Read the book: «Чугунные облака», page 35
Из рта выскочил крик злобы. Я замахнулся и врезал кулаком что есть мочи по голове стоящей впереди тени. Он повалился на пол, разомкнув круг. Его соседи даже не заметили.
Размахивая кулаками в разные стороны я пробивал себе путь. Стоявшие рядом тени падали на пол.
Я бил им в спину. В живот. В пустое лицо.
Я кричал, желая разорвать каждого стоявшего вокруг меня.
А они продолжали шептать и держаться за руки.
Таким образом я добежал до костра. Визг девочки стих, я слышал лишь шёпот толпы. Синхронный. Медленный.
Подняв глаза я вновь почувствовал то самое знакомое чувство. То чувство ужаса, после которого думаешь, что больше никогда не сможешь заговорить. После которого думаешь что твоя жизнь окончена, ведь после этой картины ты нельзя продолжать нормально жить.
Милая блондинка превратилась в обуглившийся скелет. Торчащие рёбра, напоминающие хворост в рождественском костре. Череп, полностью укрытый чёрным пеплом. Между ним белизной блестели зубы.
Ноги не смогли меня держать.
Этот знакомый всепоглощающий ужас.
Я упал на асфальт, согнув колени. Глаза до сих пор ходили по останкам девочки. Из глаз катили слёзы.
Тени словно шептали:
«Видишь себя?»
«Такое произойдёт и с тобой!»
«А может быть с Евой…»
«А может быть СО ВСЕМИ, кто тебе дорог!»
Из уст вырвался вопль. Отчаянный вопль насквозь пропитанный чувством безысходности.
Открыв глаза я продолжал орать. Перед носом открытый учебник, пахнущий пылью. Перед глазами знакомая надпись «КЭР шлюха». Я выдохнул.
И с ужасом осознал, что я продолжаю кричать.
Класс заполнен слушающими лекцию учениками. Все они сейчас пялят на меня. Кто-то расплылся в озорной улыбке, кто-то хохочет не скрывая веселья. А кто-то смотрит с явной жалостью.
Ну а как же, «жертва» переживает психологическую травму.
«О, это так печально!»
Я растерянно осматривался по сторонам, даже и не веря что я вышел из этого ужаса.
*Ужас только начинается…*
Всё прошло. Я тут. В заполненном людьми классе истории.
«Именно так в школах появляются изгои, Влад»
Но почему моё тело до сих пор продолжает сжимать ощущение всепоглощающего ужаса? Почему по коже до сих пор бегает эта чёртова дрожь? Почему мне до сих пор хочется кричать?
Почему я до сих пор не чувствую себя в безопасности?
А может быть, я больше никогда не буду в безопасности…
Историчка с характерной злобой смотрела на меня. Ну спасибо, что её физиономию на этот раз не искажала улыбка.
А это означает, что я не сплю.
Глава 17 #арахнофобия
Июнь 2018 года
Тишину залитого солнцем парка перебивал громкий молодой смех. Им было так безудержно весело, даже и не понятно из-за чего. Им просто хотелось смеяться не переставая. Девятый класс закончен, и наконец-то сдан финальный экзамен по математике, который каждый из них благополучно завалил.
– Пей до дна! – кричал мальчик с длинной причёской, напоминающей образ Джастина Бибера из 2009 года.
– Ого, ты только посмотри как он засосался! Ееее, наш ЗоШник вошёл во вкус! – хихикала сидящая на пеньке девочка с ярко выкрашенными красными волосами. Она тут была своим пацаном, среди компании трёх одноклассников, имевших плохую репутацию даже среди рядовых местных жителей. Ещё с восьмого класса вся школа смотрела на них как на плохих ребят, первых закуривших и начавших пить как сорокалетние алкаши.
Вообще, весь город смотрел на свою южную часть как на гетто, место где живут одни умалишённые неблагополучные отшельники. Все боялись их, обходили десятой дорогой как заражённых чумой. Началось это ещё с чёртового Дилана Грина. Конечно же, как и любого мужчину его привлекли густые леса севера. Кому нужен пустынный юг?
