Открыть глаза

Выбор игры

Я еле успел встать с корточек и совсем не успел открыть рта, чтобы ответить, как мальчишка потянул меня за рукав пижамы. Я пошел за ним. Кто это, интересно, наши? Он повел меня дальше по дорожке. Мы прошли мимо фигурной зеленой изгороди, изящно увитой частым плющом, затем прошли через березовую рощу и сошли с дорожки прямо на траву. Мальчишка вдруг без всякого предупреждения свернул прямо в ближайшие кусты боярышника и при этом по-прежнему крепко держал меня за рукав. Он по-бычьи нагнул голову, защищая лицо, и стал продираться сквозь колючие и цепкие ветки. Я побоялся за жетончик, потому как ветки боярышника могли сорвать его с пижамы и ладонью свободной руки прикрыл его. Просто не хотелось опять раздражать и без того нервного Колыхаева. Неделя насильственной голодовки заставляет принимать по-настоящему верные решения. Мой рост позволял мне сохранять голову в неприкосновенности, и я боялся только того, что шипы могут продырявить мою пижаму.

– Ты здесь всегда ходишь? – с любопытством спросил я своего маленького спутника.

– Здесь быстрее, – яростно просипел коротышка, воюя с зарослями боярышника.

В моменты, когда мальчик отворачивал голову в сторону, я заметил, что его лицо раскраснелось, а глаза были крепко зажмурены. Вот уж детская логика: где существует хоть какой-то намек на приключения, туда и путь. Наконец, кустарник закончился и мы выбрались на открытое место. 212 так неожиданно остановился, что я, зазевавшись, чуть не перелетел через него. Мы оказались перед группой парней и девчонок, подростков, расположившихся среди частых корнистых, довольно старых, просмоленных сосен. Кто-то стоял, сложив руки на груди, кто-то устроился среди вздыбленных корней деревьев, кто-то уселся прямо на песок. Все они с любопытством посмотрели на меня. Среди них я отметил юную девочку лет пятнадцати с настороженными серыми глазами. У нее была короткая мальчишеская стрижка, что удачно сочеталась с черными жесткими волосами, каждой прядью и кудряшкой торчащими в стороны. При нашем появлении она встала и как-то недовольно оглядела меня и еще более недовольно посмотрела на 212-го, но мальчишка, похоже, нисколько не смутился.

– Вот! – гордо сказал он, показал на меня рукой и выкрикнул, словно оправдываясь, – Он – новенький, – словно эти слова доказывали, что я здесь совсем не зря.

– 212, – немного громче, чем требовалось, четко произнесла девушка, стараясь, чтобы ее голос прозвучал, как можно холоднее. – Сколько раз тебе повторять, что приводить кого попало нельзя, негодный ты мальчишка!

Веселое и довольное лицо мальчишки немного потускнело, но в тот же миг засияло с новой силой.

– Ты всегда меня ругаешь, но я знаю, что ты меня любишь, и я тоже тебя люблю.

Неожиданно он подбежал к ней и, встав на цыпочки и вытянувшись, поцеловал ее прямо в щеку и тут же с радостной миной на лице ловко, как мячик, отскочил в сторону. Многие из ребят улыбнулись и рассмеялись поступку 212-го. Сама девушка от такого каверзного нападения глубоко негодующе вздохнула, набрав полную грудь воздуха, но тут снова заметила меня и, отвлекшись, она решила разобраться с 212-ым потом, выпустив из груди весь приготовленный для выражения негодования воздух. Она резонно решила, что появление незнакомца несколько важнее. Девушка подошла ко мне и протянула руку.

– Так ты здесь новенький? – спросила она.

– Да, вот пытался немного сориентироваться в этом огромном парке и встретил его, – я кивнул на 212-го, который тем временем неслышно подкрался и встал за девушкой, слушая наш разговор. Я посмотрел на жетончик девушки. З47.

– Он почти насильно потащил меня сквозь кусты и вот я здесь, – я с деланным вниманием оглядел пижаму. – Надеюсь, пижама не пострадала. Мне выдали только один комплект.

