Липкие сны

Глава 3. Семья

Дома еще в коридоре я уловил восхитительные запахами доносящиеся с кухни. Наташа испекла пироги, мои любимые – с капустой. Все мнимые тревоги и волнения сегодняшнего дня мгновенно улетучились. Как же хорошо, когда дома пахнет пирожками, а жена, все еще любимая, хлопочет на кухне. Никогда раньше эта простая мысль не приходила мне в голову. И только теперь, после тревожащего сна, после неожиданного обморока на работе, мне стало уютно и легко, как никогда прежде. Мне вдруг захотелось обнять ее, уткнуться лицом в ее волосы, почувствовать тепло, как много лет назад, когда мы впервые остались наедине.

С самого начала в нашем знакомстве было что-то таинственное, мистическое. Наша любовь и то обстоятельство, при котором мы обрели ее, связало нас на много лет счастливой жизни. С годами это стало забавным. Почему то именно этим вечером я отчетливо вспомнил историю нашего знакомства.

Вам наверняка приходилось бывать на свадьбах, юбилеях или похоронах. И вы, конечно же, замечали, что ни одно такое мероприятие не обходится без людей случайных, попавших в компанию друзей или родственников едва ли не в первый раз. Такие незнакомцы стараются не привлекать внимания и ведут себя тихо и незаметно. Они, как правило, оказываются в дальнем конце стола и почти не разговаривают. Только улыбаются или скорбят в зависимости от обстановки.

Вот и с нами произошла такая история в далеком и цветущем мае. Я тогда был студентом третьего курса и неожиданно оказался на похоронах университетского преподавателя. Я почти не знал его. Юрий Александрович – так звали умершего, вел в нашей группе семинары по математической статистике раз в неделю. Это был тихий незаметный старичок, я и лица его толком не помню. И вот неожиданно умер прямо перед сессией. Как правило, в молодости смерть не слишком близкого человека проходит почти не заметно, не омрачая привычный ход жизни. Так бы случилось и в этот раз, но в комитете комсомола, где я считался активистом, как прошедший армию человек, мне поручили собрать ребят, чтобы достойно проводить ушедшего из жизни преподавателя. Несколько близких мне по духу сокурсников согласились составить мне компанию, не из-за скорби по усопшему, а скорее из дружеского участия.

Так мы и оказались на поминках в квартире Юрия Александровича недалеко от метро Фрунзенская. Народу было довольно много, и поэтому за поминальный стол приглашали по очереди. Так получилось, что мы – студенты оказались последним. Коллеги и друзья Юрия Александровича тихо исчезали за входными дверьми, и в итоге, в квартире остались только близкие родственники и наша студенческая компания.

Все слова уже были сказаны, и за столом воцарилась тишина. Мы все притихли не в силах нарушить эту торжественную печаль и скорбь, воцарившиеся в доме.

– Вы, покушайте, мальчики, покушайте. – Какая-то бабушка, то ли родственница, то ли соседка, потчевала нас блинами и кутьей.

– Водочки выпейте. Помяните Юрочку. Пусть земля ему будет пухом и царство небесное. – И она несколько раз перекрестилась, обращая свой взор куда-то поверх наших голов.

Мы молча выпили разлитую по рюмкам водку и не глядя друг на друга и, как будто, стыдясь чего-то, торопливо жевали теплые блины.

Тишина парализовала нашу волю, как будто, кто-то неведомый пытался силой удержать нас за этим столом. Надо было сказать несколько слов в память о покойном, тихо попрощаться и уйти из этого дома, из этой гнетущей тишины на улицу, туда, где был май, и бушевала весна. Но мы с приятелями как будто замерли в немом оцепенении. На стене мерно тикали маятниковые часы, да какие-то посторонние звуки изредка доносились с кухни.

Наконец, я нашел в себе силы, чтобы встать и прервать затянувшееся молчание. Я начал было говорить о Юрии Александровиче. Ничего особенного, самые банальные слова, и в этот момент в комнату вошла девушка. Наши взгляды встретились, и я на несколько мгновений лишился дара речи. От нее исходил такой свет, такое тепло, что я забыл, кто я, и зачем здесь нахожусь. Так бывает ранней весной, когда солнечные лучи, заливая детскую теплом и светом, падают на лицо ребенка, пробуждая его к новому и радостному дню.

