28. Техника
Открыв глаза, я удивился не тому, что до сих пор жив и пока ещё в своём уме, и даже не тому, что я нахожусь не в больничной палате, а в другом, более просторном и красивом помещении.
Более всего я удивился, что передо мной стоит Чикин. Обыкновенный Чикин, с животом и в очках.
– Здравствуй, Толик, – сказал я, приподнимаясь с постели.
– Лежи, лежи, – остановил меня он. – А то электроды с головы отвалятся. Как ты себя чувствуешь?
– Отлично. Где мы?
– В одном НИИ. Помнишь наш разговор о научных разработках?
– Не помню. Мне доктор запретил вспоминать.
– Доктор запретил, а я разрешаю.
– Ты что, Толик, угробить меня хочешь?
– Может, и хочу. Ну, попробуй, шевельни мозгой!
Я шевельнул. В голове словно бы искра проскочила, и я вспомнил тот разговор. Каждое слово. Каждый жест Чикина. Каждый свой аргумент.
Мы говорили о "машинке для воспоминаний".
– Толик, это же чудо! – восклицаю я. – Подойди сюда, я тебя расцелую.
– Не надо, – улыбается Чикин. – Идея всё-таки твоя, и я чувствую, что толк от неё будет. Но признайся, Володь, ты ведь не так прост. По-моему, ты заранее знал, что с тобой случится.
– Да ну тебя, – смеюсь я. – Просто я везучий. Покажи машинку-то!
– А вот она, у кровати, на тумбочке.
Я поворачиваю голову и вижу небольшой раскрытый чемоданчик. Четыре провода из него тянутся к моей голове.
– Я хотел тебе сюрприз сделать, – рассказывает Чикин. – Последние ночи совсем не спал, мы тут со специалистами сидели, думали, доводили применительно к твоему случаю. А ты тут – бабах! – и отчебучил. Твой мозг врачи уже собирались на свалку выбросить, но мы кой-чего исправили и подключили тебя к чемодану.
– Толик, ты не представляешь, что эта штука для меня значит. Постой… Так она за меня и думает?
– Она выполняет все недостающие функции твоего мозга. Только лучше, быстрее и надёжней. Я думаю, ты теперь не будешь страдать склерозом до ста лет включительно. Ладно. Вставай, одевайся, бери чемодан. Поедем к тебе домой, и я покажу, как всё это устроено.
* * *
– С помощью этой ручки ты устанавливаешь примерное время желаемого воспоминания. Точность – плюс-минус месяц, иногда чуть хуже. Если тебя интересует конкретный предмет, то есть все воспоминания, связанные с ним, ты нажимаешь эту кнопку и направляешь на него вот эту трубочку. Понял?
– Вроде да. А если я об этом предмете ничего раньше не знал?
– Ничего и не получишь.
– А что это за деления на ручке времени?
– Это всё условно. Где-то вот до этой чёрточки можешь вертеть, а дальше бесполезно – это момент рождения, а до него ты ничего не вспомнишь, хоть тебе по голове стучи.
– Ты уверен, Толик?
– А что?
– Да так…
* * *
Едва он ушёл, я закрыл глаза и начал вращать ручку времени от момента рождения до сегодняшних дней. Я, словно фильм, просматривал прожитую жизнь и пытался её беспристрастно оценить.
По-моему, я кое-что понял.
Теперь я знаю, почему мне не удалось тогда, во время игры, взлететь с вершины спиралевидной башни. Я расплатился со всеми. Даже с Исааком Ньютоном, который был виноват только тем, что заблуждался. Единственный человек, которого я не наказал – это я сам.
К чему винить всех, кто сделал меня таким, какой я есть? Ведь в этом мире всё зависит от меня, а значит, я сам тоже повинен в собственных страданиях. Более того, и в чужих страданиях тоже.
Слишком часто я не мог держать в узде собственное настроение и, напитавшись злобой, заполонял небо тучами.
Если я осознаю это до конца, если я по-настоящему раскаюсь и всегда буду помнить о результатах моих мыслей и действий, препятствий на моем пути уже не будет. Надо любить людей, Киж. По крайней мере, любить их больше, чем ты прежде это делал.
Я вращаю ручку в противоположную сторону. Она проползает отметку рождения, и я вижу россыпь хлебных крошек на мраморном полу дворца.
Это потому, что объектив машинки смотрит в раскрытое окно.
Все вы! Простите меня за то, что я забыл о своей природе. За то, что иногда я судил несправедливо. За то, что я ошибался.
Да, меня здорово изменил этот мир, и он свою вину осознал полностью. Но никто не безгрешен. Даже принц Киж. И поэтому он должен взять часть вины – пусть небольшую – на себя.
Я гляжу в зеркало и вижу там озорного, лет двенадцати, пацана с хитро поблёскивающими глазами и взлохмаченной шевелюрой.
Здравствуй, Киж!
Я направляю в зеркало объектив. Игра окончена.
