ВСЕГО ЛИШЬ МОНОЛОГ С ТЕМИ, КТО УЖЕ ДАВНО ВЫБРАЛ СВОЕ.
Я двигаюсь ближе к Чарльзу, а все, что происходит вокруг, начинает растворяться, как это уже произошло с окружавшим нас цилиндром. Я знаю о том, что ребенок перестал дышать в тот момент, когда я замедлил время, поэтому и остановил его изначально. Он даже не двигается с места, понимая все, что хотел ему донести мой мозг. Такое множество воспоминаний ради всего нескольких минут, возможно, глупая трата глюкозы мозгами множества людей, но теперь она сделала то, ради чего стоило существовать. То, что стоило увидеть.
– Некоторые племена, существовавшие раньше, считали, что стать мужчиной можно через укус муравья-пули, чье воздействие являлось одним из самых обширных по боли, что некоторые люди теряли сознание. Это мы тогда считали, что такое звучит абсолютно дико и неприемлемо, но все еще поддерживали мысль о том, что лишь человек, прошедший армию, становится мужчиной.
В руках его нет ничего, пластины с него начинают спадать, а его глаза смотрят на меня, после того, как посмотрели в глаза правде прошлого, после того как прошли через то, что вызвало бы у любого человека желание покончить с собой, покончить со всем. В один момент ветер подул обратно, и немецкие войска сами начали погибать от распыленного ими аэрозоля. Мы стоим вдвоем там, где нет тьмы, там, где абсолютен свет, там, где видно все, где ясно все.
Обнаружены сторонние отрывки записи
Попытка №3
– Так для чего все эти порезы, шрамы, ожоги? – иногда нужно оставить поражающий фактор на коже, иначе вы повредите ткань, которой уже досталось достаточно повреждений.
– Кажется, что их суть стремится к нулю каждую единицу времени. Но на деле все немного глубже, чем тебе кажется,– шанс того, что вы начнете курить всего после одной сигареты равен 47%,– Тело твое – храм твой, а я сожгу собственный храм, не оставляя идолов более, не давая никому войти в собственный храм, уничтожая его снаружи, я уничтожу изнутри.
Я падаю вниз, прямиком на Землю, а ты все еще не можешь понять простейших истин, которые уничтожили мое устойчивое положение.
– Полюби тело свое, и другие полюбят тебя – так я возненавижу собственное тело, уничтожая любые вероятности создания привязанности ко мне, разрушая любые связи, которые теперь обуза, да и только.
Поклонение самому себе, возведение себя в рамки собственного идола – худшие занятия в моей жизни, поэтому мое тело выглядит так, а мои привычки не меняются из раза в раз, создавая ощущение повторения одного и того же. Иногда фосфор называют элементом жизни и мысли, а потом понимают, что белый фосфор ядовит, и его можно применять, как улучшение для боеприпасов.
Я не могу бросить курить, не могу бросить пить не по тем причинам, что я слабый, бесхарактерный, или заложник собственных желаний – я не желаю того, чтобы мое тело было идеальным, чтобы каждый его миллиметр был отполирован и блестел, как могильная плита.
Дым без огня может появиться, если вы смешаете между собой соляную кислоту и аммиак. Также дым может появиться, если вы обернете фольгой целлюлозный пластик, используемый для некоторых изделий, и подожжете. Когда идеальность, или целостность упадут на четвереньки, стараясь собраться с силами, я ударю их по животу, стараясь забить глубже в пол, старясь уничтожить их вовсе.
Вам лишь нужно растоптать устоявшуюся почву под ногами, а в нее упадет семя, со временем растущее в полноценное дерево.
Сомнение будет вырастать из маленького зародыша жизни настоящий столб новой идеи, которая будет базироваться на сомнении в прошлой мысли.
Вы не можете взять исполинских размеров дерево, вырвать его из почвы, и пересадить в другой грунт, ведь оно, вероятно, не приживется – теперь адаптация происходит не так просто.
Вспомните то, какое семя образовало вас, и вы сможете образовать другого с помощью него же.
Чтобы обезопасить среду от ртути, вам лишь нужно использовать порошок серы, который необходимо посыпать на открытый участок ртути, после чего немного подождать. Сера образует соль, соединяясь с ртутью, обычно такой процесс называют демеркуризацией.