– Ох уж, этот постреленок! – девушка вздохнула. – Это его любимое занятие: кого-нибудь выслеживать и тащить к нам.

– Так вы его друзья?

– Да, к несчастью. Он славный парень, только непоседа от природы. Все-то бы ему бегать и за кем-то следить.

– Он сказал, что у вас есть какая-то любимая игра.

– Есть, – кивнула головой девушка. – Почти все, кто попадает в клинику, находят для себя свою игру и знакомятся с теми, кому она тоже нравится. Наша игра шутер «Стрелки». Если понравится играть, то можешь присоединиться к нам.

– Честно говоря, не знаю, что думать, – сказал я. – Я недавно посмотрел фильм про то, что твориться там за стенами клиники и все еще не могу оправиться от него. Это какое-то безумие. Не очень хочется верить, что все это на самом деле.

– Ты прав. То, что происходит во всем мире ужасно, но не волнуйся, здесь мы в безопасности. Доктор Колыхаев очень многое сделал для всего человечества. Он хочет снова возродить мир таким, каким он когда-то был и мы все должны помогать ему в этом.

– Помогать?

– Мы должны как можно больше времени проводить у компьютеров, – доктор Колыхаев открыл, что электромагнитные волны, исходящие от них, помогают организму быстрее излечиться от эпидемии, – чтобы снова стать здоровыми людьми, пройти подготовку и вернуться во внешний мир, не боясь снова заразиться болезнью.

– Давно ты здесь? – спросил я.

– Где-то около года. Я не считала. Не нахожу это нужным. Вы не бойтесь, клиника – хорошее место. Я тоже сначала чуждалась всех, как дикий волчонок, но теперь освоилась и поняла, что в клинике намного лучше, чем снаружи. Там люди, зараженные эпидемией, убивают друг друга, а здесь мы в безопасности. Самое главное, нужно понять, что лечиться необходимо и не надо нарушать правил, установленных доктором Колыхаевым, он этого не любит.

В этот момент, казалось, сразу отовсюду раздался протяжный вибрирующий гудок, приглушив последние слова девушки. Через несколько секунд он смолк, затем снова набрал силу и медленно затих.

– Вот и конец прогулки. Было приятно познакомиться. Пошли, я провожу тебя до здания клиники.

До меня только сейчас дошло, что я действительно потерял ориентацию, сначала блуждая по бесконечным дорожкам, а потом так внезапно, почти насильно, напропалую, протащенный мальчишкой сквозь кусты. Все пациенты, иногда переговариваясь между собой, пошли в одном направлении. Я и 347 вышли на одну из асфальтированных дорог и пошли к клинике. Девушка шла ускоренным шагом, словно боялась опоздать.

– Куда ты так спешишь? – спросил я, равняясь с ней. – Боишься, что прием больных на сегодня закончиться и клиника закроется?

– Лучше не опаздывать, – на ходу ответила 347. – Доктор Колыхаев не любит, когда хоть в чем-то отступают от расписания.

Пройдя несколько небольших рощиц и, миновав чистое до прозрачности искусственное озеро, мы вышли к центральной кленовой аллее, ведущей к главному входу клиники. Здесь, у крыльца клиники, собралась довольно большая толпа пациентов. Они словно чего-то ожидали. На самом крыльце я увидел несколько стоявших санитаров и врачей. Доктор Зизимор был там же. Он стоял, вытянув свою бородатую и очкастую физию, и что-то высматривал в толпе. Я догадался, что он ищет меня и помахал ему рукой.

– Эй, доктор, я здесь! – крикнул я.

Зизимор немного поводил своим бородатым рылом, и, заметив меня, в ответ крикнул:

– Поднимайтесь ко мне, 639! Зачем вы там стоите?

Действительно, зачем? Я собирался протиснуться через всю толпу, но девушка слегка тронула меня за плечо.

– Будешь в палате, зайди в «Стрелки». Не пожалеешь. Классная игра, – наскоро шепнула она мне.

