Русская ось колеса Сансары

3. Переписать судьбу

Красная «Мазда» летела по городу без остановки. Лера подбирала такой скоростной режим, чтобы не выпасть из «зелёной волны» светофоров, то притормаживая, то ускоряясь. Ночная мгла окружившая дорогу, поубавила участников дорожного движения настолько, что порой некоторые участки улиц элегантное авто проносилось в абсолютном одиночестве, словно улица, асфальт, фонари были сделаны только для них, что, впрочем, так и было в представлении бескомпромиссной девушки.

Сияя косметическим шармом, имея в резерве эскадроны ретивых лошадей, четырёхколёсный друг словно расправлял крылья – рвался ревностно исполнить волю водителя. И это возбуждало Леру. Однако громоздившиеся вдоль обочин сумеречные исполины домов, ограждение, разметка, знаки слегка охлаждали её страсть к дикой скорости, и она упражнялась в залихватских обгонах, стараясь не причинять никому помех, и в то же время самой лететь в авангарде, лететь на зелёный огонечек трехглазого регулировщика.

Выбравшись за город на трехполосное одностороннее шоссе она, не теряя ни секунды, включила форсаж болиду цвета свежей крови. От резкого ускорения Васю вдавило в кресло, и он словно подавился воздухом свободы и простора, ворвавшегося в приоткрытое окно.

– Закрой окно! – скомандовала Лера.

Эта её воля без промедления закрыла окно руками попутчика. Он не мог сопротивляться здесь, в её управляемом снаряде. Василий, с затаённым дыханием и расширенными глазами, когда включается и боковое зрение, устремился вслед за ярким светом фар. Ему чудилось, что машина съезжает с дороги. Но нет, кругом же лес! Высокие сосны, заслоняющие звездное небо. Величественная Луна то и дело показывалась из-за крон деревьев. Направленный поток света фар выхватывал из какой-то пылевидной темноты очертания дороги. Там, где на придорожных столбиках были световозвращающие полоски, две вспыхивающие линии протачивали во мраке слабые ориентиры пути. В памяти вспыхивали сигнальные разметочные огни взлетно-посадочной полосы аэродромов.

Василию вдруг показалась, что вот так всю жизнь он будет мчаться по едва приметным ориентирам, предупреждающим преждевременный съезд за обочину с жизненного пути. Перед поворотом число указующих полосок, их яркость, зримость, очевидность увеличивалось, и Лера, порой не сбавляя скорость, мастерски проходила их, чуть подруливая, тем самым балансируя едва ощутимым креном разогнанного кусочка жизненного пространства.

А когда они выходили на прямую, ориентиры терялись, и они летели в серебряном туннеле из собственного света фар. Одно неверное движение, помноженное на величину созданной скорости – авто протаранит вековые деревья и скалы.

Как раз на просторе сглаживался ход летящего авто, и Василию чудилось странное – что они растворяются во тьме, что тьма проглатывает их, и даже потяжелевший диск Луны потворствует этому. Сам фосфорический лунный свет представился светом обосновавшихся на бледном спутнике Земли полумертвых душ.

Эти недоделанные души преждевременно ушедших людей, не прошедших положенный круг жизни, постоянно взывают к вниманию. Их чувствуют звери, что воют на Луну. Их чувствуют люди, выпавшие из канвы традиций реальной жизни. Потому что всем им страшно за их неприкаянность, и ужасает то, что этот полуфабрикат души алчет вселиться в любое живое существо. Тем, в чьё тело вживется чужая идея, равно полудуша, придётся решать, исправлять чужие ошибки, довершить то, что не сделано.

И так будет всегда. Тьма убиенных, замученных, казненных от собственных преступлений самоубийц, не совладавших и запутавшихся в жизни, – они кружат, как ветер, что бьет по стеклам окон, что бросает пригоршни снега в лицо. Они ждут и жаждут минуты воплощения, ведь небеса для них закрыты. А люди, как подопытные кролики, умножают несуразность, путаясь во тьме нерешённых проблем… Лера, словно чувствуя мистический страх попутчика, добавила громкость радио. Бодрый ритм заполнил салон. Лера улыбнулась: эмоции попутчика вЕдомы ей и ведОмы…

Через полчаса, как и обещалось, автомобиль плавно припарковался у дома.