Сейчас, молодёжь с южной школы приходила в «Дубовый» хорошо провести время. Парк тянулся длинной полосой, прорывая выгоревшие степи как стрела. Тёмная посадка идеальное место, для того чтобы скрыться от ненужных взглядов…
Занимающейся баскетболом с десяти лет Богдан всегда был за здоровый образ жизни. Когда-то давно, лет так в двенадцать, родители дали попробовать ему глоток шампанского на Новый год. Этим экспериментом и закончилось открытие Богданом удивительного мира алкоголя. «Я точно сейчас совершаю ошибку» – думал он про себя, поднося к губам железную банку алкогольного энергетика. А если его строгий отец заподозрит его? В таком случае, это будет самое худшее лето в его жизни, и проведёт он его в том проклятом спортивном лагере, куда его любили отправлять в качестве наказания родители.
– Да пей ты быстрее!!! – крикнула красноволосая девица.
– Нет ребята, я не могу – тихо сказал он – Мой папа точно учует запах алкоголя. У него чуйка на такое.
– Он ничего не учует, Богдан. Ты выветришься за часик, мы гарантируем – подмигнул недо-Бибер. Заядлый пьяница и курильщик. От него всегда несло как от металлургического завода, в котором разгорался пожар.
– Да брось ты, тебе пятнадцать а ты ни разу не пил по-настоящему! – подмигнула девчонка. Её чисто мужские повадки переодически разбавлялись женственными приёмчиками вроде ненавязчивого подмигивания.
Четвёртый в компании, тощий брюнет, сидел на траве и наблюдал за всем этим. Он также никогда не пил и не собирался в ближайшее лет пять. Он пошёл сюда за компанию с другом, захотевшим совершить что-то безумное и для этого выбравшего самый отбитый дуэт средней школы. Главное сейчас молчать и не привлекать внимания – думал он.
Их мини-бар находился на самом краю обрыва. Очень живописное место, которое сейчас полностью заросло густыми непроходимыми зарослями деревьев. Раньше, где-то тысячу лет назад тут скорее всего текла глубокая река, затем она высохла и образовала после себя Гранд-Каньон местного разлива. Теперь главным развлечением детишек после школы было спускание туда и тщательное исследование местности на дне.
«Была не была» – подумал Богдан и увлечённо принялся пить этот горький напиток. На вкус полная дрянь. Крепкий, но при этом сладкий. От этого вкуса Богдану хотелось вырвать, но он не переставал пить пока не выпил всё до дна.
Добив бутылку алкогольного энергетика, он со всей своей баскетбольной силой выкинул её в заросли яра, наблюдая как быстро она скатывается вниз.
В его глазах помутнело. Голова начала болеть. Но это всё равно было интересное чувство. Он и его новые товарищи начали нечленораздельно что-то обсуждать, еле-еле понимая друг друга. Они смеялись. Не понятно из-за чего, им было очень весело, хотя ничего смешного не происходило.
Тощий брюнет продолжал сидеть на траве и скучая наблюдать за этим.
Прошло десять минут не прекращающегося смеха.
Пятнадцать минут.
Двадцать.
Они продолжали смеяться. Сейчас надо-Бибер включил какой-то помойный рэп трек Новой Школы, под который трое бегали и веселились. Им было прекрасно. Весь мир будто в тумане, будто они смотрели на зелень этого парка через мутящую линзу, искажающую пространство.
Неожиданно Богдан почувствовал будто что-то щекочет его горло изнутри. В животе появилось неприятное чувство, будто всё его содержимое собирается вверх. Во рту он почувствовал отвратительный вонючий привкус.
Скорее всего, если вдохнуть поглубже это пройдёт. Он так и сделал. Неприятные ощущения прошли на секунды, но затем опять вернулись. Не понимая что с ним происходит Богдан развернулся к каньону и вырвал прямо туда. Неприятная густая жидкость белого цвета полетела вниз, а он с ужасом наблюдал как она стекает по листьям стоящего рядом дерева.
Красная девица и Бибер смеялись как не в себя. Богдан понял что сейчас всё что он хочет, так это лечь и проспаться. Он удобно лёг на зелёную траву, закрыл глаза и просто вырубился через секунду.
Его друг со страхом смотрел на то, как целеустремлённый и уверенный друг сейчас терял себя.