Я кое-как договорил заготовленные слова и опустился на свой стул. Девушка присела на другом конце стола, но наши взгляды постоянно пересекались. Я хотел видеть ее глаза, видеть, как она сидит, склонив голову набок, как поправляет выбившийся локон, как подносит чашку с чаем к губам, как что-то шепчет на ухо скорбящей вдове.

Наташа, а это была именно она, тоже обратила на меня внимание. Об этом она рассказала мне, когда мы с ней стали встречаться. А в тот вечер я долго ждал ее у подъезда, да так и не дождался.

Вечером следующего дня я вновь оказался у знакомого подъезда. И вновь безрезультатно. В вечер похорон я не успел с ней познакомиться, и поэтому не решился спросить у людей, выходящих из подъезда. На третий день я поехал туда рано утром, и о чудо, не прошло и часа, как она вышла на улицу.

Наташа училась в нашем же педагогическом институте, но в другом здании. Она жила у своей троюродной тетки, той самой бабушки, которая потчевала нас за поминальным столом. В тот вечер соседи попросили их помочь на поминках, и они не смогли отказать. При таких скорбных обстоятельствах я познакомился с Наташей.

Следующим вечером я ждал ее около подъезда, мобильных телефонов тогда не было, приходилось договариваться заранее. Потом через вечер, и еще через вечер. А еще через неделю я не представлял, как я жил все это время, не видя этих глаз. Я долго и как мне тогда казалось красочно, рассказывал ей о своей жизни, учебе, о своих увлечениях и планах. Наташа говорила редко. Она всегда была благодарным слушателем.

Я редко вспоминаю наше знакомство. Зато все последующие события я бережно храню в своей памяти. Помню, как я радовался ее улыбкам. Ее лицо в такие моменты было таким трогательно-нежным, таким по-детски милым и наивным. Помню, как в первый раз поцеловал ее мягкие губы на лестнице в общежитии. Как впервые ощутил трепет ее молодого тела. Как шептал ей на ушко какую-то ерунду про летающие тарелки, а она в ответ беззвучно смеялась, а потом тепло и властно закрыла мой рот ответным поцелуем.

Чай давно остыл, а я все сидел на кухне, не в силах прервать свои воспоминания.

Куда ушли мои тогдашние волнения порывы, устремления, тревоги? С тех пор прошло более двадцати лет, и я стал другим? Умудренным жизнью и менее эмоциональным? Вроде бы – нет.

Наташа – исключительно порядочный, надежный человек. Она не слишком эмоциональна. Во всяком случае, крайне редко проявляет свой характер. Но, если принимает решение, то идет до конца.

Я же частенько позволял себе балбесничать, так она это называет. Нет, ни об измене, ни о каком-то вранье речь не идет. Просто, я отношусь к жизни не так серьезно, как она. В конце концов, умение посмеяться над собой, да и окружающими всегда было одним из моих любимых свойств характера. Может, потому что она выросла не в Москве, В Коми АССР, и у нее здесь не было, по настоящему, близких людей, кроме меня, конечно. Такое основательное, северное отношение к жизни. Но, возможно, она как женщина острее чувствует опасность. Не то чтобы опасность, а некоторые обстоятельства, которые могли бы повредить или даже разрушить ее мир. Тот мир, где она прожила последние двадцать лет в спокойствии и любви.

Я по-прежнему люблю Наташу и считаю, что в свое время сделал абсолютно правильный выбор.

Но, Стоп!

Разве можно любить «по-прежнему»? Любовь требует постоянного обновления. Это теорема, которую необходимо доказывать каждый день. С годами мы погрязаем в рутине повседневного существования, наши чувства притупляются, и постепенно мы утрачиваем способность любить. Остается привязанность, привычка к комфортному существованию.

Я услышал звук телевизора, Наташа ушла в комнату и оставила меня наедине с воспоминаниями.