Я кивнул головой и принялся протискиваться сквозь толпу, пробираясь к ступенькам крыльца. Когда мне это удалось, я взбежал по лесенке и очутился рядом с Зизимором. Я пробежал всего несколько метров, но остановившись, вдруг покачнулся в сторону. Резко закружилась голова, но почти сразу прошла. Все же Зизимор попридержал меня рукой.

– Это слабость, – умным голосом пояснил он мне, – после вашей вынужденной голодовки. Через пару дней вы будете в норме. Ну, расскажите мне о своей первой прогулке, 639. Вы уже с кем-то познакомились?

– Да, доктор, познакомился. С довольно милыми ребятами, – дальше я сказал то, что он и хотел услышать. – Они предложили мне поиграть в некий шутер «Стрелки».

– Это хорошо, – Зизимор одобрительно кивнул головой. – А что это за ребята, с какого они этажа?

– Один, совсем еще маленький, с номером «212», еще я разговаривал с девушкой под номером «347». Славные малые. У них там что-то вроде кружка. Колыхаева хвалили, так что, похоже, все мои подозрения и в самом деле были беспочвенны. Простите меня, я вел себя как дурак.

– Ничего, ничего, 639, – мягко протянул Зизимор. – Колыхаев прощает вас, но в следующий раз будьте более разумны.

Голодом поморил веселый старикашка и простил, подумал я, но вслух сказал:

– Хорошо, постараюсь. А что это все собрались перед клиникой. Какое-то собрание что ли?

– Нет, – сказал Зизимор. – Это для того, чтобы не создавать толкучку в холле. Пациенты проходят на свои этажи в строгом порядке по нумерации жетонов по триста человек. У нас действует всего шесть лифтов и каждый за раз может вместить до пятидесяти человек, но сейчас я сделаю для вас исключение. Пойдемте, я проведу вас до вашей палаты.

Мы зашли в здание клиники. Вслед за нами тронулся и Мизантропов. Вскоре я уже снова был в своей палате и Зизимор, пожелав мне спокойного вечера и, напомнив про компьютер и его полезные свойства, вышел в коридор, заперев за собой дверь. Я включил компьютер и сел за стол.

Немного поколебавшись, я все же решил просмотреть еще один из фильмов правды. Я запустил проигрыватель. Попавшийся мне фильм был посвящен тому, что те люди, которые смогли контролировать приступы болезни, стали объединяться в преступные группировки и как я понял, исключений из них на этот счет не было. Были показаны многочисленные кадры мародерства: ограбление заброшенного магазина, поджог какого-то кинотеатра, разгром музеев, бесчисленные убийства зараженных, зачастую совершенно бессмысленные, жестокие, сделанные только ради развлечения. Я понимал, когда убивали тех из зараженных, кто представлял непосредственную опасность для жизни других людей, но зачем же было убивать тех, кто просто шел и никого не трогал? Дальше были показаны различные хроники, свидетельствующие о стычках между солдатами госпиталя и членами преступных группировок. Судя по увиденному, банды терпеть не могли солдат клиники и пытались уничтожать их, нападая на отдельные отряды при всяком удобном случае. Голос за кадром сказал, что наши укрепленные пункты слишком сильны и бандиты просто боятся штурмовать их, трусливо нападая лишь на небольшие отряды. На улицах разыгрывались самые настоящие кровопролитные бои, доходившие иногда до рукопашной схватки. Были показаны штурмы домов, в которых засели бандиты, уличные перестрелки. В основном, банды старались занять военные части, здания милиции и другие объекты, в которых могло находиться какое-либо оружие и транспорт. Одной из банд удалось овладеть крупным оружейным арсеналом на юге города, вследствие чего она представляла собой наибольшую угрозу. Как правило, в крупных бандах господствовал армейский порядок и жесткая иерархия. Члены банды регулярно тренировались в стрельбе из различного оружия, но были и простые шайки, которые хаотично образовывались для какого-нибудь налета и распадались после поживы. Как я понял, солдаты клиники тоже регулярно тренировались, улучшая свои бойцовские качества в обращении с огнестрельным оружием, а также различными упражнениями укрепляли мышцы тела. Мельком показали гигантскую воронку, раскинувшуюся на многие километры, – результат попадания ядерной бомбы. Везде царила разруха: многие дома были разрушены почти до самого основания, улицы полны брошенных машин. Асфальт порой был так искорежен, что сквозь трещины и разломы виднелись черные, зияющие ямы и разорванные трубы коммуникаций. Повсюду валялся самый разный хлам, отходы и прочий мусор. Голос за кадром объяснил это все тем, что военные, что подверглись заражению космическим вирусом, принялись атаковать свои собственные города. Результатом подобных атак, как наземных, так и воздушных, и были разрушенные дома и множество трупов, зачастую скрытых под грудами уличного мусора так, что виднелись лишь отдельные части тела.