– Эй, что у тебя с рожей? Ты чем-то не доволен?! – выкрикнул ему Бибер.
– Да-да, ты единственный кого сейчас не прёт – подползала к нему красная.
– Я знаю что делать – улыбнулся Бибер.
– Я тоже, у нас же ещё оставалась парочка напитков – хихикнула девица – Давай-ка доставай!
Тёмный понял что сейчас произойдёт что-то неладное. Он тихо встал и собирался уходить, но тут резко почувствовал как на него кто-то налетел, сбив с ног. Он упал на траву, и увидел, как на нём сверху сидит красноволосая девочка, держа в руках алкогольный напиток.
– Сейчас мы тебя научив веселью – крикнула она, и открыв банку стала заливать напиток ему в рот. Бибер этим временем руками открыл его челюсть, крепко держав не давая закрыть. Брюнет почувствовал как по его горлу вниз стекает гадкий напиток.
Ему хотелось вырвать, настолько он был неприятный. Наконец, красная слезла с него. Он встал и начал осматриваться по сторонам. Она посмотрела и озадачено крикнула:
– Эй, его не прёт! – она начала сильно толкать шатающегося парня в плечо – Почему тебя не прёт? Скажи! А? – последний раз в своём толчке она приложила чересчур много усилий. Поскользнувшись, темноволосый парень упал вниз в глубокую яму, пытаясь нелепо ухватится за каждую ветку. Он изо всех сил пытался не упасть на спину, державшись как серфингист, пытающиеся поймать волну.
Как бы он не пытался ухватится и прекратить соскальзывать со склонов, у него ничего не получалось. Ребята восторженно смотрели на него и продолжали ухохатываться. Им казалось очень забавным, как он комично быстро скатывался на двух ногах.
Сзади парня оказалось огромное старое упавшее дерево, с которого в разные стороны торчали острые ветви. Заметив это, ребята постепенно перестали смеяться.
Сзади оказался незаметный камень, об который он спотыкнулся и уже через секунду летел на острые ветви дерева.
Одна из ветвей оказалась настолько острой, что смогла насквозь пройти через живот парнишки, окрасившись в яркий красный цвет крови.
Красноволосая девчонка начала визжать, недо-Бибер не мог сказать ни слова. Он смотрел на то, как парень подаёт последние признаки жизни. Он прекрасно видел, как из его живота торчит дерево, с которого каплями на землю падает кровь. Это была невероятная боль. Где-то минуту он был жив, и понимал что медленно умирает. Судя по всему, ветвь повредила какой-то жизненно важный орган.
Но самым большим мучением для него оказалась не адская боль, а осознание того, что твоя жизнь медленно подходит к эпилогу, не успев толком прийти к завязке. Почему он не смог сразу погибнуть? За что ему послано такое тяжкое наказание: наблюдать за своей гибелью? Смотреть на то как ты медленно провисаешь на острой грязной ветке.
Кажется, всё заканчивается. Очертания зелени парка мутнеют. В глазах начинает царить тьма. Как бы он не хотел, нормально дышать у него не получалось. Закрывая глаза, он медленно сделал последний вдох этого пьянящего свежего воздуха, отдающего хвоей…
– Что я наделала?! – со слезами на глазах крикнула девица – Он погиб из-за меня, это я его толкнула!!!! – сейчас у неё началась неподдельная истерика. Осознание убийства было самым тяжёлым моментом её жизни.
– Мы должны звонить в полицию, срочно – строго сказал Бибер, который сам еле пришёл в себя от шока.
– Ты с ума сошёл?!? Меня посадят!!! Ты хоть знаешь что творится в женских колониях?
– Я… я… я не знаю… Мы должны что-то сделать…
– Сам посуди, это идеальный момент. В парке никого. Его дружок спит крепким сном алкоголика – шок быстро сменил собой план действий, крутящийся у неё в голове. Меньше всего хотелось попасть за решётку.
Богдан и правда валялся на траве и не обращал внимания на громкие крики испуга, которые его собутыльники выкрикивали каждые пять секунд.
– У тебя же тут недалеко гараж отца – план скрытия убийства продолжался – Там у тебя была лопата, я помню это. Когда мы играли там в дартс, я об неё спотыкнулась. Эй, очнись, ты хоть понял зачем нам лопата? – Бибер смотрел не отрывая заплаканных глаз от трупа парня.