А дальше? Мои мысли продолжали бешено раскручиваться. Неизбежное увядание, ежедневное раздражение из-за бытовых мелочей. И как итог «счастливой» семейной жизни – двое никому не нужных стариков. Фу! Жуть какая-то. Надеюсь, это не про нас. Но, кто сможет поручиться за это?

Интересно, приходят ли в ее голову такие мысли? Скорее всего – нет. А впрочем, кто знает. Наташа всегда была закрытым человеком. Типичный интроверт. Даже со мной – своим мужем она редко откровенничает. И при этом она в течение нескольких лет преподавала английский язык в школе и была на хорошем счету. Она филолог по образованию, и любит работать с детьми.

Правда, после рождения Женечки ей пришлось уйти из школы и всю себя посвятить этому маленькому человечку. Позже, когда Женечка подросла, Наташа стала заниматься репетиторством. У нее и сейчас есть ученики, с которыми она занимается на дому.

Женечка! Наша любимая доченька. Сейчас студентка Пражского Университета. Жене, как и Наташе, легко давались языки, и поэтому после окончания школы она могла выбирать любой профильный ВУЗ. После некоторых размышлений, она выбрала Пражский Университет.

Я не сразу принял это ее решение. Было бы проще, если бы она продолжала жить и учиться в Москве, в родительском доме и под нашей опекой. Но, Наташа уговорила меня согласиться с этим выбором.

– Ребенок хочет жить самостоятельной жизнью. – Говорила она. – Я ведь также уехала в незнакомый город в семнадцать лет. И ничего – не пропала.

В конечном итоге, мне пришлось согласиться с их доводами.

С отъездом Женечки наша жизнь изменилась.

Только теперь мы стали понимать, как много она значит для нас. Как много места она занимала в нашем доме. В нем сразу же стало тихо и как-то пусто. Исчезла нить, связывающая нас в одно целое. Нет. Нет. Мы были все так же близки. Но, теперь у нас было гораздо больше свободного времени, и мы подчас не знали, чем его занять. Я пытался перечитывать книги из библиотеки, доставшейся мне от родителей. Наташа взяла дополнительных учеников. Но это не смогло заменить нам нашей любимой доченьки. Того тепла и уюта, которые были в нашем доме все эти годы.

Мы все больше отдалялись друг от друга. Иногда возникало непонимание и отчужденность, так же как и сегодня утром. Возможно, с отъездом Женечки, наш брак исчерпал себя, так как главная цель – рождение и воспитание дочери была достигнута, и мы не могли найти в себе новые грани семейного счастья и покоя.

А может быть, все эти рассуждения – следствие моего плохого настроения. И наша мимолетная размолвка завтра улетучится, как дым вместе с моими дурными мыслями и плохим настроением.

– С Женечкой сегодня разговаривала. – Наташа вошла в кухню, и сразу же стало, как будто светлей.

– Как она там? – Мой чай почти остыл, и я выпил его остатки несколькими большими глотками.

– Она скучает.

– Что, так и сказала?

– Нет, конечно. Я это и без ее слов почувствовала. Кстати, хотела с тобой поговорить. Обижается, что ты ей редко звонишь.

– Надо будет поговорить с ней. Как-то закрутился на работе. И если честно – забыл.

– Да. Отец называется! Когда приедет на каникулы, надо будет купить ей компьютер с веб-камерой. Тогда чаще сможем ее видеть.

– Конечно. Обязательно купим. А в Москву она не думает возвращаться.

– Я думаю – нет. Хотя, можешь сам у нее спросить. Но, знаешь, я одобряю ее решение. Раз она решила быть самостоятельной, пусть будет.

– Наверное, ты права. И все равно, это так непривычно, мы здесь, а она там.

– Ничего страшного, привыкнем. Да и условия жизни там вполне приличные. Все-таки Европа.

– Ладно, позвоню ей после ужина. Какие еще новости?

– Какие у меня новости? Ждала тебя. Приготовила ужин. Да, еще письмо маме написала.

– Письмо!

– Ты же знаешь, у нее нет мобильного телефона, она так и не научилась им пользоваться. Вот и пишу иногда.

– Интересно. Ты мне никогда раньше об этом не рассказывала. Дашь почитать?