Когда солдатам клиники удавалось одержать победу над одной из банд, то среди убитых иногда находили диски с записями, показывающими внутреннюю жизнь группировки. Вот бандиты обосновались в бывшей школе. С соседних домов и строек они натащили всякого барахла, переделав школу в укрепленную крепость со своим собственным арсеналом и запасом провизии. На крыше я заметил два или три установленных тяжелых пулемета. Вокруг периметра школы из сломанных парт, стульев, мешков с песком и цементом, кирпича, школьных досок и дверей были сооружены баррикады высотой метра два. Все окна школы бандиты полностью заколотили, оставив лишь узкие бойницы. На крыше и вокруг школы постоянно дежурили дозорные. В основном, как я понял по разговорам бандитов, эта банда состояла из бывших зеков, руководили которыми местные авторитеты. В основном они занимались тем, что отстреливали больных, мародерствовали, насиловали, грабили и пили, устраивая самые настоящие оргии. Для них они специально отлавливали больных женщин и делали с ними совершенно отвратительные вещи, которые мог выдумать только больной, озабоченный, похотливый разум. Вдоволь насытившись, они запирали их в подвале школы. Один из них, благообразный с виду сухонький старичок с плешивой головой, розоватым скуластым лицом и белоснежной бородкой, все время говорил о необходимости объединится наиболее крупным бандам, чтобы вычистить весь Питер от мелюзги и попытаться заново наладить цивилизованную жизнь в городе. Его разговор со своим помощником был запечатлен на видеокамеру одним из его подопечных. В нем он говорил, что собирается созвать всех главарей наиболее крупных и организованных группировок и устроить что-то вроде экстренного совещания, на котором он хотел предложить всем объединиться и постепенно своими силами организовать свой мировой порядок с помощью военного террора, воспользовавшись тем, что вокруг сейчас царит сплошная анархия и хаос. В итоге, конечно, он хотел стать единоличным гегемоном и потихоньку уничтожить остальных лидеров.

Снова не выдержав и не досмотрев фильм до конца, я в раздражении вырубил проигрыватель. Затем я встал и лег на кровать. Какой-то преступный авторитет вдруг заявляет, что хочет обладать мировым господством? Это уж точно смахивало на бред, но я все больше склонялся к тому, что все в действительности обстоит именно так. Все показанное выглядело слишком реалистично и почти не оставляло сомнений. Эта эпидемия творила с людьми, все что хотела. Да и как я могу судить, что бред, а что не бред, если сам ничего не помню из того, что было со мной до того, как я очнулся в клинике. Мне оставалось надеяться только на свой собственный здравый смысл. Изначально верить я не хотел верить потому, что все обстояло слишком ужасно, и мое сознание просто не хотело принять это, как сегодняшнюю обыденность. Из второго фильма я понял, что кроме эпидемии на улицах идут практически постоянные многочисленные войны и то тут, то там возникают разборки между бандитами, заканчивающиеся человеческими жертвами. Я вспомнил забавного весельчака 212-го и то, как он поцеловал ту девчонку, так смешно разозлившуюся этому невинному дружескому поцелую. Было видно, что она хочет заботиться о нем, как о собственном сыне, но 212 не понимает этого и держит себя с ней на равных. Да, здесь я в относительной безопасности. Девочка говорила, что Колыхаев хочет лишь сохранить человечество, но откуда она это знает? Все из тех же фильмов правды и со слов самого Колыхаева? Верить или не верить тому, что я увидел в этих фильмах. Но если все это заведомая ложь, то смысл тогда в самой клинике? Держать людей здесь, заставляя их день-деньской просиживать за компьютерами; в этом я не находил никакого смысла. Опять-таки; если все, что сказал Колыхаев, лишь ловкий обман, то куда на самом деле попадают люди, проторчавшие здесь пару лет?

