Лабиринт №7

Реальность оттого и реальность, что не может быть многовариантна. Не так ли? Или может? И тогда ряд кармических судеб позволено продлевать не только вдоль – сквозь время, но и поперек – в пространствах миров, порожденных возможностью. А возможность – это тот же поезд, в двери которого можно войти. Или остаться?

И, значит, прав философ, говоря, что каждый новый миг из личинки, именуемой человеком, нарождается новая личность. И все-таки что-то здесь было неправильно. И время снова преследовало его своими несовпадениями и несвоевременностью. И, может быть, оттого Сергей стал так высоко ценить своих друзей, нелогичные поступки и любимую женщину. И так отчаянно пытался вернуть ее, потому что связывал с ней обретение подлинности собственной жизни.

Потому что никакая философия не может изменить мир, и никакие загадки истории или авантюры не способны вернуть интерес к жизни, если утерян стержень существования. И единственным посылом к действию оказывается тезис: «Мне скучно!»

«Две жизни, – процитировал он Рильке. – Ты не с этой и не с той, и жизнь твоя то ввысь парит, то дремлет, то молча ждет, то все вокруг объемлет – то камнем обернувшись, то звездой».

– Кто обеспечивает синхронность – вот в чем вопрос. – Высказал он и сел на кровати. – Смотритель – старый черт – так ничего и не сказал об этом.

Потом его мысли потекли от превратностей судеб к конкретным персонажам. Он осознал свои злоключения последнего года и в них увидел Елену, понял, что до сих пор любит эту женщину, мысленно раздел ее, порадовался упругости обнаженного тела и завожделел, после чего оставалось только снова провалиться в дрему, оттого что никакие другие проблемы не тревожили его больше.

Видеть мир как сон – не худшая точка зрения. Нелепица событий оборачивается всего-навсего заблуждениями дремлющего рассудка. Но только в том, что касалось Сергея, все происходило с точностью наоборот. Лишь засыпая, он начинал воспринимать реальность происходящего и почти понимал, зачем пришел в этот мир. Но знание это улетучивалось уже в первые минуты пробуждения. И жизнь продолжалась с ощущением необходимости вспомнить нечто чрезвычайно важное и невозможности сделать это.

Очередной раз он пришел в себя среди ночи, сделал вдох и закашлялся. Все тело было в испарине. Голова болела. Легкое недомогание вызвало в нем непонятную радость. Сергей выбрался из постели и вышел в коридор, залитый светом полной луны. Стены и окна полукругом разбегались и тонули в полутьме. Излучали странное томление. В такие минуты любая история казалась достоверной и могла произвести жуткое впечатление. В лунную ночь все выглядит в истинном свете. Не так ли, господа?

Он решил обойти дом и долго раздумывал, в какую сторону ему направиться. Пошел против часовой стрелки, как будто это могло иметь какое-то значение. Ноги тонули в ковровых дорожках. Звук шагов не портил тишину. За окнами сияние луны заливало сад, лужайку со стриженой травой и реку в отдалении. Отблески воды словно рама окутывали пейзаж.

Пройдя несколько десятков метров, постоялец увидел свет. Подкрался и осторожно выглянул из-за выступа стены. Коридор заканчивался массивной дверью. Рядом с ней стоял стол с телефоном и лампой с зеленым абажуром. За ним, откинувшись в кресле, сидела дежурная сестра и, как мышь, проворно грызла заостренный ноготок.

В углу над дверью висела камера системы слежения. И Сергей сразу успокоился. «Времена не выбирают. В них живут и умирают…» – так, кажется.

«Дом отдыха, – решил Сергей, проведя пальцем по холодной грани массивного оконного стекла. – Или дом скорби. Что, по большому счету, одно и то же…» Он пытался думать и не мог. Мозги обратились в кисель, как после слоновьей дозы нейролитика.

В комнату уставшая от дремы заглянула большая белая луна. «Пора спать!» – произнес некто в его голове. И он послушно поплелся к своей кровати.

Утром явилась Дарья Сергеевна – все та же дама в кринолинах и повела его завтракать. Столовая оказалась небольшой и ухоженной. На стенах корчили рожи забавные фавны. На окнах прозрачные занавеси удачно драпировали пуленепробиваемые стекла. На столах – чистые скатерти и вазочки с искусственными цветами.