– Да, что там рассказывать. Обычная женская болтовня. Тебе это будет неинтересно. К тому же, не стоит читать чужие письма. Разве тебя не научили этому в детстве?

– Научили, конечно. Но, мне кажется, для меня это не такие уж чужие письма. Впрочем, ты права. Каждый из нас имеет право на личную жизнь. И не стоит туда вторгаться, даже самым близким людям. И что же, она тебе отвечает?

– Конечно! Аккуратно, на каждое письмо.

– Как мне это раньше в голову не приходило. Как у нее дела?

– Все по-прежнему. Дожди размыли все дороги. Теперь до них можно только на тракторе добраться.

– Надо будет как-нибудь съездить к ней в деревню, навестить.

– Ты каждый год мне это говоришь, в итоге я еду всегда одна. Вот и этим летом.

– Помню я, помню. В этот раз у меня был завал, и я никак не мог вырваться.

– Она не в обиде. Гордится тем что, у ее дочери такой уважаемый и занятой муж. Говорит, что был бы бездельником, тогда бы чаще приезжал к нам в деревню на свежий воздух. Пусть не приезжает, зато всегда при деле.

– Передавай ей привет и наилучшие пожелания. В общем, ты сама знаешь, что написать в этом случае. Мне действительно жаль, что мы редко видимся с твоей матерью. Кстати, если хочешь, мы можем перевезти ее сюда к нам. Много места она не займет и тебе по хозяйству поможет.

– Она не поедет. Я уже думала об этом. Она настолько приросла к своему дому, хозяйству. У нее там куры. Она никогда их не бросит.

– Понятно. Кажется, год назад мы уже говорили об этом. В общем, наверное, это и правильно. Каждый должен заниматься своим делом, тогда всем будет проще.

– Ладно, философ. Будешь еще чай? – Первый раз за вечер она улыбнулась. Лицо ее просветлело, морщинки разгладились, и на мгновение мне показалось, что на кухне стало вдруг чуть-чуть светлее.

– Пожалуй, нет. Пойду, полежу немного в ванной и спать. Устал сегодня. Все-таки понедельник – день тяжелый.

– Давай. А я пока посмотрю телевизор. Там как раз сериал начинается.

– Вот и хорошо. Не буду тебе мешать.

– Наши руки разомкнулись, и я почувствовал влажную прохладу, оставшуюся после ее прикосновения.

Глава 4. Поездка к за грибами.

Как красива и загадочна бывает осень в сентябре.

Какие восхитительные закаты раскрашивают небосвод, когда солнце прячется за кромкой леса. Тут и там сплетаются облака, рисуя на небе фантастические сюжеты. Медленно тает золотая полоска на западе. Вокруг нее все еще розовое небо постепенно темнеет, становится багряным, пурпурным, бездонным. Нахальные звезды гурьбой рассыпаются на небосводе, и восхитительно-фиолетовая мантия – сказочная пелерина заботливо укутывает встревоженную холодными ветрами землю в ожидании нового дня.

Осеннее утро холодное влажное тревожное. От земли поднимается туман. Воздух густой, тяжелый, как перед грозой. Небо уже не такое голубое, как в июле, оно постепенно сереет и как бы спускается ближе к земле. Как будто там за его пастельным покрывалом кто-то сверху силится рассмотреть землю, запечатлеть ее благоухающую нивами и плодами в своей памяти, чтобы потом уже без оглядки на лето засыпать все ее великолепие белым снегом.

Но это будет потом. А пока серые тучи наползают отовсюду на беззащитный небосвод и вот уже серый, нудный дождь изливается на землю бесконечным потоком. Изредка промелькнет одинокая птица и с громким встревоженным криком исчезнет за пеленой дождя. Капли барабанят по стеклам и крышам домов, и, кажется, этой дроби не будет конца.

Чуть позже где-то над лесом, на краю неба можно заметить приближающуюся полоску света. То тут, то там возникают просветы в облаках в какие можно увидеть кусочки голубого умытого неба. И о чудо. Барабанная дробь стихает. Свежий ветер все увереннее разгоняет свинцовые тучи, и вот, наконец, долгожданное солнце пытается согреть распухшую от влаги, уставшую землю.