– Я под впечатлением от дороги, – сказал Вася, прогоняя раздумья.

– Это следствие впечатлений концерта.

– У меня есть тот же самый концерт на виниловой пластинке. Соло на фортепиано исполняет Эмиль Гилельс. Был такой знаменитый пианист. Знаешь?

– Ну, как тебе сказать? Знаю – не то слово. Вот ты сказал, и я уже знаю, но знаю ли я как должно, в том знании, что у тебя – вот этого не знаю!

– Ты хочешь сказать, что хочешь посмотреть эту пластинку? Что-то я сказал, не пойму и что…

– А что тут говорить? Мы с тобой в одни и те же слова вкладываем разные значения. Пока это нормально… Пойдём, посмотрим, оценим.

– Я живу один, квартира родителей, – сказал Вася на пороге дома и, предупреждая вопрос, пояснил: – Родители у меня умерли. Два года назад. Сначала мама, потом через полгода и отец ушёл. Так вместе их и похоронили.

– Болели?

– Мама болела. Тяжело болела. Отец после её смерти как-то сразу сдал… затосковал что ли.

– Запил?

– Как раз наоборот. Ни капли в рот. Что-то в нём надломилось.

– Привыкли они друг к другу. Срослись, как сиамские близнецы. Раньше такое явление было распространено. Женятся и – до гробовой доски вместе! У меня родители той же породы: единственный брак, вместе сорок лет! Я у них единственная дочка. Они меня любовью исполоскали. До сих пор живу с ними. У меня своя комната. Квартира у нас четырехкомнатная. Мама на пенсии. Папа вот-вот выйдет туда же, но хочет продолжать работать. Он ведущий специалист, бездна опыта, знаний – не отпускают. Он как Веэв.

– Не потеряют тебя? – Вася осведомился на пороге квартиры.

– Нет, я предупредила, что могу задержаться. Я частенько похаживаю в ночные клубы. Развеяться и развлечься.

– Ни разу не был.

– Неудивительно! Фортепианные концерты там противопоказаны.

– Что же вы там делаете?

– Ха! Насмешил. Что там делаем? – Лера рассмеялась и, резко оборвав смех, серьёзно сказала: – Во-первых, танцуем. Хочешь, покажу?

Она подошла к стереофоническому музыкальному комплексу, состоящего из первоклассного ресивера, вертушки CD-дисков, DVD-рекордера, вертушки виниловых дисков и кассетной деки. В знак восхищения её оттопыренный большой палец взметнулся, как флаг победы над серостью. Гостья наклонилась, словно любуясь элитной аппаратурой, и нажала заветную кнопочку на ресивере.

Черные колонки, покрытые рояльным лаком, с поддержкой такого же черного и блестящего богатыря-сабвуфера ожили нарастающим ритмом. Великолепный низкочастотный звук барабана, созвучный с ритуальным набатом древнего таинства, всколыхнул упругой волной тишину комнаты. Нарастающие вибрации захватывали всё, что попадалось на пути всепроникающих колебаний, становящихся сердцевиной нового феерического действия.

Сочный голос певицы внёс в бой барабана череду отрывочных возгласов какого-то странно-пленительного душевного переживания. И вот ритм вышел на полную мощь, и в звуках взволнованного голоса стали слышны и различимы слоги и слова: «Син-ний синий иней лег на провода…» – так понимались эти слова. Негритянка пела немножко о другом.

Она пела о жизни с билетом в один конец, о единственности каждого мгновения, о невообразимой жажде вместить в это мгновение всё самое лучшее, теплое, сердечное. Пела о единственном человеке, без которого уходят краски дня, и серая-серая муть разливается бескрайним потоком. Поток становится аморфной массой, где уж и вовсе не найдешь ту изначальную крупинку любви, то маленькое зёрнышко любви, которую ей и ему дает Высшая сила – даёт всего один раз, и которое никак не может произрасти в почве, пропитанной нечистотами, ядами, отходами.

