Приключения в Новом мире

– Виолет! Кто же он такой, этот доктор Дес?

– Алонсо Дес. Был врачом боевого флота. Недолго. Но, по-моему, честный человек, других в офицерскую кают-компанию не допустят. А здесь он помогает нашим больным и раненым. Самое главное, охрана его не трогает: у нас теперь вдвое меньше покойников, чем в других лагерях, а начальник лагеря постоянно получает за это премии.

– Вот что я вам скажу, – возразил Ратмир, – всё это неспроста: ведь сегодня меня пытались убить, а вчера я переехал межу вашему священнику тем, что разрушаю насаждаемые им раздоры. Католики, язычники… Кому-то подобные межи выгодны, друзья!

– Может быть, завтра нашего друга попытаются купить? – спросил Атог.

– А что, если мне, действительно, купиться? – оживился Ратмир. – Без помощи извне бежать отсюда невозможно. Ведь ранее здесь побегов не было, Виолет?

– Ну, как же, отсюда убежишь… – буркнул танорец. Но, секунду поразмыслив, добавил: – Только ты не считай их дураками, Ратмир. Они будут плотно наблюдать за тобой.

– Скорее всего, так. А рискнуть все равно стоит. Это – единственный выход. Или кто-то из вас боит…

Ратмир не договорил последнее слово. Индейцев такое подозрение удивило бы. Как все неоправданные подозрения. Да и пылкий танорец, бывший офицер, имел бы право вызвать Ратмира на дуэль за такие слова. Все они могли рисковать. Что им угрожало при неудаче? Смерть? А разве не она грозила всем, остающимся в лагере и отличалась только тем, что могла наступить позже небольшими мучениями?

– Твоя мудрость тебе в подмогу, друг теуль, – скачал Камок. – Ты видишь, что и как тебе делать.

– Пускай они думают, что ты продаешься, – проворчал Атог.

– А отказываться опасно, – резюмировал Виолет. – Поди разбери в толпе, кто кого ударил! Премии премиями, но свое спокойствие они ценят выше денег.

На следующий день, когда пленников увели на работу, Ратмир остался. Но время шло. Вызова к доктору не было. Ратмир решил пойти на поиски сам. Он добрался по трибунам до госпиталя. Но и там доктора не оказалось. Зато дежурила возле умирающих Алита. От нее Ратмир узнал, что доктор – в помещении под трибуной, куда, по его настоянию, будут скоро переносить больных. Ратмир направился туда. (Скорей всего, помещение это раньше служило раздевалкой для спортсменов). И в одной из комнаток нашел того, кого искал.

– Вы хотели меня осмотреть, доктор? Но вы же сами говорили, что у меня ничего серьезного нет.

Голубые, слегка навыкате глаза врача в упор уставились на Ратмира сквозь очки с потрескавшимися стеклами.

– Этот вызов не имеет никакого отношения к медицине и ко мне лично! Вас что, не предупреждали? – спросил он раздраженным голосом. И, уходя заметил: – Мне очень жаль, что я вас вылечил.

– Мне кажется, доктор, – быстро проговорил Ратмир, стараясь задержать врача, – вы не за того меня принимаете…

– А за кого же мне вас принимать, как не за доносчика и провокатора? Мне приходится покрывать таких, как вы, доносчиков, чтобы иметь право оказывать помощь больным.

Голова Ратмира напряженно работала. «Значит, Атог прав!»

Извинившись перед разгневанным врачом, он вышел из-под трибуны и натолкнулся на надсмотрщика в солдатской камуфлированной форме без погон. Тот явно искал кого-то. Ратмир спросил, не его ли тот ищет. Надсмотрщик повернулся к Ратмиру:

– Да, тебя. Где ты пропал?

– Принял вашу милую шутку с доктором за чистую монету.

Надсмотрщик, понимающе кивнув, направился к воротам. Ратмир следовал за ним.

За воротами была площадь, через которую проходили пленники перед посадкой в вагоны. За ней – скопление домов, в которых жила охрана. К одному из домов лежал их путь.