29. Лолигд
Он шёл на меня, сжимая в руке ремень с огромной пряжкой. Чёрно-белые мраморные квадраты, составляющие пол, были скользкими, и я никак не мог остановиться и побежать в другую сторону. Лолигд, одетый в черную АХЕЗУ до пола, с глазами, горящими огнём, с всклокоченной бородой, цепко схватил меня за руку.
– Я поймал тебя, негодный мальчишка! Я ищу тебя весь день. Где ты был, отвечай!
– Я играл.
– Играл?! Но мои слуги обшарили дворец и не нашли тебя. Сейчас я тебе ещё и за враньё всыплю.
– Но я – принц Киж.
– А я пока что король. И меня не волнует, что принцев наказывать не положено. Ложись на диван и снимай штаны, паршивец!
Он сказал это точно так же громоподобно, как и в цепи моих повторяющихся снов. И я вдруг понимаю, что этот мир за время моего отсутствия стал мне совсем чужим. Ведь прошёл не день, нет – тридцать три с лишним года!
– Вы неправы, Лолигд, – говорю я. – Конечно, в этом мире вы главнее. Но кем бы я ни был – принцем или вашим рабом – вы должны меня беречь и уважать. Потому что я – человек. Я живу, я чувствую боль. А боль никуда не уходит. Она остаётся в моих снах, в памяти. В моём мозге. И потом, когда-нибудь, она выйдет на поверхность…
Лолигд стискивает мою руку и начинает выкручивать её, а потом толкает меня лицом на диван.
Но я не хочу, чтобы пряжка впивалась в мою кожу, с каждым ударом делая меня всё хуже и хуже. Я не хочу вновь наполняться жестокостью или равнодушием, обидой или ненавистью.
И поэтому я перехватываю ремень в воздухе и вырываю его из рук Лолигда.
– Да как ты смеешь, Киж?! – кричит он. – Ты мой сын!
– Если бы я был вашим сыном, – отвечаю я, отбрасывая от себя его волосатые руки, – я бы и правда не смог вам возразить. Но я – Владимир Сергеевич Соболев, которого кое-чему уже, к сожалению, научили.
Я отталкиваю его, и он растягивается на скользком жёстком полу.
Что дальше? Во всю стену – окно. На камине – подсвечник. Раздумывать нечего!
Я хватаю бронзовый подсвечник и со всех ног бросаюсь к стеклянной стене, за которой открывается панорама этого… как его…
(Не время сейчас вспоминать слова, Киж. Время действовать)
– КИЖ, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? – нет, это не моя мысль. Это кричит Лолигд. Я-то прекрасно знаю, что делаю. Я разбиваю подсвечником стекло. Какая разница – встать в жёлтый квадрат или просто прыгнуть в переливающуюся, бурлящую бездну?
(Новый мир будет как тот, только немного лучше. Я сделаю его таким, каким захочу)
– ТЫ СОШЁЛ С УМА, КИЖ!
Ничуть не бывало.
Я бросаюсь в окно сквозь падающие сверху острые осколки стекла, которые
(В этом мире всё зависит от меня)
уже и не осколки, а всего лишь холодные снежинки, которые вертятся кругом и садятся на нос, шею…
Я приземлился, наверно, в самый глубокий сугроб. Осматриваюсь. Ко мне приближается сквозь снегопад невысокая тёмная фигура.
– Толик! – кричу я. – Поди сюда!
Это действительно Чикин. Откуда он взялся здесь, посреди заснеженного пустыря?
– Володя? – он тоже удивлён, но я не даю ему времени ничего сообразить:
– Тащи меня отсюда. Я не хочу примёрзнуть.
– Но ты… я… – бормочет он, постепенно осознавая нелепость ситуации – я в каком-то чёрном балахоне, босиком, сижу по уши в снегу и смеюсь. Наконец он машет рукой – потом разберёмся – и помогает мне выбраться из сугроба.
– Откуда ты? С Луны свалился? – спрашивает он.
– Ха! С Луны… Бери выше, – отвечаю я. – А ты-то что здесь делаешь?
– Совершаю пробежку. По твоей рекомендации. Видишь, живота-то уже нет!
Он и правда стал намного стройнее. Но мои босые ноги уже коченеют.
– А ну быстро ко мне домой! – ору я и несусь по снегу так, что пятки сверкают. Чикин бежит рядом.
30. Чарующие
Дверь в мою квартиру распахнута. Я захожу и с удивлением вижу там десятка два людей. Я даже не всех сразу узнаю. Здесь Надя в розовом бальном платье – таком же, как во сне. Слава. Хорьков из "Глукосервиса".
– О Господи… Анита! Ты жива?
– Да, хозяин, – на ней что-то короткое, летящее, с многочисленными яркими оборками.
– А по какому поводу веселье? – спрашиваю я, замечая во многих руках бокалы с шампанским. – День рождения Игоря?
– Ты же вернулся, хозяин. И ещё Слава сказал, что новый мир нужно обмыть.