Сидели по двое. Сосед напротив был худ и бледен. Когда он рассматривал принесенную пищу, то забавно подергивал кончиком носа и прикусывал нижнюю губу двумя длинными передними зубами. Его присутствие за столом вызывало мысли о том, что не пора ли пить чай. «Кролик Роджер», – решил для себя Сергей и улыбнулся.

– Как вы относитесь к пришельцам? – спросил кролик вместо приветствия.

Фраза застала Сергея врасплох. Он поперхнулся и долго кашлял, прикрывая лицо салфеткой, отчего Кролик счел его скептиком и прекратил попытки завязать беседу. В сложившихся обстоятельствах это, пожалуй, было и к лучшему.

После еды Сергей опять попытался уснуть. Не получилось.

Вошел человек в белом халате в пенсне и с бородкой клинышком. Прикрыл дверь и засеменил вглубь помещения.

– Ну-с, как делишки? – поинтересовался он чересчур бодрым голосом. Уселся напротив, потирая руки. Замолчал.

– Док, чем я болен? – тот некоторое время сидел, изучая глаза собеседника.

– Реактивный психоз. Пустяки.

– Болезнь?

– Пограничное состояние, – сказал доктор и бросил на Сергея беглый, но внимательный взгляд.

– Верно подмечено. Какие симптомы?

– Полежите у нас немного, – доктор решил не услышать его вопрос. –Посмотрите, как хорошо вокруг. Полный покой. Аж душа замирает. Отдохнете. Все пройдет.

– И так все пройдет! – отметил пациент. – Выходит, Фауст чего-то не догонял. Мог же остановить прекрасное мгновенье. Однако как-то все время притормаживал. Куда его несло?

– Вы забываете, милейший, о втором пункте договора, – доктор стал понимающе участлив. – Как только остановишь мгновение, так и отправишь душу к дьяволу.

– Вот и я говорю, – обрадовался Сергей. – Второй пункт. Он же первый. Остановил мгновение, и ты в ловушке.

– Неверно тратить драгоценные годы в поисках утраченного времени, – отметил его vis-a-vis. Пациент застонал и попытался залезть под кровать.

– Голубчик! – пожурил доктор.

– Не стоит… – согласился больной и сел на место. – Док, а если я воспринимаю жизнь, как несколько не связанных друг с другом событийных потоков?

На Сергея смотрели внимательные умные глаза. Собеседник привык сдерживать нетерпение.

– Это известная точка зрения, – произнес он, помедлив. – Снял пенсне и потер переносицу.

– А как спастись?

– Попробуйте сыграть на отрицательных ассоциациях. Однажды я выпил вместе с кефиром таракана, который в нем утонул. С тех пор кефир не употребляю.

– И что это значит?

– У Вас? Реактивный психоз.

На том и порешили.

Став сумасшедшим, Сергей быстро убедился в безумии всех, кроме себя. Но это мало утешало. Он выпросил у сестры-хозяйки карандаш и пачку бумаги. Сел за стол, решил побыть Иваном Бездомным и попробовал найти объяснение логике событий. Написал: «Наши женщины любят нас от безысходности… Наши женщины любят нас?…» И еще несколько десятков листов в том же духе.

Изготавливать литературный дубликат своего существования не входило в его планы. Но он проявил изрядное рвение. И в результате пришел к выводу, что блаженных времен никогда не было и никогда не будет, как никогда не будет и земли обетованной. Он почел это ничем иным, как началом истинной космогонии, и нашел в этом свое удовлетворение. Задумался.

Тут он вспомнил, что не так давно угощался грибами в дружеской компании и – как знать – уж не галюциногенного свойства все его миры и скитания. И место ему теперь правильное – лечебница. Больница – и больше ничего.

Да еще этот мужик с фамилией Лукьянец и загадочными выражениями…

И тогда что-то такое шевельнулось на изнанке его души – чудовищное и запретное, что он зажмурился и заскрипел зубами, вцепился в листы и долго рассматривал их, не понимая, зачем он это сделал.

