Intermission
Свинья грязь всегда найдет
Чудесная музыка пришла мне на помощь: окно было открыто, и там – включенное стерео, и я сразу понял, что должен делать. Это осознание пришло настолько четким, что мысли – серебряное вино – протекали сквозь мой разум со скоростью звука. Эта была идея, словно вылитая из титана. Она заключалась сама в себе, как будто ничего другого никогда раньше и не было.
– Держите его, он сейчас выпутается!
– А чёрт, бля. Он прокусил мне палец!
Ещё бы мне не пытаться выпутаться. Не сопротивляться. Я прямо-таки трясся в кресле под лампами, которые били мне прямо в лицо, но даже не пытался отвернуться или закрыть глаза. Воспоминания насильно вгоняли в мой мозг, что называется внедряли, как опасную вирусную программу. Они могли запрограммировать меня Бонапартом, и я, без сомнений, им бы стал.
Белый чепчик в стерильных перчатках повернулся и сказал:
– Скоро ты станешь совсем другим человеком.
Когда коп подошел…
Меня слегка подпустило. Видать, они вкололи мне успокоительное. Теперь передо мной предрассветное небо в Паблтоне. На фоне неба – улетающая депеша ласточек.
– Внимание, запускаю программу, три, два, раз…
Чепчики засуетились и забегали. Чего суетиться? Изо рта у меня сочилась густая слюна, а в глазах двоилось. Я с интересом наблюдал за тем, как движется линчеванная под потолком, белая как рай лампочка, и слушал, как скрипит электричество в проводах. После того как с меня сняли кандалы и помыли под жесткой струёй хлорированного раствора, какой-то тип, которого звали Пик, вызвался показать мне все имеющиеся достопримечательности.
– Я тебе здесь всё покажу, всё расскажу, будешь как дома. И хоть и не полагается этого делать, проведу небольшую экскурсию, пока надсмотрщики на обеде.
– Да? Знаешь это было бы здорово, – пытался я его подбодрить. Сразу видно, над ним хорошо поработали, как и надо мной. На лбу у него светился продольный рубец.
– Тут, знаешь, везде торчат эти самые – радиоприёмники.
То, о чем говорил Пик, было всего-навсего стандартными ФБРовскими жучками, понатыканными, как оказалось, повсюду. Под подушками, в чашках с чаем, в карманах больничных халатов и даже в шариках для пинг-понга.
– На самом деле я не из космоса! – жирный негр тронул меня за плечо.
– Это вождь. И он на самом деле не из космоса, – пояснил Пик. – А ну пошел с дороги, вождь! Мы не за тем здесь, чтобы слушать твои бредни. Мы серьезные люди, Л-Джей, так ведь или я не прав?
Пока Пик пытался прогнать зависшего у нас на пути огромного негра, которого здесь все звали вождем, лицо его несколько раз поменялось. Причем перемены эти были настолько разительны, что я терялся в догадках, реальный ли передо мной человек или только плод моего воображения; голова его начинала мотаться по всей комнате как проколотый воздушный шарик; он переставал быть тем странным типом средних лет в больничной пижаме с разрезом на спине, отчего был виден белый зад, и с взъерошенными рыжими волосами и двухнедельной твердой щетиной, которой при желании можно было оттирать ржавчину с металлических труб.
– Поехали, поехали дальше. Я тебе сейчас здесь всё покажу… Это телевизор.
В углу над столиком для пинг-понга, на кране, висел маленький бесцветный телевизор «Юность». Так вот, смотри на него и молись. Молись и бейся головой об стену. Это ведь им нужно. Этого они так хотят. Знаешь, Джерри, а ты не похож на ненормального. Я, конечно, не знаю, может быть ты ещё больший псих, чем Папаша Римский, но ведь не поэтому ты здесь, согласись?
