Шанс. Внедрение. (Я в моей голове). Книга 1

Пятый день.

Утром объявил родителям, что в школу не иду. Дела! Мама попыталась возмутиться и выяснить причину. У нее пунктик – нет никакой уважительной причины для пропуска учебы или работы. Нытье про головную боль, температуру, боль в животе – не прокатит. Наверное, только госпитализация в больницу заставит ее смириться. Заявление о том, что директор школы в курсе моих дел и поддержка отца заставили ее смириться.

– Совсем большой стал, – то ли огорчилась, то ли констатировала она.

На автовокзале купили билеты на ближайший рейсовый автобус, следующий в нужном нам направлении, и через некоторое время мчались мимо заснеженных полей и лесов за приключениями. Я не знал, где нам выходить (ведь карт Гугл нет), поэтому пришлось просить водителя остановить в нужном месте. Остановившись на безымянном перекрестке, он махнул рукой в нужную нам сторону.

По не наезженному, заваленному снегом зимнику пришлось идти до нужной нам деревни около часа. Морозец был не ниже минус десять градусов, идти в начале было не трудно, и мы шли рядом. Наверное, охотниками на автомобилях была пробита колея, но потом ее завалило снегом, поэтому вскоре перестроились друг за другом и пошли след в след периодически меняясь.

Издалека, на возвышенности среди деревьев увидели темную от времени постройку с разрушенной верхней частью. Наша цель! Пришлось часть пути пройти по сугробам. От старой, почерневшей от времени деревянной церкви остались стены с частью кровли.

Главная дверь оказалась на замке. Следов возле церкви не было. Пошли вокруг постройки, продираясь через кустарник, какой-то мусор и сугробы. Обнаружили окно без стекол с оторванной кованой решеткой и решили проникнуть внутрь через него. При помощи Фила залез внутрь. Принял наше имущество и помог ему подняться ко мне.

Внутри было сумрачно. Хорошо, что Фил додумался захватить фонарик (вчера я про него забыл). Мы обошли это захламленное помещение. Полы кое-где были вскрыты. Похоже, эта церковь до недавнего времени использовалась, как склад и хранилище зерна. На стенах были какие-то огромные религиозные картины на холсте. Вероятно, церковь была бедная, поэтому, в свое время, здесь украшали стены таким образом. Деревянных икон на стенах не было. Их мы стали находить на полу или прислоненными к стенам. Икон в окладах не было совсем. Обошли и осмотрели все помещения церкви. Некоторые двери и дверцы пришлось вскрывать принесенным инструментом, заодно обнаружили другой выход, через который можно будет выйти на улицу. Другой церковной утвари не нашли. Возможно, для этого пришлось бы разгрести кучи мусора, которого здесь хватало. У нас набралось четырнадцать икон, две из них были до полутора метра высотой и три метровых иконы. Тяжеленные!

Переглянувшись, стали складывать найденное в удобононосимые стопки, обматывали их принесенной материей и перевязывать веревками. Получилось четыре баула. С учетом Юркиного рюкзака и моей сумки – с горем пополам мы могли все это унести, исключая высокие иконы. Их мы решили пока спрятать в церкви. Стоит ли мучится из-за сомнительной ценности найденного? Вышли нагруженные на улицу. С этой стороны виднелась плохо наезженная дорога, которую мы раньше не заметили. В ста метрах вдоль нее стояли дома, похоже, не жилые.

– Пройдемся? – предложил Фил.

Почему бы нет? Время есть.

Прошли деревню насквозь по колее, когда-то пробитой трактором. Деревня не жилая, хотя вдоль дороги стояли столбы с проводами. Еще не пришло время повальной добычи цветного и черного металла. Отдельные дома выглядели совершенно заброшенными, а некоторые еще – ничего, в них можно еще было жить. Возможно, они еще использовались в летнее время и имели хозяев. Во всяком случае, так же не пришло время скупки домов в деревнях москвичами для летнего отдыха или охоты.