Нам не нужна ЦЕЛОСТНОСТЬ. Нам не нужна ИДЕАЛЬНОСТЬ. Нам не нужно все то, что УСТОЯЛОСЬ ранее. Мы должны топтать НОВЫЕ дороги, не боясь БРОСАТЬ старые идеи в настоящий огонь.
Попытка №0-25
Порой реальность тяжело отделить от сна, а сон тяжело отделить от реальности, или же мы попросту не хотим этого сделать. Для нас становится главным именно то, что мы хотели там увидеть, почувствовать на себе, как бы нереально и невозможно оно ни было. В этом и состоит суть снов – они выражают наши потаенные желания. Возможно, некоторые из них даже бы не стоило показывать остальному миру. Во снах ко мне является тот самый знак Федерации, каким бы он отвратным ни был – безликий атлант, удерживающий на своей спине земной шар, вписанный в треугольник, не соединенный в углах. И моя биография – жизнь до того момента, как я стал скопищем нулей и единиц, является попросту бесполезной. Я даже вспоминать ее не хочу, а говорить о ней – и вовсе! Те отрывки, о которых я говорил Чарльзу, разве несут они какую-либо суть? Мое детство никак не могло повлиять на то, что происходил со мной в дальнейшем.
Личности, описываемые на моем веку, являлись какими-то устаревшими, содержание которых могло быть еще пересмотрено, наделено новыми свойствами, но оно оставалось однообразным. Что вело их тогда? Любовь, деньги, слава. А что ведет меня? Цель, которая не будет иметь славы, не будет иметь денег, и не будет иметь любви. Об этой цели и вовсе не будет знать кто-либо, ведь «знать» больше никто не сможет.
Любовь – что такое для человека вообще? Задаться таким сложным вопросом для того, кто вовсе не испытывает обычных чувств – разве выполнимая задача? Я смог вывести за такое количество времени свое определение любви, донельзя циничное, но некоторые смогли бы с ним согласиться, я уверен. Любовь – это использование друг друга, при образовании сильной привычки к человеку, для утоления каких-то собственных потребностей. А если попробовать вспомнить пример, чтобы это оспорить? Например, самопожертвование во имя любви – разве можно его так цинично «обозвать»? Конечно, ведь это будет утолением потребностей человека, который захотел принести в жертву себя.
А что такое слава? Слава – упоминание твоего имени везде. Неважно, в каком тоне – плохом или хорошем. Почему-то многие считали, что упоминание имени Иосифа Сталина это позор ему, ведь его помнили до моих дней с теми ужасными поступками, но они не понимали, что их имя поглотит пучина времени, которой все равно на тех, что не сделали ничего. Их имя лишь портит бумагу, на которой написано, ведь оно не значит ничего, а что до моего имени? Я ведь и вовсе его не знаю, но притом напиши его на листе, то я бы его сжег. Мне все равно, кем я был когда-то, ведь теперь я то, чем никогда не являлся.
Таковы законы природы – каждый со временем становится тем, чем никогда не являлся, да и не думал становиться, но время идет вперед, а его признаки меняются – они ему нравятся, поэтому остаются с ним. Сколько художественных произведений было написано о человеке, о его сути, но мало кто добрался до какого-то рода правды, поскольку старался прибегнуть к его проявлениям в обществе, а не внутри его маленькой круглой головы. Разве меня можно назвать человеком по представлениям кого-либо? Конечно, по своему мнению – я человек, и это бесспорно. Я могу совершать выбор между добром и злом, осознавая, что это такое, вне зависимости от моих желаний, поэтому я человек. Животное повинуется своим желаниям, поэтому делает выбор между добром и злом. Им руководит лишь инстинкт, а кто я такой? Конечно, я – Личность и это имя имеет смысл, как уже стало понятно.