Я наблюдал за перипетиями природы, сидя на кухне своего старинного друга Юры Маришина. Дождь, который начался в субботу вечером и лил всю ночь воскресенья, прекратился, и пейзаж за окном перестал быть таким унылым и безрадостным. Перед моими глазами был поросший бурьяном пустырь – некогда колхозное поле, а за ним начинался лес – конечная цель моего приезда к Юре. Каждый год в конце сентября мы с женой приезжали к нему на выходные за грибами.

В этот раз Наташа неважно себя почувствовала, поэтому я приехал один. Вечером Юра позвонил ей с моего телефона и долго сожалел о ее отсутствии. В конечном итоге мы уселись с ним ужинать Он, как и всегда, радушно встретил меня. Мы много ели, еще больше пили, вспоминали нашу дружбу и прожитые годы. В общем, все было непринужденно и весело. Наверное, поэтому сейчас, глядя на лужи за окном, я испытывал легкое чувство стыда и досады на то, что, видимо, нам так и не удастся сегодня добраться до леса.

Солнечный луч проник на кухню, и сразу же на душе стало веселей. Юра с неожиданным для воскресного утра энтузиазмом принялся убирать со стола и мыть посуду.

– Давай я тебе помогу, Юр! – Я оторвался от созерцания и попытался ему помочь.

– Нет. Нет, Андрюш! Ни в коем случае. Я за пять лет холостяцкой жизни так насобачился вести хозяйство, что тебе за мной просто не угнаться. К тому же ты у меня в гостях. Видишь, солнышко проглянуло. Сейчас сходим на станцию, пивка возьмем, и тогда уж посидим по-человечески.

– А за грибами никак сегодня? – Я вопросительно посмотрел на чернеющую вдали кромку леса.

– Ну, это как посмотреть. – Юра оторвался от раковины. – В лесу после такого дождя делать нечего. Ты там просто утонешь без сапог. А грибы – можем купить на станции, хоть ведро, хоть два. Привезешь Наташе, чтобы оправдать поездку.

– Знаешь что! – Я вдруг представил Наташу, ее лицо, улыбку, если бы я рассказал ей об этом предложении. – Мне нет нужды оправдываться перед Наташей. У нас нет секретов друг от друга, и нас это полностью устраивает

– А зря. Привез бы ей пару ведер белых, подосиновиков, она была бы довольна. – Юра говорил примирительно, как бы успокаивая меня.

Мне стало неловко за свою резкость. Юра – мой старинный и самый близкий друг. Человек, с которым я учился в школе с первого по десятый класс. Он знал все мои секреты и недостатки. Он никогда не забывал обо мне и не предавал. Наверное, за столько лет дружбы мы стали настолько близки, что нам порой не нужны слова, чтобы доказать свою преданность и дружбу. В общем, для меня Юра был настоящей опорой, одним из корней, которые привязывают нас к месту на земле к самой жизни. И хотя в последние годы мы виделись с ним редко, три-четыре раза в год, для меня он оставался самым близким и желанным другом.

Несколько лет назад он купил себе небольшой домик на окраине Наро-Фоминска, и теперь жил здесь практически не наведываясь в Москву. До своего переезда Юра работал художником – оформителем в известном киноконцертном зале. В основном он рисовал огромные плакаты, афиши с рекламой фильмов или готовящихся гастролей. Но, иногда, писал, как он это называл, для души. Несколько раз участвовал в выставках и даже сумел продать часть своих работ. На вырученные деньги он и приобрел этот домик. В Москве у него остались две жены и два сына, по одному для каждой их жен. Он не любил вспоминать свою семейную жизнь и всегда болезненно относился к этой теме. Мне не стоило подчеркивать свои близкие доверительные отношения с Наташей, чтобы не вызвать неприятные воспоминания о его московской жизни.

Юра сел за стол и улыбнулся.

– О чем задумался, Андрюш? Ты какой-то тихий сегодня.

– Извини, если я был излишне резок. Этот дождь, да и вообще, настроение. Какое-то упадническое.