Быть может, это была всего лишь попытка переписать собственную жизнь? Сергей решил теперь не отвлекаться на такие вопросы.

– Хорошо работать простым карандашом, – отметил глубокомысленно и рассеянно оглядел комнату. – Всегда есть повод поточить грифель и сделать вид, что ты очень занят. И текст выглядит как-то душевней.

Сказав это, больной почесал за ухом, посмотрел в окно и снова надолго задумался.

– Не все, что написано – правда. Не все, что правда – написано, – бубнил Сергей через некоторое время, прикусывая тупой кончик карандаша. – Но иногда в сочетании букв можно различить то, что и не думал написать поначалу.

Продолжив писательствовать, он озаботился принципиальной сущностью мирового вещества и собрался предпринять в этом отношении кое-какие философские шаги. Сумасшедший – одно слово.

Роман умер… Да здравствует роман!

Больной трудился весь день. Потом собрал и еще раз просмотрел исписанные листы, решил, что возможности двигаются вдоль одной временной шкалы, каждый раз пересекаясь друг с другом в единственной точке, которая и есть ты. И сам ощутил себя Розетским камнем.

Мир может менять обличия. Он может быть проклят или благословен. Обречен или обнадежен. Тривиален или волшебен. Мир, в котором есть Бог, и в котором его не только нет, но и никогда не будет. Может быть мир, о котором вообще нельзя задавать вопросов. Но он всегда твой и для тебя. Только для тебя. Впрочем, это вопрос для социологов, а не для химиков, тем более – заурядных.

Мысли в 2-3 раза сильнее влияют на судьбу, чем чувства и эмоции. В свою очередь чувства и эмоции вдвое сильнее, чем поступки. Отсюда вывод…

– 

Мы все подсознательно стремимся к чуду, – проговорил он вслух. – Будь то «Игра в бисер» или «Степной волк». «Ложки нет…» – так, кажется, говаривал Нео из «Матрицы». Но я не ложка!

Скитаясь по этому дому уже несколько дней, Сергей не переставал гадать, что же здесь делает. Потом вспомнил – ищет ее. Новый вопрос заставил напрячься до желудочных колик… Любовь. Вот оно что – любовь. Так он и знал. Должно же быть что-нибудь.

Завтрак сменялся обедом, обед ужином, ужин койкой. Иногда Сергей гулял вокруг особняка, выстроенного в стиле викторианской эпохи. Но прогулки были недолгими. В последнее время он боялся оставаться наедине с открытым пространством. Его передвижений никто не ограничивал. Только и бежать было некуда.

В один из дней в его комнате появилась девушка-медработник в голубом халатике и шапочке, из-под которой выбивалось несколько прядей рыжих волос. Увидела на столе стопку исписанной бумаги.

– Пишешь книгу? – поинтересовалась.

– Пишу.

– Большую?

– Вроде бы.

– Книга не должна быть слишком толстой. Ее тяжело держать в руках. А она про что?

– Сам не знаю.

– Чего же тогда пишешь? Это у тебя терапия такая?

– Вполне может быть.

– Был тут у нас поэт. Плодовитый как крыса. Вены себе резал раза три. Не станешь себе вены резать?

– Глупо!

– Конечно! – подтвердила медсестра.

– Глупо, когда жизнь становится лишь поводом для литературы.

– Это стоит обсудить подробнее! – улыбнулась сестричка и затрепыхала ресницами. – Я зайду еще вечером после обхода. Не забудь про пилюли! Фекла.

– Я – Сергей.

– Это меня Фекла зовут.

– Сама придумала?

– Бабушка обозвала.

И пришла. Уж кто-кто, а Фекла точно знала, что ей делать и не томилась поисками осмысленного существования. Иногда полезно удовлетворять свои потребности, что они, собственно, и сделали.

А дальше был секс – бессмысленный и беспощадный. Фекла орала так, что соседка за стеной перебрала чувственные воспоминания за всю свою жизнь и решила, что этого все равно не достаточно.

– Вы уходите?! – спросил он, когда после короткой паузы гостья снова завозилась под одеялом. Было впечатление, что по нему только что проехался асфальтовый каток. – Это у меня терапия такая?

