– Хорошо, с рождением разобрались…А гибнут, умирают ли ваши?
– Смерть дриады? Да, это бывает…
На немой вопрос в его глазах я тихо ответила:
– А ты можешь представить – как жить дриаде, которая лишилась своего дерева?
Глава 6
06 Осень II – Adagio Molto
– Я не могу запретить тебе! Хотел бы, но у меня нет такого права…Поэтому ты должна знать…
Слова Старца звучали тяжело, как будто были замшелыми каменными глыбами в овраге, перегораживающими путь весеннему потоку… Но, помнится, поток всегда огибал их и несся себе дальше…
Однако сильная тревога Старца – ведь даже свое обычное «так сказать» он почти не произносил! – передалась и мне, так что слушала я со всем вниманием, да и невозможно было иначе слушать такое…
– Я уже говорил тебе – общаясь с ним, ты делаешь свое тело… материальнее. Как ты полагаешь, почему вы сейчас понимаете друг друга с полуслова, будто каждый слышит мысли другого?…Он впитывает в себя часть твоей сущности, и становится чуть ближе к нам… к тебе! и это хорошо для этого человека, и для всей Мировой Гармонии, но ты при этом тоже берешь себе часть его сущности, и меняешься…
…Перестав быть такой легкой, как все дриады, однажды ты просто не сможешь войти в свое дерево. Утратишь часть себя, дающую тебе жизненные силы, дающую тебе возможность чувствовать мир. И вот тогда – и навсегда! – станешь призраком. Начнёшь постепенно терять способность говорить… петь.. будешь терять память, рассудок… Тело твое не останется настолько легким, как у дриады, но и не станет таким, как у человека. Ты сможешь совершать какие-то действия в материальном мире, и это станет заметно людям, но сама будешь видима только в местах, где действуют особые силы. Такие есть в старых замках и развалинах – я вам про это рассказывал…Мы не будем тебя изгонять, но ты сама уйдешь отсюда и будешь продолжать жить – сумасшедшим пугалом! – сама того не понимая, до скончания веков, или пока какой-нибудь охотник на приведений не положит конец твоему жалкому существованию.
Но это только один вариант развития событий!
Второй – и он легче для тебя – переход через критическую точку материализации твоего тела застанет тебя внутри дерева, и ты не сможешь выйти из него, начнешь врастать в ткань ствола. Ты будешь заключена в нем, тело твое станет навечно с ним единым целом и пока дерево не погибнет, ты будешь жить – и одновременно – не жить – вместе с ним. Твои способности так же будут постепенно – достаточно долго, чтобы это было мучительно! – покидать тебя, и в конечном итоге ты полностью сольешься с деревом навсегда, станешь только деревом, обычным деревом…
Тоже незавидная судьба: доживать век свой, стоя на одном месте, следя лишь за сменой времен года … Однако, как правило, век деревьев короче, чем призраков, и твое бездумное существование не будет слишком долгим и мучительным…
Но в том, и в другом случае, как ты понимаешь, ты теряешь себя…
Наш Старец, наш Наставник, Учитель, наш Мудрец, всегда дающий нам всем только правильные советы, душой болеющий за Лес, за наш народ – замолчал, и было видно, как нелегко ему далась эта речь, как тяжело у него на сердце – все было видно по его изборожденному морщинами лицу, будто утесу, покрытому сумрачными тенями от тяжелых туч.
А мне, наоборот, сразу стало легче. Стало понятно, и ясно на душе. Потому что я теперь видела все свои дороги, и видела – куда они меня ведут. Но мне не было страшно, потому что сердце мое полыхало неугасимым, огромным костром, чье пламя освещало любую из них, не оставляя места теням и сомнениям.
– Спасибо, Старец!…Ты хочешь защитить мою жизнь, мою сущность, ради Мировой Гармонии и ради меня самой! я это понимаю и благодарю тебя!… Но не могу расстаться с Ним! Если я это сделаю – результат будет таким же: я потеряю себя…
***
Он привык Смотреть, и уже видел меня почти так же, как и своих… Ну, может, чуть более прозрачной. Даже иногда чувствовал, если я молча (специально!) подходила к нему со спины и прикасалась – он ощущал мои прикосновения как легкое дуновение ветра, хотя мне приходилось прилагать немалые усилия для воздействия. Пения я больше от Него не слышала. Может быть, потому что старательно избегала ситуаций, которые могли побудить Его к этому.