В какой-то момент мне даже показалось, что Пик может читать мои мысли. Что он один из них. Он называл меня Джерри или Л-Джеем. Впоследствии я выяснил, что Пик попал сюда после заварушки во Вьетнаме. Там ему хорошенько заехали по черепушке, так что он даже потерял на какое-то время память. Потом в голове у него всплыли два имени – Джерри и Л-Джей. Это всё, что он имел в своем багаже из прошлой жизни.
– И знаешь что ещё? Здесь вообще нет сумасшедших, все эти люди здесь добровольно, они лишь хотят немного расслабиться. Но если ты настоящий псих и попытаешься дать дёру, то тебя все равно поймают, свяжут и поработают над тобой хорошенько.
Мы подошли к клетке с 12-ю обезьянами.
– Здесь у нас игры, игры, игры…игр…
Карты с голыми бабами, домино, шашки, валяющиеся прямо на полу инструкции от конструктора, который я собирал в детстве.
Почему-то я сразу понял, что встрял здесь надолго.
Телеящерица
Мой пёс – Бакли – слыл заядлым пьяницей. Откуда он у меня появился, я точно не вспомню. На дворе стоял тот душный полдень, когда плавится асфальт, а вместе с ним километровые пробки на автотрассе. Я валялся прямо на полу под тремя вентиляторами, жадно хватая воздух пересохшими губами. Бакли то и дело носился до морозильника и обратно за новой партией льда, лакал пиво и ссал прямо с балкона. По ящику, как всегда впрочем с недавнего времени, обсуждали вопрос инородных тел. Репортеры опрашивали местных жителей на предмет светящихся тел:
– Я видел НЛО своими глазами прямо вот здесь! – Какой-то ополоумевший старикан с винтовкой в руках показывал на невспаханное поле, по которому бегали метровые крысы.
– Я принимала вчера ванну, и, откуда ни возьмись, появилась эта космическая тварь с рогами и козлиной бородкой! – Тётка заглотнула полбутылки вискаря и забегала по столу. – Эта тварь, она здесь!
Оператор пытался выловить тварь из космоса крупным планом:
– Что там, Билли?
– Это труп земляной крысы, сэр.
Другая женщина, живущая на ранчо за городом, утверждала, что её прошлой ночью изнасиловало некое существо, представшее сначала ей во сне, а затем сошедшее с картины напротив телевизора.
– Теперь здесь пустое место, видите? – Оператор взял крупно – на картине вроде как и вправду не доставало фрагмента.
*****
ЗАТЕМНЕНИЕ.
СЛОВО БЕРЁТ УЧЁНЫЙ СТАРЕЦ В ЧЁРНОЙ МАНТИИ: в некотором поле образуется воздушная воронка, диаметром сначала с консервную банку, дыра расходится внутрь, появляются пористые окончания, чувствительные розовые присоски, как у моллюсков. По мере увеличения воронка начинает раскручиваться, набирая скорость. Но это только кажущийся эффект. На самом деле, – старец остановился и подался всем телом вперед и таким образом прямо влип в телекамеру, оставив на экране мокрые разводы, – что-то извне пытается выбраться наружу.
– Оно забрало мою газонокосилку.
Монтажер снова вставляет кадры людей с улиц.
– Сожрало мою руку!
За кадром пустили голос.
Когда образовавшаяся воронка достигает диаметра канализационного люка – тут начинается самый треш.
– Поднялся нехеровый такой ветрище…
– … И тут оно начинает засасывать в себя все что ни попадя: карандаши, документы из принтера, телефонные справочники, карманные часы, грязные кофейные чашки, мокрое бельё с веревки…
– Я схватился руками за стол, но меня все равно отнесло в сторону, слава богу, что в полу у меня была дырка, и я успел удержаться за выступ. За окном я слышал чудовищной силы раскаты грома, сверкала, не переставая, молния, шары-сгустки электричества летали из стороны в сторону, как бейсбольные мячи…
******
ЗАТЕМНЕНИЕ.