Посовещавшись, решили побывать в заброшенных домах, которые явно не используются для проживания. Посетив несколько, испачкались как черти. Вдобавок, Фил куртку порвал. Зато нашей добычей стали еще несколько икон (одна даже раскладывающаяся, а некоторые с окладами) и несколько религиозных финтифлюшек, типа подсвечников и лампадок. Также нашли большой самовар с помятой крышкой и пару старинных толстых книг с ятями и ерами.

Решили так: за два раза перетаскиваем все, что сегодня нашли к автотрассе. Что не сможем сегодня отвезти, прячем поблизости от перекрестка, а в следующий выходной еще раз делаем вылазку в эту деревню. Похоже, здесь еще многим можно поживиться.

Получилось еще два свертка и самовар. Крупные иконы завернуть уже было не во что. Пришлось из половых досок церкви и ломаных деревянных конструкций мастерить что-то типа стеллажей, чтобы добраться до верхнего края холстяных икон и вырезать их из рам. Конечно, нам бы хватило и одной или просто куска холста, но мне почему-то стало жалко портить иконы. Наверное, жажда добычи или жадность проснулась. Зачем срезать одну икону, если мы собрали целый стеллаж? Срезали три. В одну завернули деревянные самые крупные иконы. Взятых с собой веревок не хватило. Пришлось идти в один из домов и срывать проводку. Время уже поджимало и мы, нагрузившись, отправились в первый рейс. Потом еле заставили себя сделать второй. До чего будет обидно, если наши мучения не окупятся!

Приведя себя в порядок, принялись голосовать попуткам. Остановился какой-то мужик на Москвиче и согласился подбросить нас до города за два рубля (на автобусе дешевле), неодобрительно покосившись на наши баулы. Мужик ехал проездом через город мимо наших поселков, и мы вылезли около железнодорожного вокзала (оттуда ближе всего до дома Фила). Хранить добычу решили пока в его сарае.

Сегодня суббота – банно-стаканный день. Договорились с Филом сходить в баню. Решили встретиться у меня.

В поселке имелась общественная баня и сложилась поселковая традиция – в субботу у всех в поселке банный день. На заводе в каждом цеху и на других предприятиях были свои душевые, а в некоторых и парилки, где после смены рабочие мылись каждый день. Меня удивляло – зачем ходить в баню, если моешься ежедневно? Однако многие считали, что мытье под душем – это не помывка, а размазывание грязи по телу, вымыться по-настоящему можно только в бане и заверяли меня – подрасту пойму. Вот сейчас подрос и… не понял. В субботу жители поселка, многие со своими тазиками и вениками шли в общественную баню, зачастую семьями с детьми. Ребенком, мне тоже приходилось с отцом ходить в баню при возвращении из школы.

Отец выбирал в сарае березовый веник, заготовленный с прошлого лета, брал у матери законный рубль или трешку, и мы шли в баню, по пути здороваясь со многими знакомыми. В кассе отец покупал билеты, занимал место в многолюдной очереди и присоединялся к своим знакомым или шел в пивнушку, расположенную рядом с баней, оставив меня в очереди. Через час, а может больше, дождавшись своей очереди, мы шли в раздевалку, отдав билеты бабушке, сидящей у входа. Она нанизывала их на конструкцию со спицей вверх. В раздевалке шли на свои места или раздевались на одном. Шкафчиков не было, а были длинные ряды деревянных кресел, разделенных подлокотниками, с высокой спинкой с крючками вешалок. Уже в раздевалке было очень жарко и скользко.

Раздевшись догола, шли в помывочное помещение. Найдя свободные тазики и место на бетонных лавках, отец ошпаривал кипятком тазики и лавку, потом запарив веник, шел с ним в парилку. Иногда и меня маленького тащил с собой.

В парилке горела одна тусклая лампочка под потолком, еле разгоняя темноту и клубы пара. Пар подавался из трубы с вентилем. Под самый потолок высокими и широкими ступенями поднимались деревянные скамьи. Все ступени, как правило были заняты голыми телами парящихся. В парилке было нестерпимо жарко, душно, пахло сырым паром и потом. Уже на входе на коже выступал пот или оседал конденсат пара. Погревшись, я пытался улизнуть из парилки и окатиться проточной водой под душем. Отец, сделав несколько заходов в парилку, начинал, наконец, мыть меня и мылся сам.

