Комплекс превосходства

Пролог

Дом был старый, ветхий и пугающий. С изъеденных коррозией балок над головой Денн то и дело срывались крупные капли, паркет под ногами скрипел и прогибался при каждом шаге. О том, чтобы идти по нему на каблуках, нечего было и думать. Денн шлепала босиком. Чулки тоже пришлось снять: испачкать их – значило навлечь гнев Луи. Кто же захочет смотреть на актрису в грязном белье?

Стуча наугад во все двери, Денн искала съемочную площадку. Сегодняшнего визора она не знала; кто будет партнером, ей также не сказали. Сплошные сюрпризы, причем не самые приятные. Денн ценила определенность и – странное качество для фривольной актрисы – привязывалась к экранным любовникам, а в некоторых из них даже влюблялась. Жить с ними, разумеется, она не решалась. Среди ее покровителей было много более влиятельных и интересных людей. Тем не менее, плотская любовь сближала, и Денн предпочитала транслироваться с теми из актеров, которым симпатизировала.

Очередная дверь в ответ на стук отворилась, и Денн попала на площадку. Кровать была на месте. Хоть об этом Луи позаботился! Порой он заставлял ее заниматься любовью на голом полу, от чего в самых неожиданных местах появлялись занозы, а колени и локти стирались в кровь. И это уже не говоря о съемках в цепях, с хлыстами или наручниками. От последнего Денн еле отделалась, заявив, что вообще уйдет от жестокого режиссера.

Молодая гримерша усадила Денн на кровать и непродолжительное время колдовала над ее образом. В зеркале актриса увидела себя заметно повзрослевшей благодаря алым губам, фарфорово-бледной коже и теням, визуально утопившим глаза и сузившим нос. Ей понравилось. Она разделась, позволив девушке осмотреть себя. Помощница Луи придирчиво пробежалась глазами по телу Денн, безжалостно выдернула щипчиками пару отросших волосков на лобке, ощупала живот, велела показать язык, поднять руки, раздвинуть ноги. В конце осмотра она дала Денн таблетку. "Луи велел", – сказала гримерша в ответ на вопрошающий взгляд актрисы.

Денн послушно сунула таблетку под язык. Обычно алхимическая дрянь, коей режиссер пичкал своих подопечных, усиливала влечение. Актрису это не смущало. Наоборот, иногда только зелья помогали расслабиться с особо неудачным партнером.

Зашли техники. Подперев дверь ящиком, они занесли в комнату разобранную машину фантазий. Один из тех, кто монтировал ее, не переставал пялиться на Денн. Актриса позволила ему насладиться видом. Ей не было жалко. В конце концов, работая на Луи, он наверняка перевидал столько голых женщин, что уже мог бы и потерять к ним всяческий интерес.

Визора завели последним. Сев на предназначавшийся ему стул, он склонил бритую голову и морщился всякий раз, когда в очередной вживленный в нее разъем втыкали оголенный контакт тестировочного кабеля. Глаза телепата помутнели, а на тестировочном экране появилось изображение: обнаженная Денн на кровати, как раз такая, какой ее видел визор.

– Жаки, к вашим услугам, – прошелестел визор.

– Денн.

– Ах да, знаменитая Ласточка, конечно, – телепат закивал; жутковатые бельма заблестели в свете загоревшихся светильников. Ее имя многое сказало ему, и его подсознание уже начало работать, налаживая ассоциации, продумывая связи с готовыми к трансляции зрителями. Жаки знал, как ее преподнести. Одно удовольствие работать с таким визором!

– Вы уж простите, что не признал, – сказал Жаки. – Не смотрю трансляции других визоров.

– Понимаю вас. Я тоже предпочитаю не трахаться без лишней на то надобности. Надо же отдыхать от работы, – пошутила Денн. Жаки улыбнулся, но скорее из вежливости.

После наладки техники спешно покинули площадку. Помощница Луи шепнула что-то Жаки и тоже вышла, оставив дверь приоткрытой. В коридоре стало прекрасно видно, где идут съемки. Единственным, что их откладывало, была задержка актера.