– Сюда.

В комнате при входе сидел за столом белый человек. Ратмиру вдруг вспомнился доминиканец. Но этот был еще толще. Военный камуфляжный костюм (как у надсмотрщиков, но с погонами) на нем едва сходился. Лысая голова блестела, будто смазанная салом, маленькие поросячьи глазки почти тонули во впадинах над висящими щеками, широкие губы нависали над тройным подбородком. Завершал этот «портрет в жирных тонах» широкий утиный нос.

Несколько секунд хозяин комнаты и Ратмир рассматривали друг друга. Затем Ратмир получил приглашение присесть к столу. Толстяк заговорил.

– Мое имя Бров, Бров Хансон. Я являюсь начальником этого лагеря. Ты, конечно, уже понял, зачем тебя вызвали. Я ложу слишком много сил, чтобы поссорить меж собою пленников и не допустить их организации, а ты, едва появившись, рушишь все мои планы. Ты должен понимать: я этого не допущу. Вчера я приказал убрать тебя, но дело сорвалось. Теперь я хочу предложить тебе службу у меня. Как ты понимаешь, единственной альтернативой является смерть.

– Я это понял сразу. Еще вчера. Но смерти я не боюсь, – медленно проговорил Ратмир. – Мы, конечно, можем сейчас столковаться. Но я бы хотел знать, какая служба меня ожидает.

– А не много ли хочешь?

– Нет, так не пойдет! – (Ратмир устроился поудобней). – Если уж продаваться, так подороже.

– А ты наглец, – проговорил Бров. – Откуда ты?

– Был помощником капитана на пиратском судне, – не моргнув глазом, начал Ратмир. – Попал в плен к ацтекам, а там спас жизнь принцу Куаутемоку и в результате оказался в рядах его гвардии.

– А до пиратства?

– До пиратства – мое дело.

– А если я все-таки прикажу тебя убрать?

– Тогда народ распотрошит вас, как кита на китобойной базе. Вот что тогда! Давайте ваше предложение – или отправляйте меня обратно в лагерь. Вам здесь хорошо сидеть, а я с угра не жрамши, и еще не известно, придется ли есть сегодня!

Бров удовлетворенно откинулся на спинку кресла:

– Ладно, ладно. Тормози. Я предлагаю тебе быть информатором. Согласен?

– Нашел дурака, – фыркнул Ратмир.

– Нет, все-таки тебя нужно убрать.

– Конечно, – с готовностью поддержал Ратмир. – А значит, навсегда похоронить мечту о расовой розни… и, как следствие, о вашем спокойствии. Ведь я в их глазах стану мучеником.

– Берешь меня за горло? – спросил Бров. – А ну-ка переверни медаль.

– С удовольствием. Если я куплюсь, то пленники будут обмануты в своих лучших чувствах и не скоро смогут найти себе другого лидера.

– Ладно, твоя взяла. Будешь служить надсмотрщиком?

– Сначала накормите, а потом поглядим.

Бров вызвал конвоира, который ждал за дверью. Ратмир был препровожден в столовую. Затем – на склад обмундирования. А затем – в домик охранников, где ему предстояло отныне жить в отдельной комнатке и спать на настоящей постели.

Через час он – сытый, вымывшийся, приодетый и вооруженный, – шагал назад к воротам стадиона радом со своим бывшим конвоиром – отныне напарником. Звали того Элиас Питт. Он был очень разговорчив: можно сказать, что рот у него не закрывался. Родословную свою он вел из государства под названием Бретания. Да и похож был на фермера какой-нибудь йоркширской глубинки, где цветет на холмах вереск и спеет под вечно моросящим дождем овес для всемирно знаменитой каши.

– Да ладно, малый! – тараторил Элиас. – Ты вроде не наш, не из Бретании, а сообразил, где пудинг слаще. С виду – ну такой паренек-колледжер, а гляди-ка вот… К нам в охрану ведь все больше ребята с темным прошлым идут. Или… как по-научному? Ре-не-га-ты. Не похож ты, малый, не похож… А как к пиратам попал?

