Была, в числе прочих, одна история о неугомонном орке Ухвате, которая особенно запомнилась Ухряку еще с детства. Все истории об Ухвате были мрачны и безнадежны, их наполняла жуть и отсутствие даже намека на счастливый финал. Но одна история особенно впечатлила Ухряка, и всякий раз, когда ему рассказывали ее на ночь глядя, маленький орк едва ли не до самого рассвета лежал без сна, источая трусливый пот и вздрагивая от каждого шороха.

Суть истории сводилась к тому, что безрассудно отважный Ухват, по своему обыкновению, полез в какое-то древнее подземелье, с целью пошарить там и найти сокровища. И вот спустился он под землю, бродил по мрачным коридорам и залам, но с ним ничего не происходило. Он бродил и бродил, спускаясь все глубже во тьму, и с каждой минутой все больше убеждаясь в том, что бояться нечего. В подземелье было мрачно, холодно, жутко, но и пусто. В нем не обитали ни демоны, ни призраки, ни иные существа зловеще-сверхъестественной природы, имевшие склонность употреблять орков в пищу.

История была необычная, поскольку, как правило, силы зла набрасывались на Ухвата сразу, едва он переступал порог очередного подземелья. А тут ничего такого. И маленький Ухряк, слушая эту страшилку, начинал робко надеяться на счастливый финал. Вдруг хотя бы в этот раз многострадальному Ухвату повезет, и он не окончит свою жизнь в лапах чудовища, и не будет проклят каким-нибудь жутким проклятием, которое в сто раз хуже смерти? А Ухват спускался все глубже и глубже, не встречая в подземелье ничего ужасного. Нетипичный счастливый финал уже казался неизбежностью, и юный Ухряк уже представлял себе довольного Ухвата, который, живой и здоровый, выбирается из тьмы подземелья на свет, таща на плече туго набитый сокровищами мешок. Но внезапно, когда, казалось, ничто не предвещало беды, на самом темном и глубоком уровне подземелий Ухват сталкивался с чем-то запредельно кошмарным. То был не просто какой-то призрак или демон. Нет-нет. Там, внизу, в зловещем ледяном мраке, обитало настоящее матерое зло. И проделывало оно с несчастным Ухватом такое, что после данной страшилки Ухряку еще неделю снились сочные кошмары, заставлявшие его просыпаться с истошным криком.

Эта история была самой жуткой из всех сказаний об Ухвате, поскольку вначале успокаивала мнимой безопасностью и давала надежду на счастливый исход, а завершалась каким-то запредельным кошмаром, от которого многие дети орков, в комплекте с сильным характером, приобретали также проблемы с дикцией и преждевременную седину. Этот эффект был особо силен, если попадался талантливый рассказчик, который умел вначале усыпить бдительность малолетних слушателей, а затем внезапно ввергнуть их в пучину ужаса. В этом случае будущие обладатели крепкого, как гранит, характера, остаток ночи проводили в состоянии дикой паники, беспокойно ворочаясь на неизбежно мокрых лежанках.

Почему-то именно эта история вспомнилась Ухряку, когда они с Эгуром миновали спуск, и оказались на очередном уроне древнего подземелья. Чем-то их нынешняя ситуация напоминала ту самую страшилку. Они, как и былинный Ухват, забрались в подземелье, бродят здесь уже довольно долго, и до сих пор не подверглись нападению со стороны потусторонних сущностей. Даже не видели здесь ничего такого, что могло бы испугать. Находиться в подземельях, конечно же, было неприятно, и здешняя обстановка заметно давила на психику, но объяснялось это тем, что орки, привыкшие жить на просторе, среди бескрайних степей, традиционно не любили тесных замкнутых пространств. Особенно, если те располагались ниже уровня земли. Но кроме этой потомственной неприязни к пещерам и подземным сооружениям рукотворного типа, Ухряк не чувствовал ничего. Он не ощущал чьего-то зловещего присутствия, не фиксировал на себе полных лютой ненависти загробных взглядов. Не было даже тошнотворного запаха гнили и разложения, который, согласно страшилкам, всегда сопровождал демонических обитателей подземелий.