Я вижу в глубине комнаты Кумпеля с сигаретой.
– Кумпель! – восклицаю я. – А вы-то… Откуда вы взялись? Помнится, ваша голова треснула, как орех…
– То было ещё в прошлом мире, – говорит Кумпель. – Кстати, я думаю, вам будет интересно узнать, что я изменил своё отношение к вам. В моих глазах вы изменили "минус" на "плюс".
– С каких это пор?
– С тех самых, как решили начать всё заново.
– А вы Надя? Почему вы пришли? Ведь помощи мне больше не требуется.
– Вы думаете? Посмотрим. На всякий случай я принесла кое-что с собой.
На полу у шкафа лежит громадная кувалда.
…Вокруг мелькают разноцветные улыбки. Звуки таких непохожих голосов сталкиваются, больно ударяясь головами, и сливаются в одну только фразу:
– "Глукосервис" – лучшая фирма в мире!
К балкону швартуется огромный голубой шар с надписью "Глукосервис". В гондоле – водитель лесовоза, который вывез меня когда-то из леса.
– Садитесь, – говорит он. – Шар готов к полёту.
Я помогаю Наде перебраться в гондолу и запрыгиваю туда сам. Когда все гости оказываются в корзине, швартовочный конец обрубают, и шар поднимается в небо. Мы летим над городом, над широкими золотыми полями, над колышущимся лесом…
– Киж! – кричат мне.
Это Чикин.
– Не зовите меня Киж, – говорю я. – Я – Владимир Соболев. – Что ты хотел, Толик?
– А что будет дальше? – спрашивает он.
– Думаю, дальше всё будет хорошо.
Шар летит уже словно бы и не по небу, а сквозь сплетение цветов и звуков, переливающихся, как картинки в калейдоскопе. Чарующая музыка движется навстречу нам от горизонта, а шар поднимается всё выше и выше.
Лес удаляется. Посреди него петляет желтоватая просёлочная дорога, но сейчас она уже превратилась в тонкую ниточку.
Я. Посмотрите. Кажется, там машина… Господин Хорьков, вы не одолжите мне подзорную трубу?
ЧЕЛОВЕК С МИКРОФОНОМ. Господин Соболев, а как вы собираетесь решать теперь текущие вопросы? Насколько я понимаю, вы отказались от концепции эгоцентризма…
Я. Кто-нибудь даст мне трубу?
ХОРЬКОВ. Простите, я задумался. Пожалуйста.
Я. Да, там действительно машина. Нам нужно спуститься.
СЛАВА. Дай зыркнуть. Ага. Едет что-то.
МАРГАРИТА. Зачем спускаться? Что случилось?
АНИТА. Хозяин, а как мы будем снова подниматься вверх?
МАРГАРИТА. Не надо спускаться. Здесь же так хорошо…
Я. Вы не понимаете. Шла машина тёмным лесом. Неужели вы забыли?
ЧИКИН. Я вообще не понимаю, что за суета. Ну, машина, ну и что?
НАДЯ. Наверно, охотники или рыболовы.
АНИТА. Или артисты цирковые. У-ух!
СЛАВА. Вот если бы там был Киж, тогда да…
Я. Да как вы можете видеть отсюда, сверху?! Хорьков! Опускайте шар!
МАРГАРИТА. Ну что такое? Не трогайте клапан, господин Хорьков. Почему из-за какой-то машины…
Раздаётся выстрел, свист выходящего из шара воздуха, и все оборачиваются.
КУМПЕЛЬ (глядя на струйку дыма из ствола своего пистолета).
Я, конечно, понимаю, что большинство против. Но машина – это вам не хухры-мухры…
Шар стремительно падает вниз, а я с некоторым сожалением смотрю в сверкающее небо.
Январь – февраль 1993
Афоризмы
Залезая в пустой чемодан, подумай о тех, кто будет его тащить.
Если у вас ботинок в дерьме, корова не виновата.
Никогда не бегайте по дикому лесу за белыми зайцами, если у вас переломан позвоночник.
Если есть хоть малейшая вероятность, что пойдёт дождь – выходя из дома, возьмите с собой вёсла.
Вешать нос следует исключительно на вешалку.
Люди – единственное существа, которые могут позволить себе гордиться этой фразой.
Будь соседом своему соседу.
Воду, истекающую из водопроводного крана, проще всего остановить при помощи именно этого водопроводного крана.
Падая с крыши высокого дома, считайте про себя, чтобы не мучиться неприятными мыслями о конце падения.
Мёртвые собаки не воют.
Поворачивая голову более чем на 360 градусов, вы рискуете потерять ориентацию.
И всё-таки люди дебилы, в отличие от кошек, которые лезут куда попало очертя голову.
Главное – выбрать в меру абстрактную скамеечку.
Жизнь – упрямая штука. Но и её можно сломать.
Помоги будущим поколениям, иначе прошлые поколения не помогут тебе.