– Ты собираешься его собственноручно закапать? – всхлипнул он – Я ни за что на такое ни пойду, ты с ума сошла. Я звоню полицейским прямо сейчас, и никаких НО.
– Одно НО всё-таки есть. Я думаю ты не хочешь, чтобы копы узнали увлекательную историю о том, как ты подрался с одноклассником и специально толкнул его на острые ветки – улыбнулась девчонка.
– Как… как ты можешь – шокировано глянул на неё друг – Мы же с тобой друзья с шестого класса…
– Сам посуди кому все поверят. Хрупкой девочке или буйному пацану?
Парень вытер слёзы и строго глянул на неё.
– Скорее всего, прийдется унести Богдана от сюда, пока он не очнулся. Положи его у себя под гаражом. Наша легенда: мы пошли играть в дартс к тебе, а он заснул. В то время его трезвый дружок ушёл домой, и на этом мы его не видели. Ясно?
Бибер вытирая слезы кивнул головой.
– А теперь за роботу – строго крикнула красноволосая девчонка
После того, как Бибер с большими усилиями унёс Богдана и принёс лопату последовало снятие мертвеца с ветвей. Это было ужасно неприятно. Как бы дуэт преступников не старался, им не удалось не испачкаться кровью. Кровь их одноклассника мелкими каплями брызнула на футболку Бибера.
Тощий на вид парень оказался весьма тяжелым в мертвом состоянии. Вдвоём, спустившись вниз в каньон и кинув на землю труп, они принялись искать укромное место для него. Было принято решение начать копать в непроглядных зарослях высоких кустов, которыми заросло дно каньона.
Вспотевшая красная вытирая капельки с лба наблюдала за тем, как усердно её друг копает яму.
– А ты не такой дрыщ каким кажешься – ехидно подметила она.
– Замолчи – злым тоном огрызнулся он – Для тебя захоронение одноклассника как-будто каждодневное дело.
Спустя двадцать минут копания яма где-то метра три в глубину была готова. Они небрежно закинули продырявленный труп и свысока взглянули как он упав ударяется об сырую землю.
Бибер не мог прийти в себя. Он взирал вглубь этой ямы и не мог поверить в то, что человек, который проучился с ним пять лет сейчас находится где-то в другом мире. Он взглянул на его окровавленное тело последний раз и отошёл от ямы.
Красноволосая девчонка смотря на его тело не пустила ни одной слезы. Она безразлично проводила взглядом окровавленную дырку в его животе, наблюдая как растекается кровь по яме где он проведёт оставшуюся вечность.
Если его не найдут.
Взяв сырой чернозём в руку, она взглянула на него последний раз:
– Добрых снов – безразлично кинула она и забросила землю вглубь ямы.
Я чувствовал себя безжизненным высушенным свёртком. Все жизненные силы покидали тело. Укутавшись в мягкое одеяло я не имел никакого желания выходить из комнаты.
Тело до сих пор дрожало. Дрожали руки, ноги, губы. Мне было холодно даже под толстым слоем пледа. Мне было холодно даже когда по лбу стекал пот.
И мне до сих пор было страшно.
Голова идёт кругом от составления всевозможных безумных гипотез, которыми можно было объяснить происходящее в городе. Я лишу вас удовольствия прочесть хоть одну из них.
Всё чересчур безумно.
В комнату периодически заглядывает мама. Я понимаю по шагам, они у неё, в отличии от отца лёгкие и воздушные. Да уж, семья это такая штука, когда ты в точности можешь определить человека по звуку шагов, по запаху тела, по дыханию…
У мамы оно учащённое и холодное. Пахнет она сладковатым спреем для тела. Она думает что я сплю: садится на край кровати и, должно быть, смотрит на меня. Смотрит своим самым жалостливым взглядом. Может быть, качает головой про себя приговаривая: «Мой мальчик. Ох, мой миленький маленький мальчик».
А я даже и не шевелюсь. Меньше всего хочу общаться и что-то говорить. Слова для меня сейчас непостижимый труд.
По-моему моим родителям уже позвонил директор, сказав о сне во время истории. Я это понял по разговору, доносившемуся из кухни.