Опасные умозаключения

Итак, что я узнал из просмотренных мною фильмов? То, что весь мир представляет собой сплошной ад, в котором выжить практически невозможно и соваться наружу по доброй воле все равно, что кончить жизнь самоубийством и каждый просмотренный мною фильм только об этом и говорил. Узнал я, что люди, имевшие природный иммунитет, стали образовывать банды и заниматься разбоем, мародерством и истреблением друг друга за контроль над территорией. Выходит, что мы все имеем преступные наклонности и при определенном стечении обстоятельств они полностью овладевают нашим сознанием. По крайне мере, так выходило по второму фильму. Зачем тогда вообще спасать такое человечество? Как бы ни были противны и ужасны фильмы, но я пришел к выводу, что нужно просмотреть еще и как можно больше. Может тогда хоть что-то мне станет более понятно. Еще я знал, что клиника – есть якобы единственный оплот человечества, известный Колыхаеву и компании. Колыхаев изобрел вакцину, помогающую организму избавиться от вируса. Также он открыл, что электромагнитные волны, исходящие от компьютера ускоряют лечение пациентов. Вот оно. Если Колыхаев открыл полезные свойства этих самых волн, то почему он не может создать их искусственно, придумав какой-нибудь подходящий прибор, не прибегая к работающему компьютеру? Странно, очень странно. Надо будет спросить об этом лично Колыхаева, добившись второй встречи с ним. Зизимора спрашивать было бесполезно, все равно сначала переговорит с Колыхаевым же, а потом и сам передаст его ответ, а мне больше нравиться общаться без посредников. И еще одно обстоятельство. Куда отправляли детей, когда они проходили весь курс лечения? С взрослыми было понятно. Они шли в солдаты и пытались навести порядок в прилегающем районе, но вот детей ведь не могли отправлять в солдаты? Еще один вопрос, который я должен был выяснить. Нет, на слепую веру я не собираюсь ничего принимать. Хоть двадцать фильмов мне покажите. И эта странная литература с одними фантастами. Хотя Колыхаев объяснил мне, что в библиотеке сильно пострадала информационный блок. А другие библиотеки что? Или до них просто не добраться? Я еще раз прокрутил в голове всю свою прогулку. Как много иностранцев.

– 639! – вдруг препротивным голосом Зизимора на всю громкость взвизгнули динамики так, что я вздрогнул от неожиданности и, не поворачивая головы, скосил глаза на динамики. – Вы лежите в кровати уже тридцать минут и на тридцать минут продлеваете свое лечение. Если вам понравилось голодать, то мы можем перейти к более сильному воздействию, вплоть до физического! Пожалуйста, сядьте за компьютер.

– Если я умру раньше времени от разрыва сердца, то вы, доктор, будете повинны в моей смерти, – недовольно ответил я ему, вставая, однако, с кровати. – Пожалуюсь я на вас, вот что.

Я подошел к компьютерному столику, включил системный блок и плюхнулся в кресло.

– Доктор, раз уж вы вышли на связь, – сказал я, ожидая загрузки компьютера и разглядывая черный экран монитора. – Я хотел бы переговорить кое о чем лично с Колыхаевым. Я хочу встретиться с ним еще раз.

– Что бы вы хотели спросить, 639? – почти ласково протянул Зизимор, довольный моим повиновением. – Можете спрашивать меня, если смогу я отвечу на все ваши вопросы, 639. При необходимости я посовещаюсь с доктором Колыхаевым и мы решим любую вашу проблему.