– С кем я снимаюсь? – спросила Денн.

Визор пожал плечами. Худая рука протянулась к пульту машины фантазий, щелкнула переключателем, и вслед за тестировочным экраном один за другим загорелись основные. Визионная запись началась.

Денн знала, что делать. Она принимала то одну, то другую позу, демонстрируя свое тело тысячам зрителей, пускавшим слюни по ту сторону экрана. Таблетка не действовала: возбудиться не получалось, даже напротив, все ощущения притупились, и, лаская себя, актриса старательно изображала наслаждение, коего не чувствовала. Плоть не откликалась на стимуляцию.

Шаги в коридоре вернули Денн интерес к происходящему. Она специально повернулась так, чтобы увидеть входящего актера, развела колени и прикрыла ладонью самое сокровенное. Пусть подойдет поближе.

Дверь распахнулась. Ослепленная светильниками Денн не видела партнера. Она облизнула губы и поманила его пальцем.

– Иди же ко мне.

Он сделал несколько шагов по направлению к кровати, попав в перекрестье желтых лучей. Актер был странно одет, а руки держал за спиной. Денн это не волновало. У Луи свои причуды, пусть работает по сценарию, а она подыграет.

– Кто у меня сегодня? – хрипло проговорила она.

Актер не ответил. Его колено опустилось на кровать между ног Денн. Широкополая коническая шляпа с вуалью качнулась назад, и руки взлетели вверх. В каждой актер сжимал по огромному серпу с зазубренными лезвиями. И только тогда Денн стало по-настоящему страшно…

1.

Железный Город

– … а еще Денн убили, – закончил шеф.

Какого дьявола?

– Что?

– Денн убили, – повторил шеф и опустил голову, глянув на Ги поверх очков. – Чего непонятного? Ты знал, что она промышляет съемками в порнографии?

– Нет, конечно!

Откуда Ги вообще мог что-либо знать о Денн? Он разговаривал с ней всего трижды в жизни: раз при приеме на работу и еще два на общих собраниях фирмы. Оба последних раза, в основном, слушая поток оправданий и изредка перебивая его язвительными комментариями. Он подозревал, что из всех коллег о развратных съемках узнал бы последним. И явно не от самой Денн.

– Я хочу, чтобы ты съездил на место преступления.

– Почему я? Пошлите Мирти или Хилльбренда. Они оба подбивали к ней клинья. А меня Денн бесила. Откровенно говоря, я вообще старался ее не замечать.

Шедерне энергично покачал головой.

– Отправишься именно ты. Судя по тому, что я услышал от оперативника, Мирти и Хилльбренд после поездки на работу больше не выйдут.

– Почему?

– Отправятся в приют для сумасшедших. Нужен человек с крепким желудком, многое повидавший и не склонный к истерикам. Кто-то вроде тебя. Или сам ты.

Ги пожал плечами.

– А как же встреча с ван Рёками?

– Сам встречусь, – шеф поскреб жирную шею и внимательно изучил то, что оказалось после этого под ногтями. – Твоя задача – потолкаться на месте, засвидетельствовать гибель Денн от имени фирмы и, что важнее всего, убедить оперативников, что фирма не имеет ни малейшего отношения к убийству. Ясно?

Еще б не ясно! Старый лис заранее просчитал все ходы и решил как можно скорее откреститься от нерадивой сотрудницы. Нерадивой покойной сотрудницы.

– Куда я еду?

– На съемочную площадку. В Железный Город.

Вертикальные пути до Железного Города ни на миг не прекращают движения. Буровато-зеленые кабинки со скрипом и лязгом спускают и поднимают бесчисленное множество работяг. Особое Министерство утверждает, что за день путями пользуется больше сотни тысяч человек. Ги охотно верил в это.