Я никогда не любил ходить в поселковую баню. Сидение в очереди тяготило. Если отец находил знакомых собеседников в кассовом зале или в пивнушке, то мне совершенно нечем было заняться. Кафельный пол во всех помещениях, скамьи в помывочном, лавки в парилке и тазики были скользкими и казались жирными (а может такими и были), несмотря на то, что тазики, места для сидения отец ошпаривал кипятком и пытался оттереть старыми вениками, которых было полно по углам.

На улице я никогда не встречал столько людей с дефектами тела или инвалидов. Наглядные физические недостатки мужиков выглядели отталкивающе. Кожа у большинства не знала загара. Загорелое лицо или верхняя часть тела до пояса (летом у дачников) темно-коричневая и молочно-белая ниже. В парилке я никогда не получал удовольствия, не понимал отца и других мужиков – в чем кайф? Душная сырая жара, вонь, обжигающая задницу жирная лавка, постоянные случайные касания потных тел соседей – вызывали неприятие и отвращение. Повзрослев, в парилку уже не ходил или заходил ненадолго, когда там было свободней. После парилки меня маленького отец мыл и натирал мочалкой. Став старше – я мылся сам. Спину терли по очереди. Когда возмущался усердию отца при надраивании моей спины, он привычно заявлял:

– Терпи казак, атаманом будешь!

Однажды не выдержал и спросил:

– Ты себя с такой же силой трешь мочалкой?

Он не нашелся с ответом, но усердствовать перестал.

После помывки, одеваясь в раздевалке, снова потел и приходилось чистое белье с одеждой надевать на мокрое тело, что не добавляло комфорта и удовольствия.

Окна женского отделения бани выходили на огромный пруд. Некоторые пацаны ходили вечером подсматривать в открытые форточки женской раздевалки. Когда женщины замечали извращенца – могли плеснуть кипятком в лицо. Иногда жаловались мужикам в мужском отделении. С охотничьим азартом, те окружали с двух сторон баню. Бежать было некуда, если пруд был не замерзший зимой. Пойманный, получал трепку от мужиков и разгневанных женщин, порку дома, позор на весь поселок и школу. Наиболее удачливые потом хвастались, что видели обнаженных одноклассниц и моих в том числе. Я никогда не ходил подсматривать в баню, опасаясь позора. К тому же, среди нормальных пацанов это занятие не приветствовалось.

Став старше, я перестал ходить с отцом в баню по субботам. Мыться ходили с друзьями в душ цехов родителей, на ТЭЦ или в баню в будни, когда там не было очередей, и тоже старались попасть в душевое отделение. На завод или в ТЭЦ можно было попасть через многочисленные лазейки в заборе, конечно известные нам.

Сегодня, из-за позднего времени с Филом решили идти мыться в заводской душ. Это было ближе, чем идти в баню. Попросил отца, находящегося дома, провести нас на завод через заводскую проходную. Не хотелось тащиться в темноте к ближайшей лазейке на территорию завода. Немного поддатый отец (суббота!), согласился провести нас в душ кузницы (считающийся лучшим на заводе). Наверное, решил смыться от матери по уважительной причине и «добавить» где-нибудь.

Уже лежа в постели с удовлетворением констатировал – процесс пошел. Еще родители сообщили, что меня искали ребята, а кто и зачем не знают. Они вообще не знали никого из моих друзей, кроме тех, кто проживал в бараках. Гадая, кто ко мне приходил и зачем, вдруг вспомнил – танцы! Забыл, совсем вылетело из головы из-за этих икон! Ничего – разберутся ребята сами в случае заварухи. Вымотался я сегодня.

Шестой день.

Утром сделал облегченную, уже становившуюся привычной зарядку. К назначенному времени отправился с лыжами в город к машиностроительному техникуму. Он располагался на окраине города в Новом районе и за ним уже начинались колхозные поля, где всегда проводились городские лыжные соревнования. Пока шел, пожалел, что сразу надел лыжные ботинки. Гладкая подошва на натоптанном снегу скользила как на льду, и температура понизилась по сравнению со вчерашним днем, мороз ощутимо щипал нос и щеки.

