Бурят цвета хаки

Пролог.

По улице большого европейского города шла группа людей в хороших костюмах. Обходя кучи кирпича и бетона. Пропуская редкие автомобили и людей с носилками. Тонким ручейком, они двигались вдоль домов, школ, больниц.

Группу сопровождали люди в гражданской одежде, но в бронежилетах и с короткими автоматами. Все они между собой говорили на английском языке.

На перекрёстке кто-то обратил внимание на ряд металлических носилок возле больницы. С крайних свисала тонкая перевязанная рука. Женская. Девушка была в военной форме старого, советского образца.

Один из группы, взглянув на лежавшую, произнёс:

– what interesting face (какое интересное лицо)

Все стали рассматривать лежавшую на носилках девушку. Смуглая кожа, маленький нос, чёрные, короткие волосы, пухлые губы. Человек в костюме бросил:

– it looks like they are Buryat (похоже, что это бурятка)

Взглянув ещё раз на старую форму, на узкоглазое лицо, первый пробурчал:

– How she got here. This Buryat in khaki.

Глава первая. Листовка.

Апрель она не любила. Мало того, что холодно, так ещё и ветра. Даже здесь, «в Европах» – она усмехнулась. Поёжилась.

Рюкзак пришлось бросить в хостеле. Приехав с вокзала, нашла ночлежку, пообещала оплатить с утра. Отмылась, поела из бесплатной еды в шкафу и чьей-то в холодильнике. Положила голову на подушку и улетела.

В поезде поспать возможности не было. Пьяные солдаты, оборванные беженцы, воздушная тревога по всей стране. Постоянные сцепки-перецепки вагонов, долгие остановки в полях перед городами.

И вот кровать. После душа и еды даже тяжёлые мысли и воспоминания не могли помешать сну. А вспомнить было что… И подумать было о чём.

В поезде «косоглазая» бросалась в глаза. Особенно пьяным солдатам. После долгих сальных обсуждений – «у них там поперёк и вообще» – вывели в тамбур.

Помяли, но насиловать не стали, «член в окопе отвалится», дали под-дых, кошелёк отобрали. Герои-защитники.

Денег нет, ехать несколько дней, в городе жить несколько дней.

На вторые сутки, пообедав, не заправив постель и оставив вещи на стуле, она отправилась в город. Администратору сказала, что в банкомат.

Хотя какой мог быть банкомат? Ни денег, ни карт у неё не было. Только паспорта, виза и листовка… С телефоном и адресом.

Она поёжилась. Чёртов апрель. Адрес в листовке она помнила наизусть. Михайловская площадь, дом 1. Возле третьей колонны по чётным дням, с 10 до 11.

Сегодня день был нечётный. Она специально пришла в другое время, чтобы осмотреться. Кругом ходили пиджаки с портфельчиками, слева парковка с дорогими машинами, туристы с телефонами или кто они там на самом деле.

– Добрый день – вздрогнула – позвольте Ваши документы.

Она достала паспорт с вложенной листовкой. Виза, иностранный паспорт, все основания здесь находиться. Но, чёртов апрель заставил съёжиться и вздохнуть.

– Понимаете, начала она.

Лейтенант поправил автомат. Достал из паспорта листовку. Взглянул на девушку.

– Это Ваше?

Кисло улыбнулась, уже готовая разреветься. За всё. За февраль, забравший брата, за брошенный дом, за дорогу окольными путями, за все лишения, за страх не выполнить дело.

Глава вторая. Формы.

Форму выдали старого образца. На три размера больше. Как всё остальное. Советские запасы после «Операции в Афганистане» или «Западной группы войск…». Это потом. А тогда…

– Фамилия, Имя, Отчество

– Национальность… Образование, семейное положение, место жительства, цель приезда.

– Откуда о нас узнали? На кого работаете? Цель приезда?

– Откуда…на кого.. цели..

Две недели по 8 часов. Иногда с обедом, иногда нет. Иногда под запись.

– Родственников нет, родилась в Глухоманском районе России, росла в детдоме, потом получили дом с участком в деревне. Связей с органами нет, судимостей нет. Ничего нет.

– Расскажите о себе.

Она задумалась. А что рассказывать? Детство она помнила плохо, как неприятный сон, который нужно забыть.

Помнила, как осенним холодным днём отец оставил их на каменном сером крыльце детдома. Как она плакала, а брат стоял, прижавшись к ней. Она помнила серые клетчатые пальто, которые продувались серой же сыростью.