– Я вчера посмотрела твою карточку, – сказала она, потягиваясь, прихватила заколкой свою огненную шевелюру и начала одеваться.

– И какой был диагноз?

– Недотрах!

Остаток ночи пролетел как черная дыра.

Утром к нему снова заглянула девушка Фекла и произнесла сугубо официально:

– К Вам посетитель. Пойдемте.

Они вышли из палаты и, миновав коридор, оказались в небольшом холле отделанном в духе китайщины и ренессанса. Интерьер терзал глаза богатством и аляповатостью.

В помещение вошел мужчина поразительно похожий на его отца. На левом запястье Сергей разглядел татуировку в виде короны.

Следом возник санитар, встал у дверей и сложил на груди лохматые руки. Мужчина рассмотрел Сергея и улыбнулся:

– Привет, племянничек. Как дела? – голос он имел зычный – рокочущий с хрипотцой и разговаривал нарочито громко. Должно быть, чтобы все осознали значительность его персоны. Но сейчас его слова звучали неопределенно ласково.

– Дядя Миша, – отметил больной.

– Он самый! – подтвердил. – Как поживается?

– Как в сказке. Антураж соответствует.

– Когда я был маленький, – сказал дядя, – очень мне нравились разные истории. Любил, знаешь, копаться в толстых книжках с картинками. Все больше про дальние страны и путешествия. Особенно притчу про братьев-лебедей и остров в океане часто перечитывал. В жизни почти все так и получилось.

Сергей страшно удивился литературности речи дяди. Уголовники в его представлении должны были выглядеть несколько иначе. Но тут зазвонил дядин мобильник, и короткий монолог стремительно вернул в портрет упущенные грани.

Дядя сразу понравился Сергею. Он сохранил внешность рубахи-парня, моложавость и живые глаза. Такие люди вхожи в любые компании. И везде они – душа застолья. А если сколотился коллектив больше двух человек, то им первым наливают водки в посуду. Женщины хотят иметь от них детей. Мужчины объединяются под его началом. Большое будущее для этих людей – почти неизбежность.

– Жизнь – очень простая штука, – продолжил дядя, отключив трубку. – Надо только следовать необходимому алгоритму.

– Я и без того попал в этот алгоритм, как в лабиринт или кур в ощип. Теперь выбраться бы не мешало.

– Совершай парадоксальные поступки. Сам себе противоречу? Да? Ан нет! Нелогичные привычки полезны. Они рушат причинно-следственные связи.

«Вот чего мне всегда не хватало, – подумал Сергей почти отвлеченно. – Человек не только частица материальности, но и волна. И может менять энергетический уровень в точке коллапса. А что такое судьба, как не этот самый коллапс в потоке энергии? А что такое энергия? Разрыв пространства… Заврался, братец!»

– Хорошо, – ответ мог означать, что угодно, и оттого лучше всего подходил для текущей беседы.

– Хорошо, – подтвердил дядя.

– Как я здесь оказался?

– Как я тебя нашел? А позвонили из компетентных органов. Есть тут, говорят, один мужик с моей фамилией и пробитой головой. И талдычит про электричку, которая на самом деле не электричка, а сосуд Кляйна… Тут уж я не сомневался, что это ты.

Выходило, что поезд выгрузил его в то же пространство, из которого увозил. Сосуд Кляйна – в самую точку.

– И упек меня в сумасшедший дом! – пробурчал Сергей, чтобы не ударяться в абстрактные рассуждения.

– Здесь, между прочим, многие авторитетные люди отдыхают.

– От трудов праведных.

– И от них тоже.

– У тебя, очевидно, немало чего на совести.

– У меня больше нет совести. Принципиальный выискался! – дядя бросил жесткий взгляд исподлобья и продолжил. – Давай внесем ясность. Я не душегуб и не грабитель. Просто однажды одному злостному должнику моя крыша велела вернуть деньги. И на следующий день я их получил. И как руководитель конторы принял. А вслед за этим пришел РУБОП. И я получил еще пять лет, которые и отбыл от звонка до звонка. А потом – сам видишь. Зона многому учит. Отец твой до сих пор мне этого простить не может. А я тут причем? Хорошие вы ребята. Просто сегодня не ваше время. Лечебница, кстати, тоже моя. Здесь реализована некая новомодная идея по ретрансляции духа. Как тебе?