– Ладно. Не к пиратам. К китобоям. Несчастная любовь. Она изменила мне. Я ушел в море, чтобы все забыть.

– А-а, тут будет и ей замена! Каких только нет! Лучше взять индеанку, – охотно просвещал Ратмира ренегат. – Они самые покладистые. Но ни под каким соусом не бери танорку. Они хоть и красавицы, но форменные дуры. Впрочем, как и все танорцы. Не так давно одна из них зарезала одного надсмотрщика его же кинжалом. Ну, конечно, мы сумели с нею распорядиться! – похвастался Элиас. Но, перехватив недобрый взгляд Ратмира, тут же успокоил: – Да понимаю, понимаю! Когда я только пришел сюда, меня тоже от этого всего с души воротило, но потом привык. И ты привыкнешь. А сейчас сам Бров с одной бьется, уж и кнутом, и пряником, а та ни в какую. Впрочем я ее тоже понимаю, от одного взгляда на эту жирную свинью всех выворачивает, а она – краса-вица… Работаем мы посменно. Мы завтра – в первую. Сопровождать поедешь. На работы. Ну да подружку скорее присмотришь.

– Я уже присмотрел. Алита зовут.

Элиас замахал руками:

– Нет, все-таки ты мальчишка-колледжер! Она ведь танорка! Я не хочу потерять напарника, только-только его обретя!

Но Ратмир остался непреклонен – и в тот же вечер забрал Алиту к себе. Сначала она закатила великолепный скандал. Скандал совершенно настоящий. С искренними, не фальшивыми слезами разочарования и обиды. Но Ратмиру удалось-таки объяснить ей все. А Алита на другой же день передала в лагерь первый приказ Ратмира. Приказ гласил: на время распустить сообщество. И – ждать.

Ждать пришлось две недели. Ратмир провел их с пользой. Собственно, план у него сложился в первый же рабочий день. Достаточно избавиться от напарника и затормозив поезд, открыть засов на двери. Остальное довершат сами пленники, выйдя на свободу. В поезде – двадцать вагонов, из которых всего один занят охраной – двадцатью вооруженными сардукарами. В каждом вагоне – человек по сто. Если удастся открыть хотя бы два из девятнадцати… Ну а если склонить хотя бы одного охранника на сторону восставших? Только вот – кого?

Шагая мимо дома начальника лагеря в столовую для охранников, Ратмир как раз обдумывал эту тему. Дверь дома внезапно распахнулась. Выбежала простоволосая, в разорванной одежде, девушка. За ней, рыча, гнался сам Бров с кнутом, на его одежде была видна кровь. Как потом оказалось, – кровь из раны на руке. Он настиг пленницу и стал избивать ее. Орал при этом так, что, наверное за километр было слышно.

– Ах ты,…, гордая очень, гордая! Да я тебя камни таскать заставлю, сгною на работах!..

Нет надобности приводить все эпитеты, которыми награждал Бров непокорную пленницу. Ратмир с трудом сдержал себя, чтобы не вступиться за несчастную. Ведь тем самым он мог поставить под угрозу план побега. Но ему помог Питг. Бретанец увел напарника от греха подальше, рассуждая:

– Возомнил же о себе, жирная скотина! Иной раз, когда я вижу такие вещи, самому хочется набить кое-кому морду! – Помолчав он добавил: – Раньше, пока не привык, трудно было сдерживаться, а теперь легче. Не стоят они того, чтобы из-за них жизнь свою губить.