А время уходит, растворяется сизой дымкой иллюзий. Ах, если бы не барабан, этот мощный набат, этот пульс времени, что не остановить никому и никогда – можно было давно выйти на тихий берег надежды. Остановиться, забыть, оставить завершить этот путь кому-то другому, пусть даже вполне реальным проектом – собственным деткам. Пусть так прозаически закончится эта удивительная поездка взлета первых взрослых сил и дел после детства и юности, согретым теплом родительского дома, и пронзительной мечте о синей-синей птице. И сильной верой, что синяя птица не обратится в синий-синий иней, что лег на провода высокого напряжения души…

Что же не хватает? Что своё внести в эту щемящую мелодию о синей птице и синем снеге?.. Лера чуть прикрыла глаза. Неудержимую жажду движений подчинила рисунку ритма музыки, ворвавшейся в комнату сладкозвучной музыки, усложнённой бас-гитарой, соло-гитарой и чудным соло негритянки.

Лера словно металась между составляющими музыки. Металась резкими движениями, рваными движениями, плавными движениями. Показывая саму суть движения, чистую страсть, редкую жажду феерической нескончаемой жизни с билетом в один конец, чудесной жизни, где нет конечной остановки. Её гибкое тело извивалось изменчивой волной. Голубая туника летала веером вслед, рождая в глазах карнавал света. Того света, что вперемежку с луной вливался в окно, и того света, что изливался из бронзовых светильников. Этот свет также метался вместе с грациозным телом, поблескивая на глади оголяющихся ног, спины, живота, груди.

Это мелькание света с легким привкусом неведомой основы эротического действия словно создавало новый образ совершенной женской красоты, такой реальный, такой живой! И всё это в шаге от хозяина квартиры, оторопевшего от фантастических видений у себя в квартире.

Тот далёкий образ пленительной девушки в синем цвете мечты, тот образ, нарисованный собственной фантазией в каком-то воображаемом мире, напрямую связанным с таинственным сверхъестественным миром, воплотился здесь в самозабвенном танце гибкой полуобнаженной красавицы. Неужели, это так?

И он не мог понять, почему такое странное совпадение той пленительной девушки мечты и той девушки, что любила его на берегу Тихого океана, с танцующей красоткой? Он не мог справиться со шквалом воспоминаний, ощущений, стёртых желаний, а Лера вилась вокруг волнами этого самого океана мечты, и того – настоящего Тихого океана. Она каждым стремительным движением поднимала волны выше, возбуждая вокруг цунами, лавину сладких чувств. И эти простые строки исступленно повторяющиеся как заклинание: «Синий-синий иней лег на провода, в небе темно-синем синяя звезда…» …Где же ты бродишь моё милое счастье…

– Эй, очнись! – Музыка вдруг стихла и Лера, запыхавшаяся, с распущенными волосами, потрепала рукой по плечу и по щеке. – Ты куда улетел, Васёк? Я здесь, рядом. Очнись от прошлого. Об этом уже говорила!

– Ты меня ошарашиваешь на каждом шагу! – только и смог сказать он. – По-моему, это неспроста!

– Конечно! Ты ещё не догадался, зачем я здесь?

– Ах, да! Сейчас покажу пластинку с Гилельсом.

– Постой, не торопись. Что уж мы с тобой совсем дурачки? В полуночный час будем слушать, как фортепиано производит рейдерский захват оркестра?! Нет, концерт замечательный, его я прослушаю с пластинки… к тому же аналоговый звук с шипением иглы – это что-то! Правда, у меня нет ностальгии по винилу, потому что и CD для меня прошлый день. У нас в клубе иногда бывают ретро-вечеринки под винил и портвейн «Солнцедар»… Ох, и трещит потом голова от шипучей иглы, гремучего пойла, пьяного веселья!