И вот они бродят и бродят здесь, спускаются все глубже и глубже. Прямо как Ухват в сказании. Очень, очень похожие истории. И Ухряка охватывал липкий ужас, когда он только допускал мысль, что и финал у этих историй может оказаться схожим.

Следующий уровень, на который они спустились, миновав каменную лестницу, разительно отличался от всего того, что соратники уже успели повидать на верхних этажах. Первое, что бросилось в глаза, это очень плохая сохранность кладки. Блоки стен были выщербленными, многие из них растрескались, а кое-где куски камня вывалились наружу, обнажив глубокие дыры. Бледно-зеленого мха оказалось намного больше, в иных местах он покрывал стену сплошным толстым ковром. И запах, исходящий от этого растения, трудно было назвать приятным. То был слабый, едва уловимый, смрад гнили, будто мох разлагался даже будучи живым.

Пол был засыпан мелкими камешками, выпавшими из стен и свода. А в одном месте внимательный Эгур заметил торчащий из стены крюк. Тот был выполнен из какого-то неизвестного оркам металла, не подверженного ржавчине, и сумевшего просуществовать в сырости многие столетия. Крюк торчал из стены на высоте глаз Ухряка, будучи вбитым прямо в каменный блок. Трудно было понять, что это такое и для чего оно предназначалось. Возможно, здесь крепился факел, или свеча, или какая-нибудь магическая лампа.

Ухряк осторожно протянул руку и обхватил пальцами крюк. Его поверхность была холодной и влажной. Орк попытался вырвать крюк из стены, руководствуясь тем соображением, что диковинный нержавеющий металл удастся, возможно, кому-нибудь продать. Но вбитая в камень железка не шелохнулась, даже когда Ухряк потянул с такой силой, что его могучие мышцы вздулись буграми.

Оставив неподатливый крюк, они прошли дальше, и очутились в довольно большом помещении. Здесь их ждали новые находки, а именно – мебель. Нигде на верхних уровнях соратники не видели ничего подобного, а потому с безграничным удивлением уставились на высеченные из цельного камня стол и две скамьи подле него. Изделия, вне всяких сомнений, были древними, кое-где на них виднелись сколы и трещины, но, тем не менее, качество работы поразило последователей Вандала. В идеально ровных гранях, углах и плоскостях чувствовалось что-то глубоко чуждое каждому орку. Сами они так не умели. Даже бревно не могли распилить так, чтобы разрез получился строго вертикальный. Обязательно выходил перекос, причем, как правило, довольно значительный. Ни в Раздрызге, ни в Хрюмгорте нельзя было найти ни одной ровной стены – все они были вкривь и вкось, заваленные то внутрь, то наружу. И вдруг они видят высеченные из твердого камня стол и скамьи, выполненные с ювелирной точностью. Как после этого не поверить, что строители подземелий якшались с темными силами? Потому что без помощи демонов и злых духов они бы такое никогда не сделали.

На полу, возле стола, рассыпались осколки того, что некогда являлось то ли чашей, то ли каким-то сосудом. Эгур хотел поднять один осколок, но вовремя передумал и отдернул руку, опасаясь замараться в черной магии. Кто знает, что хранилось в этом сосуде? Вдруг какое-то зловещее зелье, над коим черный маг прочел немало заклинаний. Такие вещи сохраняют свою губительную силу даже спустя тысячелетия.

– Тут была трапезная, – предположил Эгур.

Ухряк не согласился с соратником. Для того чтобы вкушать пищу, незачем зарываться глубоко под землю. Гораздо лучше и веселее заниматься этим на свежем воздухе, наслаждаясь теплом и светом. А в недра земные лезут лишь с одной целью – наладить контакт с обитающей в них нечистью.

– Думаю, здесь проводились мерзкие ритуалы, – прошептал Ухряк. – Возможно, связанные с жертвоприношениями.

– Нечестивое место! – простонал Эгур, и сплюнул на пол. – Что толку, что умели хорошо строить? Погрязли в ведовстве, связались с темными силами, вот и сгинули. Туда им и дорога.

Они обшарили помещение, осмотрели пол, но медальона Гроллы не обнаружили. Обоим уже стало ясно, что надо возвращаться. Они явно забрались глубже, чем могли проникнуть дети, и глубже, чем вообще следовало. Но обнаружение вначале торчащего из стены крюка, а затем каменой мебели, раззадорило их. В конце концов, не зря же Ухват лазал в подземелья. Он искал в них сокровища и могущественные артефакты. Кто знает, вдруг им повезет, и они станут счастливыми обладателями древних реликвий, или некого могущественного оружия. Оно не помешало бы им в их нелегком деле.

Орк живет по принципу: выслушай здравый смысл, и сделай наоборот. Поэтому, вместо того, чтобы выбираться из подземелья, соратники решили углубиться в него еще немного. Ведь до сих пор ничего страшного с ними не произошло. Правда, у Ухряка из головы не шла любимая страшилка об Ухвате, но он постарался не думать о ней.

За помещением со столом и скамьями вновь потянулись мрачные коридоры, обильно заросшие бледно-зеленым мхом. Попадались небольшие комнатки, но в них не было ничего, кроме рассыпанного на полу щебня. Ухряк не забывал регулярно оставлять на стенах указательные стрелки, но даже их наличие не больно-то его успокаивало. Слишком уж они увлеклись исследованием, слишком глубоко проникли туда, куда правильному орку вход заказан. Как бы не пришлось жестоко поплатиться за свое любопытство.

– Знаешь, что я тут подумал, – спросил Эгур.

– Что?

– А ведь мы, похоже, первые, кто спустился в подземелье древних за многие годы.

– Мы же видели чьи-то следы, – напомнил Ухряк.

– Мало ли чьи они. И ведь неизвестно, сколько лет этим следам. Может быть, их оставили века назад.

– Выглядели они свежими, – заметил Ухряк. – Хотя, я не следопыт.

Он еще хотел добавить, что прежде, чем начинать гордится своей храбростью, им следует благополучно вернуться на поверхность, но тут коридор закончился, и они ступили в очередной зал. Ступили, и тут же остановились, парализованные страхом.

В центре зала, на каменном возвышении, стоял массивный гранитный гроб. Сами орки гробов не делали, поскольку, согласно традиции, сжигали своих мертвецов. Но что такое гробы, они знали. О них говорилось в легендах. Именно в таких штуках хоронили своих покойников гномы. Высекали из камня продолговатые ящики, запихивали внутрь мертвого сородича, и прикрывали его сверху массивной плитой. Дикость, конечно, но что еще ожидать от нечестивых гномов? Разве им, дремучим, ведомо, что лишь через сожжение тела дух обретает свободу и либо возносится в небесную обитель, либо присоединяется к числу покровителей, призванных помогать живым потомкам.

В том, что перед ними именно гроб, Ни Ухряк, ни Эгур не усомнились. Да и что это еще может быть?

– Может, пойдем отсюда? – тихо предложил Эгур.

Ухряку и самому хотелось покинуть зал с гробом, но не только этого. Его вдруг одолел алчный азарт кладоискателя. В конце концов, демонам и призракам незачем лежать в гробах. В гробы помещают покойников, то есть тех, кто умер окончательно и уже не опасен. А у тех же гномов, например, был обычай класть в гробы с усопшими разные вещи, служившие им при жизни. Рудокопу клали кирку, писарю пергамент и перья, а воину оружие.

– О чем ты задумался? – прошептал Эгур, тронув соратника за плечо.

– Думаю, что в том ящике, – признался Ухряк.

– Ничего хорошего, – авторитетно заявил Эгур. – Мы же не станем проверять, правда?

– А вдруг там сокровища? – предположил Ухряк. – Медальон Гроллы мы не найдем, это уже ясно. А деньги нам нужны. Будут деньги, купим себе и оружие, и доспехи. И потом, в дороге надо на что-то питаться.

– Мертвые не питаются, – проворчал Эгур, как бы намекая на то, что излишнее любопытство может оборвать их жизни раньше срока.

– Будь тут злобные сущности, они бы уже проявили себя, – заметил Ухряк.

– Темные сущности терпеливы. Им спешить некуда.

Но Эгур произнес это неуверенно, и по нему было видно, что он тоже не против того, чтобы разжиться сокровищами. Разве что его не тянет расплатиться за эти сокровища своей жизнью.

– Сдвинем плиту и заглянем внутрь, – предложил Ухряк. – Одним глазком.

– Один глазок мне тоже жалко. У меня их всего два, а не сорок восемь.

– Ладно, ладно, я сам загляну. Как мы сможем исполнить волю высших сил, если боимся сделать даже это?

– Если умрем, мы тоже не сможем исполнить волю духов.

Но, говоря это, Эгур, тем не менее, двинулся следом за Ухряка в центр зала. Они не без опаски ступили на каменное возвышение, и приблизились к гробу. Тот выглядел древним, многие века никто не прикасался к нему, и каменный ящик за это время успел покрыться слоем пыли. На толстой и явно тяжелой плите, что накрывала его, были высечены то ли буквы давно забытого языка канувшего в небытие народа, то ли какие-то нечестивые символы. Сквозь толстый слой пыли их невозможно было разглядеть в подробностях, но орки к этому и не стремились.

– Держи, – сказал Ухряк, передав Эгуру и фонарь, и свою лопату. – Свети мне.

А сам, уперев ладони в край плиты, навалился на нее всем своим немалым весом.

В первые мгновения плита не поддавалась. Ухряку почудилось, что он толкает руками монолитную скалу. Но орк не сдался, вместо чего усилил давление. Стертые подошвы его старых сапог заскользили по каменному полу, зубы заскрипели, вздувшиеся мышцы рук и спины едва не разорвали рубаху.

И плита, успевшая основательно прикипеть к гробу за минувшие века, поддалась, не выдержав могучего натиска орка. Орки вообще сильны по части натиска. Что-то разрушить, опрокинуть, повалить, сломать до неподлежащего ремонту состояния – в этом они мастера. Вот и древняя плита, признав силу Ухряка, медленно и с тихим скрежетом, поползла в сторону, открывая нутро саркофага. Когда образовалась щель достаточных размеров, чтобы возможно было заглянуть внутрь, Ухряк прекратил толкать плиту, и они с Эгуром склонились над гробом. Ожидали увидеть в нем все, что угодно, даже морально готовились к тому, что из каменного ящика на них бросится что-то потустороннее, страшное и с большими зубами. Но когда Эгур опустил над щелью фонарь, оба одновременно издали вздох и облегчения, и разочарования.

Не было в саркофаге ни притаившегося монстра, ни бесценных сокровищ, ни могущественного оружия древних. На его дне темнели рассыпающиеся в прах останки какого-то существа – жалкие косточки, истлевшие настолько, что уже невозможно было установить, кому они принадлежали при жизни. Точно, что не орку – таких мелких и тщедушных орков на свете не бывает, и никогда не было. Наоборот, предания гласили, что встарь орки были еще больше, чем ныне, выше на две головы и шире втрое.

– Ну, хоть не съели, что уже хорошо, – облегченно выдохнув, сообщил Эгур, и нервно хихикнул.

– Просто кости, – произнес Ухряк, даже не пытаясь скрыть разочарования. Может, все эти сказки о таящихся в подземельях сокровищах, сказками и являются? Древний народ, покидая эти земли, мог забрать все ценное с собой, оставив на месте только то, что тащить куда-то было либо трудно, либо незачем.

– Знаешь что, – сказал Эгур, – давай-ка выбираться отсюда. Мы и так уже сделали больше, чем отважился бы сделать любой другой орк. А если эта Гролла хочет заполучить обратно свой медальон, пускай спускается сюда, и ищет его сама.

– Пожалуй, твоя правда, – согласился Ухряк, невзначай опершись на сдвинутую с места плиту. Он не толкал ее, просто оперся, совсем легонько, даже силы не прикладывал. Но и этого хватило.

Каменная плита, которую прежде ему пришлось толкать с таким напряжением, что едва портки не лопнули, вдруг с поразительной легкостью скользнула в сторону. Один ее край резко взмыл вверх, едва не вышибив Эгуру все зубы, другой скользнул вниз. Крышка наклонилась, встав почти вертикально, и с умопомрачительным грохотом рухнула на пол, расколовшись на несколько больших обломков.

Орки стояли перед гробом, оцепенев от ужаса, и слушали, как эхо произведенного упавшей плитой шума продолжает раскатываться по мрачным коридорам подземелья. Этот грохот, вероятно, слышали даже на поверхности – так, во всяком случае, показалось Ухряку. И уж конечно он докатился до самых отдаленных и мрачных участков подземелья.

Эхо долго гуляло по земным недрам, и очень нескоро под мрачными сводами вновь воцарилась тишина. Но последователи Вандала продолжали стоять, застыв двумя статуями, и ждать чего-то. Чего-то неизбежно ужасного, поскольку теперь все здешние монстры были поставлены в известность о том, что в их логово пожаловали незваные гости. Ну, или еда – это как посмотреть.

Первым рискнул пошевелиться Эгур.

– Во имя духов! – прошептал он, слыша громоподобные удары собственного сердца, которое едва не разорвалось от страха. – Ухряк, ты зачем это сотворил?

– Да не нарочно я, – виновато пробормотал орк. – Я ее даже не толкал. Она сама. Это все темные заклинания, начертанные на плите.

– Ладно, не важно, – отмахнулся Эгур. – Вот теперь точно надо уходить. Нет тут никаких сокровищ.

– Да, да, ты прав, – горячо согласился с соратником Ухряк. – Пошли-ка отсюда. Я уже до костей промерз. Правда, вот сейчас порядочно так вспотел.

Они направились к выходу из зала, планируя вернуться тем же путем, которым пришли сюда, но выйти в коридор не успели. Потому что оттуда, из коридора, донесся звук, более всего похожий на тяжелое хриплое дыхание. Он как будто долетел издалека, и прозвучал чуть слышно, но оба орка могли поклясться, что им не померещилось. Об этом же свидетельствовали их внутренности, которые внезапно сковало таким жутким холодом, что Эгур начал всерьез опасаться, что из-под него вот-вот посыплются сосульки.

– Что это было? – прошептал Ухряк, со страхом вглядываясь во тьму коридора.

– Не знаю, – тем же сдавленным шепотом ответил ему Эгур. Фонарь в его трясущейся руке сильно подрагивал.

Не успели они опомниться, как звук повторился. Это был все тот же хриплый вздох, но на этот раз прозвучал он заметно ближе. Оба орка расслышали его предельно четко.

Надо было что-то делать. Бежать, к примеру, или бежать очень-очень быстро. Но последователей Вандала сковал вызванный страхом паралич. Орки отважны и храбры от рождения, сами себя они считают храбрейшими из живых существ. А еще умнейшими и красивейшими. Орк бесстрашно бросается в драку, если его противник состоит из мяса, которое можно намять, костей, которые можно сломать, и крови, которую можно пролить. Но как драться с бестелесным существом, порожденным черной магией и одним духам ведомо чем еще? Ни крепкими кулаками, ни обычным оружием порождение мрака не сразить. Говорят, шаманы в древние времена могли изгонять потусторонних чудовищ своими заклятиями, но ныне шаманы уже не те. Да и потом, они ведь оба не шаманы.

Соратникам удалось преодолеть сковавший их паралич лишь тогда, когда хриплый вздох прозвучал в третий раз, уже совсем близко. И одновременно с ним в коридоре начало разгораться зловещее синеватое свечение. Что-то приближалось к ним. Что-то услышало звук разбившейся об пол плиты, и явилось сюда, дабы выяснить, кто потревожил его вечный покой.

Через мгновение оба орка уж неслись через зал. Они миновали распахнутый саркофаг с истлевшими останками, принадлежащими, вероятно, одному из создателей подземелья, и ворвались в противоположный коридор. Ухряк обернулся, чтобы увидеть, как зловещий синий свет вливается в зал с каменным гробом. Кроме этого света он не увидел ничего, но ему, тем не менее, хватило. И он поспешил за Эгуром, у которого был единственный фонарь.

Весь ужас и трагизм ситуации медленно доходил до разума Ухряка, пока они мчались по коридорам, и думать забыв о том, чтобы оставлять отметки на стенах. Зловещее нечто, источающее синий свет, перекрыло им единственный выход из подземелья. И если оно, это нечто, останется в коридоре надолго, они обречены. Даже если монстр не станет их искать, это ничего не изменит. В этом подземелье им не выжить. Они протянут несколько дней, может, с десяток, если повезет, но голод, жажда, и, самое главное, убийственный холод этого места сделают свое черное дело.

Ухряк постарался взять себя в руки, дабы не скатиться в пропасть паники. Он убеждал себя, что шанс еще есть, что монстр необязательно станет караулить их, перекрыв выход. Глядишь, постоит немного, да и уберется в свое логово.

Но верилось в это с трудом. В конце концов, они ведь имеют дело не с живым существом. Потусторонней сущности не ведомы ни усталость, ни голод, да и спешить ей некуда. Понадобится, она простоит в том коридоре хоть сотню лет. Впрочем, так долго едва ли потребуется.

Обезумев от страха, орки мчались по коридорам, сворачивали то вправо, то влево, и даже не пытаясь задуматься о том, как они станут искать обратный путь. Ужас перед неким сверхъестественным злом нещадно гнал их вперед. Они пробегали через крошечные комнатки и обширные залы, и Ухряк, краем глаза, замечал в них останки какой-то каменной мебели, горы неопознанного мусора и обилие вездесущего мха. Ему не оставалось ничего другого, кроме как бежать следом за Эгуром, который нес в руке их единственный источник света. Несколько раз Ухряк пытался взять себя в руки, остановиться и обдумать ситуацию, но стоило вспомнить о той жути, которая, возможно, преследовала их, чуя чуждые живые организмы в этом царстве хлада и смерти, как ноги несли его вперед с еще большей скоростью.

Еще один поворот. И еще. Очередной коридор выплюнул их в большой зал, заставленный каменными гробами. Тех было не меньше дюжины, по шесть в ряд. От их вида оркам стало дурно, но еще больший ужас вызвало осознание того, что другого выхода из зала нет. Это был тупик.

– Что делать? – застонал напуганный Эгур, затравленно озираясь по сторонам.

Ухряк с ужасом посмотрел на единственный выход из зала. Вот сейчас в нем замерцает зловещее синеватое свечение, наберет силу, вновь послышится громкое хриплое дыхание, а затем пожалует нечто. И тогда они оба погибнут здесь, среди древних могил. Никто не сожжет их тела, а потому их души еще очень нескоро высвободятся из уз истлевающей плоти, и будут торчать в этом проклятом подземелье многие годы, пока даже кости не рассыплются в прах.

– Ухряк, что нам делать? – плаксивым голосом вопросил Эгур.

– Я не знаю. Давай….

Он не договорил, потому что увидел нечто ужасное. В скупом свете лампы его расширившиеся от ужаса глаза различили черную тень, медленно восстающую из-за ближайшего каменного гроба. Спустя мгновение ее заметил и Эгур.

Онемевшие от страха орки медленно попятились назад. Где-то там, в коридорах, бродило неведомое чудовище, но еще одно поджидало их прямо здесь. Черная тень увеличилась в размерах, и стала надвигаться на них. Ухряк и Эгур расслышали громкое сопение, и мысленно простились со своими жизнями.

А затем в круг образованного лампой света вступило существо, которое соратники ожидали встретить в этом подземелье меньше всего.

Это был самый обычный орк.