– Дом красивый.

– Ты вот и живешь правильно,– решил он не реагировать на замечание племянника. Должно быть, давно обдумывал эти свои речения и не хотел отвлекаться по пустякам. – Отчего? Оттого что тебе никогда ничего по-настоящему не хотелось. Реальные страсти сами по себе не могут вписаться ни в одно правило. И потому душевные кастраты копят мудрость и праведность, которая как ряска на болоте – всего лишь дань упущенным возможностям. И дальше – только трясина. Да, ты – сын своего отца. «Добропорядочное здравомыслие»! – передразнил отцовские интонации, достал пачку «Parliament Light» и жадно затянулся. – Крепче не могу – легкие ни к черту. Яхты, виллы, ягуары – все это завораживает, если смотришь издалека, – сказав это, он поперхнулся и закашлялся. И снова стал ему дядей – самым близким сейчас человеком.

– Про кастратов это ты загнул! И за что это ты меня сейчас агитировать собрался?

Узнаю характер бати! – порадовался дядя Миша. – Послушай! Орально-политическое воспитание твоего детства не оставило других шансов твоим мозгам. Но это пройдет.

– От этого лечат?

– Трудами праведными. Я помогу. Врача не слушай, – перешел он к текущим вопросам. – Человек он мутный. Имя у него Модест, но скромностью не отличается. Только хитростью. Так что думай про себя сам. Так надежней.

Сергей с ним не согласился. На его взгляд доктор был уютным, милым человеком, умеющим слушать и понимать услышанное. А это уже немало.

– И надолго меня? – этот вопрос его действительно интересовал.

– А у тебя времени-то до хохота. Отдыхай.

– Мотай до полной лямки!

– Вот именно… – по его деловому тону Сергей так и не разобрал, шутит он или говорит серьезно.

Узнав, кто он есть хозяину заведения, Дарья Сергеевна засуетилась в его палате, стараясь то ли помочь, то ли понравиться. Сергею хотелось убить ее или сбежать. Или сначала убить, а потом уже… Слава Богу ночь наступила довольно быстро.

На следующий день он встретил Феклу в коридоре и спросил со всем возможным высокомерием:

– Тебя дядя для меня заказал?

– Вот еще! – она даже не обиделась.

– Ты что – со всеми так?

– На твоем месте я была бы поосторожней с словами.

– Воспринимай это как плановый геморрой. Я же псих.

– Да ладно! – она улыбнулась. – Просто я привыкла все делать сама. В том числе и выбирать партнера.

– Партнера?

– А кем ты хочешь быть? Суженым-ряженым? Не обижайся. Ты, действительно, хороший. Мне нравится, что ты не уверен в себе. Значит, все еще можно исправить. Знаешь, – она мечтательно посмотрела в окно. – Мне нужно такое, что меня по-настоящему взбудоражит. Может быть тебе привести еще кого-нибудь?

– Не знаю, есть ли у меня этот кто-то, – сказал Сергей и надолго задумался.

– Тогда займемся игрушками, – решила Фекла и на следующий день приволокла целую сумку.

Сергею нравилось, как она себя ласкала. У нее здорово получалось.

– Скажи, я вульгарна? – спрашивала Фекла, перебирая рыжую поросль внизу живота, и глаза ее блестели. – Я похожа на шлюху?

– Ты похожа на женщину…

– Конечно. На кого же еще. Слушай! – она ухватила его за обшлага рубахи. – Ты должен мне помочь разобраться тут с одним вопросом, раз уж ты не псих.

– Не псих?

– А что, очень хочется?

– Не очень. А делать что?

– «Что делать?» Это по-русски! Короче. Доктор у нас уж больно загадочный. Живет при клинике и что-то в своих апартаментах скрывает. Даже уборщицу к себе не пускает. И шторы всегда задернуты. Я специально смотрела. Поможешь?

– Конечно! – он тут же согласился, даже не зная на что подписывается.

Дядя снова посетил его только через неделю, когда племянник начал уже изнывать от безделья.

