, почему вы сразу так сделать не хотите.

– Фурса расследовал дело Кровавого фантома, где Лео был главным подозреваемым. Его и сейчас подозревают. Никто не поверит, что Лео убил следователя – который, на минуточку, его терпеть не может и хотел посадить – и это была самооборона. Скажут, что я лгунья. Да и в любом случае это превышение самообороны, и Лео все равно привлекут, понимаешь? Так что… пока нет нормальных улик, придерживаемся версии, что никто ничего о Фурсе не знает.

– Уверен, все образуется. – Адриан целует меня в щеку и поднимается на ноги. – Не скучай.

– Сыграешь мне на скрипке перед уходом? И возьми запасные ключи на шкафчике в коридоре. Запри меня. Все равно до твоего прихода из дома не выйду.

Адриан кивает. Я кутаюсь в одеяло, наблюдая, как парень достает скрипку из футляра. Красивая чувственная мелодия расплывается по дому, и я тону в другом измерении: где нет боли и проблем. Скрипка будто создана для этого человека. Они как одно целое.

Вскоре я проваливаюсь в сон.

***

Когда открываю глаза, за окнами царствует ночь. Адриан перед уходом распахнул шторы, так что теперь я могу любоваться луной и блестящим снегом на подоконнике за стеклом. После его ухода я несколько раз просыпалась: брала со столика и пролистывала конспекты, пытаясь хоть что-то запомнить по уголовно-процессуальному праву, но каждый раз снова засыпала на втором абзаце. Как учиться, когда чувствуешь себя раздавленным желе?

Протерев глаза, я тянусь к телефону. Новое уведомление. Оно пришло еще днем, но сил посмотреть не было.

«Скучала по мне?

Неизвестный номер. Что за черт?

Я кидаю телефон на стол и вскакиваю с дивана, не отводя взгляда от айфона. Тетради с конспектами шлепаются на пол.

Так, спокойно.

Возможно, я просто не записала чей-то номер. Или случайно удалила, да? Почему нет?

Я пячусь к двери и иду на кухню делать какао, шепотом повторяя одно и то же: какао, какао… выпью какао, пойду спать, и все будет хорошо, это лишь незаписанный номер знакомого. Никаких маньяков…

Где там сахар? Ага, вот. Все на месте.

Я ставлю чайник. Пока он закипает, смотрю в окно: это меня успокаивает. На часах полдевятого вечера.

Чайник свистит. Я готовлю какао, потом сажусь на прохладный подоконник и делаю глоток. Ветер на улице по-прежнему бушует, бьется о стекло. Но я в безопасности. Я дома. Здесь тепло и уютно. В отличие от улицы. Там… человек?

Я роняю кружку. Она звенит о кафель.

Следом слетаю с окна, бьюсь коленом и, отдышавшись, выглядываю вновь.

Во дворе человек. Мужчина. Я набираюсь смелости, присматриваюсь. Одновременно вспоминаю, что Адриан, к счастью, запер двери, но ведь этот псих может разбить окно и забраться в дом!

Надо звонить в полицию!

Я уже хватаю стационарный телефон, как вдруг замираю. Мужчина исчез. Он стоял у ворот, но теперь там никого. У меня галлюцинации? Я медленно приближаюсь к окну… и вижу его.

Илларион Фурса.

В трех метрах от окна.

К горлу подкатывает тошнота. Кровь отливает от лица. Я вскрикиваю и хватаюсь за стационарный телефон, набираю номер полиции и опять смотрю в окно, но… там никого. Я кладу трубку.

Какого хрена?!

Я бегу в гостиную за айфоном, чтобы позвонить единственному близкому мне здесь человеку. Если он еще не уехал. Хоть бы не уехал! Господи, пожалуйста!

Адриан отвечает.