Реальность
Маленькие полуразрушенные дома стоят так, как располагается множество точек на жидкокристаллическом экране монитора, стоящего у среднестатистического человека на столе. В каждом доме всего два этажа, а штукатурка с них сыпется вниз под действием собственной тяжести и отсутствия адгезии между стенами и маленькими частичками песка. Лепка из мокрого песка практикуется множеством людей, особенно в детстве, когда мы еще не являемся полностью созревшими особями. Поверхностное натяжение воды соединяет между собой крупицы песка, а в мельчайшее расстояние между ними попадает ил, образуя мягкую, но устойчивую структуру. В каждом таком доме есть подвал, наполненный влажностью, грибками, крысами, опарышами, тараканами, мокрицами, сколопендрами, а в одном из них нахожусь я, покрытый росой, образовавшейся от того, что температура претерпела изменения. Ночуя в таком месте, скорее ждешь того, что дом обвалится вниз, прямо на тебя, ведь строился он во имя великого и всемогущего коммунизма уже давно.
Ночевать здесь – не мой выбор. В один момент тебе просто приходится, перед тобой появляется факт, высеченный у тебя на лбу, а ты даже не можешь посмотреть в зеркало, чтобы понять, что именно теперь тебе предстоит носить всю жизнь на коже. Никто не спросит у тебя, чего ты хочешь, как ты хочешь, сколько ты хочешь, зачем ты хочешь, почему ты хочешь, ведь твои губы плотно прижаты друг к другу с помощью нитки, образующей стяжки вокруг губ. И каждую ночь я вижу кошмары, исчерпывающие мои внутренние ресурсы все больше и больше из раза в раз. Каждый раз я просыпаюсь в холодном поту, понимая, что сон не был таким ужасным, по сравнению с тем, что происходит сейчас. Я медленно поднимаюсь вверх с матраса, полностью засаленного, после чего выброшенного на помойку, а вскоре найденного мной, оказавшимся на улице. Мне пришлось немного обустроиться здесь, чтобы не чувствовать себя так, будто я потерял все, кроме собственного тела. Квартира не была сожжена, продана, взорвана, проиграна – ее забрали, как и забирают множество вещей у нас теперь те, кто считают себя правыми. Вечер сентября всегда немного влажный и вместе с тем прохладный, создающий ощущение холода, что внутреннего, что внешнего.
Улицы пусты, а свет в окнах практически не горит, чтобы не привлекать внимания. Я вижу в одном из таких окон, где свет не горит, собственное худощавое отражение. Никто не сдастся просто так, когда его имущество пытаются прибрать к своим рукам, поэтому мой нос практически полностью лишен формы, до полного состава моих зубов не хватает еще четыре единицы, а под глазом образовалась киста, угнетающая меня каждый раз, когда я смотрю на поверхности, способные отражать свет. Борьба за права природы, ущемляющая права людей – занятие тех, кого теперь стараются называть себя сигмами. Дорога за дорогой, угол за углом, еле работающие фонари на каждом повороте. Я прохожу мимо множества домов и вижу толпы курящих людей, потерявших место жительства, поэтому им всем пришлось переселиться в подвалы, как и мне. Карательные органы государства в таких местах теперь не имеют никакой силы, поэтому мы лишены какой-либо защиты с его стороны. Начинает темнеть, воздух сгущается под действием температуры, ветер слегка обдает тело, идущее в одной черной кофте. Мои волосы теряют собственную пигментацию, поэтому корни волос темны, практически черные, а ближе к кончикам становятся ярко-бежевыми.