– Скорее – осеннее. Я уже привык к этому. Здесь я часто остаюсь наедине с природой, и научился улавливать ее настроение, ее оттенки. Это может показаться тебе странным. Но, каждое состояние природы, леса, этого заброшенного поля имеет свою гамму, свой цвет, свои оттенки. И малейшее изменение влияет на восприятие пейзажа, и соответственно меняет наше внутреннее состояние, настроение.

Посмотри за окно: серый дождь действовал угнетающе. Тебе не хотелось видеть эти темные тучи, слышать бесконечную дробь по подоконнику. Сейчас, когда все стихло и выглянуло солнце, тебя охватило тихая грусть. Ты настроен на медленное, созерцательное восприятие происходящего. Не хочется никаких действий. Только ты и это заброшенное поле, кусочек леса и немного теплых воспоминаний об ушедшем лете. Осень – прекрасное время чтобы переосмыслить свою жизнь. – Юра смотрел на меня внимательно, не отрывая глаз. Не знаю почему, но мне вдруг стало неуютно от его взгляда.

– Да ты – поэт, Маришин. – Иногда мы обращались друг к другу по фамилии, чтобы подчеркнуть значимость своих фраз.

– Нет. Ты не подумай, что я иронизирую. – Я похлопал его по руке. – Я серьезно. Ты же всегда мечтал заниматься чистым творчеством. Здесь на природе, я думаю, у тебя наилучшие условия для этого. Ты же понимаешь, как это важно – выразить себя. И судя по твоим наблюдениям, у тебя получается.

– Это так. Но, тут многое должны сойтись. Чтобы написать что-то настоящее художник должен бесконечно верить в себя.

– Неплохо бы еще и талант иметь. – Юра посмотрел на меня с досадой.

– Это само собой. Это настолько банально, что мне даже странно это слышать, Андрей. Мы же с тобой уже давно вышли из школьного возраста. Кстати, если уж на то пошло, бесталанный человек не может верить в себя. У него за душой немного и поэтому они, а таких людей миллионы, вынуждены тянуться к сильной, яркой личности. Так было во все эпохи. Наверное, поэтому история человечества состоит из сплошных войн и катаклизмов.

Но, я не об этом хотел сказать.

Итак. Я утверждаю, что художник должен верить в себя. Но еще одно. И это очень важно. Рядом с ним обязательно должен быть еще кто-то. Хотя бы один, но самый близкий человек, который так же безоговорочно, фанатично верит в него, в его талант. Ты понимаешь, о чем я, Сапрыкин?

– Конечно, понимаю. Только не надо жаловаться на то, что тебе два раза не повезло с женами.

– Фу ты. Я совсем не об этом. Я про них и думать забыл. Давай-ка лучше выпьем! – Юра разлил водку. – Давай выпьем за Наташу, за твою жену.

– С удовольствием, но…

– Никаких но. Безоговорочно. Именно такого человека, как твоя Наташа я имел ввиду, когда говорил о таланте художника. Она у тебя такая понимающая, такая терпеливая. Сам ведь знаешь, человек проявляется не тогда, когда все хорошо, а, наоборот, когда человеку плохо, когда нужно принять на себя чужую беду или вытащить любимого человека из ямы. Каждый из нас может там оказаться.

И твоя Наташа именно такой человек. Повезло тебе с женой, Сапрыкин. Или я говорю что-то не то? – Юра пристально посмотрел на меня.

– Что ты молчишь, Андрюш? Мне кажется, тебя что-то гложет. Может, отсутствие Наташи так на тебя действует?

– Нет. Нет. Наташа здесь абсолютно не причем.

– Вот и хорошо, что не причем. А то знаешь, я тут было, уже подумал. Впрочем, неважно.

Я что хочу сказать, Андрюш! – Сказал он после небольшой паузы. – Для того чтобы быть счастливо женатым, надо быть умеренно трезвым или умеренно пьяным. Но, ты же знаешь, Андрей, что я не могу быть «умеренным». Я всегда довожу свои устремления, в том числе и порочные, до предела, до абсурда. Поэтому, какая уж тут семейная жизнь.

Я вдруг почувствовал, что теряю нить разговора. При упоминании Наташи в моей голове пронесся вихрь мыслей – воспоминаний. При чем здесь Наташа? Со мной действительно что-то происходит. Да еще этот сон из детства.