– Здесь, через мою аппаратуру, ты едва различишь легкий шорох. Здесь звукоснимающая головка электромагнитного типа. Одна из самых лучших. Представляешь, игла с алмазным напылением эллипсоидной формы! В звуковой дорожке она повисает под строго подобранным углом и, едва касаясь разнообразных уступов, выпуклостей и впадин, непрерывно колеблется. Сама игла помещена в тороидальный цилиндр из особого сплава…

– Оч-чень интересно! – оборвала Лера. – Давай-ка эти подробности в следующий раз. Я как-то в другие подробности предпочитаю вникать… Ты почему-то не показал квартиру? Обычно гостям показывают, куда их пригласили, вкратце знакомят с местом обитания и обитателями. Ну, ты живешь один, это мы с тобой установили, теперь – почему один. Не хватает жилплощади?

– Да нет квартира, на мой взгляд, большая. Пойдем, покажу.

Василий с Лерой вернулись на порог жилища и начали осмотр с прихожей. Стены её были стилизованы под кирпичную кладку, с натуральным рельефом межрядовых пазов, так что Лера даже провела пальчиком, недоумевая: забыли штукатурку наложить? Прихожая тесновата, как, впрочем, и остальные помещения: ванная, кухня, три комнаты с отдельными ходами. То, что кухня с блоком гигиенических помещений была в непосредственной близости с входной дверью – понравилось и взято на заметку. И три комнаты спланированы так, что две легко превращаются в одну, с площадью метров под сорок. Причем, эти комнаты выходили на лицевую сторону дома. Третья комната, поменьше, имела лоджию с видом на стену соседнего дома. Коридор, в общем-то, широкий, заставленный мебельной стенкой от пола до потолка. Ага! Вот почему в комнатах был аскетически пусто, и вместе с тем достаточно по её назначению.

В гостиной – трансформируемый кожаный диван, напротив – стойка с медиа-аппаратурой, большой телевизор. В спальне широкая тахта, светильник и комод с множеством ящичков – и больше ничего. В третьей комнате размером четыре на четыре метра стояло массивное кресло-кровать, напротив высокий шкаф, забитый книгами. В одном углы компьютерный стол, в другом – дверь на лоджию. Посредине комнаты, между этими предметами, лежал плотный и толстый натуральный шерстяной ковер, смотревшийся здесь центральным элементом интерьера.

– Видно, что старались в обустройстве квартиры. Просматривается оригинальный подход. Твои предки очень старались украсить своё гнёздышко. Правда, сейчас это устарело. Несмотря на то, что всё ещё смотрится чинно и аккуратно, кое-что неплохо бы и переделать.

– Я ничего этого не замечаю. Всё крепко приклеено и прибито. Этого достаточно.

– Нет, этого мало! Всегда нужен шарм, особенность, оригинальность. Ты извини: чего это я в критику ударилась? Сама не пойму… Тут у тебя однозначно хорошо!

Она шагнула босыми ногами на ковёр. Её взгляд хозяйски прошёлся по комнате:

– Такое ощущение, что вчера здесь была, и позавчера тоже, и поза-позавчера. Здесь уютно и что-то ещё сквозит очень и преочень знакомое. Что же? У тебя столько книг! Неужели все прочёл?

– Читаю ежедневно.

– Зачем? Где-то учишься?

– Учусь. Университеты жизни прохожу.

– По книгам, что ли? Или по жизни учишься?

– Стараюсь то и это совмещать – в симбиозе свой учебник для себя состряпать.

– Забавно! У меня у папы книжный шкаф не меньше. Книги в основном технические, а на особом месте гравюра профилей трех деятелей с глазами, устремлёнными в одну точку. Один такой бородатый, усатый, нечесаный, другой – с выпуклым лысым черепом, со стилизованной бородкой, третий – с усищами и волосищами. И тут же на двух полках их книги.

– Представляю, о ком ты говоришь. Это вожди. Было такое революционное учение о преобразовании мира угнетённых и угнетателей в справедливый мир равных возможностей для всех.

– Получилось бы, как считаешь?