Вечером Ратмир узнал от Алиты, что же случилось у Брова. Оказывается, случилось вот что. Вопреки традиции не трогать гордых пленниц из Танора, начальник соблазнился красотой одной из них. Говорили: девушка – не из простой семьи. Кто-то утверждал: она – Жемчужина Танора, дочь танорского правителя. Но, утверждая, сам не шибко верил своим словам. Хотя, во всяком случае, девушка оказалась с характером. Она, как и ожидалось, отвергла его домогательства. Тот попытался взять ее силой. И выяснилось: разговоры о трюке с кинжалом – не просто разговоры. Имеется в виду кинжал, который лежал у Брова рядом с постелью. Если бы начальнику повезло чуть меньше, она вспорола бы ему живот. Алита узнала, что пленницу зовут Анила и что завтра ее, действительно, увезут на мужские работы. Она даже сама готова была поменяться с кем-нибудь и уйти в карьер вместо госпиталя, чтобы там хоть как-то помочь ей.

– Как же тебя поставят на мужские работы? – спросил Ратмир.

– Но ты можешь настоять на этом. Так же, как и Бров.

– Во-первых я не Бров, а Ратмир, и делать этого не буду. Лучше ты сейчас пойди в лагерь и скажи Атогу, чтобы он присмотрел за Анилой и помог ей. Заодно передай: пусть завтра они все постараются сесть в один вагон.

– А я?

– Ладно, – сдался Ратмир. – Иди в лагерь. Но все-таки я – не Бров! Я буду за тебя волноваться!

…Утро Ратмир и Элиас Питт встретили на площадке вагона. Перекрикивая вой ветра и стук колес, Питт пытался выведать у Ратмира, за что и почему тот «выгнал свою танорку обратно». Ратмир отмалчивался.

– Ну ладно, ладно, можешь не отвечать! – надрывался Питт.– Я сам знаю все причины! Я же говорил тебе! Эти танорки – форменные дуры! Какую солидарность с дочерью своего правителя проявила твоя подружка! И тебе пришлось ее выкинуть, то-то будет смеху, если окажется, что Анила – деревенщина! Хотя, ладно, не беспокойся. Найдешь другую. Более покладистую.

В карьере меньшая часть из сорока надсмотрщиков наблюдала за женщинами, большинство – за мужчинами. Причем, поскольку наблюдение за женщинами считалось отдыхом, «удовольствием», все должны были получать его поровну. По очереди. Сегодня, как назло, оно досталось Ратмиру с Питтом. Весь день они просидели в тени скалы: день выдался на редкость знойный, вылезать на солнцепек и подгонять женщин не хотел даже Элиас, а подгонять их самих тем более никто не брался. Примерно за час до окончания работы Питг отправился за «чем-нибудь холодненьким». И добыл пару запотевших кувшинов. Допивая первый из них, он начал:

– Помнишь, я говорил насчет Жемчужины Танора, которую Бров хотел закатить к себе? Так вот, все это оказалось не пустой болтовней…

– …и она в самом деле дочь правителя? – закончил фразу Ратмир.

– Нет, это ты в самом деле мальчишка-колледжер! Ее, по его приказу, действительно поставили на мужские работы! Таскать камни. Все-таки он большая сволочь.

– Ну и что же? – (Ратмир сделал вид, что зевает).

– Да то! Один индеец, здоровый такой ирокез, весь день помогал ей. А час назад сюда на электромобиле приперся Бров, эта жирная скотина. И сам стал наблюдать за ней, никого к ней не подпуская. В общем, он ее сегодня уморит. Этой работы она не выдержит.

Все оставшееся время до конца рабочего дня Ратмир просидел в тени, как на горячей сковородке. Но вот, наконец, паровозный гудок: финал рабочего дня. Надсмотрщики согнали женщин в колонну и повели к железной дороге. Все привычно заняли свои места: женщины знали, где окажутся двери вагонов, охрана – где площадки. Подходила и другая колонна: заключенные с мужских работ.

Но там явно случилась какая-то заминка. Со стороны ущелья, куда сбрасывали трупы умерших на работе, слышались женские крики, долетала ругань надсмотрщиков. Элиас устремился туда. Вслед за ним – Ратмир: он еще издали различил небольшую группу женщин, которые о чем-то упрашивали двух надсмотрщиков. А подойдя ближе, понял: танорские женщины, среди которых он видел и Алиту, упрашивали надсмотрщиков не бросать в ущелье Анилу. Она была еще жива. Женщины обещали надсмотрщикам, что отблагодарят их. Те понемногу уступали. Неохотно. С ответными намеками, какой же именно должна быть «благодарность». Но тут снова явился Бров.