– Дело не в Наташе. – Я говорил торопливо, как будто оправдываясь. Может, потому что сам не был уверен в своих словах, стараясь быстрее развеять собственные сомнения.

– Вернее не только в Наташе. После отъезда Женечки в нашей жизни действительно кое-что изменилось. Хотим мы того или нет, наши отношения постепенно охладились. Женечка была таким связующим звеном, общей идеей, как бы цинично это ни звучало, объединяющим нашу семью в единое целое. Наши заботы, интересы во многом совпадали. Надо было вырастить Женечку, дать ей достойное образование. И теперь, когда она упорхнула от нас во взрослую самостоятельную жизнь, внутри образовался вакуум, который пока нечем заполнить.

Возникло некоторое отчуждение. Может быть, потому что Женечка уехала, и у нас больше нет необходимости совместно заботиться об ее воспитании, учебе и прочее. Наташа и до этого была довольно закрытым человеком, а сейчас – тем более. Я не знаю, о чем она думает, чем живет. Да я и про себя не все знаю. Сны дурацкие снятся. Воспоминания в голову лезут.

Юра смотрел на меня с удивлением. Он присел на табурет, скрестил пальцы и слушал меня, не перебивая.

– Знаешь, Андрей! – Его голос звучал звонко и немного торжественно. – Мне кажется, ты сгущаешь краски. Вам надо просто поговорить с Наташей об этом. Об отъезде Женечки, о том, как жить дальше. Она женщина мудрая и найдет пути из сложившейся ситуации. Тем более, что, на мой взгляд, ничего страшного не произошло. Да, дочь уехала, теперь живет в другом городе. Рано или поздно это происходит в каждой семье. Тебе надо внимательнее присмотреться к Наташе, или просто шире посмотреть на то, что тебя окружает. Возможно, появятся какие-то новые интересы, точки соприкосновения. Может, взять отпуск и махнуть с ней куда-нибудь к теплому морю или в ту же Прагу, например. Глядишь, через месяц-другой от твоей тоски не останется и воспоминаний.

Юра похлопал меня по плечу.

– Давай, Андрюш, до станции прогуляемся. А то, как я про Прагу вспомнил, ужасно захотелось пива. Да и вообще, воздухом подышать.

Солнце пригревало по-летнему. Оно слегка подсушило асфальт и все еще зеленую траву в сквере. Мы с Юрой расположились на скамейке в небольшом скверике недалеко от вокзальной площади. Мы открыли по бутылке пива и с животным удовольствием сделали несколько освежающих глотков. В Юрином портфеле лежала бутылка коньяка, и будущее казалось нам светлым и прекрасным. Отовсюду исходили восхитительные запахи: антоновских яблок, жареного шашлыка из придорожного кафе, мокрых листьев, отдаленно напоминающих запах горького шоколада, и еще чего-то из далекого детства.

Вот тут и появилась эта старуха, которая с тех пор никак не идет из моей головы. Строго говоря, слово «появилась» здесь совершенно не подходит. Она беспардонно нарушила нашу осеннюю идиллию, усевшись на скамейку рядом с Юрой.

– Здравствуйте, художник! – Обратилась она к Юре. – Угостите бабу Раю пивом! Или еще чем-нибудь покрепче. С утра жуть как пить хочется!

Одета она была довольно аккуратно, что никак не вязалось с ее агрессивным поведением. В руках ее была старая хозяйственная сумка, набитая каким-то хламом. И на первый взгляд, она была типичной бомжихой. Но, было в ее внешности что-то другое, что отличало ее от обитателей московских ночлежек. Может, уверенные и даже несколько резкие движения. Может, глаза, смотревшие на мир ясно и независимо.

– Здравствуйте, Раиса Ивановна! – Юра отдал старухе пиво и смущенно посмотрел на меня. – Раиса Ивановна – моя соседка. Мы с ней иногда общаемся на разные темы, умнейшая женщина.

Я улыбнулся такому странному знакомству моего друга, в этот момент я бы не удивился ничему, такое беззаботное и спокойное настроение было у меня в ту минуту, как в детстве.