Выйдя за техникум – оторопел, так как не ожидал, что такое количество народа соберется на рядовые, в общем, школьные лыжные соревнования. Еще и оркестр наигрывал какие-то спортивные марши. Футбольные и хоккейные турниры, в которых я участвовал, проводились скромнее без оркестра. Михалыч выдал всем номера и сообщил кто, где, когда участвует. Оказалось, что я побегу эстафету, которая будет проходить на одном круге в несколько километров, а сейчас будет торжественное открытие соревнований. Выстроившись командами (оказалось десять команд по числу средних школ города и района), прослушали выступления каких-то важных мужиков. Кого-то за одно стали награждать за вклад в развитие городского спорта. Все хлопали, а оркестр играл туш.

Попытался присмотреться к музыкантам, так как знал, как правило, это «многостаночники». Днем музыкант стучал в тарелки, вечером «лабал» в кабаке, а завтра пел песни со сцены. Может, придется с кем-нибудь из них пересечься.

Потом, мы вчетвером пошли к старту эстафеты. Все мои партнеры из десятых классов – две девчонки и парнишка. Даже не знал, как и кого зовут.

Прибежал возбужденный Михалыч и распределил очередность, кто за кем бежит. Показал, где будет «Старт», он же «Финиш», зону передачи эстафеты и снова умчался по своим делам.

Я бежал вторым. Поинтересовался у коллег – где держать эстафетную палочку, ведь в руках лыжные палки? На меня все посмотрели, как на идиота. «Что-то тебя парень, я не видел на футболе или хоккее. Ты там все правила знаешь?» – возмутился мысленно.

Оказывается, здесь эстафета передается касанием в зоне эстафеты. Десятиклассник стал меня инструктировать, как надо принимать и передавать эстафету, когда стартовать, как рассчитывать силы на дистанции, забирать или отдавать лыжню и так далее. Оказывается, и здесь хватает хитростей.

Позвали на Старт. Снова появился взволнованный Михалыч. Пытался дать последние советы первой стартующей девчонке и нам. Волнения не было, чего не скажешь про моих старших напарников – все казалось какой-то игрой.

Первая десятка убежала. Надел лыжи. Ноги-то в лыжных ботинках стали подмерзать. Опытный десятиклассник, только сейчас стал надевать лыжные ботинки. Покатил с соперниками в зону по команде судьи. А соревнующиеся-то здорово растянулись. Моя пришла четвертой, можно сказать в группе лидеров. Молодец девочка – полностью выложилась, дышала, как загнанная лошадь и чуть не упала, передавая мне эстафету.

Рванул за ближайшей спиной соперника. Бежал спокойно, как на уроке. Решил – рвану, когда старт увижу, метров за триста. Лыжники еще больше растянулись. Спокойно обошел стартующего впереди меня и попытался догнать идущего вторым. Приблизился метров на пять, но перед финишем он смог снова увеличить разрыв, хотя я и рванул, как планировал. Передал эстафету третьим. Третьими мы и финишировали. Ребята меня хвалили, а Михалыч от радости хлопнул по плечу.

Потом было награждение. Давали какие-то красные вымпелы и грамоты. Наша школа в общекомандном зачете заняла второе место. Первой, конечно, стала команда из первой школы. Эта школа в городе считалась элитной и самой многочисленной, поэтому там и отбор школьников для соревнований происходил легче. Зато мы в футболе, хоккее, гандболе, настольном теннисе, как правило, всегда были сильнее. Все спортивные секции заводского спортзала комплектовались преимущественно учениками нашей школы, а в этих видах спорта нужна не только тупая выносливость, а умение и командная сыгранность.

Пока тянулось это мероприятие, замерз жутко. На эстафете вспотел, а сейчас все заледенело. Ног уже не чувствовал, даже выдаваемый горячий чай не помог. Живущий недалеко одноклассник Чапель Толя (он бежал гонку на десять километров), позвал к себе домой погреться. Зашел, выдул с ним еще кружку чая и согревшись, помчался домой.

