Петр, по обыкновению успокаивал:
– Ну, не сразу, привыкают. У нас детей не было, а у них родителей…
Родители, как им рассказывали в детдоме, были. Но пили беспробудно, и когда родился Мишка, а Иришке было четыре года, их лишили родительских прав, и детей определили в ясли и детдом. А потом родители куда-то пропали. Их никто не искал, они про детей ни разу не вспомнили. Может даже умерли.
Вечерами пытались наладить контакт. За ужином заводили разные разговоры, задавали вопросы.
Но диалог шел на уровне междометий:
– да, нет, ладно, или еще каких-то коротких слов.
По выходным стали ездить на машине по разным интересным местам вокруг города. Или в парк развлечений. Здесь ребята оживлялись. Но на обратном пути снова замыкались.
– Понравилось?
– Да.
– А что больше понравилось?
– Ничего.
Было морально тяжело. В квартире стояло гнетущее молчание, новая счастливая жизнь с детьми рассыпалась на куски.
Все-таки появлялась спасительная мысль вернуть все назад, жить вдвоем спокойной жизнью в любви и согласии.
– Нет, – говорил Петр, – еще мало прошло времени, привыкание так быстро не бывает.
– Да уж, третий месяц пошел! – возразила Вера.
Потом стали пропадать деньги. Сумочка с кошельком всегда висела на вешалке. И на школьный буфет Вера всегда давала по пятьдесят рублей.
Но как-то в магазине открыла кошелек – ну вот, точно вчера еще лежали несколько сотен в этом отделении!
– Петру ничего не сказала. Но кошелек проверяла каждый день. На третий день пропала тысячная. Вечером позвали детей.
– Ребята, – стараясь быть спокойным, начал Петр, – мы понимаем, что вам иногда нужны деньги. Мы не против. Скажите только – сколько и на что?
Дети уставились в пол, молчали. Петр пошел в ва-банк:
– Кто из вас ворует, – он специально употребил это слово, – деньги. Это в собственном доме не допустимо!
– Воровство вообще недопустимо, – вставила Вера.
Дети молчали. Петр стукнул по столу.
– Кто из вас своровал!? – взревел он.
Это было со стороны новых родителей как-то неожиданно, что Миша внезапно разревелся.
– Ты? – глядя на него в упор, спросил Петр.
– Я… мне сказали,… если я не принесу, меня опустят! – всхлипнул он.
Ирина сквозь зубы презрительно на него посмотрела:
– Слабак!
– Как опустят? – не понял Петр.
– Оттрахают! – сквозь сопли произнес Миша.
За столом наступила тягучая тишина. Такого поворота никто из взрослых не ожидал.
– Это ты про кого? – наконец не выдержала Вера.
Но Мишка уже взял себя в руки. И замолчал.
– Ирина, – обратился к ней Петр, – мы не наказать хотим. Хотим помочь. Я так понял, что кто-то вымогает деньги. Расскажи кто? Подумаем все, как с этим справиться!
Ирана молчала, не поднимая глаз на приемных родителей.
– А Вовка это кто?– вдруг вспомнила Вера.
– А вы откуда про Вовку знаете?
– Да, так, сказали в детдоме.
– Он там главный, – не выдержала девочка.
– Он с вами в одной школе учится?
– Мы все там в одной школе.
И замолчала. Теперь уже насовсем.
Вечером в спальне Вера напомнила Петру, откуда она слышала про Вовку.
– Я думаю, – шептала она, – что этот Вовка со своей командой, знал, что у наших ребят можно вымогать деньги, и они шантажируют Мишку. А он маленький, их боится.
– Выясню! – проговорил Петр.
Следующим вечером, рассчитывая, что застанет всех, он направился в детдом. Конечно, сразу прошел в кабинет заведующей.
– Здравствуйте! Ну, как наш ребенок? – почти обрадовалась она ему.
Петр рассказал, и лицо заведующей помрачнело.
– И что вы хотите от нас? – уже другим голосом спросила она.
– Это ваш парнишечка, – ответил Петр, – я хочу, чтобы вы разобрались. И прекратили это безобразие!
– Миленький, вы мой! – опечалилась заведующая. – Детский дом – это не тот мир, в котором вы живете. Это мир детей преступников, пьяниц, отбросов общества! И это практически блатной мир!
И уже другим официальным голосом добавила:
– Вымогательство – это преступление, – обратитесь в полицию!
И уже с сочувствием добавила:
– Только сажать их нельзя, они несовершеннолетние. Поэтому подумайте о своих детях.
– Вы мне угрожаете! – рассвирепел Петр.
– Я нет.– ответила она, сделав акцент на слове «я».
Петр сбавил тон.
– Я могу встретиться с неким Вовкой?
Заведующая пожала плечами:
– Двадцать девятая комната.
В двадцать девятой Петра ожидала картина прямо как из гарема султана.