Старуха допила пиво и вдруг запела удивительно чистым и хорошо поставленным голосом:

«Поедем, красотка, кататься.

Давно я тебя поджидал.»

Я с изумлением посмотрел на нее. Мне сразу же вспомнилась запись этой песни в исполнении Нины Руслановой. Голос был удивительно похож.

– Спасибо, сынки! Хорошо так на душе стало, что петь хочется. Пойду я от вас, не хочу мешать вашему разговору.

И она медленно направилась к автобусной остановке.

– Встречаются иногда странные существа на жизненном пути. – Юра достал из портфеля новую бутылку с пивом и сделал большой глоток. – Да и не только со мной такое происходит. Наверняка, и у тебя Сапрыкин было что-то, что незаметно направляет тебя на скользкую дорожку. Нет. Я не так выразился. Извини. Есть вероятность что ты, встретившись с кем-то или с чем-то, что может изменить тебя или твою жизнь. И ты можешь оказаться в таких местах, о каких ты и не догадывался.

– Что ты имеешь ввиду? – Я посмотрел на Юру.

– Да ничего особенного. Пять лет назад я и не помышлял о том, что перееду жить в Подмосковье. А теперь – я здесь свой. Меня узнают на улице, со мной здороваются незнакомые люди. Другая жизнь, новая, интересная.

Взять, к примеру, Раису Ивановну. Человек удивительной судьбы, сложной и трагической, как и всего ее поколения, да и не только ее. Я тебе расскажу, и ты сам поймешь, о чем я.

Родом она из этих мест, но много лет жила в Шатуре, там ее первый муж работал завклубом, ну а она в самодеятельности выступала. Обратил внимание, какой у нее голос?

– Да. Роскошный! – У меня в голове до сих пор звучит.

– Вот-вот. А ведь ей уже семьдесят восемь лет.

– Неужели. Я думал меньше.

– Ну, да дело не в этом. Первый муж умер рано, уж не знаю отчего, то ли выпивал, то ли болезнь, она не рассказывала. Она сразу же вышла замуж второй раз и родила девочку, а от первого брака было двое пацанов – погодки. Кстати говоря, они были бы старше нас лет на пять – семь.

– Что значит, были бы?

– Нет их уже на свете, умерли. Вернее – старший умер, он и пил, и на игле сидел, так и ушел, едва за сорок перевалило, а младшего еще раньше зарезали в пьяной драке.

Мое беззаботное настроение мгновенно улетучилось. Я посмотрел вслед ушедшей старухе, но ее уже не было видно, видимо села в автобус.

– У старшего сына была семья, жена осталась и двое детей. Так вот сын – Максимка, тоже наркоманил и в двадцать два года покончил с собой – выбросился из окна. То ли передоз, то ли просто, все надоело. В общем, у бабы Раи остались одни женщины, дочь – Марина и две внучки.

– Да. Жуткая история. Ну и зачем ты все это мне рассказал? Такое хорошее настроение было!

– Знаешь, Андрей! Раньше я думал, что за пределами МКАД живут одни люмпены, ну или быдло, судя по тому, как к ним относятся власть имущие.

Но, когда оказался здесь, понял, что это и есть наш народ со всеми своими горестями и радостями. Здесь, так же как и в столице кипит жизнь. У людей свои интересы, устремления. Да, у людей маленькая зарплата, да иногда им не хватает на элементарные вещи. Но, они умудряются думать не только о материальной стороне жизни. Люди как-то держатся, влюбляются, рожают детей, читают книги.

Человек это не столько тело, сколько его душа. Невозможно отделить одно от другого. Здесь важно, как душа реагирует на окружающую обстановку. На погоду, на природу, на людей. Как ты это все воспринимаешь, со смирением или с гордыней. Я уже давно смирился со своим положением. Скажу больше – мне нравится то, что я вижу вокруг, и как моя душа воспринимает происходящее. Я стал лучше понимать людей и что с ними происходит. Их устремления, мотивацию. И скажу тебе, Сапрыкин. Мотивация простых людей и власть предержащих не сильно отличается. Простые люди проще, чище и понятнее. Им приходится выживать и некогда думать о высоком.