Всё-таки в советское время власти уделяли молодежному спорту очень много внимания. В следующем веке такого не будет. Почему бы этого не сохранить?

Я в будущем перестал участвовать и следить за городскими спортивными мероприятиями, но все же был в курсе. Школьных ежегодных «Кожаного мяча» и «Золотой шайбы» не станет. Исчезнут многие бесплатные спортивные секции. Перестанут проводиться областные соревнования по футболу, хоккею, тяжелой атлетике, гандболу, баскетболу, настольному теннису. Пропадут в городе лыжники-любители (склоны реки будут пустыми по выходным дням), городошники (городошная площадка зарастет, а ограда разрушится). Тир окажется никому не нужным, так как все винтовки, хранящиеся в спортзале, сдадут в милицию.

Останется одна любительская команда в городе по минифутболу, укомплектованная преимущественно мужиками в возрасте, которые еще участвовали в «Кожаном мяче» и одна бесплатная секция по волейболу (ребята будут даже ездить на соревнования за счет спонсоров). Появятся залы для фитнесса, тяжелой атлетике, но платные. Возникнут секции бокса, рукопашного боя, карате для подростков – тоже платные. Даже межрайонные соревнования по боксу будут проводиться ежегодно.

Вот соревнования между командами учебных заведений города по легкой атлетике сохранятся – как правило, бег на среднюю и длинную дистанции и эстафета. Изредка будут проводиться лыжные соревнования среди школьников на реке, но не каждый год.

Действующим останется один наш стадион на весь город, переданный на баланс городской администрации, отреставрированный с хорошим газоном футбольного поля, беговыми дорожками, покрытыми не шлаком, как прежде, а прорезиненным покрытием, красивый, но как правило, пустующий. Грустно.

Зато появятся много людей разного возраста и пола, занимающихся спортом самостоятельно. Уже станет привычным видеть по утрам и вечерам бегунов и женщин, занимающихся скандинавской ходьбой.

Седьмой день.

В понедельник девчонки в классе молча косились на меня, но молчали, а на одной из перемен ко мне подлетела Воронкова с неизменной подругой (одна боится ходить, что-ли) и начала восторженно хвастаться успехами. По ее словам, танец получается просто здорово. Репетировали все эти дни, даже в воскресенье. Костюмы и платки у всех есть, только готовы будут только завтра. Очки тоже вроде бы все нашли. Сегодня тоже будут репетировать и приглашают меня посмотреть и оценить. Восьмиклассника с аккордеоном уговорили, и он уже играет им на репетициях. Сначала он, ни за что не соглашался, но они его убедили, только он согласился играть не на сцене, а из-за кулис. Стесняется. Из-за этого, он категорически раньше отказывался участвовать в концертах. Играет здорово. Им он уже играл всякие мелодии (наверное, замучили парня своими хотелками). Ему танец тоже понравился. Костюмы покрасить согласилась мама Ирки Моргуновой. (Знать бы еще, кто это такая?) Вот только нужно мне прослушать подобранные мелодии. Может у меня есть другое предложение. Толик (значит Толик?) с аккордеоном готов мне сейчас их проиграть. (Нашли композитора, блин!) А спортивные костюмы пришлось покупать всем. Всех размеров не нашлось, но помогла мама Ани Смирновой, работающая в Торге. Костюмы будут красить сегодня. Все это девчонки, сверкая глазками, выплеснули наперебой без всякой последовательности на мою многострадальную голову.

– Так, – попытался систематизировать полученную информацию, – танец разучен, каждая девочка свое место знает, музыка подобрана, музыкант подготовлен. Костюмы в доработке. Осталось прослушать мелодию и посмотреть ваш танец критическим взглядом, – подвел итоги.

Синхронно кивнули и уставились на меня выжидающе.

– Старшеклассницы есть? – вспомнил наезд одноклассниц.

– Есть. Филина и Оськина из твоего класса, – ответила Светка, чем-то недовольная.

«Вот чем вызвано молчание одноклассниц!» – догадался.

Попытался вопросительно поднять бровь (как Михалыч). Светка, поняв правильно мою мимику и вздохнув огорченно, неохотно ответила:

– Пришлось нашим девочкам отказывать.