Помнила большие чемоданы возле ног, ветер, жёлтые листья и уходящего по длинной улице отца. Отца она больше не видела никогда. И почти не запомнила его лицо. Фотографий у них не было. А в памяти от него всегда пахло перегаром и порохом. Маму она не помнила совсем.

А брат родителей не вспоминал никогда. Родителями на всю его жизнь стала старшая сестра.

В детдоме было нормально. Ну как. Школу она тоже почти не помнила. Дорогу до школы помнила. Вид школы снаружи, листву, старые брёвна здания, девочек на крыльце. Но, ни занятий, ни помещения внутри, ни уроки, ни учителей.

Одна учительница смутно всплывала в памяти, потому что была и воспитателем.

Вспоминалась большая доска в столовой, с таблицей умножения. Все вечера второго класса она простояла возле доски, в темноте, потому что не хотела учить.

По вечерам детдом отдыхал, читал, играл, бегал по коридору, ужинал. А она стояла возле доски. Но не учила. Она ложилась спать голодной. По ночам просыпалась от голода и жажды и кусала кондарь кровати.

Брата она видела редко. Два года разницы всё-таки. Жили в разных комнатах, учились в разных классах. Но ответственность за него она чувствовала всегда. И что они родственники, было видно всем.

Однажды она влюбилась. В девочку из старшего класса. Тайно. Она выходила из корпуса и смотрела, как девочка идёт в школу, по листве, под солнцем, в юбочке.

Но, скоро это стало известно. Были насмешки, вопросы и ответная тишина. Вот и все воспоминания со школы.

Аттестаты их выпуску выдали буднично. Выперли на серое крыльцо интерната. А дальше надо было жить.

Получили в деревне дом. Что дальше? Брат устроился в подработку к местному фермеру, стал работать и готовиться в армию.

Она стала думать думы. Надо найти своё место в жизни, иначе можно закончить как большая часть детдомовских. Что она могла бы сделать?

Не Софи Лорен. Типичная бурятка. Среднего роста, примерно 165 см, стройная, но с попой. Назвать красивой её было нельзя. Такая. Симпатичная. Глаза, губки. Типичная. Которую, на общей фотографии класса не сразу и найдёшь.

Брат решил идти в армию, сначала на срочную службу. Потом остаться по контракту – всё знакомо и понятно, как в детдоме.

Она решила работать продавцом в деревенском сельпо, копить деньги и ехать в город. Учиться на товароведа, потом продавцом в большой магазин, замуж. Жизнь более-менее вырисовывалась. Самая обычная жизнь продавца из сельпо….

А потом война. Та колонна. И пропавший брат.

Форму выдали старого образца. На три размера больше. Как всё остальное. Советские запасы после «Операции в Афганистане».

Глава третья. Учёба.

Девочек в учебной группе было около сорока. Из разных частей России и Европы. Одна бурятка, полячка, немка, украинки, две девочки из центра России, одна с Питера. С разными судьбами, целями и мечтами, которые остались в прошлом. Теперь у них были только задачи.

А до задач нужно было пройти обучение и выпускной экзамен. Экзамен должны были сдать только четверо из них. После экзамена они станут подругами, соратниками, командой. После, а пока они конкуренты, соперники.

Они практически не общались. Только по работе, только команды «Готов, держу, свободен…» По вечерам каждый забивался в свой угол – учил, писал или читал – всё по работе.

По ночам она пыталась плакать, плакать хотелось, но слёз не было. Она ушивала форму, сушила берцы, подгоняла снаряжение и смотрела на карты. На местные, европейские.

Она рассматривала города, посёлки, шоссе, расстояния между пунктами. Железные дороги, администрации, склады, глубину рек, характеристики мостов.

Она рассматривала места боёв, позиции армий, батальонов, направления атак и отступлений. И трассу, на которой погиб её брат…

Трассу и её окрестности она выучила наизусть. Ей казалось, что она с закрытыми глазами может проползти местность вдоль и поперёк. Вот речка, мост, вот поворот. Здесь удобное место для засады, а здесь покоится та колонна…

С той стороны российский батальон, из Бурятии. С этой стороны – местный. А между ними серая зона.

Занятия проходили в какой-то тюрьме или в чём-то очень её напоминающем. Теория в большом «каменном» кабинете, практика во дворике или на полигоне.

Она научилась делать уколы, перевязывать, зашивать, интубировать и прочим прелестям в работе парамедика. Но это была только официальная часть их подготовки.

Не сдавшие экзамен отправлялись в войска. Если повезёт – в войска на передовой. Не повезёт – в тылу.