СЛОВА ДИКТОРА: После взрыва на нашу планету попадает инородное тело из космического пространства. Ученые сделали кое-какие подсчеты и пришли к выводу, что такой «обмен любезностями» происходит, как правило, в радиусе километра от места образования воронки. Взрыв рождает в себе нечто…
Это не животное,
не предмет обихода,
не машина
и даже не человек
одним словом это какой-то многоуровневый пиздец….
Из дневников охотника
Панама прилипла к нашим телам. Водевильные голоса теснят больное дыхание рассвета.
– Вождь племени Айахуаске собирается готовить зелье из Яхе.
Смена постельного белья здесь строго по расписанию. Вялая рука вождя обращает вспять течение времени. Сквозь перлы тумана я вижу кирпичное лицо старого индейца, прочищающего ружья от накипи. Босая нога в собачьих экскрементах. Панама прилипла к нашим телам от Лас-Ловидоса до Лос-Сантоса в сладких камфорных запахах готовящегося Яхе.
– Гринго пробует… гринго пробует…
Кто-то подтолкнул меня сзади, и я вышел в центр хоровода, образованного возбужденными до безумия аборигенами. Голые женщины с кактусообразными лобками пялятся на вздувшийся от напряжения член. Вождь приказал стянуть с себя одежду,
обдирая эрекцию.
– Гринго пробует.
Протягивает мне глиняную чашу с кипящим раствором под шум рукоплесканий и ударов в тамтам.
*****
Нас вели к вигваму, когда начался приход. Хуан четыре раза проблевался, а потом и вовсе слег с дифтерией. Я держался из последних сил, но меня уже распирало галлюцинациями.
*****
– Газовые вспышки, гринго боится вулкана Айахуаске.
Над деревней навис вечный туман, позволяющий собирать до восьми урожаев Яхе в год. Вождь племени – старый торчок – рисует на пепле ржавым гвоздём.
*****
Прошла неделя с тех пор, как нас отправили в экспедицию. Мы сели в кукурузник, и пилот сказал нам по секрету, что у него имеется небольшой запас морфия на случай тифозной лихорадки или дифтерии. Мы тогда лишь развели руками.
– Не верю, что они на такое способны! – Билли Бо явно разочарован удобствами на улице. Не этого он ждал, взлетая из Санта-Фе.
– Не самая дурная экспедиция. Могло быть и гораздо хуже.
– Это точно.
За прошедшую неделю я раздобыл у местного населения несколько устаревших орудий труда и кое-что из бытовой утвари, чтобы сделать детальный отчёт. Хуан слег окончательно, и мы с Билли похоронили его на той стороне вулкана.
– В конечном счете, остались вдвоём.
Он избегает разговоров, всё время на приходе от Яхе – местного зелья.
– Это не кислота.
– Нет, это совсем другое, – уверял нас молодой индеец, смотритель гончих.
На деле оказалось, что мы погрязли в чёрном кошмаре, из которого есть один только выход – адаптация.
*****
Пью раствор Яхе и не блюю. Билли, наконец, сделал качественные снимки взрывающегося по ночам вулкана. Лица, спрятанные в тумане. Голые женщины с кактусообразными лобками поят нас козьим молоком. У некоторых из них есть мобильные телефоны. Звоним в Вашингтон. Тихо. Пока без ответа.
Когда дымка немного рассеется, пойдем на разведку, а до того сидим тихо и слушаем слова вождя, записанные на аудио-плёнку.
Бесформенный конгломерат
Странно представить, что собственная жена дропнула бедолагу Пика в этот сраный гадюшник.
– Она была шлюхой высшей категории, прошу заметить.
Пик рассказал, что имел неосторожность снять её в одном захолустном месте – борделе Мадам Тессо – за пятьдесят песо. Это сущие пустяки по сравнению с тем, какие доходы Пик имел в то время с практики адвоката. Он крышевал бандитские синдикаты и всяких хуесосов-политиканов.