– Идите вы к лешему, доктор, – добродушно послал я Зизимора и деланно зевнул. – Один из пациентов назвал вас смешным, а у меня нет доверия к докторам, которых называют смешными. Повторяю, я хочу увидеться лично с Колыхаевым.

– Я передам вашу просьбу, – после некоторой заминки ответил Зизимор (я так и представил, как он сидит перед монитором слежения и с досады жует свои черные губы, переваривая слово «смешной»). – Но учтите, что Колыхаев в настоящее время очень занят, и на скорое свидание с ним можете не рассчитывать.

– Спасибо и на этом, доктор, – воскликнул я.

Увидев, что компьютер полностью загрузился, я с самым независимым видом развернулся вместе с креслом таким образом, что оказался спиной к монитору. Теперь меня и монитор разделяла спинка кресла.

– Что в-вы делаете, 639! – прошипел Зизимор из динамиков, увидев мой жест протеста. Бедняга от возмущения заикаться стал.– Немедленно развернитесь лицом к монитору.

– Зачем? – равнодушно спросил я, качнувшись на колесиках кресла и разглядывая пол. Что это за серое пятнышко? Чем-то Зизимора напоминает.

– Как зачем? – растерялся доктор, но тут же собрался и продолжил, придавая своему голосу твердость. – Немедленно сядьте за компьютер, 639, иначе вы пожалеете об этом.

– Вы хотите заставить меня насильно, доктор? – я с ироничным удивлением посмотрел на видеокамеру под потолком. – Да и вообще, компьютер включен, ваши магнитные волны меня обрабатывают, что вам еще надо для полного счастья?

– Вы слишком легкомысленны, 639. У нас есть строгий определенный порядок, с которым лучше не спорить. Доктор Колыхаев – великий ученый и он знает, что делает и заботиться только о вашем благополучии в частности и о будущем всего человечества вообще, так что, прошу вас, сядьте за компьютер.

– Прошу вас, обеспечьте мне Колыхаева, – в тон ему произнес я.

– Вы очень упрямы, 639, но вы не понимаете, до чего может довести ваше упрямство. Я повторяю, Колыхаев сейчас очень занят и не может ежеминутно отвлекаться, потакая капризам каждого пациента.

– Я упрям, как тысяча самых отборных упрямых ослов, – сказал я.– Могу и подождать. По его словам, у меня в запасе от года и больше. Так, когда он сможет снова поговорить со мной?

– Если вы будете и дальше вести себя подобным образом, то боюсь, что никогда. Вы собираетесь садиться за компьютер или нет? Я последний раз спрашиваю, 639.

– Последний раз отвечаю. Нет! – сказал я и, встав, подошел к кровати и снова лег в нее. – Кажется, ужин отменяется, доктор?

Зизимор не ответил. Я насторожился. Что там удумал очкарик? Через несколько минут мои опасения подтвердились. Дверь в палату отворилась, и в нее зашел Мизантропов, а затем и сам Зизимор. Я сразу заметил, что в руке Мизантропов сжимал синюю дубинку, и не думая ее прятать. Как раз такой огрел меня тот безымянный мужчина при моей неудачной попытки к бегству. Поняв, что дело может кончиться плохо для меня, я вскочил с кровати.

– Что вы хотите сделать? – закричал я.

– Я вас предупреждал, 639, – вкрадчиво, но злорадно произнес Зизимор. – Когда осел упрям, его бьют.

Мизантропов молча подошел ко мне. Я отступил назад и, защищаясь, поднял руку. Удар пришелся прямо по ребрам. От острой боли у меня перехватило дыхание. Мои ноги подкосились и я, задыхаясь, упал на колени, прижав к боку одну руку, а второй схватившись за край кровати.

– Еще какие-нибудь пожелания, 639? – спросил Зизимор.

– Пошел к черту, уе…ок очкастый! – искренне прохрипел я свое пожелание.

Зизимор ничего не ответил. Вместо его ответа последовал второй удар, по левой лопатке. Я вскрикнул и теперь валялся на полу, корчась от боли.