Лёжа тут и с головой уйдя в тёмное безвоздушное пространство под одеялом так хорошо слышно происходящее внизу. Легко представить как мама готовит ужин: слышно звук супа, кипящего на плите. Как в кухню входит папа. Слышно их разговор до мельчайших деталей, они обсуждают как им страшно.
Страшно за меня.
Сейчас, чувство что ты кому-то нужен в этом мире просто необходимо. Оно как тонкая ниточка, держащая меня на связи с этим миром. Так бы я полностью ушёл в себя. В миллионы мрачных мыслей и воспоминаний.
В ум, промежуточно вытесняя мёртвую МаМа и убийцу в городе лезут мысли о будущем. Удивительно, но даже сейчас они всплывают. Это были главные мои мысли до этого сентября. Всё, о чём я думал, так это о том, как распределится своей жизнью.
Кто вообще я и что мне делать дальше?
Все только и ждут окончания школы, а я жил в постоянном страхе. «Всё закончится, и прийдёт момент когда ты нависнешь летающим над пропастью. Под тобой будет бурлить океан, над тобой бесконечный простор. А ты останешься не определившимся ничтожеством. Никем. Человеком без лица.»
Подобные мысли крутились в голове постоянно. Засыпая я боялся. Просыпаясь я боялся.
Я просто не знал, кем хочу стать в будущем.
Мне было страшно за своё будущее, но сейчас, мне страшно за настоящее.
И два страха, терзающих меня изнутри, рвут на мелкие кусочки. Я не могу заставить себя откинуть плед и выйти за пределы комнаты. Мне лучше тут, пережидая этот ужас, делать вид что я сплю.
В кухню кто-то вошёл. Закрыв глаза я слышу это. Знакомый звонкий бас, созданный для управления толпой.
Точно, я узнал его. Священник Ростислав. Тот, который в Инстаграмме под каждым постом собирает лайки всего города. На каждой фотографии одно и то же выражение лица и белоснежная улыбка, ослепляющая даже сквозь экран.
Внизу болтовня.
– Он… – мамин голос. Надрывистый. Отчаянный – Ему очень плохо.
– Я бы хотел с ним увидится – говорит священник добродушным тоном, напоминая Санта-Клауса.
«ХО-ХО-ХО»
– Он спит – объясняет мама.
– Мне не обязательно с ним говорить. Я просто хочу помолится о нём.
– Вы так добры. Это так милосердно. – мама сыпет благодарностями как снегопадом перед Новым годом – Как мы можем вас отблагодарить?
– Это моя робота. Счастье каждого жителя города – моя цель.
Идеальный лидер города. Идеальный человек, проповеди которого захотят слушать все до единого.
А как не захотеть? Звонкий голос, приятная внешность, нейтральные позиции (никакой политики, никаких расовых и гендерных вопросов) в своих речах.
Слышится скрип лестницы. Дверь открываются. Шаги тяжёлые, это не лунная походка мамы. «Скри-ииииип! Скрииии-иииип!».
Ростислав неторопливо заходит в комнату, изучая её оживлённым взглядом. Просторно, крупные окна. На столе под окном стоит коробка со всяким хламом. Рядом на стене висит белая доска для записей маркером. Она пуста.
Мамаша осталась внизу, ожидать его вместе с отцом.
Парень лежит носом уткнувшись в стену. Несчастный, бедный маленький мальчик. От него немного пахнет потом. Его затылок блестит, видимо сам того не понимая он перегревается под толстым одеялом.
Бедный, бедный маленький мальчик. Он дрожит, видно невооружённым взглядом. Ему страшно до сих пор.
Священник расплывается в улыбке, обнажая белоснежный оскал. Это не та, «коронная», с фотографий и проповедей. Жестокая, холодная. Он подбирается к мальчику ближе и ближе, доски прогибаются под ногами и издают созвучный скрип.
Бедный, бедный маленький мальчик. Ему совершенно плохо после всего увиденного.
Холодная улыбка не сходит с лица Ростислава. Наклонившись над кроватью, как массивная мрачная тень, пугающая малышей ночами, он неторопливо опускает руку на плечо паренька.
