Глава 43
Ночь выдалась светлой. Темноты, какая царит в джунглях по ночам, не было. Мне повезло проснуться, когда на землю нисходил свет и своим касанием растоплял темноту. Пейзаж мне нравился: мягкое свечение приходило ровно сверху каждого растения, и от этого на земле выкладывались узоры теней, которые не перехлестывались друг с другом и не выглядели мрачными. Шумели цикады, ночные птицы покрикивали, будто тоже удивлялись такой ночи. Их силуэты порой мелькали в крошечных отверстиях крон деревьев. Там, выше крон, тоже царило свечение, и вся сцена походила на таинственный лунный праздник для обитателей этих мест.
«Зона W, должно быть, предпоследняя. Боже, дай мне не сдвинуться рассудком, пока я в Семизонье! Лишь только до конца – сегодня ночку, завтра, да еще одну. Там, глядишь, в Джи. И должен же там, о боже, быть ход в сад! Если не там, тогда где?
Остаток ночи прошел в размышлениях о поезде и о недоступном саде. А как только засветилось утро, я принялся отыскивать трубу. За этим занятием меня и застал охранник. Он издал звук, означающий удивление, он не ждал так рано увидеть меня за работой. Этот тип не мог ничего добавить или упрекнуть, поэтому быстро скрылся, и все же час после этого меня не покидало чувство, что цербер поблизости и подглядывает из-за деревьев.
– Откуда ты возникаешь? – нетерпеливо спросил я вслух. – Есть ли у тебя дела помимо этих бесполезных визитов? Хочется знать, как я здесь? Справляюсь, не жалуюсь… однако мне отсюда пора, по правде, пора. И не в скупую степь, не в пустыню какую-нибудь, а в сад, только туда! Я его видел, и не надо переубеждать.
– Его я видел, хе-хе!
Норма демонстрировала свою способность повторять слова. Макаку скрывали от меня заросли. Это неразумное животное преследовало меня, не принося пользы, но и не делая большого вреда, а беспокойства вновь командовали в моей голове, и это уже длилось который день. Мне надо было работать с усердием, чтобы не растить беспокойств, трудовая дисциплина одна только и помогала. Чистка водной и электро-нейронной системы джунглей в полной изоляции от людей давала для тирании мыслей обширное поле. К концу шестого дня в «W» от волнений и слепых страхов у меня разыгралась боль в пояснице. Враги-беспокойства сгруппировались в малые отряды, два из которых я сумел различить еще в начале. Это отряд воспоминаний из прошлого и отчаяние по поводу упущенных возможностей. Второй отряд стращал будущим и связанной с ней неопределенностью. Возник и третий отряд – посекундный самоанализ, в котором я пытался понять, как текущая секунда способна помочь убежать, скрыться, исчезнуть из Семизонья. Умысел ли это другого человека, охранника, или все же результат моих давних ошибок?
Из пройденных вольных, самовлюбленных и угнетенных территорий я вынес урок об устройстве этих уголков природы. Как только попадаешь в любую из этих зон, быстро становишься частью здешнего микромира со всем присущими ему безумием. На мысли влияет незримый транслятор и повелевает завидовать, бояться, ненавидеть или лопаться от гордости.
Вот бы рассказать это Маю – он милый мне друг и совершенный человек! Такой, как Май, не бродит по покинутому Богом Семизонью, а наблюдает всю игру со стороны. А студентов типа меня посылают на черновые работы!
– Тр-р-р! Тр-р-р!
Я подтвердил:
– Вот и я говорю то же самое: совершенным надо быть, сделаться наблюдателем.
В тот день я сделал задание целиком и ночевать остался в ямке, которую нашел под трубой. Нейронный ток все же не давал глубоко забыться. В этой среде тревог существовала вибрация, не совпадающая со здоровым сном. Но вылезать наружу я не хотел и кое-как дождался утра, а в районе десяти утра увидел охранника.