– Одно время получалось. Создали на одной шестой части Земли огромную страну, не имеющую себе равных. Потом обо что-то споткнулись и что-то, видимо, учтено не было. Мне порой очень хочется понять: что помешало, обо что споткнулись, кто предал. Сейчас многие задумываются о том, что как в СССР, так и в США по существу главенствовала одна идея: обеспечить рост благосостояния своих граждан. Только в СССР – для всех. В США – для ловких предприимчивых, хитрых и, скорее всего, прохвостов. Этот момент хотелось бы додумать.

– Нечего и думать! Это учение проще испепелить, сжечь, растоптать. Чтобы не морочило голову. И даже не проще, это святая обязанность каждого: уничтожить, сжечь, прах развеять в космосе.

– Знания материальны. Они не возникают на пустом месте.

– Это верно! Но не забывай про Красную книгу, про динозавров: сколько видом материального вымерло! Споткнулись вожди на личностях, подобных мне. Об яркую индивидуальность споткнулись.

– Не слишком ли ты самоуверенная? Хотя, возможно, ты права.

– Это не подлежит никакому сомнению. Ещё – сама цифра шесть таит в себе опасность. Надежнее стремиться к нечетным числам: занимала бы эта страна одну седьмую или одну пятую часть суши – бед было бы меньше. Ого! Я вижу у тебя книгу, которую и я читаю в качестве своего учебника. Практическая магия! Ты что же, увлекаешься? Ты – сочувствующий марксизму-ленинизму? Ведь эту книгу нельзя, невозможно читать просто так. Любой прочитавший семь страниц становится причастным к таинствам и ритуалам.

– Я любопытствую. Здесь есть интересные наблюдения.

– Да и не только! – оживилась Лера. – Вот теперь мне ещё яснее, для чего мы встретились!.. Магия – моя тайная блажь, хобби, увлечение. Я понимаю, магией не сделаешь себе астрального тела. Того бессмертного четвертого тела, которое в разных религиях и верованиях называется по-разному. Но есть один секрет, к разрешению которого я подбираюсь путём магических медитаций. Ты знаешь, что в этой книге описано, как реально вызвать духа и внушить ему свою волю? И дух этот – конкретный! У него есть имя. По движениям планет и по порядку знаков зодиака, с помощью специально построенных таблиц извлекаются буквы. Которые затем выстраиваешь в определенном порядке, и получается искомое слово – имя доброго или злого гения каждого человека. Я своего вычислила. Это, скажу я тебе, кропотливый труд – собрать из магических знаков имя духа, который может тебе помочь раскрыть главный секрет. После этого специальными заклинаниями можно приблизить твоего духа и постепенно ощущать его краткое внимание. Готовить себя к его встрече и, наконец, в особый час вызвать, чтобы твоя воля трансформировалась в часть высшей силы. Я считаю, что это может стать пятым путём обретения астрального тела.

– Зачем тебе это?

– Как?! Во-первых, получаешь невыразимую сладость бессмертия. Сейчас многие звезды отчаянно молодятся, продлевают молодость косметическими операциями, диетой. Им невдомек, что тратят бабло на никчемное физическое тело, у которого давно потеряны связи с Высшим. У них нет астрального тела (или четвертого тела), оно задохнулось в их безалаберной жизни. Во-вторых, с помощью своего Духа я хочу переписать свою судьбу. Все мы рождаемся с готовой судьбой, что исходит из судьбы родителей, родителей моих родителей… короче, есть наследственная судьба – это канва, в границах которой формируются варианты родовых судеб с легкими отличиями. Так вот, я не хочу судьбы родителей. Хотя я их также очень люблю, но повторять их судьбу не хочу. Я хочу вырваться из родовой судьбы, и для этого нужен тот самый конкретный дух, что заложил основание нашей родовой судьбы, – только он может внести коррективу в существующие помимо нас предначертания, перенести с одного уровня на другой, поменять само качество реальной жизни, чтобы та частица, что остается после смерти или, точнее, является результатом жизни (астральное тело), увеличила силу этого Духа, а, может быть, и встала вровень с ним. И что интересно – шанс встречи с ним только один. Всё надо делать последовательно и аккуратно, шаг за шагом приближаться, проверять и пробовать: могу ли воззвать и лицо в лицо сказать, что хочу? И что он не сможет отринуть. Мы сейчас, похоже, это сделаем, пусть в первом приближении. Не сдрейфишь, а? Иногда, чтобы вызвать могучего духа, не знающего границ между добром и злом, нужен добрый дух, который поможет и даже приведёт его. Я вижу знаки частого присутствия твоего доброго духа здесь, его незримые следы и веяния. С твоей помощью и с помощью твоего доброго ангела я приближусь к своему князю тьмы. Но я вижу маленькое препятствие: твой Дух не один.