Сдавшие занимались другой работой, для которой их и готовили. Кто-то уходил в партизаны на оккупированную территорию, кто-то отправлялся в Россию, кто-то дальше.

А для сестры было важно добраться до той колонны любой ценой. Найти брата среди живых или мёртвых.

Учёбу она прошла. Экзамены тоже. Теперь было нужно попасть на тот участок. И найти брата.

Глава четвёртая. Параллельные миры.

С братом они всегда жили параллельно.

Что в детдоме, что на «гражданке».

Не было никаких душещипательных сцен, когда сестра защищает брата или наоборот. Нет.

Не было совместных увлечений, занятий, друзей.

Каждый тусовался в своей среде. Каждый занимался своим делом.

Но и посторонними друг для друга они не были.

Не были чужими людьми. Общались, когда удавалось. А это было редко. Помогали, если было нужно. Повзрослев, она стала чувствовать себя его матерью, защитой.

Они оба знали, что рядом есть родной человек. Что они не одиноки. Это не было каким-то чувством. Это скорее, можно было назвать знанием. Они знали. По-особому, но знали.

Наверное, так бывает у спортсменов, которые подолгу занимаются в команде. У баскетболистов или альпинистов.

Эти невероятные моменты, когда игрок в атаке бросает мяч в пустое место, зная, что через мгновенье там окажется напарник. Многие называют это чувством локтя. Но у них это было знанием. «Я чувствую» и «Я знаю» – всё-таки разные вещи, согласитесь.

И это их знание чувствовалось со стороны. Может быть, поэтому у них не было эксцессов в детдоме.

Они были похожи. Среднего роста, жилистые. Гибкие ловкие, типичные бурятские деревенские дети. Смуглые, узкоглазые, симпатичные, но не красавцы. Обычные.

Она спокойная, думающая девочка. Многие считали её застенчивой, но это было не так. Она была осторожной и терпеливой. Могла подолгу терпеть придирки, а потом взрываться и в нужный момент восстанавливать статус-кво или справедливость, в зависимости от ситуации. Типичная старшая сестра.

Он младший. Безалаберный, хулиганистый, вечно попадающий в истории. И знающий, что сестра его вытащит. Она вытаскивала его всегда.

Как и все дети в детдоме, они ходили в секции. Иначе никак. В детдоме считалось, что свободное время плохо влияет на детей. Поэтому все дети были «под полезной нагрузкой».

Кто-то пел, кто-то боролся. Более-менее свободные дни были в среду и субботу, потому что только школа. И воскресенье, потому что выходной.

Она пыталась заниматься пением и музыкальными инструментами. Но после нескольких уроков ей посоветовали танцы. На танцы она не хотела.

Борьба была только для пацанов и почти вся мужская часть детдома ходила именно туда. Поэтому она выбрала шахматы и акробатику.

С тренерами повезло. Они были мастерами, любящими своё дело. Она подолгу сидела в кабинете, разбирая шахматные задачки, в её голове разыгрывались баталии, сражения, морские бои. К концу школы она обыгрывала всех. И девочек, и мальчиков.

А на акробатике ей приходилось терпеть. Тренер видел её нежелание становиться чемпионом. Поэтому относился к ней снисходительно. Она выполняла все простые упражнения, сдавала зачёты, но не блистала.

С возрастом становилось всё сложнее. Наверное, как и всем подросткам. В детдоме и школе. И с преподавателями, и с ровесниками. Организм рос, требовал открытий и приключений. Требовал свободы. Она как-то с этим справлялась. Посвящая себя учёбе и книгам. Она называла это «внутренней интеллигенцией».

У брата это было по другому. Через конфликты. Через хулиганские проявления своего Я. Через протест. Через максимализм. Как и у большей части его ровесников.

Когда она закончила школу и покинула детдом, брат сбежал. Скандала не хотел никто. Ни руководство детдома, ни местный участковый, ни она с братом. Он закончил школу дистанционно и получил документы. Тихо, без выпускного и фанфар.

Брат сразу побежал в военкомат, но его не взяли. По возрасту. Как она и говорила. Он стал работать у местного фермера. И готовиться в армию. Учиться он не желал. А строить жизнь было нужно. Поэтому армия. По вечерам он где-то пропадал с местными мужиками.

Она работала продавцом. В деревенском магазинчике. Потом дом, хозяйство, куры и огород. День за днём. Самый спокойный год их жизни.

Жизнь их текла параллельно. Каждый готовился к своему пути, к своей жизни. Казалось, их жизнь только начинается и будет долгой. Но. Большая политика ест маленьких людей.