Я знакомила Его с другими дриадами, если они попадались нам навстречу, и Он научился видеть и их – правда, только в виде почти прозрачных силуэтов, как и меня в первую нашу встречу. Он не слышал, что они говорили, только воспринимал их эмоции – как тихое пение на грани сознания. Оно неизменно было удивленно-доброжелательным. Удивление было вполне понятным. Старцу, думаю, пришлось ответить на многие вопросы по этому поводу, заданные моими братьями и сестрами…
А доброжелательным – потому что мой друг никогда не приходил в этот лес с топором или с охотничьими снастями. Я учила Его чувствовать и любить Живых, и Он был замечательным учеником в этом…
А я… я чувствовала Его нежную привязанность ко мне, чувствовала себя – маленьким зверёнышем, греющимся на ярком солнышке после череды холодных дней – так же тепло и ослепляющее светло мне было … И у меня не было мыслей, которые бы связали нашу дружбу с пугающим словом «потом»…
Глава 7
07 Зима I – allegro non molto
А потом, в конце одного прекрасного зимнего дня (прошел почти год, как мы стали общаться), когда солнце уже приготовилось соскользнуть на ночной покой, Он пришел какой-то странной, тяжелой походкой, с опущенной головой, и, путаясь в словах и не глядя мне в глаза, объяснил, что, видимо, в ближайшем будущем перестанет сюда являться, потому что скоро женится, невеста вот в его дом приехала – пока погостить, сейчас знакомится с родителями, которые так счастливы, ведь уже давно пеняли ему, что он никак не обзаведётся семьёй, а все бегает в лес непонятно зачем, какие такие могут быть дела в лесу круглый год…
Его голос звучал все громче – словно в громкости он пытался найти опору для собственных слов, и, наконец, достиг апогея в почти обвиняющем крике: «Ты и сама понимаешь – у нас с тобой ничего не может быть! ты же дух, призрак, ты – ничто! Да ты меня даже обнять не можешь!… Фактически – тебя нет, тебя вообще нет!».
Он кричал на меня, а глаза его до краев были наполнены черной тоской… Выкрикнул последнюю фразу, резко развернулся и ушел, не оборачиваясь, не прощаясь, быстрыми шагами, с опущенной головой… Из моего Леса и из моей жизни…
***
… Да. Обнять Его я не могла. Не потому, что не хотела. Просто таковы были физические свойства этого мира.
У всех есть способность видеть и слышать – в большей или меньшей степени. У всех есть чувства обоняния и тактильного ощущения. Ощущения тепла и холода. А еще… еще есть то, чему в человеческом языке пока нет названия.
У нас – Хранителей Леса – считается вполне обыденной способность именно таким образом Чувствовать Живых – каждую травинку, каждую веточку… каждого зайку малого.
Однажды я уже рассказывала это Ему: наши тела состоят как бы из чувствительных струн, позволяющих ощущать связь со всем Лесом. У каждого из Живых есть отзвук, эхо сущности – его, Живого, сущности – в этих струнах. Таким образом каждый Живой отражается, как в водной глади – в нас, Хранителях. Это необходимо, чтобы мы могли вовремя прийти на помощь тем, кто не всегда может позвать способом, предназначенным для слуха и зрения.
Что же касается людей… Конечно, их мы видели и слышали, но …только как живые картинки. Потому что люди никогда не имели отражения в нашем внутреннем мире. Они не задевали наших струн. Потому что были для нас чужими.
… Это началось почти сразу после того, как я услышала Его обращение ко мне не словами, не обычной человеческой речью, а настоящим Пением. То есть на том языке, на котором общаются Хранители, на котором общаются Живые, и на котором никогда не общаются между собой люди.
Он был единственным человеком из всех, известных Хранителям, который мог Петь, как и мы, хотя сам этого не осознавал.
И Он был единственным человеком, который начал отражаться во мне. Его отражение прорастало в моей душе, становясь все яснее, все отчетливее – как трава прорастает по весне, из темноты земли – в мир воздуха и света. Медленно, но неотвратимо. Из едва заметных точек, тонких черточек – набирая жизненную силу, обретая объем, превращаясь из легкого эскиза – в реальность.