Другого законного способа попасть в Железный Город нет. Верхний Город сообщается с внешним миром сотнями железнодорожных путей, шоссе и судоходных каналов. Наверху есть воздушный порт и телепортационные башни. Внизу нет ничего, кроме непрерывного движения древних механизмов, вони, вечного шума, отчаявшегося люда, десятилетиями не видящего солнца, и адского труда, сокращающего средний возраст работяг до тридцати. Выбраться из этого кошмара можно только по вертикальным путям. Если, конечно, на это найдутся деньги.

Жители Верхнего Города частенько спускаются за запретными удовольствиями и товарами, которые под светилами просто не найти. Несмотря на официально утвержденную Министерством изоляцию, Железный Город дыряв, как пробитый пулями (для верности) дуршлаг. Его подпольные рынки кишат незарегистрированными проходимцами, готовыми продать любую нелегальную гадость: от наркотиков до выкопанных трупов. Здесь можно встретить магов народа тхейрасха (въезд которым строго запрещен декретом 24), некромантов (смертная казнь за темные искусства – указ 15А параграф 3), алхимиков-самоучек (до 25 лет каторги согласно поправке 6 к декрету 99) и боги ведают кого еще. И, разумеется, Железный Город – просто находка для искателей продажной любви.

Трясясь в узкой кабинке, Ги представлял, как Денн – утонченная хрупкая Денн – этим же самым путем спускалась в лабиринт ржавчины, грохота и гниющей плоти, чтобы предаться разврату перед визором. И чего ей не сиделось наверху? Вместе со Ги ехала семья – преждевременно состарившаяся женщина, к чьему подолу липло трое разновозрастных детей, ее супруг, угрюмый худой мужик в пиджаке с насквозь протертыми рукавами и бахромой вылезших ниток, а также неопределенного возраста и родства мужчина с густыми прокопченными усищами. Все они молчали. Окон в кабине не было, и почтенное семейство в полном составе изучало попутчика. Отец буквально раздевал его взглядом, но, естественно, не из-за эротических желаний, а поскольку новехонькие куртка и штаны стоили больше, чем он зарабатывал за месяц. Социальное неравенство, все такое. Ги принимал теорию о том, что построить государство абсолютно равных людей невозможно, но в тот момент ловил себя на мысли о том, что гражданин Дырявый Пиджак может всадить ему в живот нож просто так, из зависти и отчаяния, и это было бы логично. Общество нуждалось в реформе, оно вопило о ней, протягивая тощие костлявые руки к мраморным балконам и стеклянным небоскребам Верхнего Города. И не получало желаемого уже очень долго.

Жутковатая игра в гляделки заняла около получаса, после чего кабинка особенно интенсивно вздрогнула и замерла. Двери со вздохом разъехались в стороны, и Ги поспешил выйти. Усатый пробурчал вслед несколько особо человеколюбивых слов.

К счастью, съемочная площадка Денн находилась по соседству со станцией вертикальных путей. Многоярусное здание из ржавого металла и гнилого дерева было огорожено оранжево-черной лентой: под снос. Свет уличных фонарей, которые по понятным причинам в Железном Городе не гасли никогда, выхватывал из мрака покосившийся фасад, провалы окон с высаженными стеклами, пустой дверной проем, обвалившуюся лепнину. Дом строился до того, как Железный Город превратился в презренную клоаку. Свидетель былого величия, переживший упадок, крах и ожидавший теперь лишь вечного забвения.

Заходить внутрь было страшновато, но выбирать не приходилось. Все, что сказал шеф, важно; все, что он велел, должно быть исполнено. Включив фонарик, Ги перелез через ленту, пересек лужайку, поросшую подземными грибами, и посветил в окно первого этажа.

– Эй, есть здесь кто?

– Вы из фирмы? – женский голос. Приятный. Хоть это неплохо. – Заходите! По коридору вторая дверь налево.

Вторая дверь налево привела в комнату, лишенную окон, зато ярко освещенную. И дурно пахнувшую. И еще хуже выглядевшую.