Глава 44
«Зализанные височки» в тот день медлил и, похоже, не знал, что делать дальше, а нерешительность ему не шла, лицо кукожилось в непривычных местах, и былая серьезность оборачивалась неуклюжими гримасами.
– Если я ни в чем не ошибся, – надавил я на последнее слово, – сегодня последний день здесь, впереди последняя зона.
– Со счетом у меня все в порядке! – отстраненно ответил охранник.
– Тогда что ж, надо двигаться…
– Это я определяю, что надо, – на мне такая задача, и не стоит пытаться отнимать, очень не рекомендую!
– Даже не думал…
– Ну и хорошо, хотя думать надо, следующее место не для пустоголовых. Придется собрать в кулак всю концентрацию… Территория «Джи» хотя тоже предусмотрена для санации, но по поводу тебя есть сомнения.
– Я победил сомнения еще в первой территор…
– Хватит! Ты не знаешь, о чем говоришь. Человеческий интеллект делает ошибку на первом же утверждении. Твоя высшая мудрость в том, чтобы сразу замолчать, быстро и незаметно для других, особенно для женских особей… они мгновенно видят такие оплошности. Соберись с духом, студент!
Я понял, что от моего поведения сейчас зависит, отправлюсь ли я в «Джи» или произойдет нечто другое. Мне хотелось в «Джи», поскольку там могли быть вещи, которые были скрыты. Никак иначе осмотрительность надзирателя не объяснялась.
– Ты ведь знаешь мои мысли! Если ты пользуешься именно логикой, то все должно быть известно.
– Да, известно все! Интеллект просчитывается, а поведение предсказуемо, потому что подчиняется рассудку.
– Тогда просчитывай, довольно обсуждений… считай!
– Я хорошо определяю, что должен делать в данный момент. Таким, как ты, свойственно давать советы, к которым сами дающие никогда не прислушиваются.
– Ишь ты, как…
– Сейчас необходимо решение, а не расчеты, и не волнуйся, твое поведение никак не связано с отправкой в следующую Зону.
Он снова принялся кивать головой, будто хотел оттуда что-то вытряхнуть, потом стал вполоборота, и я перестал видеть его физиономию – неужели так там все не по-детски, в этой Джи?
Потом охранник выпрямился и подошел вплотную, и через секунду мы были в новом месте. Бесплатный перевозчик сразу сделал мне знак не двигаться, а сам возобновил свои мыслительные потуги. Я повернулся посмотреть пейзаж.
Часто бывало, что в первые часы на новом месте приоткрывался намек на то, чего здесь можно ждать. В глаза бросались странные деревья или дикие лианы с гроздьями обезьян. Здесь все было нормальным, если не сказать аккуратным. Растения выглядели сочными, а плоды на деревьях спелыми и хорошо налитыми природной силой. С ветвей, игриво раскачиваясь, свисали упитанные змеи, и я дорисовал в воображении, что пристрой к одной змеюке рядом другую, то вышли бы качели. К тому же, нередко змеи сцеплялись друг с другом, словно в поцелуе. Змей можно было разглядеть и в траве – они кружили, как волчок, оставляя ровные примятые окружности, что и придавало земле ухоженный вид.
– Неизвестно, сколько тебе еще впереди, – раздался наконец голос охранника, – сейчас сосредоточься на этой зоне. Задание будет готово рано утром завтра. Очень рано утром, так что ты должен быть во всеоружии.
Наверное, у меня был удивленный вид.
– Привыкай к меняющимся обстоятельствам. Встать придется в четыре утра – я не дам проспать. У тебя новый электрофакел, темнота тебе будет нипочем. Сегодня, прямо сейчас, подыщи место для отдыха и найди открытые коммуникации – все, что есть поблизости. Вот флажки!
Охранник протянул мне пакет со светоотражающими тряпочками, их было немало. Зачем это все?
– Укрепишь на стыках и возле пульп! Возьми еще вот это большое мачете – маленького будет недостаточно.
Мурашки пробежали у меня по спине.