– Не один? Кто же это мог быть? А вообще, ты думаешь, это реально вызвать потустороннюю силу? У тебя получится? Для большинства людей это представляется бредом.

– Ты ещё спрашиваешь! Тебе недостаточно, как я заговорила ранку? Посмотри-ка – и следа нет.

Вася потрогал пальцем кожу над верхней губой, из которой не далее как час назад капала кровь:

– Маленький шрамик остался.

– Это тебе моя метка на долгую память! – Лера рассмеялась. – Не беспокойся: захочу, и шрамик рассосётся. Мир духов существует, – сказала она строго и сурово. – Он наполняет смыслом любую жизнь. Многие люди настолько увязли в глупейших проблемах, бытовухе, что им даже не хватает времени осенить себя крестным знамением и восславить Бога, который им что-то щедро преподнёс (они думают, что сами!), и потому кругами и спиралью они варятся в безумной каше якобы личных достижений. Это и есть бред! Какой-то фарс, подобие настоящего. А надо хоть на мгновение остановиться и суметь различить дыхание вечности в смрадном воздухе настоящего.

– Ты веришь в Бога?

– Я верю, что он есть. Но в церковь, любую: православную, католическую, протестантскую – не могу зайти. У меня сразу поднимается температура, я как будто теряю свое главное тело. Наверное, ещё не построили ту церковь, с той самой религией, где я упаду на колени. Когда мне было четырнадцать лет, я вдруг заболела воспалением легких. Проснулась в непонятном ощущении легкости. Было странно, приятно и необычно. Насторожил легкий озноб. Мама померила температуру – сорок градусов! До сих пор помню это ощущение. Это, наверное, и был тот самый сладкий кайф смерти физического тела и переселение всей своей сути в астральное тело. Этого кайфа дал всего глоток… я и в самом деле чуть не умерла тогда! А, может быть, и умерла та обычная девчонка – ходячий выдрессированный манекен, из которого делается обычная жены для обычной семьи. Дальше и говорить не хочется, тем более – так жить.

– Это относятся к твоим родителям?

– Нет. Они, в самом деле, выросли и жили в государстве, которого теперь нет. В государстве, где национальная идея, становилась транснациональной, укрепляя оттенок Высшего в обыденной жизни. Мама и папа, конечно, хорошие… очень хорошие. Они пропитали меня любовью. Они втиснули в меня столько внимания и нежности, что больше мне и не надо. Я бы хотела навсегда остаться той четырнадцатилетней девчонкой в море родительской любви. А вот здесь, во взрослой жизни, здесь любят за что-то. За твои красивые ноги и всё остальное, чтобы и самому сладенького откушать. Работа, где надо выкоряживаться, чтобы не уволили. Коллэктив (чтоб им всем подавиться!), где обсосут тебя и обмоют до косточек. Мужчины и их жёны говорят о любви, а на самом деле от трения их тел только тление – нет искры, нет огня, нет света настоящего чувства…

Она поморщилась и заговорила жестко:

– Вот я и предъявляю свой счет. Но – уже с повышающими коэффициентами: за дурость, за пошлость… и так далее. А они зовут меня стервой?! Ха! Если бывают инженеры человеческих душ, то я – хирург, точнее – патологоанатом. Вариться всю жизнь в безобразном котле недоделанных людей как-то не климатит. Я боюсь унизить себя злостью, тупостью. Вот ты – конструктор. Тебе понятно творчество. Когда перед тобой встаёт проблема, ну, конкретное техническое задание сделать что-то, чего в природе нет. Ты включаешь мозги, напрягаешь их – думаешь! Раз – и это несуществующее твоя рука разрисовывает линиями, использует существующую элементную базу. Эскиз, чертёж, проработка техпроцесса на его изготовление – и то, что не существовало, готово. Готово! Правильно я обрисовала существо твоей работы?.. Правильно!..