«Да у них нешуточная борьба за место развернулась!» – догадался.

– Вашим тоже пришлось отказывать, кроме этих двух, – добавила.

«Конечно, Филиной разве откажешь?» – не удивился, зная одноклассницу и ее напористость.

– Хорошо! Приводите своего маэстро с гармошкой в Бюро на следующей перемене, – принял решение, – когда репетиция? – вспомнил просьбу девчонок.

– Договорились сегодня в четыре часа собраться, только мы теперь репетируем в нашем Красном уголке заводоуправления ЖБК. В школе все лезут посмотреть, мешают, – смущенно сообщила Воронкова.

«Сегодня соревнования по стрельбе!» – прикинул мысленно свое расписание.

– Завтра посмотрю вашу генеральную репетицию, уже в костюмах. Сегодня не могу. Всё, все по пещерам! То есть по классам! – вижу Валерку Федоренко, в нетерпении мнущегося в сторонке.

Времени уже не оставалось, и я на бегу договорился встретиться с ним вечером дома.

На следующей перемене в комнату комсомольского Бюро девчонки привели круглолицего коренастого паренька с аккордеоном. Серьезный парнишечка. Такие ребята с детства уже становятся мужичками с собственным мнением, твердыми убеждениями и взглядами на жизнь, и не всегда эти взгляды совпадает с общепринятыми. Как его девчонки обрабатывали?

– Ну, давай композитор, доставай свою физгармонь, изобрази что-нибудь…, – голосом Попандопулы из «Свадьбы в Малиновке» шутливо начал и прервался, натолкнувшись на серьезный укоризненный взгляд пацана.

«Да, мальчик, досталось тебе от сверстников за учебу в музыкальной школе!» – догадался.

– Ладно, Толя исполни, что вы там подобрали, не стесняйся, – немного смущенно подбодрил его.

Парнишка довольно уверенно сыграл две какие-то танцевальные мелодии. Я задумался – вроде мелодии подходят для танца, но чего-то не хватает. Экспрессии что-ли, более четкой отсечки моментов для движений в танце. Возможно, какой-либо ударный инструмент выручит? Хотя уверен, что с аккордеоном можно обойтись без ударных. Я поднял голову и уперся в три пары вопросительных глаз. «Гуру нашли – музыкального!» – мысленно возмутился и честно поделился сомнениями:

– Мелодии подходят, но мне кажется, чего-то не хватает в них.

Светкина подружка (так и не знаю имени) встрепенулась, и довольная воскликнула:

– А я говорила, говорила!

«Надо попробовать вспомнить ту, интернетовскую мелодию для этого танца. Вот и настает момент истины. Не ожидал, что так скоро придется воспроизводить мелодию голосом», – пришла мысль.

– Есть у меня вроде подходящая мелодия для этого танца. Только не знаю, смогу ли я правильно воспроизвести ее голосом? А ты сможешь подобрать аккорды с моего голоса? – обратился к музыканту.

– Не знаю, не уверен, может кого-нибудь с опытом попросить? – неуверенно ответил тот, посмотрев виновато на девчонок.

«Да ты боишься опростоволоситься? Наверняка, к кому-то из этих пигалиц ты неровно дышишь», – понял, мысленно усмехнувшись.

– Хорошо! Вы двигайте на урок, – указал девчонкам. – Ты, за мной, – скомандовал мужичку.

Пошли с Анатолием к учительской. Девчонки не торопились в класс и постоянно оглядываясь, что-то обсуждали. (Вот любопытные!) Показал им кулак. Рассмеялись.

Из учительской вызвал учительницу музыки. Она с улыбкой выслушала наши проблемы, так как, по-видимому, знала о танце и тоже заинтересовалась.

– И тебя Толя привлекли? – с улыбкой спросила музыканта.

– Я там, за кулисами…, – смущенно промычал тот.

– Хорошо, помогу вам, – согласилась. – У меня сейчас как раз окно, но как вам быть с уроком?

Я про себя решу и посмотрел вопросительно на Толика.