Пару раз за это время Сергей беседовал с доктором. Рассказывал про свои странствия как о бредовых снах. Тот слушал внимательно и участливо кивал головой.

– Существует досужее мнение, – пояснял доктор, – что сны могут отражать действительность параллельных вселенных, в которых течение событий должно проходить через иной – отличный от наблюдавшегося – порядок последовательностей. Они вполне совместимы с глобальной волновой функцией Вселенной, но недоступны прямому наблюдению, хотя и вполне вписываются в изначальную концепцию неопределенности исхода. Однако с моей точки зрения это вовсе не так очевидно. Ни разу не слышал, чтобы снами воспользовались как дверью в иную реальность.

– А как насчет летаргии? – не унимался пациент.

Доктор некоторое время хлопал глазами.

– Летаргия – она летаргия и есть. Кстати, – вставил доктор, решив сменить тематику разговора. – У Вашей подружки тоже есть своя предыстория. Да, да. У Феклы, – продолжил он после того, как Сергей попытался сделать круглые глаза. – Ей было лет шестнадцать, когда она влюбилась в первый раз. Как положено в этом возрасте – безоглядно и навсегда. Предметом ее воздыханий был механик из ближайшего автосалона – блондинистый, высокий, голубоглазый, уверенный. Он сразу просек ситуацию. Благо отношение к девицам имел легкое – менял не задумываясь. И особой проблемы в этом не видел. Короче, пригласил парень девушку в кино, а потом к себе – в мастерскую после работы. Подпоил. Целовал долго и со вкусом. Фекла пустила сок, как спелый овощ, но в первый раз все-таки не далась. Тот, собственно, особенно и не настаивал. Не вышло сегодня – получится завтра. Не с голодного острова – цену себе знаем! Он запер за ней двери, допил вино, уснул и сгорел. Мастерская выгорела почти дотла. И как ни странно – ее туда пустили. Пожарные уже закончили свое дело. Ждали судмедэкспертизу. Вот тогда-то Фекла его и углядела. Тот, кто только вчера целовал ее, доводя до исступления, лежал в углу у остатков стола. Плоть, не полностью истребленная огнем, перемешалась с водой и пеплом и превратилась в комья грязи, из которых торчали огарки костей и какие-то железяки. Рядом белел череп с пустыми глазницами. Она заорала и лишилась чувств… Следующей ночью ей приснился кошмар. Фекла снова оказалась в сгоревшей мастерской. Людей не было. Обгоревший труп автомеханика лежал на том же месте и пялился на нее вытекающими глазами. Девчонку затрясло. И в это время тот же парень – реальный и жуткий – схватил ее сзади и бросил на четвереньки: «Ведь это ты меня, сука», – хихикнул блондин и содрал с нее трусики. А дальше насиловал – долго, тяжко, со злым упоением. И она, не смея всхлипнуть, упиралась руками в пол, чтобы не ткнуться лицом в обгорелое мясо, и видела только пустые глазницы своей отполыхавшей любви. Кошмары повторялись ночь за ночью и были до того реальны, что у нее припухала вульва и синяки на ягодицах становились все синей и отчетливей. Через неделю мать притащила ее в нашу клинику. Пришлось поработать, скажу я Вам. А Вы говорите: гиперсексуальность! А? Нет – летаргия. Только я пока и сам не знаю, куда от нее бежать, а главное – как.

Прогулки пациентов тоже были – по расписанию. Но ходить на них Сергей не любил. Парк вокруг клиники все больше напоминал кладбище-дендрарий из его прошлых путешествий. Люди с пустыми глазами на постных лицах. Покой… Тоска… Видимо, не даром дед-смотртель обозвал его странником.

– Отпусти меня! – взмолился Сергей, как только дядя вошел в помещение.

– Такое впечатление, что ты в чалкиной деревне паришься! – заорал тот в ответ. – Окстись, парень! Здесь нет смотрящих, ты сам себе голова…

Неожиданно он замолчал, потом улыбнулся и примирительно произнес:

– Даже когда от жизни нечего ждать, она все еще чревата радостью событий. Я так думаю. А ты?

– Я тоже! – обрадовался племянник и решил заняться загадками местного эскулапа.