Лера чуть призадумалась и продолжила:

– Вот то мгновение, когда тебе вдруг стало ясно, как должно быть, можешь уловить и расписать, как своеобразный техпроцесс? Я – хочу. Хочу влиять на это мгновение. Отчасти и для этого нужно вызвать своего, только своего Духа. Ты можешь помочь мне тем, что рядом со мной будешь вспоминать своё лучшее, что было с тобой, что является фактом поддержки свыше… Приступим?

– Ты не допускаешь, что входя с тобой в параллельный мир, воткну нож в твоё астральное тело?

– Допускаю. Также как садясь за руль автомобиля, всегда подвергаешься опасности, что найдется кретин, который въедет по дури в твоё авто. Сходи, пожалуйста, в прихожую и принеси мою сумочку. Я тебе что-то покажу. И ещё принеси пять свечей, можно обычные стеариновые. Я знаю, у тебя они есть.

Вася исполнил указание, не проронив ни слова. С видом послушника в Храме принёс сумку из страусиной кожи и свечи, оставшиеся от родителей, от их неприкосновенного запаса, где были упаковки спичек и несколько пачек поваренной соли.

– Давай сядем на ковер друг против друга. Очень удобно скрестить ноги под собой… ты знаешь, это – одно из исходных положений йоги… так, поудобнее усаживайся. Начнем сразу. Вот, смотри, – она стала извлекать из сумочки предмет за предметом: записная книжка, талисманы… – Эту записную книжку сделала сама из чистейших листов бумаги, которых никто не касался, разрезала, переплела шелковой нитью, разыскала специальные разноцветные ручки. Ими вписываю сюда всё то, что почерпнула из прежних ритуалов и, обязательное условие, – только то, что сама через себя пропустила. Вписываю сюда духов: сначала идёт его изображение, рядом подпись и клятва духа – в ней есть его имя, его звание, место и какая у него сила. Затем определено конкретное время относительно тех звезд, влияние которых определяют силу духа с привязкой моего местоположения, порядок его вызова. Эту книгу можно назвать дневником, подобием молитвослова: здесь заговоры, заклинания. Она освящена самими духами, поэтому я не могу открыть её в любое время и в любом месте, а уж если кто-то другой возьмет эту книгу, начнёт листать и, как ты говоришь, «любопытствовать» – его постигнет беда. Это может быть страшная неизлечимая болезнь, несчастный случай, пожар, авария. Так вот, перед тем, как открыть, я смотрю оглавление и выбираю именно ту страницу, открытие которой сейчас может сразу вызвать появление духа. Потому что ещё именно его дыханием освящена эта его страница. На каждом развороте может быть имя только одного духа, а в конце разворота вписано его вызывание и заклинание, через которое дух напрочь связывается с книгой. В этой книге есть один незаполненный разворот, где только одно условное изображение – того, моего самого сильного Духа, который ещё не стал моим. Чтобы он стал таким, он должен появиться здесь и вписать своё имя с клятвой верности мне. Смотри, чтобы открыть эту книгу сейчас, я должна прочертить магический круг, положить перед собой три важных пентакля… ну, или талисмана, говоря проще. Нужно три условия для магического успеха (вообще, цифра три – одна из самых магических). Во-первых, время – ясные светлые тихие сумерки, вплотную к полуночи. Во-вторых – твоё существо, подготовленное к встрече с таинственным. В-третьих, тщательно разработанный и скрупулезно исполненный обряд. Итак, исполнение первого условия очевидно, второе – иногда, сами того не ведая, мы интуитивно подготавливаем себя к встрече с Высшим, изгоняя, удаляясь от суетности и пошлости окружающего. Так скажем, собственное неосознанное влечение к Высшему становится неосознанным религиозным напрягом (молчаливым сосредоточением), который присутствует всегда, когда кто-то хочет сделать что-то такое, что выше его возможностей, что есть пока в его мозгу. В тебе я вижу такого влечения избыток. Ну, а исполнение третьего условия предоставь мне.