– Что у тебя сейчас? Кто учитель? – спрашиваю мнущегося подростка.

«Ты, парнишка, еще ни одного урока не прогуливал?» – догадался.

– История. Антонина Яковлевна.

«Yes! Яковлевна – свой человек». Сбегал, договорился за себя и за того парня.

Евгения Сергеевна села за пианино и в ожидании посмотрела на меня. Толик принес стул и присел рядом, приготовив аккордеон. Я попытался восстановить в памяти мелодию, а потом начал напевать:

– Ля-ля-ля-ля, трам-пам …!

Помогаю, отстукивая ритм ладонью по столу. Некоторое время учительница сосредоточенно вслушивалась в мотив, потом сначала неуверенно начала нажимать клавиши, постепенно ускоряясь. Толик, тоже попытался что-то подобрать. Минут через пятнадцать после неоднократного моего мычания, нескольких моих советов и обсуждения втроем, она уже самостоятельно сыграла мелодию, близкую к оригиналу. Сразу видно профессионала. Толик тоже вроде стал играть уверенней и в нужной тональности, но на всякий случай захотел ноты. Евгения Сергеевна стала заполнять нотную тетрадь, иногда проигрывая некоторые отрезки мелодии на пианино. Изредка что-то стирала и записывала заново.

– Как тебе, нравится? – спросил его.

Он неуверенно кивнул.

Наконец учительница протянула Толику тетрадь с нотами. Поглядывая в тетрадь, он заиграл мелодию, сначала медленно, потом все уверенней. Повторил еще и еще раз. Вслушавшись, понял, что не хватает опять этих «отсечек» или акцентов. Попытался объяснить музыкантам – чего я хочу. (Ну, не музыкант я!) Учительница вроде поняла мое косноязычие. Стала какими-то музыкальными терминами объяснить Толику мою цель, а затем проиграла на пианино эту мелодию. Толик снова стал мучать свой инструмент. К концу урока решил – все, лучше уже не сыграть, и мелодия звучала близко к той, что я слышал в интернете.

– Что же у вас за танец такой, о котором вся школа гудит? – поинтересовалась она.

Я пожал плечами.

– Сегодня и завтра у девчонок репетиции, можете сходить посмотреть. Завтра я сам собираюсь подойти. Заодно Толику поможете, – предложил.

Она, подумав, помотала головой.

– А вы на генеральную репетицию не пойдете? – вдруг вспомнила.

– Я и не знал, что будет генеральная, – растерялся.

– Завтра, начало в четыре дня, – уточнила она, – там и звук по-другому звучать будет, – продолжила.

– А без нее никак? – что-то сомневаюсь, что девчонки захотят показывать танец до премьеры, да и костюмы надо обкатать.

– Можно, конечно. Не все будут на генеральной репетиции – не тот уровень концерта, – усмехнулась.

– Толик, сообщи девчонкам о предложении Евгении Сергеевны. Пусть сами решают и мне сообщат, – озадачил гармониста.

Учительница, забрав свою тетрадь у опешившего Толика, решительно вырвала лист с нотами и вернула ему, потом уставилась на меня:

– Сережа, откуда это у тебя? Раньше я в тебе таких талантов не замечала.

– Шифровался, – отшутился.

«Не надо мне лишних подозрений, тем более в гениальности».

– Евгения Сергеевна, я вот что еще у Вас хотел попросить. Вы можете оценить мои музыкальный слух и вокал? – решился.

– Со слухом, я тебе сразу скажу – более чем хорошо. А вокальные данные…? Спой чего-нибудь, – предложила.

Я повернулся к Толику, убирающему свой аккордеон. Увидев его умоляющие глаза, вздохнул и не стал выпроваживать его из класса. Задумался: «Что спеть? Не ромашки же?» Вспомнил понравившуюся когда-то песню юности и начал:

Ребята, надо верить в чудеса,

Когда-нибудь весенним утром ранним

Над океаном алые взметнутся паруса,

И скрипка пропоёт над океаном…

Стою, смотрю на задумавшуюся учительницу. В ходе песни она опять повернулась к пианино и стала подбирать мелодию. По окончании спросила:

– А эта песня откуда? Я ее не слышала.