Сергей примостился на подоконник напротив двери в комнаты доктора и размышлял, как ему лучше пробраться в его апартаменты. Фекла умудрилась заранее заполучить ключи и изготовить дубликаты. Оставалось только улучить момент.

Он уже несколько раз подбирался к двери, но в коридоре все время толклись какие-то люди. Проблема заключалась еще и в том, что вход находился рядом с сестринский постом, и Фекла должна была сначала непременно отвлечь дежурную по отделению.

Вот она с озабоченным видом появилась в коридоре, остановилась у столика, подбоченилась, заговорила, загородив собой весь обзор.

«Досчитаю до пяти и пойду, – решил Сергей. – Раз, два…» Отлепился от окна и…

– Как делишки? – услышал за спиной вкрадчивый голос и испугался так, что подкосились ноги. – Что-то Вы мне сегодня совсем не нравитесь. – Озаботился доктор, разглядывая пальцы пациента, вцепившиеся в подоконник. – Какой курс я Вам прописал?

– Слабительный, – ответил Сергей, разглядывая щели на паркете.

– То, что нужно! – подтвердил врач и направился вдоль по коридору, остановился у своей двери, взялся за ручку, передумал. Проходя мимо поста потрепал Феклу по плечу, отчего та чуть не подпрыгнула, а док ухмыльнулся, оглянулся и подмигнул Сергею. Ушел.

Следующая попытка отложилась на несколько дней. Они подгадали час, когда доктор был на обходе. И на этот раз все удалось. Сергей вошел в помещение и попытался сориентироваться. Окна в комнате были задернуты, на столе горели свечи. Вся сцена напоминала спиритический сеанс.

Посетитель почувствовал, что за ним кто-то наблюдает и замер. Хотел уже дать деру.

– Привет, как делишки? – сказал человек, примостившийся в углу дивана, и ничего не услышав в ответ, продолжил, – Заходи – гостем будешь.

Сергей сделал несколько шагов и сел на стул. Глаза уже привыкли к полумраку, и напротив себя он различил доктора, который теребил бородку и внимательно его разглядывал.

– Проходи, присаживайся. Как попал сюда? Фекла навела, да? От женского взгляда ничего не скроешь… – хозяин квартиры покачал головой и грустно улыбнулся.

– Да, она любопытная особа.

– Точно, точно! – обрадовался док. – Но я и так давно уже хотел поболтать с тобой про наши делишки. Не против?

– Нет. Но вы же у пациентов. Стоп! Как же я сразу не догадался! – Сергей посмотрел на подсвечник и различил в нем очертания своего амулета.

– Вот и я говорю. Застрял я здесь. Получился в двух экземплярах. Томлюсь. Что думаешь?

– Не тот случай, – сказал Сергей. – Моя вероятность меня исключила, и тогда…

– Да я и сам знаю, что должна исключить. Поэтому и влез сюда через чужие мозги. А их хозяин взял и окочурился. Вот и болтаюсь теперь тут и сам себя из мира исключаю. Хорошо еще в сей богадельне оказался. Этот приют, между прочим, не так уж и плох. Здесь многие путают возможность с воображением.

– Да, удобно, – подтвердил гость. – Когда вокруг одни психи, взять, да и спрятаться за одной из граней сознания.

– Вот, вот! – подхватил доктор №2. – Осознанный мир тот же самый кристалл. Вопрос только, как ты в него смотришь – снаружи или изнутри. А все равно наружу хочется. Привык я уже в странниках. В дорогу пора.

– Выход есть, – обнадежил его Сергей. – Должен быть. В храме обязательно служебная дверь имеется. Надо только ее найти.

– Господи, и ты черными ходами не брезгуешь! – глаза доктора №2 загорелись. И Сергей уже не очень понимал, кто из них более сумасшедший.

– Расскажи, где был. Я со странниками пока что не общался, – попросил Сергей и долго ждал, пока доктор выберется из собственных мыслей.