И я чувствовала это прорастание. Иногда, на краткий миг, оно становилось отчетливо резким и сильным, внезапным толчком укрепляясь на новом уровне, и тогда я невольно вздрагивала, как от легкого удара.
Но говорить с Ним об этом я не могла. Не смела. Да и не хотела еще больше подчеркивать разницу между нами. Впрочем… А так уж велика ли была эта разница, или мне просто-напросто так было легче оправдать себя, довольно безответственно (прав был Старец!) разрешившую прорасти в своей душе – человеческому?
…Через некоторое время я осознала, что чувствую эхо, отражение Его сущности так же, как и эхо Живых – если Он находился рядом.
Иногда – даже если Он был далеко от меня.
Стоило Ему вспомнить, подумать обо мне, как нечто, немногим более материальное, чем теплый солнечный луч, легко обвивалось вокруг моего правого запястья, и, нежно погладив тыльную сторону кисти, соскальзывало в ладонь, проникая дальше, сквозь пальцы, даже если они были сомкнуты – мягко заставляя их сдаться, раскрыться. Ещё некоторое время я ощущала как будто невидимая, теплая рука легко сжимает мою правую ладонь, а потом всё пропадало, но в душе оставался отзвук, как от улыбки, что предназначалась мне и только мне.
Если такое происходило, то на следующий день, при нашей встрече, Он обычно рассказывал: "… вчера я думал – как ты там, что делаешь…", а я молча улыбалась в ответ, и чувствовала себя совершенно счастливой.
Порой – и такое проявление означало, что Он в самые ближайшие минуты появится рядом со мной – это походило на теплый, легкий ветер, внезапно начинавший свое движение почти со всех сторон – сквозь мое лицо, затылок, шею, руки – внутрь грудной клетки, побуждая то нематериальное, что существовало внутри меня, что источало радостный свет, которым я обычно делилась с окружающими – побуждая нематериальное «это» засиять – отчаянно-ярко, заполыхать солнечным пожаром, которым делиться с кем бы то ни было – уже невозможно, потому что сама я горела и плавилась в нем, неспособная более ни на какие чувства и мысли, кроме…
А вот обнять я Его не могла, нет. И, как теперь стало очевидным, для Него это делало невозможным сам факт моего существования.
Нет, ничего особенного. Просто еще один из физических законов этого мира.
Меня для Него не существовало … Меня – для Него – не было, и сейчас эта Правда пришла заявить о себе, прямо и честно, разрушая своим явлением всё, что у меня было …
Где ты была раньше, дорогая Правда? Ждала, когда моё дерево зацветёт под тёплыми дождями и солнечным светом, чтобы тогда и только тогда срубить его под корень, одним ударом?…
***
Я стояла, машинально положив руку на ветку, чуть припорошенную снежком, и смотрела вслед быстро уменьшающемуся силуэту на фоне закатного солнца. Рядом со мной появился Старец: «Смотри, несчастная, что ты наделала!!!». Я проследила за его взглядом… Из-под моей полупрозрачной руки тихонько катилась вниз маленькая капелька растаявшего снега…
***
– Знаешь, какое дитя в человеческой семье бывает самым любимым? Самое болезненное, с которым больше всего хлопот и забот… Я сразу понял, когда ты появилась – ты не такая, как все дриады, по сути своей ты ближе к людям, чем любой из нашего народа… И все-таки что-то тебя позвало именно в эту жизнь…Ты принесла мне столько всего … – Старец вздохнул, и этом вздохе снова была многовековая усталость.
Я молчала. Меня заполняла черная глухая пустота, как будто в мое дерево ударила молния, выжгла мое сердце, мою сущность, остались только угли…
– Послушай же меня, бедное мое дитя!…У тебя есть надежда… Дриада может стать обычным человеком… После того, как умрёт…– Старец замолчал, будто ему было невыносимо трудно продолжать.
На меня будто пролился ледяной дождь! Я подняла глаза на Старца, а он горестно покачал головой, снова тяжело вздохнул и исчез.
Все с той же черной пустотой внутри, я приблизилась к своему дереву и вошла в него… нет, не вошла – втиснулась. И только тут поняла, что выбрала дорогу, по которой уже нельзя вернуться …Я начала «врастать»…