На нём выстиранная домашняя футболка. Должно быть, на рукавах раньше сиял яркий рисунок. Сейчас он стёрся, и осталась последняя буква броской надписи.
Бедный, бедный маленький мальчик.
Ростислав ощущает его дрожь под ладонью.
Я ощущаю его огромную холодную руку на своём плече. Он склонился надо мной, судя по тени отбрасываемой на стену. Сразу, как только он зашёл, во всей комнате воцарил запах стойкого парфюма. Я думал так пахнут только турки и индусы (стереотипы-стереотипы). От этих духов, кажется, мои глаза вот вот и заслезятся.
Я делаю вид будто сплю. Судя по всему, очень даже умело.
Ростислав что-то шепчет себе под нос. Его рука ещё на моём плече. Сидит он так минуты две, после чего встаёт и уходит.
В комнате до сих пор витает стойкий аромат.
«УбийстваУбийстваУбийства…»
Не знаю почему, но каждый житель города теперь вселяет страх. Вселяет недоверие. Все эти убийства, описанные в раскиданных по архиву газетах…
Почему о них никто не знает?
Одинокий серый домик посреди пустыря напоминал собачью будку. Рядом просторную поляну начинает поглощать лес, с другой стороны – большая дорога, ведущая извилистыми путями в центр города.
Мелкий домик, напоминавший бедную халабуду старика-отшельника известен всем спортсменам города как самый оснащённый тренажерами спортивный зал. Да-да, а с виду так и не скажешь. С виду там живёт садовый гном, рыгающий радугой или Папа-тыква из Чиполлино.
Правда, известен он был только среди о-о-очень узкого круга. Этим можно было объяснить что в семь часов вечера тут никого не было.
Кроме капитана баскетбольной команды, предводителя всех спортсменов города – Макса. В основном, по вечерам сюда приходили остальные члены команды. Кирпичная коробка доверху заполнялась потными баскетболистами, таскающими штангу. Также подкачаться сюда часто лазили пронырливые папики с пивными животами. Они кряхтели и ворчали если случайно займёшь «их» тренажёр. Чисто ради показухи позанимаются десять минут, а дальше покатят обратно в бар пить пиво.
С одним таким старым пердуном Макс однажды подрался. Он ему говорит – «Давай проваливай, ты уже тут сидишь третий час. Миллион подходов, чёрт побери, уже сделал». Эти папики всегда вставляли черта в свои предложения. А когда рядом с ними матерились подростки корчили физиономии как у пятнадцатилетних девственниц.
Ну а Макс такой типа отвечает: «Это наша качалка, ну а вы, папики, помалкиваете, раз уж в гостях». Папик почесал жирную задницу, перданул, рыганул и ответил: «А ты не смей хамить старшим, понял, чёрт бы тебя побрал»
Ну и короче говоря Макс его отмутузил. Разбил лицо в хлам.
Где-то через неделю он встретил этого папика в парке. Шёл, значит, со своими детьми в ужасной устаревшей кепке из девяностых, и увидев его, глаза стыдливо в пол опустил.
Сейчас ни одного папика.
Макс один.
Жирозжигающая тренировка на пресс. По его расписанию она шла каждую неделю.
В зале воняло грибком. Серые грязные стены в потёках покрывали глубокие трещины. Потрескавшуюся штукатурку стыдливо пытались перекрыть постеры с чемпионами-бодибилдерами, с сиськами больше чем у самой Памелы Андерсон. Возможно, их тут понавесили для мотивации. На потных лицах чемпионов застыли корчащиеся пугающие физиономии. Одного так перекосило будто большей боли в жизни он не чувствовал – а сам поднимает небольшую гирю. На вид, не больше 10 килограмм.
Макс занимался у шведской стенки. Схватился руками за перекладину и поднимал ноги: вверх, вниз, вверх… в беспроводных наушниках альбом Поста Малона. На этот Хэллоуин он, кстати, будет именно им.
Вверх, вниз… По телу стекал пот. Майка с глубокими вырезами по бокам промокла насквозь. Сейчас она утратила белоснежность, став полностью прозрачной.
Хорошо, что он был один. Баскетболисты точно заметили бы паршивое качество майки. Папики зафырчали. Смех у них был как звук недовольных тюленей, пытающихся перекатится с бока на бок: «ф-рррр, ф-рррр».