– Здесь опасная зона; если завтра твоя работа не удастся… произведем возврат. Да, и никаких поездов, самолетов, ни на чем не ездить – все фиксируется.
Я понял, что камера слежения где-то рядом. И точно: на дереве в десяти метрах от нас что-то блеснуло на высоте первого сука. Так бликует оптика на снайперских ружьях… или камера.
– Не надо вопросов – они только запутывают, но не проясняют, а ясность тебе пригодится. Еще вот змеи: если увидишь, что они любезничают друг с другом, обходи подальше. Те, что кружатся на земле, безопасные. Вся остальная информация будет тебе мешать. Подъем в 4.00.
Цербер растворился в зелени.
– Будет только мешать, – огрызнулся я, – тебе не мешает, а у меня значит, голова не логическая, и все лишнее в ней мешает. Кретин!
– Ну, как тебе? – спросил голос откуда-то сверху.
Я пожал плечами:
– Так себе…
Над головой никого не оказалось, и я поинтересовался:
– Что значит – ну как?
Покрутив головой, я наконец увидел звуковую колоночку – мой старый приятель динамик! Давненько его не было слышно. Но минутку, он ведь раньше не задавал вопросов! Поучал, афоризмы всякие подкидывал.
– Приятель, ты забыл свою работу, – начал я с ним, как с другом, – нужны намеки, как здесь себя вести, что делать; посуди, информации мало, охранник пугает размытыми предупреждениями. Как в такой неопределенности прикажешь работать?
– Следуй одному пути, говорил Конфуций, наставляя искателя, – когда же возникнет у тебя желание попробовать путь другой – попробуй, скоро убедись, что для тебя он пуст, и возвратись на дорогу, которую предстоит пройти тебе одному. Если ты мудр, то вовсе не станешь пробовать чужой путь…
Динамик замолчал, оставляя непонятным, было это наставление высказано мне, или то была часть радиопостановки? Голос чтеца был очень драматичным – люди между собой так не беседуют.
Я медленно поплелся по своему пути в обход шевелящихся в траве кругов. Свое длинное мачете я использовал как трость и предупреждал каждый шаг тычком в траву или в пространство между корнями.
Хотелось понять это место, почувствовать, что тут необычного, есть ли здесь люди. Надо понимать, что если такие и водились в этом краю, то были дикими, а то и вообще людоедами. Поэтому-то «доброжелатель» и вручил мне настоящее оружие.
– Ишь ты, как тебя, бедного, – я мысленно дорисовал остальное туловище и ногу к белой, очевидно берцовой, кости, прислоненной к толстому стволу. Как бы здесь не оказалось жучьей западни! Май говорил, что в дальних джунглях водятся жуки, питающиеся плотью. Май сравнивал плотоядных насекомых с уколами отчаяния в человеческом уме – будто те, и другие одинаково изгладывают живое: одни поедают плоть, другие разъедают волю, и человек становится как тряпка.
Вокруг дерева ничего не встретилось, однако положение кости словно указывало направление – так ее оставил владелец или поедатель владельца. С возрастающим возбуждением я двинулся по указателю: меня волновало незнакомое чувство, предвкушение необычного, к чему я не был готов, – такое чувство усиливалось с каждым шагом. Тут я увидел ее – Амрону. Это было так внезапно, что пришлось фокусировать взгляд несколько раз, чтобы в конце концов поверить, что это девушка, которую я уже знал. Мне вспомнилось, что последний раз я видел ее в поезде. Теперь я мог спокойно смотреть на неподвижную фигуру, и мой взгляд не ранил ее безукоризненное тело, которое продолжало казаться оцепеневшим.
– Амрона, Ам-ро-н-а-а, – позвал я нежно, – это ведь ты?
Меня захватывало необъяснимое волнение, и мысли отказывались объяснять, что все это значит. Тем временем, девушка не издала ни звука – ее будто коснулась волшебная палочка и заморозила плоть. Но я чувствовал, что тело живое. Мертвые или мумии – они не так пахнут, от них не то настроение, и мысли они вызывают не такие.