Шеф не ошибся с выбором. Мягкотелого Мирти вырвало бы прямо на пороге. В центре комнаты в перекрестном свете четырех мощных светильников стояла кровать. Шелковое покрывало на нем когда-то было белым, но теперь об этом напоминали разве что несколько светлых пятен. Все остальное пропиталось кровью. На двух подушках лежало обезглавленное четвертованное тело со вскрытым от солнечного сплетения до паха животом. Внутренности убийца вынул и разложил по кровати; руки и ноги бросил на пол; голову Ги не увидел.

– Вы в порядке?

Он помотал головой и только теперь обратил внимание на живых людей, находившихся в комнате. Обладательница приятного голоса – молоденькая девушка в форме младшего оперативника – прислонилась спиной к стене и записывала что-то в толстую тетрадь. Группа мужчин в белых халатах столпилась по одну сторону кровати. Был и криомант в черном кожаном плаще поверх брони и маске-фильтре с затемненными линзами. А если к делу привлекли криоманта, ничем хорошим оно не пахло.

Последним Ги заметил визора. Опутанный проводами, обставленный съемочной аппаратурой, он неподвижно сидел на стуле. О том, что он жив, свидетельствовало лишь судорожное подергивание пальцев, вцепившихся в колени.

– Вы в порядке? – повторила вопрос оперативница. Ги протянул ей визитную карточку.

– Смотря с чем сравнивать.

Он кивнул в сторону того, что осталось от Денн. Один из медиков-оперативников поднял ногу, все еще затянутую в чулок, и внимательно изучал срез.

– Остроумно, – оценил криомант. – Подпишите бумаги и проваливайте.

Само очарование!

– Я представляю юридическую фирму, офицер. «Подпишите и проваливайте» – не наш метод.

– Прочитайте, подпишите и проваливайте.

– Послушайте, я даже не уверен в том, что передо мной Денн Ларе. Я не имел счастья наблюдать ее в таком виде прежде, а без головы опознание может затянуться.

– Вам нужно доказательство? – криомант указал на визора. – Вот оно.

У детей, рождающихся с даром телепата, выбор небогат: государственная служба или контракт с вещательной фирмой. Второй путь приносил немалые деньги, но калечил и тело, и судьбу молодых людей, поэтому шли по нему только беднейшие и отчаявшиеся. В ходе обязательной операции в черепе будущего визора высверливались три отверстия, через которые мозг присоединялся к сложному аппарату, носившему в профессиональной среде прозвище машины фантазий. Машина транслировала телепатические сигналы визора на связанные с ней экраны. Чем сильнее визор – тем больше экранов может получить передаваемое им изображение – и тем сильнее головные боли, преследующие его всю жизнь. Многие сходили с ума. До сорока доживали единицы.

Сидевший перед Ги тощий усатый мужчина относился к низшей касте визоров – слабых магически и потому бравшихся за любую работу. Очевидно, порнография для него было не просто делом жизни – соломинкой, за которую он цеплялся, чтобы не умереть от голода.

– Он все это видел?

– Он все это транслировал, – сказала оперативница. – Так что вместе с ним наблюдало за разделкой мадемуазель Ларе еще и скопище экранных онанистов.

– Один из которых и вызвал вас?

– Оставим это без комментариев, – вмешался криомант. – Закон здесь представляем мы. Так вы будете читать бумаги?

– Нет. Я так и не получил доказательств.

Маг нетерпеливо тряхнул головой, фильтр издал сдавленное шипение.

– Вам не кажется странным, офицер, что сообщивший о преступлении, кем бы он ни был, опознал в актрисе фривольного жанра именно некую гражданку Ларе, работавшую именно на фирму «Шедерне и партнеры»?

– Нам позвонил владелец всего этого позорного цирка, – сдался криомант. – Или вы считаете, что и он не знает, как зовут его работниц?

– Могу я с ним поговорить?

– По-зво-нил. Не приехал, не прибежал. Его ищут.

Странно. Будь Ги хозяином какой-никакой, а все же порностудии, он бы предпочел как можно скорее замести следы и скрыться вместе с визором. Финансовые потери меньше. Лишних вопросов нет. А клиентура всегда отыщется. Вместо этого он вызвал стражей общественного порядка. Зачем?