За это я не опасался – услышу ее нынешним летом, поэтому смело заявил:

– В пионерлагере слышал.

– Странно. Хорошая песня, если бы я ее слышала, запомнила. Еще раз спой, пожалуйста, я мотив подберу.

– А с голосом как у меня? – меня интересовало другое.

– Хорошо у тебя с голосом. Я еще не определила твой диапазон, но петь ты можешь, даже на сцене. Конечно не оперной. Ну что, споешь? – ее другое интересует.

Повторил на бис. Она уже довольно правильно подыгрывала мне мотив. Потом схватила нотную тетрадь и стала записывать ноты, опять проигрывая мелодию на пианино. Закончив спросила:

– Слова напишешь?

– У меня почерк неразборчивый, – отговорился.

Заметил непонятный внимательный взгляд Толика на меня. Учительница прямо в нотной тетради записала слова песни. Потом шевеля губами и покачивая в такт головой, видимо про себя пропела песню. Закончив, она опять на меня посмотрела:

– Ты сам не желаешь выступить на концерте?

– В качестве кого? Вообще-то, я не планировал пока выходить на сцену, – многозначительно ответил.

Она не сразу, но выцепила слово «пока».

– Певца конечно. А почему пока? – заинтересовалась.

– Гитару приличную ищу. Вот буду уверенно играть, тогда можно будет подумать, – закинул пробный шар.

– У меня есть гитара. Я могу Вам подарить ее. Я все равно на ней не играю, – вдруг влез в разговор Толик.

«Вот тебе и мужичок! Да еще на Вы меня назвал. Дела!» Я на него посмотрел по-новому.

– Спасибо. Дарить ничего не надо. Если гитара приличная – куплю, если твои родители не будут против и назовут цену, – обломал его благородный порыв.

«Чего это его подвигло? Я чего-то не понимаю?» – гадаю мысленно.

– Не надо ничего дарить. Я могу помочь тебе с гитарой. «Ленинградка» тебя устроит? – вмешалась Евгения Сергеевна.

«Не фига себе! Не было гроша, а тут алтын!» – обрадовался.

– Конечно. Если цена приемлемая, – тут же отозвался.

«Еще бы! Ленинградские – лучшие гитары в Союзе».

– Приемлемая, – заверила.

Я начал подозревать эпидемию небывалой щедрости.

– А это Ваша гитара? – подозрительно спросил.

– Это не важно. Договоримся, – ответила, чуть смутившись.

Я взглянул на нее по-новому. А она еще совсем молодая – лет тридцать, наверное. Стройная и симпатичная. «Что-то раньше я этого не замечал», – мелькнула мысль. Наверное, срабатывал стереотип ученик – учительница. Гитара друга, скорее всего.

– Договоримся, – отзеркалил ей улыбку и виновато улыбнулся Толику.

– Тогда у меня будет условие. Ты выступишь на школьном концерте к 8-му марта. Можешь с этой своей песней, – озадачила.

Я, конечно, могу кровь сдать за «Ленинградку». Но выступать!? Поторгуемся:

– Тогда и у меня условие. Мне нужен хороший репетитор по гитаре. Платно, – добавил.

Теперь она задумалась.

– Сейчас, так сразу, ничего не могу сказать. Надо переговорить кое с кем, – ответила, погрузившись в раздумья.

– Спасибо за помощь. Мы пойдем? Перемена уже, – кивнул Толику на выход.

Учительница задумчиво кивнула, не вставая со стула.

В коридоре около двери класса столпились малолетки. Наверное, пришли на урок и не решились нас прервать. (Уши грели?) Окинул взглядом молодые лица. Не похоже, галдят слишком громко. В коридоре остановил Толика:

– Все, что слышал – никому! Забыть!

– А для танца? – испуганно, чуть ли не прошептал.

– А для танца надо. Как же будете репетировать? – удивился и продолжил: – Завтра и на концерте ты должен играть, как аккордеонист-виртуоз.

Улыбается.

– Сергей! А можно мне – на секцию к вам, – вдруг интересуется он.