МОЕ ТЕЛО ЛЕЖИТ ВНУТРИ ПОМЕЩЕНИЯ, СТЕНЫ КОТОРОГО ПОКРЫТЫ МЯГКИМ МАТЕРИАЛОМ, А Я ТОЛЬКО И СЛЫШУ, ЧТО ГУДКИ ТЕЛЕФОНА, КОТОРЫЙ НИКАК НЕ МОЖЕТ ПЕРЕСТАТЬ ИЗДАВАТЬ ГРОМКОЕ И ПРОТИВНОЕ МЫШИНОЕ ПИЩАНИЕ, ТОЛЬКО И ДЕЛАЕТ ЧТО ПИЩИТ. ПИЩИТ И ПИЩИТ, ПИЩИТ И ПИЩИТ, ПИЩИТ И ПИЩИТ, ПИЩИТ И ПИЩИТ, ПИЩИТ И ПИЩИТ, ПИЩИТ И ПИЩИТ. КОГДА НАСТУПАЕТ НОЧЬ, ТО КОРИДОР СНАРУЖИ НАПОЛНЯЕТСЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ВОЕМ И КРИКАМИ, НАПОЛНЕННЫМИ ВСЕЙ БОЛЬЮ, ЧТО МОЖЕТ ИСПЫТАТЬ ЧЕЛОВЕК. С НИХ СДИРАЮТ КОЖУ, СТАРАЯСЬ ПОДДЕРЖИВАТЬ ИХ ЖИЗНЬ, ПОСЛЕ ЧЕГО ВЫЛИВАЮТ НА МЫШЕЧНЫЕ ОБРАЗОВАНИЯ, НЕ ЗАЩИЩЕННЫЕ НИЧЕМ, МНОЖЕСТВО ХИМИЧЕСКИХ РЕАГЕНТОВ, УСИЛИВАЮЩИХ ГИДРОЛИЗ. Я НЕ МОГУ ДВИНУТЬ НИ ОДНОЙ ИЗ ТОГО МНОГООБРАЗИЯ МЫШЦ, ЧТО ЕСТЬ У МЕНЯ, А ИЗ МОИХ ДЕСЕН ЛЬЕТСЯ КРОВЬ, ОКРАШИВАЯ ПОСТЕЛЬНОЕ БЕЛЬЕ БЕЛОГО ЦВЕТА В КОРАЛЛОВЫЙ ОТТЕНОК.
За углом стоит машина, к которой я так долго двигался, а около нее стоит мой компаньон, являющийся бывшим членом силовых структур, поэтому нам с ним есть чем заняться теперь. Я пожимаю ему руку, которая лишена двух пальцев, а он осматривает меня с головы до ног. Потом останавливается на моем лице, понимая, что дела пошли не так, как планировалось, тяжело вздыхает и открывает багажник, из которого достает средство индивидуальной защиты кустарного производства, сделанное с помощью эфирной смолы, герметика, двух стеклянных линз, резиновой подкладки и патрона от противогаза. Медленно я подношу ее к своему лицу, после чего полностью надеваю, не ощущая ее на своем лице – линзы даже улучшили мое зрение. Следом Водитель достает из багажника два дробовика, один из которых дает мне в руки, а я роняю его вниз, не ожидая такой тяжести. Поднимая дробовик, я замечаю на себя презрительный взгляд Водителя, которому не нравится, что я даже не могу удержать в руках такой мощи оружие, патроны которого теперь не пороховые. Некоторые оружейники полностью перешли к патронам на основе перекиси водорода, но они недолговечны, отчего никогда не смогут полностью вытеснить пороховые.
Мы садимся в машину, стук дверей, после чего заводится двигатель, и мы уезжаем. Движение нашей машины состоит множества отрезков, в которых машина неподвижна, поэтому мы вправе сказать, что машина движется только потому, что не движется вовсе? Каждую единицу времени машина стоит, как бы мы не старались, но каждый раз она оказывается на новом месте, опровергая изначальную мысль, или показывая, что конец мысли может уничтожать ее начало. В один момент машина останавливается, а Водитель перерезает пару соединяющих кабелей, после чего фары тухнут, оставляя перед нами темную дорогу, в которую проваливается взгляд. Пейзажи сменяют друг друга, пока Водитель даже не меняет положения собственной головы, а я читаю материал, из-за которого мы сейчас движемся вперед. У оппозиции есть запасы продовольствия, но никому неясно откуда именно у них появляются запасы еды, которой теперь не хватает по всему миру. Мы движемся к их маленькому складу далеко от городов, в то время как малейшие следы цивилизации остаются позади, оставляя нас наедине с природой.
В один момент я моргаю. Перед нами исчезают здания, готовые вот-вот разрушится. Я вновь должен моргнуть.
Большие здания постиндустриальной эпохи, в которых, как муравьи роются люди. Веки закрываются. Мир, никогда не познавший, что же такое человек перед нами. Ресницы, соединяются друг с другом, цепляясь за каждую неровность в тканевом строении, после чего падают вниз. Мою руку разрывает надвое огромное существо, держащее мою грудную клетку своей ногой. Глазное яблоко смачивается слезой для того, чтобы правильно продолжать собственную работу. В один момент перед нами оказывается здание, покрытое растительностью так, что его стены становится тяжело отличить от того, что растет вокруг. Громкий звук щеколды сбоку от меня, после чего дверь машины открывается, а фигура уходит за ее пределы. Багажник вновь открывается, а оттуда достается баллон огнетушителя, перекрашенный в черный цвет, имеющий на себе нацарапанное слово из трех букв – ИПР.