– А убийца? Его ищут?

– Глупый вопрос, гражданин… – криомант повертел в руках визитную карточку. – Деламорре. Исключительно глупый.

– И все же ответьте. Я представляю интересы фирмы, а значит, и интересы каждого ее сотрудника. Даже тех, кого растерзали в прямом эфире. Я не стану ничего подписывать, пока не узнаю всех подробностей.

– Он был в маске, – встряла девушка-полицейская. – И в мешковатой одежде, и не произнес ни слова. То есть, мы не можем даже составить его первичный портрет.

– А кто должен был сниматься в фильме?

– Актер, – озвучил очевидное криомант. – Его ищут.

Всех ищут. Просто триумф коллективной полицейской ответственности!

– Одни лишь обещания поисков недостаточны для руководства фирмы.

– А кто сказал, что мы собираемся удовлетворять любопытство горстки толстосумов? – обнаружил в себе социалистические воззрения криомант. – Ничего подобного! Вы, Деламорре, можете возвращаться к ним и сообщить, что вас вместе с ними оскорбили и унизили. Мне плевать! Вам не дотянуться до государственных служащих, как бы сильно этого не хотелось.

Похоже, уже второму встречному за день не пришелся по душе дорогой костюм. И умудрилась же Денн погибнуть как раз накануне встречи с братьями ван Рёками! Подождала бы до завтра – Ги бы надел что-то более подобающее случаю.

В принципе, большего, чем Ги уже получил, от него не требовалось. Полиция прибрала кровавое дельце к рукам и вряд ли отважилась бы пугать им общественность. Похождения серийного убийцы, оборвавшего жизнь нескольких бездомных в прошлом году, научили их осторожности. Тогда всеобщая паника едва не спровоцировала политический бунт. Подстрекатели-социалисты грамотно распорядились всеобщей истерией и обернули ее против богатых. Чем могло обернуться известие о новом маньяке, не взялся бы предсказать никто.

– Мы обязуемся держать вас в курсе расследования, – младший оперативник отвела работника фирмы в сторону от источавшего праведный гнев полицейского мага. – Контакт у меня есть, с вами и буду связываться. Общегородская пневмопочта отправляется раз в сутки, но по закону мы имеем право пропускать каждый второй день. Не сомневаюсь, что Галлар этим правом воспользуется.

Она кивнула в сторону криоманта.

– Галлар, значит.

– Не пытайтесь навредить работе Галлара. Он великолепный специалист. Ищет и раскалывает преступников вдвое быстрее, чем оперативники Железного Города.

– Вы не относитесь к ним?

Девушка смутилась.

– Я не должна говорить об этом.

– И все же: вас послали из Верхнего Города? Из внешних районов?

– Оставлю этот вопрос без ответа.

– Значит, попал в яблочко. Буду благодарен за дальнейшую помощь, – Ги вложил в руку собеседницы вторую визитную карточку, на тот случай, если Галлар забудет вернуть первую. – Кстати, не отказался бы получить в ответ аналогичный дар доверия.

– Карточки у меня нет, – призналась полицейская.

– А имя? Их обычно дают детям при рождении. Вы не позабыли свое?

Она улыбнулась.

– Карпентье. Эйме Карпентье.

– Очарован. Что ж, мадемуазель Карпентье, надеюсь, что закон, требующий регулярно снабжать нас отчетами, в ближайшие сутки останется нетронут, и завтра я получу послание.

– Непременно.

Железный Город носит свое название по праву. Скрывая от солнца целые кварталы старой Лутеции, чтобы вознести над ними подобающие имперской столице белокаменные башни и многоэтажные дома, величайшие архитекторы своего времени возвели настоящую паутину металлических укреплений и перегородок. Колонны, поддерживающие здешний небесный свод – нижний купол Верхнего Города, – петляющие между ними тросы, полые трубы вертикальных путей, ржавеющие рельсы, по которым снуют влекомые животными трамваи, а с недавнего времени и здания, возводимые на месте разрушающихся – все это сотворено из металла. Примерно так могло бы выглядеть пристанище бога-кузнеца из классических мифов. Погребенный под новой столицей мир, где не было деревьев, камня и глины, оделся в сталь. Бронированное сердце Лутеции, пораженное нищетой и пороком, но все еще живое и бьющееся.