– Вас же просили не выражаться, – сказал Зизимор. – Теперь вы сядете за компьютер, 639?

– М-м-м, – ворочаясь, промычал я. – Доктор, вы всегда лично присутствуете при избиениях пациентов?

– Я повторяю свой вопрос, 639, – уже требовательно сказал Зизимор. – вы сядете за компьютер или вы не понимаете с двух раз? Что вы сказали? Я не расслышал.

– Сяду, сяду, – прохрипел я, – только избавьте меня от своего присутствия.

– Вот и замечательно. О том, что сейчас произошло, не следует распространяться, 639. Имейте это в виду. На сегодня можете отдохнуть и прийти в себя. Если боль усилиться, нажмите на кнопку вызова. Она есть сбоку, на вашей кровати. Я вколю вам обезболивающее. Также я буду вынужден доложить Колыхаеву о происшедшем инциденте. До скорого свидания.

Я услышал их удаляющиеся шаги и звук закрывающейся двери. Черт, а! Славно это они меня отделали. И ведь точно предупреждал и не придерешься. Как же это они так? Я попытался медленно и осторожно встать на ноги. Бок и лопатка нестерпимо ныли. Мне удалось опереться на одно колено и я болезненным рывком перевалился через край кровати и ничком упасть на кровать. Я застонал и зажмурил глаза от боли. А, проклятье! Я судорожно нащупал рукой кнопку вызова и нажал на нее. Неразлучная парочка вернулась.

– Вам больно, 639? – невинно спросил Зизимор.

Он еще и издевается! Вот урод.

– Нет, щекотно, доктор. Колите быстрей свое обезболивающее, а то я сейчас умру от смеха.

Зизимор подошел ко мне и, достав из кармана шприц, сделал мне укол.

– Вы сами во всем виноваты, 639, – сказал он, убирая шприц обратно в карман.

– Я во всем виноват, доктор. Что это у вас за дубинки? – спросил я, чувствуя некоторое облегчение. Боль постепенно начала отступать.

– Обычные резиновые дубинки со свинцовым сердечником, а еще у нас есть шокеры, – с охотой ответил Зизимор. – Вам легче, 639?

Я промолчал. Они ушли. Когда боль окончательно прошла, я замер и стал понемногу засыпать. Перед сном я вспомнил о классном шутере «Стрелки» и о том, что обещал кому-то в него сыграть. Только вот кому? Я уснул.

Проснулся я от того, что меня кто-то настойчиво тряс за плечо. Я недовольно поморщился спросонья и приоткрыл глаза. Первое, что я увидел, это склонившееся надо мной невозмутимое, постное лицо Зизимора, как будто он только и делал, что всю свою жизнь будил меня по утрам и это занятие порядком приелось ему. Я мигом вспомнил все, что произошло вчера, и прислушался к своим ощущениям. Лопатка и ребра почти не болели, но все равно в перебитых местах было довольно неприятно.

– Вставайте, 639! – однотонно нудил доктор Зизимор, по-прежнему механически и однообразно тормоша мое плечо. – Вам пора вставать, просыпайтесь.

Я окончательно разлепил глаза. Увидев, что я таки проснулся, Зизимор немного отошел от кровати, сунув руки в карманы. Позади него я разглядел Мизантропова, молчаливой глыбой застывшего у дверей.

– Доброе утро, 639. Вы несколько поздно просыпаетесь. Я пытался разбудить вас через динамики, но вы и не дернулись. Пришлось мне самому подойти к вам.

– Доктор, вы что, круглосуточно работаете что ли? – проворчал я, садясь в кровати и протирая лицо ладонями.

Я зевнул.

– Это вас никоим образом не должно касаться, 639, – быстро ответил Зизимор. – Давайте, вставайте, умывайтесь, ешьте. Завтрак уже стынет. До начала прогулки осталось всего полчаса. Послушайте, 639, так дело не пойдет. Если вы каждый день будете валяться до десяти часов, то Колыхаев будет недоволен.