Обычно так обозначают триплет, кодирующий аминокислоту в цепочке информационной рибонуклеиновой кислоты. Водитель медленно берет баллон, после чего мы идем вдоль левой стены здания, а я навсегда держу внутри своей головы правило о минимуме вопросах в любых ситуациях, в которых мы находимся. К баллону присуждается маленький вентиль, контролирующий давление, выходящее с баллона по шлангу. Маленькая трещинка в стене, в которую пролезает шланг, ждущий свое истинное предназначение. И уши улавливает тихий звук прохождения газа по шлангу к комнате, похожий на легкий свист ветра летним вечером, когда прошел дождь, и воздух остается влажным, но таким мягким. Они же просто поспят подольше, да? Это как хлороформ, верно? Мы просто смешаем ацетон и белизну, получим маслянистую жидкость на дне и сможем пустить ее в воздух, да? Мы сможем, ты обещаешь, ведь это не то, о чем я думаю? Никогда не задам ни один из этих вопросов. Когда детей в начальной школе начинают обижать их сверстники, то чаще они уходят именно в русло фантазий, создавая внутри своей головы мир, по параметрам которого были бы хороши именно они. Голод и отсутствие сна дают о себе знать. Мы создали мир вокруг, оттого что наши сверстники превосходят нас во много раз по тем параметрам, которые у нас почти отсутствуют. Я отвергаю все религии по той причине, что они не выполняют свои функций. Еще ни одна религия в мире не смогла установить даже половину справедливости наяву, а справедливость лишь выдумка тех, кто любит абсолютизировать каждый свой вдох. Мягкий свист начинает грузить меня в сон, становящийся для меня откровением перед самим собой, которое утром я даже не вспомню. Никогда не ищите в мире справедливости, ведь ее не существует вовсе, а все ее «проявления» – липа.
И тогда я иду вперед по траве, каждой клеткой ощущая ветер, создаваемый антициклоном, внутри которого нахожусь, огромное поле движется под моими ногами, а не я двигаюсь вперед. Маленький домик, стоящий посреди поля – мой единственный путь уйти прочь от ветра, имеющего тот же свист, что и проходящий через шланг газ. Я приближаюсь к дому, стараясь бежать изо всех сил. Я стараюсь ускоряться с каждым своим шагом, но дом отдаляется от меня, но я чувствую, чувствую, что я необходим дому, чувствую, что мне нужно сейчас к нему, понимаю, что это единственное, чего я сейчас хотел бы на самом деле без того, лишенного чего обычный человек не может представить себя. Я попадаю в дом, а потом в него бьет раскат молнии, заставляющий сгорать весь материал, из которого состоит дом. Кровь снова бежит из носа, который вновь получил дозу физического урона, а надо мной стоит Водитель, перекрестивший руки, ждущий того момента, когда же кончится мое состояние философского бреда, который запомнит только лишь мое подсознание. Я поднимаюсь, а мы заходим внутрь, имея на себе средства индивидуальной защиты, позволяющие не бояться того газа, что находится здесь. И мы разделяемся. Я поднимаюсь наверх, а Водитель идет вперед по первому этажу. Каждый мой шаг ознаменован скрипом пола, который может провалиться в любой момент, а я держу перед своим глазом мушку дробовика, находящийся в состоянии готовности к выстрелу ежесекундно. А потом моя шея обхватывается рукой, стремящейся перекрыть мне воздух к кислороду воздуха, старающейся надавить на мой кадык, а мои пальцы случайно нажимают на курок дробовика, который теперь стал полностью бесполезен. Моя кожа бледнеет, мое желание отрыгнуть все содержимое моего желудка становится все сильнее с каждой секундой, а мои мысли начинают сплетаться, и расходится, создавая новые пучки. Убегая от прошлого, можно убежать слишком далеко и почувствовать свою близкую связь с будущим.