Камню и дереву в этом подземном городе отведены незавидные роли отживающих свое пришельцев из другого, более счастливого и свободного мира.

Ровно век и четырнадцать лет назад к власти в расколотой революцией и междоусобной войной стране пришел человек по имени Жозеф. Ему суждено было получить от сограждан сразу два прозвища: Жозеф Великий и Жозеф Вешатель. Вешателю удалось довольно быстро восстановить распадающуюся на части Эльвецию, вернуть армии боеспособность и отразить вторгшихся в страну соседей. Решающий бой, данный под Лутецией, завершился полным разгромом врага. К ногам Жозефа бросили штандарты трех полководцев, считавшихся светилами военной мысли. Так началось его двенадцатилетнее правление.

Жозеф не отличался особой скромностью. Уже спустя полгода Эльвеция из республики превратилась в империю, а новоиспеченный властелин короновался в кафедральном соборе Торжества Всевечного Отца. На Холме Элирия, самой высокой точке Лутеции, началось строительство императорского дворца, гигантской и уродливо-пафосной на просвещенный вкус городских снобов крепости. Главная башня Элирийского дворца стала самой высокой постройкой Старого Света и – со временем – символом столицы и страны. Но она же и предрешила судьбу кварталов Лутеции, располагавшихся кругом у подножия Холма.

Легенда гласит, что Жозеф, узрев несовершенство хаотично расположившихся под стенами дворца-крепости жилых кварталов старого города, сказал одну лишь фразу: "Через год здесь не будет ничего, что напомнило бы мне об истребленном мною прошлом". Градоначальники впали в панику. Сжигать город они не решились из страха перед новой революцией, но и ослушаться императора не смели. Кому пришло в голову скрыть неугодные Жозефу дома под верхним ярусом новых улиц, история умалчивает. Известно только, что над проектом трудились инженеры со всей Эльвеции, а также мастера из-за границы. Целый год горняки и металлурги работали лишь на создание колонн и перекрытий для реконструкции столицы.

Процесс строительства преследовали постоянные неудачи. Например, исхода жителей из постепенно закрываемого толстенными перекрытиями Железного Города, на который рассчитывали чиновники Лутеции, не случилось. Люди оставались жить в старых домах, так что было принято решение связать верхний и нижний города постоянно работающими лифтами – вертикальными путями. Дома же на окраинах Лутеции, строившиеся специально для переселенцев, пустовали. Впоследствии их обитателями стали приезжие из других городов и стран.

Несколько раз верхние ярусы не выдерживали веса строившихся на них зданий и обваливались. Несмотря на то, что помимо колонн Верхний Город поддерживался с одной стороны Элирийским Холмом, а с другой – бывшей крепостной стеной, не все проекты честолюбивых архитекторов оказались осуществимы. Тогда на помощь были призваны маги.

Да, существование Верхнего Города во многом обязано магии, хотя знание об этом многим доставляет дискомфорт. Ни один материал в мире, включая сталь, не способен выдерживать груз целого города без колдовской поддержки, и страшно представить, что случится, если чары, наложенные на укрепления Железного Города, прекратят функционировать…

Эту историю учил любой житель Эльвеции. Кто-то гордился ей, считая возведение Верхнего Города настоящим инженерно-магическим чудом. Иные стояли на позициях скептиков, утверждая, что Железный Город стал самым позорным символом самодурства и дискриминации собственного народа.

Коллеги назвали бы Ги извращенцем, признайся он, что всегда находил в Железном Городе красоту. Что привлекало сюда молодого человека, еще несколько лет назад жившего на отшибе государства? Эстетика распада и втоптанный в грязь монумент человеческим устремлениям, стыдливо запрятанные под тротуары и проспекты Верхнего Города осколки прошлого, жемчужины старины, доступные лишь по-настоящему пытливому глазу, да и мало ли что еще… Не так-то просто предать забвению добрую половину города, развивавшегося и увеличивавшегося на протяжение пятнадцати столетий.