– Амрона, что с тобой сделали? – проговорил я тихо и аккуратно стал подводить свой взгляд к ее глазам. Разрази меня гром, но в ее застывшем лице я видел большое сходство с обезьяной. Да, у девушки были рот и нос, остекленевшие глаза смотрели далеко сквозь меня, но… Есть же что-то, делающее одного человека похожим на свинью, другого на собаку, а третьего – на лису или на молодого теленка. Можно попробовать объяснить это широким носом, плоской переносицей. Можно сравнить острые, узкие глазки и вытянутый носик с обликом лисы!
Амрона походила на обезьяну без объяснения подробностей – все в застывшей физиономии напоминало много раз виденную мною макаку.
– Спасительница, – пролепетал я, – не ты ли столько раз меня выручала! Как я могу тебя расколдовать?
В тот самый момент мне отчаянно захотелось заглянуть девушке за спину. Там должен, там обязан быть обезьяний хвост!
– Человек, – раздался хорошо поставленный дикторский голос, – Встань с колен, поднимись! Прекрати подсматривать в замочную скважину.
Я вздрогнул и машинально обернулся на сплошные заросли позади меня.
Посмотри-ка, этот динамик-Конфуций, невероятно, должно быть, проницательный тип! Мне стало неловко, будто я пробрался в чью-то комнату и подглядываю. Не буду смотреть: есть там хвост, нет хвоста, какая разница! Пристыдил меня динамик.
– Ам-ро-на! Дорогая моя, что же здесь делается? – я рассматривал ее дикарскую одежду и юбку из шкурок, от наряда из поезда на ней не было ничего.
Даже если есть хвост, я его не увижу – в конце концов надо разобраться, почему из девушки устроили скульптуру.
План был такой: обойти Амрону вокруг и убедиться, что она не подвешена или не прицеплена иным образом.
«Все же какой нахал, – клеймил я себя, – лишь бы найти оправдание своему любопытству. Нет, не буду обходить!»
Я аккуратно вытянул вперед мачете и ребром стального оружия слегка коснулся ее плеча – никакой реакции.
– Да что тут происходит? – услышали джунгли мое негодование, – людей ни за что замораживают. Вот я разберусь, кто здесь так обошелся с моей женщиной!
Во мне проснулась ярость, и я чувствовал, как горячая кровь разливается по жилам и начинает стучать в висках. Гнев нечасто посещал меня, но теперь я чувствовал, что еще минута – и из-под мачете полетят щепки деревьев, разрубленные змеи, порванный папоротник.
Так и случилось: я пустился вразнос, не веря, как быстро мною целиком овладело варварское чувство. Хотелось изничтожить всю зеленую мглу. Мачете летало направо, налево – повсюду свистел тяжелый металл. Досаднее всего, что я никак не контролировал себя, ярость двигала моими руками, как куклами-марионетками. В таком исступлении я потерял чувство времени и остановился, только когда вконец выдохся. В просеке, сотворенной моим безумием, что-то едва слышно шумело – это вслед за мной сыпались подрезанные мачете суки. Потеряв силы, я опустился на землю, и тут вдруг на глаза кто-то накинул замазку, и та моментально затвердела. Мой кулак, отправленный на отражение нападающего, утонул в пустоте.
– Мой господин, это Амрона!
– Ты? Как? Зачем…
– Извините, мой господин, ваши глаза – они такие прекрасные, но я умру, как только…
– Понял, понял… но что дальше? Что с тобой?
– Все будет хорошо, следуйте за мной, – она мягко толкнула меня в спину, и я медленно зашагал, готовый в любой момент споткнуться.
– Куда мы идем?
– Вам будет хорошо, вот дойдете, мой господин, и посмотрите сами.
– Но я могу не оборачиваться на тебя – зачем залеплять мне глаза?
– Нам обоим так лучше. Я поняла это после… в общем, вы меня напугали, – Амрона помедлила, – когда вы наткнулись на меня, это была неожиданность, и я увидела, что вы настоящий зверь. Самый что ни на есть хищник, – вот мне и пришлось замереть.