1560 ПРИЗНАКОВ, ОБЪЕДИНЯЮЩИХ ЧЕЛОВЕКА С ЖИВОТНЫМИ.
300 СВОЙСТВ, ОБЪЕДИНЯЮЩИХ ЧЕЛОВЕКА И ВЫСШИХ ГОМИНИД.
312 СВОЙСТВ, ОТЛИЧАЮЩИХ ЧЕЛОВЕКА И ВЫСШИХ ГОМИНИД.
Чем же мы лучше любого животного? Разве мы ли равны любому животному? Разве мы ли можем говорить, что мы высшая ветвь эволюции, если одну из наших особей легко могут загрызть собаки на улице, раз мы убиваем друг друга ради пустых, никому не нужных на самом деле вещей? Разум – не наш подарок, не наше богатство, не наше достояние. Разум – неизлечимое проклятие человечества, лишь кажущееся ему началом всего прекрасного на свете. Не стремись к тому счастью, что ведет к страданию. Не тот тип мышления может раз и навсегда уничтожить твою последующую успешность в жизни, поэтому ты сейчас здесь. Поэтому мы сейчас здесь. Поэтому я сейчас здесь.
И каждая клетка моего организма станет соматической, стараясь сохранить, стараясь использовать все ресурсы внутри нашей личной оболочки, показывающей, что даже маленький кусочек свинца может уничтожить нас. Когда андрогены поступят в кровь, то моя кожа сможет удерживать на себе гораздо больше волос, чем сейчас, тогда мои клыки станут более остры, тогда мои мышцы станут расти быстрее, тогда я стану тем, кто чуть выше человека. Выше животного, ниже животного, но никогда – животное.
СЕСТРИЧКА, ОХ, ДОРОГАЯ СЕСТРИЧКА.
ЭТА КРОВЬ НА МОИХ ГУБАХ,
ПОЧЕМУ ОНА ЧУВСТВУЕТСЯ НЕ ТАК, КАК ЧУВСТВУЕТСЯ ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ?
И в тот момент, когда глаза мои наполняются мраком, когда не находится в них больше ужас, ведь теперь бояться нечего, я слышу выстрел. Рука становится гораздо мягче, отходит назад, а я вновь дышу полной грудью, поворачиваясь назад. Мушка моего дробовика направлена на человека сзади, который в еле различимой темноте дает вид того, что он женщина. Мушка опускается вниз, а я не двигаюсь вовсе, в то время как мир делится надвое. Я не могу нарушить собственные принципы даже сейчас, понимая, что, в самом деле, я остаюсь человеком, несмотря на то, что происходит в мире. Я могу не выжить, если не выстрелю сейчас, потому что Водитель стоит в свете луны, проходящем через прямоугольное отверстие внутри стены. Колебаться – норма для человека, когда ситуация требует разлома его принципов надвое. Она потеряет сознание, и добивать ее нет смысла, поэтому я лишь покрываюсь мурашками. Выстрел картечью в спину сделал ее беспомощной перед двумя мужчинами. Я могу помочь прямо сейчас, но это уже не имеет смысла, тогда Водитель разряжает свой дробовик, выпуская картечь пролететь расстояние от его рук до пола. Когда картечи не остается, он берет дробовик за конец ствола обеими руками, после чего всем размахом бьет по лицу, которое практически сразу теряет вид, ведь там была ручка для держания, проделавшая в голове отверстие.
Тогда я вижу, как рыжие волосы Водителя становятся ярче, как зубы его выдвигаются вперед, как щеки сжимаются внутрь, а он продолжает бить другим концом дробовика, превращая голову человека в случайный коктейль из белков. Весь мир, вся культура – следствие человеческого несовершенства. Мы были плохи во всем, в чем были хороши животные, чем и создали культуру, чем и создали мир. Наше воображение сделало нас достойными, великими, идеальными. И дыхание его учащается с каждым мигом все сильнее, а он бьет и бьет смесь из человеческих тканей. Мы на глубине 10994 метра, и все еще двигаемся вниз под собственной тяжестью. Он останавливается, держась в полусогнутом состоянии, и продолжает тяжело дышать, держа дробовик над местом множества ударов, а со ствола стекает смесь из крови и тканевой жидкости. Лишь оглянулся назад, смотрит мне в лицо, хотя я не вижу его глаз, но понимаю, что его взгляд устремлен именно в мои глаза. Водитель разгибается и вытирает кровавую смесь с дробовика о собственную кофту, взяв ее как тряпочку. Зачем,… зачем такая жестокость? Она бы просто могла легко потерять сознание от тех ран, что оказались в ее спине после выстрела, для чего сейчас произошло это…? Что-то в этом мире останется для меня загадкой, которая не будет разгадана вовсе. Мое сознание не пугает осознание того, что сейчас произошло, его пугает, что оно не понимает и не видит причин для этого. Мы проходим по этажу под светом света тусклых лампочек, которые периодически гаснут. Нужно достаточно много электрической энергии, чтобы питать такое здание полностью, но ими используется лишь солнечная и ветряная, не позволяющая комфортно жить в достатке энергии.