Всякий раз спускаясь в Железный Город, Ги старался узнать о нем чуточку больше, чем того требовало поручение шефа. От искушения совершить прогулку по незнакомому кварталу невозможно было удержаться и на сей раз. Он шел по погруженным в искусственный свет улицам, нарочно растягивая путь до вертикальных путей. Впрочем, насладиться прогулкой не получалось. Ги думал о Денн.

Криомант Галлар презрительно фыркал из-под своей маски и отрицал сложность дела перед лицом работника фирмы, но внутренне он, как и Ги, понимал, что нестыковок в нем куда больше, чем зацепок. Это и заботило Ги. Не то чтобы он слишком переживал из-за кончины нерадивой коллеги. Нет. Не болела душа и за фирму. Даже если неприглядная правда всплывет из мутных недр Железного Города, просочится сквозь решетки деловых кварталов и осядет на страницах газет, серьезного урона репутации шефа это не нанесет. Все шло своим чередом, но молодым человеком овладел азарт. Дело было в том, что он ненавидел неразгаданные тайны. Пока Ги ковылял мимо ржавых заборов и заточенных в плен строительных лесов особняков, внутренний голос с настойчивостью нашептывал, что полиция не справится с расследованием без…без чего бы? Или без кого?

Решение, которое он принял, ступая на подножку медленно движущейся кабины вертикальных путей, днем ранее напугало бы его. Но в тот момент Ги был уверен, что все делает правильно.

2.

Дельцы и информаторы

Эдмонд и Петер ван Рёки прославились на весь мир около пяти лет назад, выкупив у Швайского государства маленький северный остров Вейльмар. За зимний и осенний сезоны они превратили крохотный, не приносивший в казну шваев ни гроша дохода клочок суши в край мечты. Заснеженный островок расцвел огнями отелей и игорных залов. Ван Рёки поставили на извечную страсть Старого Света, карты и кости, и не прогадали. Вейльмар окупился в первый же год, на второй принес братьям десятки миллионов золотых крон, а на третий сделал их семью богатейшей на континенте. Промышленным магнатам и грандкомандорам наемничьих армий оставалось только раскрыв рот наблюдать, как пара предприимчивых выскочек из древнего, но обедневшего дворянского рода Вольных Земель наращивают влияние и приумножают капиталы.

В Лутецию они приехали, чтобы открыть первый игорный дом вне Вейльмара. Рискованное предприятие, сказал шефу Ги, услышав о скором визите ван Рёков, даже опасное. Эльветийская элита по праву считалась самой закрытой и консервативной на всей Ио, а то и во всем Старом Свете. Век потрясений, завершившийся всего тридцать лет назад, приучил лордов Эльвеции к недоверию. Ксенофобия, поселившаяся в салонных залах и дворцовых галереях, находила живейшую поддержку и у простонародья. Эльветийцы не забыли ни свержения Жозефа Вешателя, ни зверств гиберрийских солдат в годы Двадцатилетней войны, ни подавления второй революции. Nos sommas seuls – "Мы сами по себе", "Мы – одни" – еще никогда государственный девиз не был настолько популярен в стране, как в первые десятилетия нового века.

Способно ли было все это остановить ван Рёков? Ги полагал, что нет, поэтому шеф и поручил кураторство их проекта ему.

Ван Рёки совершенно не походили друг на друга. Старший брат, Эдмонд, был широкоплечим великаном, чьи волосы и борода закрывали не только лицо, но и добрую половину груди. Среди пышной растительности пытливое око могло бы различить щелочки глаз и крупный нос, с распухшей левой ноздрей. Щеки и подбородок Петера были гладко выбриты, лишь над верхней губой чернели щегольские усики; мягкие женские черты лица и огромные голубые глаза придавали ему странно порочный вид. Одинаковой была лишь одежда – строгие черные костюмы и безупречно белые рубахи.