Я хотел, было, взорваться, по полной обматерив его, но в голове возник образ синей дубинки, и я лишь вяло заметил:

– Вы меня вчера неплохо отмутузили, между прочим. Организму надо было восстановиться. Ребра до сих пор побаливают. Или для вас это такое обычное дело, что вы уже и не придаете такому «воспитанию» никакого особенного значения и все забываете на следующий день?

– Нашей вины я абсолютно не вижу, – холодно произнес Зизимор, пожевав губами. – Во всем виноваты только вы, 639, и ваше упрямство, как вы сами сказали, тысячи отборных ослов.

Мне как никогда захотелось его придушить. У меня затряслись руки. Я мысленно зарычал, но сдержал себя. Я встал и пошел в ванную. Там я наскоро умылся и привел себя в порядок. Вернувшись, я подошел к столику, на котором уже стоял завтрак: картофельное пюре с яичницей и нарезанной ветчиной, кусочек масла, сельдерей, хлеб, чай и пара булочек. Я сел и взял ложку, собираясь завтракать. Зизимор, словно ожившая статуя совершенно немигающим взглядом пристально смотрел на меня.

– Доктор, вы собираетесь наблюдать, как я буду есть? – сухо заметил я, повернувшись к нему в пол-оборота. – Если хотите, впрочем, смотрите, но не таким пристальным взглядом голодной акулы. Мне кусок в горло не лезет.

– Простите, 639, – улыбнулся Зизимор. – Кое о чем задумался. Приятного вам аппетита. Я покидаю вас (боже, какое счастье). Через пятнадцать минут будьте готовы, 639. Мы с вами пойдем на утреннюю прогулку.

Зизимор и Мизантропов вышли. Бывают же такие уроды на свете, думал я, почти насильно глотая теплое пюре, сначала избивают до полусмерти, а потом приятного аппетита желают, как в чем не бывало. Я ел не спеша, аппетита, как такого, совершенно не было. Интересно, продолжал размышлять я, способны они на убийство, если я и дальше буду непослушным пациентом. Я усмехнулся. Что-то проверять это на собственной шкуре мне не очень хотелось. Кстати, вчера он сказал, чтобы я не очень распространялся между пациентами. Что бы это могло означать, интересно? Что большинство здесь не в курсе, как медперсонал обращается со своими подопечными или что? Можно подумать, что другие с самого начала просто с готовностью сели за компьютеры, чтобы лишь изредка отрываться от мониторов в совсем уж необходимых случаях. Или здесь просто не принято обсуждать подобное, что с точки зрения Колыхаева вполне можно было понять. Дети! А если кто-то из них заупрямиться, тогда что? На что вообще способны эти… оборотни в белых халатах? 212 называл Зизимора смешным, а своему доктору Маринину, похоже, он полностью доверяет. Значит, с ними больше обходятся лаской. Да тут долго и не надо уговаривать. Много ли ребенку или подростку нужно? Лишь бы было интересно, вот и все. А тут в компьютере видеоигр столько, что только искать «свою игру» можно до самой смерти и так и не найти, переиграв во все, что только можно. Я вдруг ясно и четко представил себе детство, полностью проведенное у экрана монитора, и мне стало по-настоящему страшно. Я подумал: кто из них вырастет, если они проведут свой самый переломный и впечатлительный период жизни в клинике, где единственным для них познанием окружающего мира станет компьютер. Ведь дети впитывают все с большей силой и увлекаются с большей страстью, чем взрослые, по крайне мере, так должно быть, если логично подумать над этим. Свежие впечатления им просто необходимы, а они вынуждены проводить целые дни у компьютеров. Надо будет поговорить на эту тему с Колыхаевым или Зизимором. Как же они не понимают, что излечивая детей от одного, они лишают их многого другого. Если и правда, что электромагнитные волны помогают лечиться от эпидемии, но Колыхаев, как никто другой должен понимать опасность подобного «лечения». Чего они добьются этим? Интуитивно я понял, что как раз об этом Колыхаева и компанию лучше не спрашивать. Тут, похоже, голодовкой и ушибленными ребрами не отделаешься.