– Бабла приваливало мне как надо, только эта сука повадилась у меня воровать. Я ей всё прощал. Не мог иначе.
Стелла пришла ко мне в один на редкость дождливый день с просьбой переночевать. Естественно, денег у неё не было ни в этот раз, ни на следующий день, когда она пришла снова без песо на кармане. Таким образом, она получила халявную хату, а я безотказную игрушку для утех. Причем высшей категории. В какой-то момент дела мои пошли, что называется, в гору. Я уже имел несколько полезных знакомств и с легкостью договорился с барменом арендовать нежилое помещение на втором этаже, там же где снимала и мадам Тессо, совсем за бесценок. Мы продавали фотокарточки с голыми бабами тут же в баре.
– Обычно, когда Джо надерется, он теряет голову от любой дырки.
– Ты же знаешь, Стю, как ведутся тут дела.
– Что есть, того не отнять.
И на этом заканчивались наши разговоры. Мы со Стю знали друг о друге не больше, чем можно знать о любом прохожем на улице, который часто встречается в автобусе, в метро или бистро. Но с точки зрения деловых отношений я доверял ему больше, чем доверял бы собственной матери.
Бывало, я случайно встречал его в коридорах борделя, где он плутал в беспамятстве.
То было хорошее время для нас обоих, это уж точно, которого теперь не отнять.
Иметь и не иметь
Я сидел один за барной стойкой, крутил хула-хуп.
Какая-то шлюха, что терлась с доморощенными байкерами, похоже, переключилась на меня. Приняв меня за сумасшедшего или дурачка, она явно продавала свои блядские услуги. Или же, на крайняк, хотела выпить за мой счет. Иметь или не иметь всё и сразу? Люди появляются, а потом исчезают, не оставляя никаких следов, словно в кошмарном сне. Словно в павильоне с декорациями. Я отослал бармена за двойной водкой с лаймом.
– Я слышала, у вас сегодня день не задался?
– Ну, что-то типа того.
– Как давно вы были с женщиной?
Мы поднялись ко мне в кабинет, и она стала раздеваться. Потом легла на мой стол и раздвинула ноги. Потом достала из чулок помаду.
– А это ещё что за хуйня? – спросила она, когда я вставил ей пушку в рот.
Я: Я буду задавать вопросы, а ты кивать или мычать, если я буду говорить что-то неправильно. Ты работаешь у Мадам Тессо?
Шлюха: (замычала).
Я запустил звукозаписывающее устройство. И стал ждать ее реакции. Она же прикусила ствол и попыталась выбить его из моих рук. Но нет, милочка! Теперь тебе никуда от меня не деться, и даже не думай рыпаться. Я – настоящий ураган, когда заведен.
Она схватила меня за яйца и вывернула наизнанку. Тогда я швырнул её о стену, и она вырубилась.
Обыскав её сумочку, я наткнулся на очень интересные вещи. Например, прибор для стирания отпечатков пальцев. Аэрозоль «Чистые ручки», который на время удаляет узоры на коже. У неё так же имелся ствол, правда, небольшой, такой «миник», размером с зажигалку, но довольно удобный. Пачка травки, несколько упаковок транквилизатора и контрацепции, мыльница и переносной утюг для денег.
Разговоры до тошноты
– Что представляет собой реальность? – кинул профессор мысль в аудиторию.
Никто не шелохнулся.
Слышно было, как гудят лампы.
Тогда профессор вышел из-за кафедры и продолжил свои рассуждения:
– Каждый из вас знает два состояния: бодрствование и сон.
За передним столом девчонка с брекетами собирала Кубик Рубика.
– Знает трёхмерное пространство, в котором есть длина, ширина и глубина. Как обувная коробка. Потом вы узнаете о четвёртом измерении – времени. Хммм… – профессор прикусил язык и задумался, – говорят, их может быть и пять, и шесть, и семь…
– Пошел в жопу, умник хренов! – неистовствовал некто на задних рядах.