– Как ты очутилась в этих краях?
– Очень скоро будут все объяснения, они совсем рядом… а ну, пошла прочь! – Амрона прогнала змею с моего пути. Под ногами чувствовался склон, мы спускались, и в какой-то миг Амрона подала мне свою руку, чтобы преодолеть крутой спуск.
«Какая холодная! Наверное, так действует ее онемение… и все же, как далеко мы уходим».
Мы оказались в туннеле, а мои вытянутые руки наконец уперлись во что-то гладкое, твердое и холодное, наподобие камня. Я стал шарить ладонями по идеальной поверхности, пока, наконец, не нащупал ряд полукруглых выступов, идущих один под другим. Все это время Амрона молчала. Во мне вспыхнула догадка – ведь передо мной поезд. Здесь? Каким образом?
– Это…
– Да, ведь вы его хотели, наверное, жалели, что в прошлый раз ушли?!
Замешкавшись, я произнес:
– Не знаю даже, наверное, жалел…
– Мой господин, ну как можно не хотеть поезда, что может быть еще? Поезд есть предел мечтаний!
«Ого, как заговорила дикарка!»
– Ты, наверное,… впрочем, полезли внутрь – не видя тебя, мне трудно разговаривать.
– Из-за любви к вам я привела вас к поезду, но я появлюсь там позднее. Скажите мне все, что хотели, прямо сейчас.
– Не понимаю! Ты не пойдешь внутрь?
– Пойду, позднее, но…
– Хорошо, ты, должно быть, общаешься с господами, со Стивом, с остальными, так?
– Они все мои друзья.
– Тогда прежде объясни мне, какая цель у всех этих людей, зачем они ездят по джунглям?
– Радоваться жизни, только в поезде радость!
– Тогда для чего все остальное: эта нескончаемая зелень, джунгли, звери, охранники, трубки, наконец… Все это для чего-то нужно? Для мук, для борьбы?
Амрона ждала от меня признаний или благодарности, но никак не философии, и ее молчание могло означать, что она то ли не знает, что сказать, то ли не хочет меня расстраивать.
– Говори!
– Я не знаю. Но поторопитесь внутрь, вот, ступеньки здесь.
– Амрона, – сбавил я голос до шепота, – в прошлый раз я сбежал с поезда и не уверен, спасет ли он меня теперь. Мне запрещено заходить. Если я зайду, то уже никогда не вернусь в джунгли, или по возвращению охранник меня казнит.
– Зачем покидать рай, я буду всегда с вами там, внутри.
– Ты не поняла: я не знаю, как долго мне захочется быть в поезде. Если оттуда нет выхода за пределы джунглей, если он только катается по кругу, то мне он не нужен.
– В прошлый раз вы чудом спаслись, благодарите Амрону! – скороговоркой произнесла девушка.
– Так это ты помогала… Спасибо! Но ответь, куда идет поезд?
Внезапно взвизгнула сирена, и ноги обдало горячим паром.
– Надо спешить!
– Я достаточно нарушал правила, и мне все сходило с рук. Знаешь, на этот раз мне не поздоровится – это будет грубым ослушанием. Вдобавок, я не уверен, что сам хочу…
– Дорогой мой, – сверху послышался голос моей жены из поезда, – я все уладила, давай быстрее назад! Люди неверно поняли твой поступок и подумали, что ты хочешь бежать. Но я объяснила, что ты обременен долгом, ты был нужен в джунглях, ты незаменимый предводитель целого народа и порой должен их навещать. Не мешкай, давай быстрей, и зачем тебе эта повязка на глазах, какая дикость!
Она протянула свою теплую руку, схватилась за мою кисть, а Амрона меня подсадила, я же, тряпка, даже не сопротивлялся, шел куда ведут.