Послышался странный скрип. Вроде бы, доносился со стороны железной двери. Макс снял один наушник, прервав упражнение. Ничего. Должно быть, бэквокал в припеве. У Малона порой бывают подобные приёмы в песнях.
Вверх, вниз…
Ещё один подход был позади. Тело обливалось потом. Макс снял клятую майку и отбросил в сторону. Посмотрев на отражение он с горечью заметил, что следует срочно набрать массу. Он худеет на глазах, хоть и тело по прежнему остаётся укрытым мышцами. В итоге они перетягиваются как джинсы на жирных задницах папиков, вылазят вены, жилы… Выглядит, конечно, ничего, как у Хью Джекмана в «Росомахе» (не той, где он играл старика), но Макс стремится к другим пропорциями фигуры.
Мокрое тело обдул сквозняк. Торс укрыли мурашки.
Дверь оказалась открытой, скрипя на ветру. Через неё внутрь домика-коробки пробрался белый свет фонаря. Он освещал одиноко стоящую на парковке машину.
– Эй, кто-нибудь есть?
Осмотревшись по сторонам, Макс захлопнул дверь.
Вверх, вниз…
Холодный воздух до сих пор гулял по коробке вызывая дрожь на мокром теле. Ещё один подход.
В наушниках заиграл «Рокстар».
– Старомодней песни не сыскать – фыркнул Макс, переключив трек. Apple Music в случайном порядке выдала трек очередного «LIL” из новой школы.
Максу было стыдно признаться, но он страх как ненавидел всю новую школу. Считал их тексты бездарными а биты убогими. Но конечно же, вся мода отгремевшая в мире последним делом доходила до их городка. Все были в восторге от помойных треков гундосых парней с радужными волосами.
В таком случае он завидовал Андрею. Его друг всегда мог высказать своё мнение, обратив его в новый тренд. Это сродни таланту. За запотевшим окном царили сумерки. Посадка рядом с коробкой залилась голубым светом. Весь мир залился голубым светом, готовясь к ночи.
Последний поход успешно доделан. Макс снял наушники бережно сложив их в белоснежную коробочку.
Наконец этот омерзительных голос перестал гундосить в ушах.
Сделав глоток из бутылки парень незаметно полностью осушил её. Пару капель вылились на грудь. Воды больше не было, а пить ещё хотелось.
Пресс полностью высушен и словно оформлен гениальным инженером. Кубики идеально ровные и симметричные. Между ними глубокие промежутки, подчёркивающие структуру.
Парень прошёл в душ – тесную комнату за залом. Четыре кабинки, напротив зеркало с раковиной. Белая плитка заражена грибком, в промежутках полностью отваливается со стены. Тут как нигде больше ужасно воняет сыростью. Запах пропитывает всё пространство насквозь. Главное: одеть тапки и зажмурить глаза. Горячая вода в вознаграждение того стоит.
Макс достал шампунь с чёрной сумки Адидас и прошёл в первую кабинку справа, находящуюся у грибковой стены. Тут всегда самая тёплая вода – этим правилом полидипсия один папик приходящий сюда по пятницам. Папики вечно выдумывали какие-то правила, будто стараясь как-то разнообразить себе жизнь. Справедливости ради стоит заметить, что это единственное действующее правило папиков.
Невероятное облегчение. Любимая часть дня Макса – душ. Простая мелочь жизни. Горячая вода, льющаяся на голову работала как самый божественный массаж. Тысячи капель тёплыми влажными следами массировали тело, и это чувство прекрасно. Чувство, когда мышечная боль отбывает как судно от причала. Чувство, когда прошедший день позади и ощущается облегчение. Чувство, когда приходит осознание что ты полностью готов к новому дню.
Макс зажмурил глаза, массируя волосы под струёй воды. По телу бегала дрожь. Он на ощупь схватил шампунь, выдавив пахучую жидкость себе на голову. Вспенив, он размазал её по телу. Ноги, бёдра, живот… Всё покрылось воздушной пеной.
Запах сырости наконец сменился ароматом геля для душа. Теперь пришло полное блаженство.
Пена текла вниз, проводя по телу своей воздушной массой. Сначала, чувство что к тебе прикасается что-то мягкое было неотличимо от многочисленной текущей вниз пены.