– Да что рассказывать, – ответил тот. – Наши дороги пересекаются чаще, чем ты думаешь. Один раз я видел, как ты получил то, что хотел. Или ту? Да какая разница! Впрочем, в другой раз наткнулся на цветы у твоей могилы. И не уверен, что даже находясь рядом, ты увидишь то же самое, что и я. Мы странники – этим все сказано. Мир, который ждет тебя беспощаден. Он готов раздавить тебя как таракана, просто потому, что ты оказался на его пути. И для того, чтобы прийти в него, ты должен принять вызов. В этом – вся суть. Судьба! Судьба – сколько иронии в этом слове… Впрочем, если я тебе сейчас об этом расскажу, жизнь твоя превратится в репетицию трехгрошевой оперы с банальным сюжетом. Забудь обо всем, как я. Забыл. Все забыл! Ничего не помню… Церковь, говоришь. Надо было раньше понять. До чего все прозрачно, когда уже знаешь. Про амулет не спрашивай. Все равно ничего не знаю. Это всего лишь ключ. Нужна еще карта. Ладно, собираюсь и пошел.

– А как же я? – начал было гость, но доктор №2 только отмахнулся. И все усилия продлить разговор успеха уже не имели. Пришлось уходить.

– Спиноза говорит, – неожиданно провозгласил доктор, подняв к носу скрюченный указательный палец, – Если бы камень, взлетевший в воздух от толчка, обладал сознанием, он думал бы, что летит по собственной воле, – и замолчал.

– Не задерживайся долго. Уж поверь мне… – услышал Сергей, прикрывая дверь, но, во что верить, так и не понял.

– Ну и как? – спросила Фекла, когда Сергей оказался у себя в палате.

– Ты знаешь, самое удивительное, – ответил он. – Что ничего особенного я там не обнаружил. Мебель, книги…

– У дока мания преследования. А я-то думала! – сказала Фекла и мечтательно завела глаза. – А к нам тут двух новых мальчиков привезли. Один очень забавный – дикий и хриплый… – и Сергей понял, что он ей больше совершенно не интересен.

В следующую ночь она не пришла. Сергей проворочался час в постели. Уснуть не вышло. Он поднялся и, не очень понимая – зачем, выбрался в коридор. Огляделся по сторонам и, крадучись, направился к сестринскому посту. Там сидела все та же дежурная и все так же грызла ноготок на мизинце.

Он замер в тени, разглядывая женщину за освещенным столом. Стоял и смотрел. Зачем? А черт его знает! Просто стоял и смотрел. Ощущал рядом живого человека. Сестра зевнула и завозилась с телефоном. В этот момент в бок Сергею уперлось что-то острое.

– Следишь за мной? – услышал за спиной хриплый шепот.

– Очень надо… – прошептал в ответ.

– Я надысь человека убил…

– И теперь на реабилитации?

– А ты думаешь – это просто.

– Переживаешь?

– Еще бы! Меня ведь могли застукать…

– Да уж, тяжелая у тебя работа…

– Так ты что, за бабой подсматриваешь? Она же того – в халате.

– Так я ведь псих.

– А, фетишист. Тогда ладно. Не оборачивайся, если жить хочешь.

– Очень надо… – повторил Сергей и простоял еще полчаса, слушая, как медсестра разговаривает с какой-то Тасей про своего алкоголика-мужа и бесперспективности семейной жизни на Руси.

На утро Фекла так и не появилась. Он спросил про нее у медперсонала. Никто толком ничего не знал. То ли в отпуск ушла, то ли заболела. Доктор тоже только руками развел и внимательно посмотрел на Сергея. Подумал еще, точно хотел что-то спросить, но промолчал.

Сосед за столиком Сергея поменялся. Напротив него сидел субъект с плоским лицом и пустыми глазами. Завтрак съели молча. К обеду разговорились.

– Скучно у вас, – прохрипел сосед. – Еда, бабы – все постное. Была тут одна рыженькая…

– Жаль ее, – сказал Сергей, – Впрочем, она сама этого хотела. – Продолжил, решив, что для Феклы связь с убийцей самое то, что нужно. Взбудоражит.

– Откуда ты знаешь? – удивился собеседник, и Сергей, вздрогнув, понял, что произошло и одновременно понял, что сболтнул лишнего. Потому что теперь он тоже знал. И ему это знание не сулило ничего хорошего.