Теперь мысли стараются меня отвлечь, напоминая мне о многих событиях, которые уже произошли, а желудок урчит от голода. Множество людей всех профессий решили отказаться от собственных работ, показывая свое недовольство государству тем, что происходит в мире, но образовали только мировой экономический и политический кризисы. Маленькие когототки впиваются в мою руку, показывая мне, что я здесь всегда был лишним, неспособным на что-то достойное. Тогда и образовались организованные объединения, требующие полного уничтожения современной власти и введения новой, сути которой не понимает никто, но требует каждый. Государства потеряли силу, а я стою в комнате, наполненной советской атрибутикой. Скрипящая дверь при движении ее вперед открыла прошлое, которое уже мало кто помнит. Знамя победы выкрали во время множественных нападений для разрушения культуры, которую также считают недостойной будущего, и теперь оно висит здесь. Мало чего теперь по-настоящему признают достойным, поэтому стараются разрушить, наработать материал для конструкторов, стать деструкторами, разрушить все, чтобы получить материал. Во вселенной существует частиц, составляющих каждое тело, поэтому что-то нужно разрушить для того, чтобы создать новое. Миллионы должны УМЕРЕТЬ в будущем, чтобы миллиарды родились в прошлом. Почему знамя не сожгли, если культура прошлого должна остаться там же? Коридор за коридором, и мы нашли комнату, к которой подсоединялся шланг. Спят, как малые дети, даже не думают просыпаться от такого скрипа. Мы с Водителем уходит прочь, и находим холодильник, наполненный различным провиантом. Я поднимаю маску вверх. На пару минут я забываю о том, что такое есть. Я помню лишь о том, что такое ЖРАТЬ. МЯСО, какое вкусное МЯСО! Как же давно я не ел МЯСО! Мне так нравится это МЯСО! Какое количество вариаций, какое сочетание вкусов, какая калорийность! В моих деснах, лишенных зубов, застревают кусочки еды. Я забываю о том, что такое дрожь в коленях от голода!
И каждую секунду мой гемоглобин растет, усиленно растет внутри моего тела, возвращаясь к мужской норме. Водитель стоит в проходе и смотрит на меня бесчувственным взглядом, немного подняв левую бровь от легкого изумления тем, каким образом я ем МЯСО. В один момент я понимаю, что как то не слишком честно сейчас делаю, поэтому протягиваю в левой руке ему половину котлеты, разорванной мной на две части в попытках проглотить целиком. Водитель отмахивается рукой, после чего я полностью проглатываю остатки котлеты, и продолжаю собственную трапезу. И в один момент я сажусь около стола, выставив ноги вперед, отъевшись так, что еще неделю смогу не есть. Я чувствую приятную теплоту от того, что распадаются макроэргические связи внутри органических соединений. Медленно, но верно, меня начинает тянуть в сон, вновь к кошмарам, пугающим гораздо меньше, которые теперь просто кошмары, которые не были кошмарами никогда.