Потом оно стало чётче.
«Должно быть, облокотился об мочалку.»
Что-то мягкое и шершавое приятно щекотало ногу рядом с коленом. Затем начало обволакивать щекотливыми чувствами бедро.
«Это не мочалка»
Чувство передавалось. Словно ходило по ноге. Сжимало кожу.
Макс открыл глаза.
Всё тело затряслось: от головы и до пальцев на ступнях. Дышать становилось сложнее. Во рту пересохло, даже несмотря на льющуюся сверху воду. Из рта вылетел лишь приглушённый хрип, пытающийся позвать кого-то на помощь. Звуки падающей воды не выпустили его дальше душевой.
На бедре Макса сидел ПАУК. Самый настоящий гигантский ПАУК.
Омерзительная мохнатая тварь с чёрной шерстью и рассыпанными по ней оранжевыми пятнышками. Две передние лапы длиннее остальных шести, тянутся вверх, прямо к его лицу. Маленькие глазки смотрят на него.
Он не мог пошевелится. Вода продолжала течь вниз, а паук на неё плавать хотел. Она его лишь раздражала. Раздраконивала, подталкивая к нападению.
– Нетнетнет – шептал Макс, до сих пор не в состоянии пошевелится. Его главный страх материализовался, повиснув на теле. Подобных пауков он видел лишь в отвратительных ужастиках, программах Discovery и пугающих видео на Ютуб, которые забавы ради включал его отец. У него весьма своеобразное чувство юмора.
На это первое апреля, каждый раз когда Макс заходил в гостиную отец включал видео «Самые омерзительные пауки планеты» на Smart TV, смеясь над реакцией сына.
Лицо Макса перекашивалось. Краснело. Он вставал на месте, с ужасом пяля на ужаснейших созданий.
Адских отродий.
Зачем природа создала подобный ужас? Просто ЗАЧЕМ?
Психолог поставил чёткий и ясный диагноз – арахнофобия. Он сходил к нему пару раз в девятом классе, и это был единственный человек, знавший о его фобии помимо родителей и лучших друзей.
Неужели они?
Сейчас вопрос кто это сделал интересовал его меньше всего. Ясно одно: это шоу кто-то подстроил. Кто-то хотел сломить известного всему городу «местного Джордана». Не мог же появится тропический паук в спортивном зале города, находящегося в умеренных широтах?
Ведь так?
И как же снять эту тварь?
В голову наконец стали приходить трезвые вопросы. Вернулась способность рассуждать, но Макс до сих пор не дышал. Страх сковал его тело. Омерзение, отвращение выворачивало наизнанку.
Парень оглянулся и опять потерял способность здраво мыслить. Вся кабинка была усыпана огромнейшими тропическими пауками. Шесть мохнатых уродцев, неторопливо ползущих верх. Шесть мохнатых уродцев, перебирающих своими лампами и двумя передними усиками. У одного, паука с чисто шоколадной шерстью блестели красные глазки-бусинки.
– Нетнетнетнет – Макс заскулил. Пауки двигались впритык к нему, обтирая мокрой шерсткой голую кожу.
Сейчас он способен умереть от страха.
Он и умирает.
Вдох-выдох.
Полная жесть.
Вдох-выдох.
От неожиданности он оцепенел.
Вдох-выдох.
Решение нашлось. Импульсивное, бредовое, но оно было. Он вырвался из душа и бросился наутёк из адской комнаты, поскользнувшись на тёплой луже. Мизинец ударился об угол стены – плевать.
Главное – бежать.
БЕЖАТЬ БЫСТРЕЕ.
Паук соскользнул с ноги, приземлившись на треснувшую плитку.
Пронесясь мимо зала Макс выбежал на улицу.
Голый.
Мокрый.
В пене.
Плевать, стесняться нечего.
Зубы стучали друг об друга. Чертовски холодно. Он обнял себя руками пытаясь спастись от дрожи.
Никого вокруг. Одинокая машина припаркованная у коробки способна увезти его подальше от адского места.
Он уставился на открытую дверь. Сквозь неё виднелся белый свет душевой. Оттуда вылетал пар, растворявшись в темноте.