Жирнецкая муха приземлилась и поползла под дверь, но профессор вовремя среагировал и выключил её из игры. Кто-то вздрогнул. Кого-то пробрало на «ха-ха». Профессор всмотрелся в аудиторию – в самую её глубину – но там никого не было. Кое-где на столах лежали несколько комков смятой бумаги, пачки от жвачек; по полу разбросаны волосы. Профессор не на шутку насторожился, когда вдруг заметил, что куда-то исчезла трибуна, за которой он только что стоял; кусок мела, что держал в руке, будто бы растворился, как и он сам.
Подойдя к раковине, профессор заметил, что находится совсем не в аудитории, а где-то в другом месте, похожем на его собственную ванную комнату, и что вот она – его зубная щетка, которую уже пора бы сменить на новую, зеркало, в котором отражалась кафельная плитка, и он сам, с хлебными крошками, запутавшимися в волосках на груди.
А камера всё отдалялась и отдалялась…и отдалялась…
Кого-то снова пробрало на «ха-ха».
Тогда он снял накладную бороду…
Фиктивный фаллоимитатор
Со Стеллой мы обычно встречались у египетской лавки с иероглифами, загорающимися по ночам неоном. Она покупала пачку жевательной резинки «Виагра» и ультрамодные колёса, пачку сигарет «Лаки-Страйк» и четыре банки пива – по две на брата.
Мы пёхали пешком на девятый этаж, потому что лифт сломался. Так, по крайней мере, было написано на табличке красным маркером, небрежно, будто бы детская шалость. Бывало, к нам заглядывали мусора, Стелла сама им открывала, меня это мало заботило. Я обычно залегал на дно и был нем как рыба, боялся даже пикнуть. Тишина радовала меня больше всего. Тишина и умиротворенность. Стеллу же вечно пробирало на «почесать языком». Тогда я предлагал ей вразумительную альтернативу. Воздух вокруг казался едким и опасным для жизни, и лишний раз открывать рот было как-то затруднительно. Иногда полезным было включить телевизор и посмотреть порнушку. Подумать о своём.
– Если есть на Земле рай, то это здесь.
– Да разве это рай.
Стелла могла, в общем-то, вступить в дискуссию и с ведущим программы про «Рыбалку», и с дикторским голосом на дискавери-ченэл.
Прогуливаясь в парке, мы непременно подсаживались на скамейку к одному из них – обычных пассажиров, и подслушивали их разговоры. Пристально наблюдали за беспечно бредущими прохожими. Глаза наши – твои объективы, а мозги – бобины с кинопленкой. Так мы наматывали круги по оживленным улицам, обедали в придорожном кафе блинчиками с мороженым, и когда колеса отпускали, возвращались в отель и смотрели порнуху, крепко обнявшись и держась за руки. Бывало, стащим бумажник у какого-нибудь важного господина, задремавшего в вагоне метро, и непременно после этого переведем какую-нибудь старушенцию через дорогу. Чтобы подчистить карму.
Мы переходили дорогу и направлялись в бар «Алкота», двери всегда были нараспашку, болтались на скрипучих проржавевших петлях, как в салуне дикого запада. Потом шли в кино. Стю как обычно засиживался в монтажной допоздна, и мы его там навещали.
– Много у вас таких штучек? – спрашивал Стю.
– А что, тебе дать один? – спрашивала его Стелла. Стю был просто не рожден, чтобы кого-нибудь трахнуть. – Я даже не знаю, если честно, – Стелла начинала лениво рыться в сумочке. – Я знаю твою гнилую душонку. Монашку из себя строить не надо.
– На, держи, – говорит.
– Давай два, – говорит Стю.
– А минет тебе не сделать? – Стелла вываливает на асфальт целый вагон презиков. Выдают на работе вместо перчаток.
Когда кинопроектор вдруг останавливался, мы вспоминали, что надо вызвать такси. На этом день заканчивался, и тем было здорово.