На фоне этой необычной парочки шеф, славившийся своим эксцентричным образом модного толстяка-гедониста, выглядел странно обыденным и скучным.

– Ги Деламорре, – представил шеф. – Мой спец по тонким и рискованным делам. Предполагалось, что вас будет сопровождать он.

Петер ван Рёк смерил Ги заинтересованным взглядом.

– Необычайно рады знакомству.

– Взаимно, – Ги пожал братьям руки. – Прошу прощения за опоздание. Иные дела фирмы не решишь иначе чем личным присутствием.

– Добро, – прогудел Эдмонд. – Это свидетельствует о глубоком вовлечении ваших сотрудников во все аспекты работы, Шедерне.

Губы шефа сложились в кривую усмешку. Он приподнял над столом указательный палец: "Пока не встревай", но было видно, что он доволен ходом переговоров.

– С вашего разрешения я донесу до Ги содержание беседы. Господа ван Рёки сделали предложение о покупке одного из игорных домов Железного Города. Твоя задача – провести первичную разведку. Сходить, сделать ставки, выйти на хозяина, закинуть удочки. Два-три посещения – максимум.

Подчиненный пожал плечами, мол, что же в этом особенного.

– Не мучает ли вопрос, почему именно Железный Город? – спросил Петер.

– Риски меньше, аудитория неприхотливая, – перечисляя, Ги постарался придать голосу небрежность, – экзотика для состоятельных людей и отдушина для местных. Ах да, и возможности расширения куда разнообразней, чем наверху.

Эдмонд еще сильнее сощурил свои щелочки.

– А у вас голова варит как надо, Деламорре.

– За это мне и платят.

– С нами этот принцип вполне работает, – понимающе кивнул Эдмонд. – Мы уже пообещали Шедерне щедрую оплату труда.

– Условие простое, – дополнил Петер. – Наше начинание не должно прогореть. Мы работаем, ваше правительство не цепляется к нам, мелкие неприятности решаются без нашего участия, а прибыль делится в очень вкусных для вас пропорциях.

Вот что значит деловая хватка. Просто, доходчиво и чертовски заманчиво! Но вот что стоит за этим "правительство не цепляется"? Логика подсказывала, что раз братья допускали такое развитие событий, методы их работы отличались от общепринятых.

– Какой игорный дом вы наметили?

– Вся собранная нашими агентами информация передана Шедерне, – Эдмонд кивнул на толстую папку на столе шефа. – Обсудите с ним. А мы уходим со сцены до вашего отчета.

Петер издал довольно противный смешок.

– Как в театральной комедии, Эд.

– Именно. Следующее появление под занавес. Со счастливым финалом. Иначе, – старший брат развел в стороны толстенные руки, едва не своротив с тумбы любимую шефову вазу, – миллионы крон утекут в руки специалистов другой фирмы. Порой все ошибаются в выборе партнеров.

– Только не в данном случае, – заверил Эдмонда шеф. – Можете положиться на нас.

– Тогда ждем. Срок – две недели.

– Как и договаривались, – шеф поднялся, чтобы проводить гостей. – Приятного отдыха в Эльвеции!

– Отдых? Это слово нам неведомо.

***

От шефа Ги вышел с большой папкой, набитой бумагами ван Рёков, головой, заполненной наставлениями и пожеланиями успехов, и планами на вечер. В последние, к величайшему сожалению, входили не вино и женщины, а информатор и игорный зал. С игорным залом все было ясно: первое посещение вряд ли могло обернуться неожиданностями, а вот информатор в планы фирмы не входил.

О Денн, криоманте и отчетах-раз-в-два-дня шеф слушать не пожелал. Ограничившись кратким "все в порядке" и кивком, он вернулся к рассуждениям о важности работы с ван Рёками и мечтам о золотых горах. Подобное безразличие играло Ги на руку. План был прост и понятен: разыскать убийцу самолично, сдать его охранной службе "Шедерне и партнеров" и получить прибавку к жалованию и всеобщее уважение. Для этого и потребовался Свен.