Лера взяла четыре свечи и, взглянув на звезды через окно, поставила их точно по четырём частям света. Зажгла восточную свечу и перенесла огонь на запад, затем на север, и в последнюю очередь вспыхнул огонёк на юге. Одну свечу, которой распространяла огонь, поставила перед собой. Рядом положила закрытую книгу духов, три талисмана.

В безгласном сосредоточении обратила внутренний взор в пучину своего внутреннего Я, выискивая ту основу, тот краешек твердыни, откуда начнется её восхождение к таинственным высотам Высшего.

Она стала вслух читать что-то, подобное молитве. Вася услышал обращение к Богу, славословие Отцу Небесному, призыв и мольбу, чтобы Он своим могуществом принудил явиться призываемого духа. Потом она положила руки на два талисмана и торжественно, возвышая голос, огласила волю:

– …призываю вас силой высшего могущества, которым обладаю, заклинаю и упорно приказываю вам именем Того, Кто сказал и свершилось, которому повинуются все создания, наречённым именем Тетраграмматон, Иегова, при произнесении которого стихии распадаются, воздух колеблется, море убегает, огонь потухает, земля дрожит, и все армии небесные, земные и адские содрогаются, приходят в смятение и падают… призываю вас немедленно устремиться сюда со всех стран мира, без всякой отговорки, чтобы дать разумные ответы на все мои вопросы. Придите с миром, видимые и приветливые, при доброй воле, как мы этого желаем… чтобы выполнить наше приказание и до конца исполнять наши желания, отвечая ясно, отчетливо и недвусмысленно…

Она возвела руки вверх, в звездное небо. И тут же Вася явственно услышал дикий вой. Заунывный, глухой, тоскливый. Волк ли это? Оборотень, становящийся зверем? Шакалы, почуявшие кровавую добычу? Пламя свечей заколебалось, и вой усилился, к нему, казалось, присоединились новые голоса, мрачные, ужасно растревоженные. Скрежет зубов от преисполнявшей ярости послышался совсем рядом, как ровно в двух шагах за спиной. Вася вздрогнул, страшась повернуть голову. Кто-то ужасный, истекающий смрадом, встал сзади, и пока прячется, вытягивая окровавленные руки к твоей коже. Злобный возглас вырвался из воя и резко ударил по ушам. Так бьёт ударная волна, так бьют тренированным ударам палачи и изуверы. Вслед за встряской болью наступает мгновение шока, и затем приходит невероятная тишина, складывающаяся в новую беду. Твёрдым голосом, в котором только крепла сила, Лера продолжала:

– …силой имен, что сейчас назову, уничтожится ваш злой порыв. Уйдите, жуткие элементалы, снова туда, где вас боятся, пытайте их, захлёбывающихся злостью. И откройте дорогу тем, кого мы призываем…

Лера подула во все четыре стороны, и вой удалился с движением выдуваемого воздуха. И вслед за этим заколебалась штора на окне, рванул ветер – настежь распахнулось окно. Все четыре свечи разом потухли.

Осталась одна свеча, которая освещала прекрасное лицо Леры, побледневшее от напряжения. Ветер закружился вокруг неё, поднимая волосы, срывая одежду. Вдруг голубоватый свет Луны и жемчужная россыпь звезд заслонила огромная темная туча. В какое-то мгновение небо помертвело, почернело, и уже другой шквалистый ветер исступлённо и бешено стал бить в окно, точно зарёкся разбить его вдребезги. На темном челе вечности замелькали голубенькие жилки. Нарастал и крепнул раскатистый гул. Над самым окном разверзлось небо. Полыхнула молния такая яркая, такая мощная и концентрированная, что белый свет прошил насквозь комнату. От грома содрогнулись стены и пол.