Давно, внутри маленького греческого города Элея власть оказалась в руках тирана Неарха, который почти полностью искоренил свободы, хоть и считалось это тогда совсем обычным делом. Философ Зенон, прибывший тогда в Элею, решил, что такое положение дел ни в коем случае не должно удерживаться, поэтому решил устроить заговор против Неарха. Через маленький временной срок его арестовали, но тогда философ решил показать людям, что настоящая мужественная душа боится лишь низости в СОБСТВЕННЫХ глазах. Неарх начал допрашивать восставшего, но тогда он назвал имена всех его придворных, чем привел в ужас Неарха, однако, как мы понимаем, эта выходка не была лишена вероятности. Получив необходимое внимание, Зенон обратился к зрителям и сказал: «Если вы согласитесь остаться рабами из боязни мучений, которым, вы видите, что я подвергаюсь, то я могу только удивляться вашей трусости». При этом он надавил каждым квадратным миллиметром собственного зуба на свой язык, после чего разделил его на две части и выплюнул прямо в лицо тирану вторую часть. Тогда народ поднялся против тирана, достал его, и разорвал на клочки. Не будет самым ярко выраженным из всех мужчин тот, что ближе всего к нарциссизму. Я надругаюсь над телом нарцисса перед зеркалом, заставляя его самого смотреть, унижая его и не давая ни единого шанса на отмщение.
Сон поглотил меня полностью, создав с моим сознанием цельную структуру. И мир уничтожила всего одна молния, всего один раскат разрушил полностью все человеческую цивилизацию. Молния появляется в один момент случайно, и никогда нам не узнается то время, когда именно она ударит. Я проснулся уже в помещении, привыкший к освещению, которое напоминало свет горящих свечей, каждую секунду тающих под действием температуры. Впервые за долгое время я почувствовал насыщение сном, который длился несколько дней. Киста под глазом даже за это время не стала меньше, образуя у меня ощущение, что она в принципе не уйдет с моего лица. Маленькая тумбочка около кровати слева, и так около множество кроватей в несколько рядов. Никого вокруг, поэтому я решаю осмотреть ящики прямо сейчас. И в каждом ящике какая-то особая книга, которые почти не повторяются, лишь касаются одних тем, открывая их, видишь, что страницы наполнены заметками, что страницы наполнены замечаниями, а значит, они и вправду использовались. В одном я нахожу крайне странную вещицу – книгу, обернутую в бумагу, название которой написано ручкой. Записи внутри не являются чем-то особенным, но она привлекает внимание своим видом. Я беру рукописную книгу из комода, бредя вперед к двери выхода отсюда.
В коридоре открыта железная дверь, которая не была замечена мной чуть раньше из-за необычного состояния моего восприятия, а внутри я слышу звуки движения. Я подхожу к двери, движение которой становится проблематично, но внутри оказываются полки. Полки, наполненные множеством книг, а комната полностью лишена света. Поначалу мне кажется, что подобное положение библиотеки крайне глупо, ведь найти в ней что-то будет чрезвычайно проблематично, но потом вижу блеск ультрафиолетового света между полок и понимаю, что глуп был я. На каждой полке особыми чернилами подписаны категории, которые можно увидеть, только посветив на них ультрафиолетовым фонарем. Множество таких фонариков висит на стене, поэтому я взял один из них. Я прохожу с фонарем мимо полок, замечая, что на каждой книге есть какие-то подписи теми же самыми чернилами, и тогда я решаю посветить на книгу у меня в руках. Моим глазам предстает фраза, написанная огромными буквами на всю сторону, гласящая: «ТЕПЕРЬ МЫ ЕДИНЫ. МЫ ВЕЧНЫ». Водитель занят своими делами, но и у меня есть свои, поэтому я решил взять пару книг, которые были также обернуты в бумагу и имели эту надпись. Так много книг на самые разные темы, но куда все это? Неужели тут так много читали и… для чего? Я ушел прочь из темноты со стопкой книг, которые при дневном свете не имеют ценности. Обходя здание по всему периметру, я начинаю замечать, что некоторые комнаты оборудованы под аудитории, либо имели изначально такой вид. Из окна одной из аудиторий я замечаю, что ветряков и панелей для получения электрического света должно точно хватать на такое здание и его потребности, вроде света в нескольких комнатах, значит, большая часть энергии уходит куда-то в другое русло. Я полностью выключаю свет в одной из комнат, и включаю фонарь, устроившись удобнее. Самые разнообразные знания собраны внутри этих книг, авторы которых подписались как три греческих буквы – ОМЕГА, ОМИКРОН и ЛЯМБДА. В первой части устроены все положения социального взаимодействия внутри рядов сигм: