Read the book: «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями. Сказка»

Font:

Дизайнер обложки Алексей Борисович Козлов

Переводчик Алексей Борисович Козлов

ISBN 978-5-0062-4641-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мальчик-Эльф
Воскресенье, двадцатое марта

Жил-был мальчик. Ему было – скажем так – что-то около четырнадцати лет, не больше. Длинный, тощий с торчащими в разные стороны руками и ногами, белобрысый, с всклокоченной шевелюрой. Он ни на что не годился, ничего не умел, ничего не хотел и никого не слушался, вот какой был этот этот мальчик. Его главным страстью было поесть и поспать, а после этого больше всего ему нравилось проказничать и хулиганить на улице вместе с другими мальчишками.

Было воскресное утро, и родители мальчика собирались пойти в церковь. Мальчик сидел на краю стола, в белой безрукавке, и думал, как ему повезло, что отец и мать уезжают, а он станется дома, и на пару часов побережье очистится от занудных предков. Все уши ему проели своими нотациями.

«Хорошо! Теперь я смогу тихо достать папино ружьё и пострелять в охотку, чтобы никто не мешал!» – повторял он про себя, – Вот уж повеселюсь на славу!»

Но случилось так, что отец на лету поймал мысль мальчика, потому что, как только отец задрал ногу, готовый ступить за порог дома, он вдруг резко остановился и повернулся к мальчику.

– Поскольку ты не идёшь в церковь вместе с нами, – сказал он резко, – самое меньшее, что ты должен сделать, это самостоятельно проштудировать дома весь молитвослов! Слышишь, Нильс? Весь! Ты мне обещаешь это сделать?

– Да! – заискивающе закивал головой мальчик, – Конечно, обещаю! («Ха! Отчего бы и нет? Элементарно! Легко! С пол-пинка! Мне ничего не стоит это сделать!»)

И он, конечно, подумал, что никогда и ни за какие коврижки не будет читать эту чудовищную ахинею, по крайней мере, больше, чем захочется.

Тут мальчик смекнул, что никогда ещё не видел свою мать такой хлопотливой и настырной. Через секунду она оказалась у полки возле камина, сняла толстенный «Комментарий» Лютера и с важным видом грохнула его на стол перед окном, открыв на воскресной службе. Потом она добавила к этому кошмару «Новый Завет» и установила его, как мортиру на бастионе, рядом с «Комментариями». Тут только Нильс осознал, какая страшная опасность ему грозит. Вот ведь беда какая, беда, так беда! Потом она придвинула к этим книжкам большое кресло, которое было годом ранее куплено на приходском аукционе и которое, как правило, никому, кроме отца, в обычные дни занимать не разрешалось.

Мальчик сидел, думая, не слишком ли уж сильно его мать увлеклась хлопотами ни о чём? В самом деле, и далась ей эта дурацкая книжка и этот разворот, и откуда взялось это её желание как следует поиздеваться над ним, маленьким мальчиком, он ведь даже в самом страшном сне не мог представить что сможет осилить больше страницы этой писанины или около того. Как бы он хотел сейчас скрыть свои мысли! Но и теперь, уже во второй раз, всё произошло почти так, как если бы он был стеклянным, а его отец и мать способны были видеть его насквозь. Нильс видел, что мать острым взглядоом просвечивает его насквозь. Мать подошла к мальчику и строго сказала:

– Всё-таки, Нильс, не забудь, что ты должен внимательно прочитать всё это! Ибо, когда мы вернёмся, я самым тщательным образом проверю твои познания, Нильс, в Святом Писании, и если ты пропустишь хоть одну страницу, хоть одну букву, хоть одну запятую, тогда пеняй на себя!.. Ты меня знаешь!

– ……………… аже паче с ним………………………заповеди……………грешники…………, боже, помоги,……………и… поколику……………суть… есть… суть есть…..………..…..………., свят, свят, свят……………………………ибо…, да храни тебя………… господь……

– Служба занимает четырнадцать с половиной страниц! – наконец финишировала мать, как будто хотела безмерно увеличить меру вселенского страдания сына, – Сейчас же садись и начинай чтение! Хватит елозить по столу локтями! Я только и делаю, что штопаю! До нашего возвращения ты должен успеть прочитать всё до единой буквы! И не смотри по сторонам! Ты должен до дыр зачитать эту святую «Библию»! Понял?

С этими напутственными словами родители удалились. И когда мальчик, понурившись, застыл в дверном проёме, провожая их тоскливым взглядом, он подумал, что угодил в самый настоящий ад на земле. -Ну, вот, несчастный я страдалец, попал в капкан, как кур во щи, они идут себе теперь и поздравляют друг дружку, чёрт знает с чем, думая, что сделали что-то ужасно хорошее, идут и в ус себе не дуют, а я теперь буду вынужден сидеть и корпеть над этой дурацкой книжонкой,

– Сколько тут этой писанины? Господи! С ума сойти можно! Что за чертовщина? Они могут поздравить себя – заставили меня, дурня, богу молиться!

Но конечно, его отец и мать, и не думали поздравлять себя ни с чем подобным; напротив, они были очень огорчены. Как-никак, они были всего лишь бедными фермерами, и их маленькое поместье вместе с плантациями гороха было ненамного больше крошечного садового огородика. Когда они впервые переехали в этот чёртов город, эта земля не могла прокормить даже одну свинью и пару цыплят, не говоря уж обо всём остальном, но они были так страшно трудолюбивы и рачительны, что пчёлы могли бы просить у них совета – и теперь у них в хозяйстве были и коровы, и гуси, и даже большой, усатый кот. Всё сложилось для них очень удачно… Хорошо сложилось. И в то прекрасное утро они вошли бы в церковь абсолютно довольными и счастливыми, если бы им не нужно было думать о своём сыне. Отец жаловался, какой он нудный и ленивый. Он ни к чему не стремится, растёт, как чертополох на грядке, ни на что не способен и ни чему не стремится, учиться в школе не любит и только хулиганит на улице. Он такой никчемный, что его едва ли можно будет заставить даже пасти пару гусей. Мать не отрицала, что всё, что он говорил, было абсолютнейшей правдой, но больше всего она переживала из-за того, что он был диким и невоспитанным, и он рос очень жестоким по отношению к животным и недоброжелательно относился и к людям.

– Боже! Смягчи его злое, чёрствое сердце и даруй ему ангельский нрав! – невесть кого умоляла мать, – иначе он станет истинным несчастьем как для себя, так и для нас!

В тот самый момент, когда мать воздевала глаза к небу, мальчик стоял у калитки и размышлял, стоит ли ему читать эти нудные псалмы или нет. Это стояние продолжалось довольно долго, потому что мысли у него в голове текли то же крайне медленно, если это вообще можно было назвать мяслями. Наконец, он пришёл к выводу, что на этот раз лучше всего будет не выступать и послушаться родителей. Он уселся в мягкое отцовское кресло и принялся читать. Он и так, и эдак пытался соредоточиться, но глаза только скользили по расплывающимся буквам, которые волшебным образом не хотели складываться в слова. Но когда он с полчаса протараторил вполголоса какую-то ахинею, это бормотание, казалось, подействовало на него успокаивающе – и под такт своего нудного бормотания он начал клевать носом.

На улице стояла самая распрекрасная погода, какую только можно было пожелать! Было только двадцатое марта, но мальчик жил в городке Западный Веммингхог, на юге Скане, где весна к этому времени была уже в самом разгаре. Она ещё не вполне покрасила чёрные стволы деревьев и луга зелёной краской, но уже представала свежей и распускающейся красоткой. Во всех рвах стояла вода, а жеребячья лапка на краю канавы уже зацветала мелкими цветочками. Все сорняки, росшие среди камней, блестели коричневыми и чёрными пятнышками. Буковые леса вдалеке, ещё вчера скрытые завесой холодного тумана, казалось, разрастались с каждой секундой и становились всё гуще и гуще. Небо уходило ввысь, оно представало чистым и ослепительно голубым увеличительным стеклом. Дверь дома приоткрылась, и в комнату донеслась первая трель весёлого лугового жаворонка. Куры и гуси озабоченно бегали по двору, а коровы, вдохнувшие в своих стойлах свежий воздух весны, время от времени одобрительно мычали и радостно мотали головами.

Мальчик читал, клевал носом и всячески боролся с накатывавшей на него сонливостью. «Нет-нет! Мне никак нельзя заснуть, – подумал он, – Так я и до утра не управлюсь с этим делом! Мне нужно…»

Но, как бы то ни было, как он ни пыжился бодрствовать, наконец его окончательно сморил сон.

Он не знал, долго ли он спал, но его разбудил лёгкий шум прямо за спиной.

Нильс оглянулся.

На подоконнике, лицом к мальчику, стояло маленькое зеркало, и в нём отражался почти весь дом. Да, когда мальчик поднял голову, он случайно взглянул в зеркало, и вдруг увидел, что крышка сундука, принадлежавшего его матери, открыта.

Брови Нильса полезли на лоб.

У его матери был большой, тяжёлый, окованный железом дубовый сундук, который она никому, кроме себя, не разрешала открывать. Он был такой огромный, что даже залезть на него было иной раз трудновато. В этом сундуке она держала вещи, которыми дорожила, потому что унаследовала их от своей матери, и они поэтому были особенно дороги ей. Здесь лежала пара старинных крестьянских платьев из красной домотканой ткани, с коротким лифом и рубашкой, расшитой причудливой тесьмой, и серебряная нагрудная булавка, украшенная жемчугом. Там были крахмальные головные уборы из белого льна, тяжёлые серебряные браслеты со сканью и камнями, и цепочки, и кольца, и броши. В наши дни люди не любят щеголять в таких нарядах, и несколько раз его мать подумывала о том, чтобы как-нибудь избавиться от старых вещей, но почему-то у неё так и не хватило духу сделать это.

Теперь мальчик отчетливо увидел – в зеркале, – что крышка сундука открыта. Он не мог понять, как это могло случиться, потому что его мать прямо на его глазах закрыла сундук перед тем, как уйти. Более того, она, как всегда тщательно заперла его… Она никогда бы не оставила свой драгоценный сундук открытым, тем более тогда, когда её сын оставался дома один. Такого просто не могло быть! От него можно было ожидать всего, чего угодно! Не так уж она была глупа!

Он сразу встревожился, нет, скорее – испугался. Да и как тут не бояться? Как тут не испугаться? А вдруг в дом пробрался вор? Он не смел пошевелиться, а только сидел неподвижно и вперивался взглядом в зеркало, боясь оглянуться.

Пока он сидел там и ждал явления вора, он начал задаваться вопросом, что это за тёмная тень, упавшая на край сундука. Он смотрел и смотрел – и не мог поверить своим глазам. И то, что сначала казалось призрачным, невозможным, становилось для него все более и более явственным. Ба, он увидел, что это было чем-то совершенно реальным. Это было не что иное, как эльф! Самый настоящий эльф! Он сидел там – верхом на краю сундука и болтал ногами!

Конечно, мальчику приходилось слышать разные истории об эльфах, но ему и в голову не приходило, что они на самом деле существуют и такие крошечные. Он был не больше ладони – по крайней мере тот, который сидел на краю сундука. А раз был один эльф, то рядом, возможно, могли тусить и другие. У него было старое, морщинистое, безбородое, противное лицо, и он был одет в старый чёрный сюртук, бриджи до колен и широкополую чернополую шляпу. Он был очень подтянут и франтоват, с белыми шнурками на шее и запястьях, в туфлях с медными, начищенными до блеска пряжками и розовыми бантиками на подвязках. Он уже достал из сундука какую-то вышитую вещь и сел, разглядывая эту старомодную поделку с таким благоговейным видом, как будто нашёл Святую Чашу. В общем, он так увлёкся, что не заметил, как этот странный мальчик проснулся.

А мальчик был несказанно удивлён, что вот так, посреди белого дня увидел настоящего эльфа, но, с другой стороны, сказать, что он уж так сильно был напуган, нельзя. Невозможно было бояться того, кто был рождён таким малюсеньким. И поскольку эльф был так поглощен своим восхищением тем, что увидел в сундуке и своими мыслями, так восхищён, что ничего воокруг себя не видел и не слышал, мальчик подумал, что было бы очень забавно пошкодничать и как-нибудь подшутить над малюткой, например, запихнуть его в сундук и закрыть за ним крышку или что-нибудь в этом роде. В чём, в чём, а в этом Нильс был горазд!

Но мальчик, надо признаться, был не настолько храбр, чтобы осмелиться даже прикоснуться к эльфу руками, в конце концов, тот мог быть ядовит и способен укусить где не надо. Вместо этого он оглядел комнату в поисках чего-нибудь, чем можно было бы толкнуть или ткнуть непрошеного гостя. Его взгляд блуждал от дивана к столику с кадкой, от фикуса и обратно – от столика с фикусом к камину. Тут на глаза ему попались чайник, потом кофейник, который стоял на полке возле камина, ведро с водой у двери, ложки, ножи, вилки, блюдца и тарелки, которые чуть поблескивали через полуоткрытую дверцу платяного шкафа. Он посмотрел на отцовское ружьё, которое висело на стене рядом с большим портретом датской королевской семьи, а потом на герани и фуксии, которые беззаботно жили в горшках на окне. И наконец, он заметил старый сачок для бабочек, который свисал с оконной рамы. Едва он увидел этот жёлтый сачок для бабочек, как его рука сама потянулась к нему, в мгновение ока он схватил его, подпрыгнул и размахнулся сачком вдоль края сундука. Вау! Он сам был поражён тем, как ему повезло. Какая удача! Он едва ли понимал, как ему это удалось, но он действительно поймал этого эльфа в ловушку. Бедный малыш лежал головой вниз на дне длинного сачка и, кажется, уже не мог освободиться.

В первый момент мальчик не имел ни малейшего представления, что ему теперь делать со своей добычей. В голову мальчишки не пришло ничего, кроме как всё время мотать сачком взад и вперед; чтобы помешать эльфу придти в себя, осмотреться и вскарабкаться наверх по марлевому мешку. Он наверняка был ловок, как домовая мышь!

Тут Эльф начал что-то пищать и наконец взмолился:

– О! Как жалко! Я, кажется, потерял свободу!

По его словам, (а на память мальчик не мог пожаловаться), он приносил всем удачу, даже тем, кому она была совсем ни к чему – все эти долгие годы было только так – и поэтому заслуживал лучшего отношения. Теперь, если бы мальчик проявил милосердие и отпустил его, он дал бы ему старую гнутую монету, серебряную ложку и в качестве бонуса – золотой пенни, такой же большой, как корпус серебряных часов его отца.

Мальчик не счёл, что это дельное предложение; но так случилось, что после того, как он заполучил эльфа в свою власть, он туут же стал бояться его. Он чувствовал, что заключил соглашение с чем-то странным, ненормальным и сверхъестественным; с чем-то, что не принадлежало его миру, и он был бы только рад поскорее избавиться от этой ужасной, ненужной и, скорее всего, опасной докуки.

Вот только по этому он сразу согласился на сделку и, удерживая силок неподвижно, чтобы эльф мог выползти из него, даже помогал ему в этом. Но когда эльф почти выбрался из ловушки, мальчику пришло в голову, что ему следовало бы поторговаться за что-нибудь поценнее, попросить у того, напромер, хорошее поместье или кучу всяких хороших, полезных вещей. В конце концов, он был очень расчётливый и прагматичный подросток, и уже научился считать денежки. В придачу к этому он чувствовал, что, по крайней мере, должен был поставить это условие: эльф должен вложить эту длинную дурацкую проповедь в его голову.

«Каким же я был дураком, что отпустил его!» – подумал он и начал яростно трясти силок, чтобы эльф снова упал внутрь.

Но в тот момент, когда мальчику удалось сделать это, он получил такой сильный удар по уху, что ему показалось, что его голова разлетится на куски. Его отбросило – сначала к одной стене, потом к другой. Он опустился на пол и довольно долго лежал там – совершенно без чувств.

Когда он очухался, в коттедже никого уже не было, он был один-одинёшенек. Крышка сундука оказалась опущена, и сачок для бабочек висел на своём обычном месте у окна, как будто его никто никогда не трогал. Если бы он до сих пор не чувствовал, как горела правая щека от того хука, который ему залепили, (а щека горела от подбородка до до самого уха) у него возникло бы искушение поверить, что всё это было каким-то смешным, дурацким сном.

«Во всяком случае, если я расскажу им, отец и мать наверняка будут настаивать на том, что это было не что иное, как бред или враньё, какими я уже достал их выше крыши, – печально подумал он, – Они, вероятно, не сделают никаких скидок на то, что я не выучил старую проповедь из-за этого эльфа. Вот ведь заморочь какая – эти проповеди! Кто выообще мог выдумать такое? Для меня лучше всего снова взяться за это идиотское чтение!

Тут он поспешил к столу, и заметил кое-что очень примечательное. Не могло такого быть, чтобы коттедж вдруг ни с того, ни с сего вырос в размерах! Но почему ему пришлось сделать гораздо больше шагов, чем обычно, чтобы добраться до стола! Что же это такое? И что случилось со стулом? Он выглядел не больше, чем некоторое время назад… но… теперь ему пришлось сначала ступить на ступеньку, и только затем вскарабкаться наверх, чтобы добраться до сиденья. То же самое было и со столом. Он теперь не мог взглянуть на него сверху, не забравшись на подлокотник кресла! Вау!

– Что это, во имя всего святого, такое? – вскрикнул мальчик – и весь дом стал такой же?

«Комментарий» лежал на столе с раскрытыми листами и, судя по всему, ничего в нём не изменилось, но, как ни крути, в нём тоже теперь появилось что-то странное, потому что он не мог прочитать ни единого слова из этой книжки, фактически не встав прямо на саму книгу. Она была огромна! Как он раньше этого не заметил?

Он с трудом по буквам прочитал пару строк, а затем случайно поднял глаза.

«Вот ведь беда какая!»

С этими словами его взгляд упал на зеркало; и тогда он громко воскликнул:

– Смотри-ка! Там… там… ха… ещё один! Ух ты! Боюсь, с двумя мне не управиться!

Он издал этот крик, потому что в зеркале вдруг ясно увидел маленькое-прехорошенькое создание, одетое в куртку с капюшоном и старые кожаные бриджи.

– Да ведь этот одет точь-в-точь, как я! – в изумлении воскликнул мальчик и всплеснул руками. Он увидел, что существо в зеркале сделало то же самое. Затем он начал дёргать себя за волосы, щипать за локти и раскачиваться. И тотчас же тот, другой делал то же самое вслед за ним, тот, кого он увидел в зеркале. Он тоже дёргал себя за волосы, щипал себя и раскачивался, как ненормальный.

Тогда мальчик сорвался с местак и несколько раз обежал вокруг зеркала, чтобы проверить, не спрятался ли за ним маленький смешной человечек, но он никого там не обнаружил, и тогда он в самом деле испугался и задрожал от ужаса. Ибо теперь он понял, что эльф околдовал его, и что существо, чьё отражение он видел в зеркале, – это он сам.

Дикие Гуси

Увы! Честно говоря, мальчик просто не мог заставить себя поверить, что он превратился в эльфа.

«Этого просто не может быть! Это просто дурацкий сон! Это просто странная фантазия, и ничто иное! – подумал он, – Если я подожду несколько мгновений, я наверняка снова обращусь в человека!

Он встал перед зеркалом и закрыл глаза. Он снова открыл их через пару минут, и ожидал обнаружить, что всё прошло, мир вернулся на своё место, но этого не произошло. Он как был – так и остался – таким же малюсеньким гномом. Изменился только его рост, больше ничего! В остальном он был таким же, как и раньше. Жидкие волосы соломенного цвета, веснушки на носу, заплаты на кожаных бриджах и красные штопки на чулках – всё было похоже на него самого, за одним исключением – всё уменьшилось в размерах.

Нет, никакой пользы ему теперь в том, чтобы стоять на месте и ждать у моря погоды, он был уверен только в этом. Он должен попробовать что-то ещё. Какой-то выход из ситуации должен же быть! И тут он подумал, что самое мудрое, что он мог бы сделать, это попытаться найти эльфа и помириться с ним.

И пока он искал эльфа, он плакал, молился и про себя, и про себя обещал ему всё, о чём только мог подумать. Никогда больше он не нарушит бы своего слова, данного кому-либо; никогда больше он не будет непослушным, и никогда, никогда больше он не будет зевать во весь рот и не заснёт над проповедью. Если бы он только мог снова стать нормальным человеком, он был бы теперь таким хорошим, услужливым и послушным мальчиком, что залюбуешься. Но сколько бы он ни обещал – это ему ни капельки не помогало. Может быть потому, что в душе он не собирался выполнять ни одного своего обещания!

Внезапно он вспомнил,, как мать говорила ему, что весь крошечный народец эльфов всегда устраивает свои гнёзда в коровниках, и он сразу же решил пойти туда и посмотреть, нет ли там эльфа. К счастью, дверь коттеджа была приоткрыта, иначе он никогда не смог бы дотянуться до засова и открыть её. Но теперь он вздохнул с облегчением и проскользнул внутрь без всякого труда.

Выйдя в коридор, он огляделся в поисках своих деревянных башмаков. По дому он, разумеется, ходил в одних носках. Они наверняка теперь стали огромными, не меньше горки для саней! Он задавался вопросом, как ему справиться с этими большими, неуклюжими деревянными башмаками, они наверняка теперь стали выше его головы, но как раз в этот момент он увидел пару крошечных туфель на пороге. Ну, и шутки были у этого странного эльфа! Когда он заметил, что эльф был настолько заботлив, что заколдовал и деревянные башмаки, он встревожился ещё больше. Очевидно, эльф имел цель сделать его маленьким очень надолго! Этого ещё не хватало!

На деревянную дощатую дорожку перед коттеджем запрыгнул серый воробей.

Едва он увидел мальчика, как зачирикал на своём древнем воробьином языке:

«Тити! Тити-Мити!

Посмотри на Нильса-гусака! Чвик! Чвик! Посмотри на эту Дюйчмовочку! Посмотри на этого Нильса Хольгерссона! Фу! Он теперь стал, как Дюймовочка! Какая гадость!»

Мгновенно и гуси, и цыплята повернули головы и уставились на мальчика, а затем хором издали испуганное кудахтанье.

– Кок-эль-и-кук-с! – прокукарекал петух, – Он достаточно хор-рош, не хуж-же, чем был! Хотя, каж-жется, и не лучше! Кук-эль-и-кук-с, на прошлой неделе он вырвал у меня г-грррребень!

– Курла, ка, ка, када, ка, так ему и надо ка! – закудахтали куры, и при этом они продолжали непрерывно вздыбливать хохолки. Гуси собрались большой кучей, склонили головы друг к другу и закрякали:

– Кряду! Кряду! Кто мог это сделать? Кто мог это сделать?

Но самым странным из всего этого оказалось то, что мальчик понимал всё-всё, о чём они говорили. Он был так поражен этим, что стоял как вкопанный на пороге и только прислушивался.

– Должно быть, это потому, что я превратился в эльфа! – грустно сказал он, -Наверно, именно поэтому я стал понимать птичий язык!

Нет! Это было просто невыносимо!

Куры не переставали повторять, что так ему и надо! Он бросил в них камень и крикнул:

– Заткнитесь, замолчите все вы, чёртова стая!

Но почему-то раньше ему раньше не приходило в голову, что он больше не тот мальчик, которого стоит бояться курам. Весь птичий двор ринулся к нему и скопился, квохча, вокруг него, окружив его тесным кольцом. Затем все разом куры заверещали:

– Ка, ка, када, поделом тебе, безобразник! Поделом!! Ка, ка, када, так тебе и надо! Хулиган! Замухрыжка!

Мальчик попытался убежать, но цыплята преследовали его и кричали до тех пор, пока он не подумал, что так он скоро оглохнет и потеряет голову. Более чем вероятно, что он так ни за какие коврижки не смог бы убежать от них, если бы в этот момент невесть откуда не появился Домашний Кот. Как только цыплята увидели кошку, они притихли и притворились, что не думают ни о чем другом, кроме как просто поскрести коготками в земле в поисках червей. Как будто им больше ничего было не нужно, кроме того, как копаться в земле.

Мальчик тут же подбежал к коту.

– Ах ты, моя милая киска! – сказал он, – Ты, должно быть, знаешь здесь все углы и укромные местечки? Ты ведь будешь хорошей маленькой кошечкой и скажешь мне, где я могу найти эльфа?

Кот ответил не сразу. Он уселся, свернул хвост изящным кольцом вокруг лап – и уставился на мальчика. Это был большой чёрный котяра с одним белым пятном на груди. Его мех был таким гладким и мягким, что блестел на Солнце. Когти его были втянуты внутрь, а глаза были тускло-серыми, с небольшой узкой тёмной полоской посредине. Кот выглядел совершенно добродушно и безобидно.

– Я прекрасно знаю, где живет эльф, – сказал он мягким, бархатистым голосом, – но это не значит, что я намерен рассказать тебе об этом!

– Дорогая киска, ты должна рассказать мне, где живет эльф! Это очень важно! – чуть не зарыдал мальчик, – Разве ты не видишь, как он околдовал меня?

Кот приоткрыл глаза, так что его зелёное зло начало светиться наружу. Он развернулся и удовлетворенно замурлыкал, прежде чем ответить.

– Может быть, мне помочь тебе, потому что ты так часто драл меня за хвост? – нежно пролепетал он наконец.

Тут мальчик забыл обо всём и пришёл в такую ярость, которая вроде бы совсем не подобала такому маленькому созданию. Да, он совершенно забыл, каким маленьким и беспомощным он сейчас был.

– Ой! – закричал он, – Я могу и теперь дёрнуть тебя за хвост, чёртова кукла, сейчас, погоди! – крикнул он и побежал к коту.

В следующее мгновение кот так изменилась, что мальчик с трудом мог поверить, что это то же самое животное, которое каждый день убегало от него, когда он дёргал его за хвост. Каждый отдельный волосок на его теле встал дыбом. Спина его изогнулапсь колесом, лапы удлинились, когти царапали землю, хвост стал толстым и коротким, уши прижались к голове и были направлены назад. изо рта била пена, а глаза так были так широко открыты и так блестели, что казались пастью печки, из которой летят всполохи адского пламени.

Кот, надо сказать напугал мальчика, но он, всё равно, он сделал шаг вперед. И тогда кот сделал всего лишь один прыжок и приземлился прямо на мальчика, сбил его с ног и встал над ним, широко расставив лапы. А потом мальчик вдруг осознал, что передние лапы кота – на его груди, а челюсти раскрыты, как пещера с клыками, прямо над его горлом.

Мальчик почувствовал, как острые когти вонзились сквозь его жилет и рубашку в его тело; и как острые жёлтые клыки защекотали его горло. Он звал на помощь так громко, как только мог, но на помощь ему никто не пришёл. Он, конечно тут, подумал, что настал его последний час. Думал, что всё кончено! Затем он почувствовал, что кот втянул когти и ослабил хватку на его горле…

– Ну, вот! – сказал Кот, – Довольно, не так ли?! Теперь всё, пока хватит! На сей раз я отпущу тебя, крючок, только ради моей госпожи! Я надеюсь, чтобы ты понял, у кого из нас двоих сейчас сила! Не у тебя, Мяурицио! Не у тебя!

С этими словами кот убрался восвояси, выглядя таким же вальяжным и благочестивым, как и тогда, когда впервые появился на сцене в сарае. Мальчик был так удручен, что не сказал ни слова в ответ, а только поспешил в коровник, чтобы продолжить поиски злополучного эльфа.

Судя по всему, там было не более трёх коров. Но когда мальчик вошёл, раздался такой рёв и начался такой переполох, что можно было легко поверить, что коров там было не три, а по меньшей мере тридцать три штуки.

– Му, му, му! – ревела роскошная Мэйроуз, – Хорошо, что в этом мире осталась такая полезная штуковина, как справедливость!

– Му, му, му! – гремела четвероногая троица в унисон. Мальчишка, надо сказать, не мог ничего расслышать из того, что они говорили, потому что каждая корова старалась переорать остальных.

Мальчик хотел улучшить момент, чтобы спросить об эльфе, но не смог сделать так, чтобы его услышали, потому что коровы ревели вовсю. Они вели себя так же, как тогда, когда он запускал к ним в стойло свирепую собаку. Они брыкались задними лапами, мотали шеями, вытягивали головы и мерили расстояние до него своими острыми, длинными рогами.

– Иди сюда, ты, злодей! – гремела Мэйроуз, – И ты получишь от меня такой пинок, какой никогда не забудешь!

– А ну, иди сюда! – вторила ей ревущая Золотая Лилия, – Хочешь станцевать у меня на рогах? Тебе понравится, малыш! Я уверена!

– Иди сюда, и ты попробуешь, каково это было, когда ты швырял в меня своими деревянными башмаками, помнишь, что ты делал прошлым летом! – заорала ушлая Старлетка.

– Иди сюда, и ты получишь плату за ту осу, которую ты выпустила мне в ухо! – снова прорычала Золотая Лилия. Ну и память у неё оказалась!

Из них Мэйроуз была самой старой и мудрой коровой, и прои этом она была самой безумной из всех.

– Иди сюда! – хрипела она, – Чтобы я могла отплатить тебе за всё твоё зло!, Сколько раз ты вырывал ведро с молоком у своей матери? Сколько раз ты выдумывал все свои ловушки и силки, сколько расставлял для нее подножки, когда она приходила с ведрами с молоком – и за все слёзы, когда она выплакала здесь, когда плакала над тобой!

Мальчик хотел было буркнуть им в ответ, как он жалеет о том, что был недобр к ним, и что никогда, никогда – с этого момента – он не будет делать им ничего, кроме хорошего, если они только скажут ему, где эльф. Но коровы его не слушали. Коровы такие большие, что они могут позволить себе никого не слушать. Они подняли такой шум, что он начал опасаться, как бы им не удалось вырвать запоры и вырваться на свободу. Лучшим, что ему стоило сделать, – это тихо уйти из коровника и закрыть ворота.

Когда он вышел, то был совершенно обескуражен. Он лишь смог понять, что в округе никто не пожелает помочь ему найти эльфа. И, скорее, если бы эльф был найден, это бы не принесло ему ничего хорошего.

Он вскарабкался на широкую изгородь, огораживавшую ферму и сплошь заросшую шиповниками и лишайником. Там он сел, чтобы подумать, что с ним будет, если он никогда больше не будет человеком. Когда отец и мать придут домой из церкви, их ждёт сюрприз. Да, сюрприз! Но какой сюрприз! Это быстро разлетится по всей стране, и люди сползутся сюда из Восточного Веммингхога, и из Торпа, и из Скерупа, чтобы посмотреть на такого урода, как он! Весь Веммингхог заявится бы поглазеть на него! Возможно, отец и мать, смекнут, какая удача им выпала и возьмут его с собой показывать на рынке в Кивике.

Нет, это всё слишком ужасно, чтобы помыслить об этом! Он предпочёл бы, чтобы ни одно человеческое существо никогда больше его не увидело. Он даже не успел уйти в монастырь и навсегда запереться в келье.

Его несчастье было просто ужасно! Никто во всем мире не был так несчастен, как он. Он больше не был человеком – он стал уродом без надежды на спасение!

Мало – помалу он стал понимать, что это значит – больше никогда не быть человеком! Теперь он был отделён от всего на свете! Он больше не мог играть с другими мальчишками, не мог вести хозяйство, ходить в церковь, будь она неладна, как ходят его родители; и, конечно, ни одна девушка даже не подумала бы выйти за такого замуж!