Бандаж слетел с моих глаз, и в свете тамбура я увидел свою жену-брюнетку, сына с заискивающим лицом, и сзади них маячил Стив с какой-то скверной улыбкой. Потом все дернулось, поезд тронулся, а я резко обернулся к закрытой двери. За стеклом я успел заметить объектив камеры, смотрящий прямо на меня из амбразуры зеленых зарослей. Путь в мир охранника был отрезан, теперь я навсегда его враг.
– Где Амрона?
Жена зашипела на ухо:
– Забудь эту дикарку, она тень прошлого! У нее свой вагон, свои дружки. У нас же много дел, – если ты так о ней печешься, то увидишь ее позднее на маскараде, – пошли же, тебе надо привести себя в божеский вид.
«Откуда эта женщина выучилась так мною рулить? Я ее совсем мало знаю – так, вместе в мяч играли, а она уже из мною крутит и поучает».
– Вы простите мое занудство, – вмешался Стив, – вечно я со своей оплатой, так устроен, и годы, понимаете. Ну, полно, об этом больше не буду!
– Все нормально, Стив, – механически произнес я, еще не решив, радоваться мне или сбежать, пока не поздно, из этого заточения. Тут, в красно-коричневом чреве вагона, действовал иной наркотик – здесь царил обман. После инъекции наступает эйфория, и боль утихает. Благодаря внутреннему зову, который вырвался из глубины моего существа в прошлый раз, я сбежал с поезда, но даже и тогда жалел. В этот раз, переступив порог железной машины, я понимал, что скоро забуду свои стремления, идеалы, из памяти выветрится все, что я искал.
– Мы еще будем играть в мяч? – так начал свое действие сладостный наркотик.
– Так ведь прямо сейчас! Пойдемте! – отозвался Стив.
В вагоне умещалось бескрайнее поле, но, как и раньше, это меня не удивило. Я подумал, что, наверное, сам усыхаю, и от этого поле кажется таким огромным. Чего только не происходит в джунглях, особенно в поезде желаний!
Мы пустились в игру, и я стал забывать, кто я, зачем я здесь и для чего играю. Перестали существовать всяческие мысли, и слышались только подбадривающие голоса жены и сына.
Глава 45
О, как они за меня болели! В жизни не приходилось получать такой горячей поддержки. Они оба заставляли меня забывать об усталости, не обращать внимания на отчаяние от проигрышей и дрожь перенапряжения в мышцах. «Как это прекрасно – иметь такую семью! Как я жил без такого счастья?»
Стив поддавался, а Свободный хоть и пыжился, но обыграть никак не мог – за время моего отсутствия на вине и сдобах он сильно поправился. Его нерасторопность, запоздалая реакция и растерянный вид необыкновенно меня радовали, если не сказать большего, – я ликовал. Мой мяч катился впереди других, и соперники только поспевали. Наконец я увидел жену, которая забежала вперед и выкрикивала: «Давай, не раскисай! Последний рывок!»
Я навидался чужих жен, но ни разу не встречал такого единства с достижениями мужа.
– Давай! Давай! – неслось спереди, заглушая пыхтение Свободного и старческие упреки Стива. Еще минута, и я очутился в объятиях жены. Я подхватил ее и закружил, а в ногах запрыгал радостный сын.
«Это может быть недолго, счастье может оборваться», – полоснула меня внезапная мысль, но я тотчас же изгнал из себя эту правду.
– Какая ты замечательная, какая молодец!
– Чувствую, нам необходимо подкрепиться, – тяжело дыша, произнес Стив, – вы явно набрались мастерства, пока были со своим народом в Прайд-Роял, ваша супруга рассказывала, – это же надо, бросали, как черт, это же надо!
Меня радовал этот старикан и его своевременное предложение отобедать. Честным мыслям было запрещено подступать близко, потому что тот день претендовал на то, чтобы стать одним из лучших в моей жизни.
У жены в руках появилась коробка с подарочной лентой – неужели так велика моя победа?!
– Мы хотели поздравить тебя еще вчера, но ты был у себя в Прайде!
– Постой, а что вчера?..
Я стал понимать, что время сузилось для меня до дней недели, и крупные части, месяцы и сезоны, напрочь затерялись в зеленом плену.
– Сейчас… май, – произнес Стив.
– Ха, так зовут моего самого близкого друга, и вам надо с ним обязательно познакомиться, о-бя-за-тельно! Но о чем это я? Да, май! Числа, батюшки, боже мой, совсем не знаю!
– Тринадцатое!
Меня аж потом прошибло: мой день рождения! И она знала, она помнила, а я… как отрезало!
– Ты все время помнила?
Милая мордашка только застенчиво кивнула.
– Просто мы не могли тебя найти!
У меня не было слов, на глаза навернулись слезы. Я взял коробку руками, дрожащими от переполнявших меня чувств, по-прежнему не понимая, как эта женщина могла знать то, чего не знал ни Май, ни охранник, никто, включая, как оказалось, меня самого. О дне рождения за два года в джунглях я не вспоминал ни разу…
Что бы ни оказалось внутри, я не хотел открывать подарок при Стиве и Свободном, и жена все поняла. Она взяла меня за руку и мягко сказала, что я перевозбудился, и сейчас же, не откладывая, надо последовать совету мудрого Стива.
Через минуту в моей руке сверкал фужер, и Стив бубнил тост за мое здравие и что-то невнятно о достижении максимума в моей власти над другими. Болтовня плыла мимо ушей, а я зачарованно смотрел на жену.
Видывал я лица и красивее и благороднее, но вся красота перечеркивалась, блекла в сравнении с умом и обаянием такой проницательной женщины. Жена кротко улыбалась и опускала глаза, понимая, что своим знаком внимания попала в самую точку – в сердце сердец.
«Ведь никто на всем свете не знал!» – повторял и повторял я про себя.
– Может, ты угадала? – я впадал в шутливое хмельное настроение.
Жена бросила быстрый взгляд из-под бровей и опять заулыбалась то ли застенчиво, то ли хитро.
– Что прекрасному полу стоит узнать, драгоценный вы наш именинник: у мужчин все цифры на лбу написаны! Включая и размер месячного жалования.
Я непроизвольно посмотрел на лоб Стива, на котором не обнаружил ничего, кроме морщин, и из них, конечно, можно было составить букву или две.
– Написано, написано, я вас уверяю, – не прекращал старик, – дамы смотрят на меня и видят, что я образован, начитан и не простак, а с признаками внутреннего голоса.
– Чего, простите?
– Голос, он подсказывает верные решения, – самодовольно заулыбался Стив, – положим, я не знаю, как кого зовут, а внутренний голос велит мне: взгляни на его лоб, и его подлинное имя там.
– Вы говорите загадками…
– Отнюдь!
Стив пустился объяснять, как много лет упражнялся глядеть на лоб и читать с него, как с табло о прибытии поездов. Будто точно так же там меняется информация: что-то в жизни человека идет по графику, что-то задерживается из-за ошибок.
– Поезда иногда вовсе исчезают, и означает это: нашему герою пришел конец. Ну да не будем о грустном! Только со лба исчезает имя…
– Стив, расскажите о себе что-нибудь, – вдруг вмешалась моя жена, а мне при этом захотелось рассмотреть ее лоб, но она смахнула челку темных волос до самых глаз.
«Все же, как ее зовут? Я не помню имени своей жены – все милая да дорогая. Имя, какое имя? И ведь никто здесь ее по имени не величает, надо же…»
Стив стал рассказывать о детстве, при этом хмель брал его с каждой минутой все больше.
«Имя, имя», – вращалась мысль, не давая мне покоя.
– …на веселых конях.
– Может, то были лошади, – перебила Стива моя безымянная.
– С дамой не спорю… – Стив еле заканчивал мысль.
– Пусь имени-ик скажет теперь, – пролепетал Стив, и в его пьяной речи занозой застряло слово «имени».
– Наш Стив упоминал о детской мечте, – нежно произнесла жена и кивнула мне головой: дескать, твой черед.
– Так и не вспомнить. Но про карусели могу. Мы с отцом на чертовом колесе любили. Бывало, заберемся на самую высоту, а он руки расставит вширь и мне рассказывает: все, дескать, твое! Вырастешь, станешь владеть, управлять этим миром. Ты хочешь, спрашивает, а мне боязно… но, конечно, хочу.
Из глубокой памяти, недоступной мне в джунглях я смог достать приятное воспоминание об отце, а мама почему-то не запомнилась.
– Ведь иначе сюда не попасть, на наш-то поезд, – более трезво задребезжал Стив, – управлять и властвовать, вот каков наш герой! Как, дорогие мои, я вам завидую… – старик заулыбался своими искусственными зубами.
«Сейчас, – мелькнула у меня мысль, – будто исполняется мой детский каприз: через опасения и страх я иду к тому давнему ощущению силы и власти, которых давно втайне желал. Вот, значит, каково быть на поезде!»
Мне стало тяжело думать, и мысль стала вязнуть в дурмане, а из помутневшего сознания вновь всплыло: имя, какое же у нее имя?
Я стал спрашивать Стива о его жене и постарался, насколько было возможно, подвести к моменту, чтобы он назвал по имени и мою супругу. Но плохо старался; Стив меня не понимал и всю дорогу называл ее «милашкой» и «женой достойного человека». Потом меня повели спать, и в роскошной спальне я только успел подумать: откуда такие хоромы, неужели все мяч?
Сон был глухим и глубоким, а разбудил меня резкий толчок и неприятный скрежет металла. Пространство вокруг меня резко сжалось, а потом увеличило нагрузку на мое тело. Предметы полетели от стены к стене, что-то зазвенело и разбилось вдребезги. Сам я стал тяжелее, а жена сидела в постели со страдальческим видом человека, которому на плечи взвалили мешок. В коридоре послышались беготня и шум голосов.
Жена слезла с кровати и, хватаясь за мебель, пошла к двери. До меня донесся голос:
– Дикари! Проклятый Прайд-Роял!
Жена что-то спросила, и ей в ответ:
– Не берем их, они неразвитые, мадам, желания у них дикие, хотят перещеголять себе подобных, и потому под колеса бросаются.
Я стал пробираться по обломкам мебели, а в это время поезд то трогался, то резко тормозил.
– Настоящая беда, – причитал Стив, – сегодня они всей кучей высыпали, массовое помешательство. Теперь из зарослей выскакивают самоубийцы. Дикое племя! Как из Прайда возьмешь одного – пошло-поехало, все пьянеют от ревности. Все из-за Свободного, тащите его сюда, пусть усмиряет самоубийц.
– Точно, он ведь был там главным! – донесся чей-то голос.
– Стой, – загремел я, – стоять, говорю! Я был тут главным, я и разберусь.
И дернул же меня черт, во мне взыграл основной аккорд Прайд-Роял – мотивчик, который невероятно усилился, когда я оказался в поезде.
– Я разберусь, тот был дезертиром. Свободный – это толстяк, его не признают.
Жена оказалась рядом и тревожно смотрела на меня.
«Как ее зовут, о боже мой»?
– Не надо, дорогой, это дикари, у них оружие, – говорили ее губы, но я слышал шепот ее сердца: «ты завоюешь нам славу, навечно станешь героем и предводителем людей!»
Я подарил ей сухой поцелуй, похожий на героическое прощание из пафосных фильмов местного кинотеатра «Эфир». Запутываясь в собственных ногах, я очутился в тамбуре и бросил взгляд назад – да, меня видят, следят за каждым моим шагом, действовать можно. О великая природа, о Прайд-Роял, о Поезд Желаний!
Мои движения превращались в шоу, а в поезде будто работали исключительные профессионалы шоу-бизнеса. Темноту ночи разрезал светильник – самый главный, тот, что впереди локомотива. Какой-то невероятной силой он был повернут вспять ради моего представления!