– Бросайте эту … в ущелье, без разговоров! – заорал он.

Видя, что надсмотрщики колеблются, начальник сам потащил девушку за волосы к обрыву. Женщины окружили его. С мольбами они цеплялись за его одежду. Бров разразился бранью, начал стегать вокруг себя кнутом. Женщины, крича от боли, все же не отпускали его. Он вырвался. Но тут перед Бровом, как из-под земли, возник Ратмир.

– Господин начальник лагеря! – поговорил он вежливо. – Зачем вы хотите сбросить в пропасть эту девушку? Ведь она еще жива.

Резкий контраст между манерой разговора в конторе и здесь на несколько секунд привел Брова в замешательство. А Ратмир продолжал:

– Помните о соревновании между лагерями по предотвращению преждевременной смертности рабочих?

– Мне плевать! В конце-то концов, здесь им не курорт! – буркнул Бров, заметно сбавляя тон. Но тут же, вновь распаляясь, заорал: – Какого дьявола тебе от нее нужно?

– Мне нужно от нее то же, что и вам, – заверил его Ратмир. – В конце концов, мы с вами – коллеги, неужели вы откажетесь поделиться?

Кнут взвился над головой Ратмира.

– Нет, ты в самом деле наглец! Прочь с дороги!

Ратмир выполнил волю начальника: отскочил в сторону. Бров, не глядя под ноги, рванулся вперед. Оступился. Покатился к пропасти. И с визгом рухнул вниз. Точнее, готов был рухнуть. Повис на самом краю.

Брова спас Ратмир. Спас тем, что начальник не выпустил кнутовища из рук, а Ратмир успел ухватиться за конец его кнута, а затем – за ворот его одежды.

Напрягая все силы, он удерживал тушу начальника лагеря, пока не подоспел Элиас. Но даже их общих усилий не хватило, чтобы вытащить Брова наверх. Только при помощи троих других надсмотрщиков им удалось-таки его поднять, и начальник, перевалившись через край обрыва, растянулся на земле. Жирное тело Брова колыхалось от озноба, поросячьи глазки расширились. Он лежал несколько секунд. Затем вдруг вскочил на ноги и с удивительной для его комплекции резвостью бросился к своей машине. На бегу он странно подпрыгивал, все еще сжимая в кулаке кнутовище. Вокруг засмеялись. Но это всеобщее веселье было напряженным: чувствовалось – инцидент не исчерпан. Элиас так и сказал Ратмиру:

– Этим не кончится!

Но Ратмир отмахнулся от него и приказал поместить Анилу в тот вагон, который предстояло охранять ему. Вместе с ней в вагон поднялись еще две девушки-танорки и Алита. Несмотря на то, что женщин не полагалось садить в вагоны к мужчинам, возражений со стороны других надсмотрщиков не последовало. Когда Анилу несли мимо, она едва слышно проговорила:

– Вы зря помешали мне умереть. Вам это ничего не даст, как и Брову. – Голос ее неожиданно окреп, она почти выкрикнула: – Я не буду любовницей ренегата, лучше – смерть!

В ответ на то Ратмир лишь слегка поклонился, направляясь к своей площадке.

…Поезд тронулся. Элиас, сидя спиной к Ратмиру, ворчал:

– Ну какого черта тебе понадобилось вступаться за эту девчонку! Добро бы, она тебя за это отблагодарила, а то еще и прирежет… если Бров тебя сам еще раньше не сожрет. Такие, как ты, мне нравятся. Честно, честно! Хотя, с другой стороны, такие, как он…

Элиас Питт многое хотел сказать. Он еще продолжал высказываться, когда Ратмир ударил его рукоятью револьвера по затылку. Бретанец свалился на пол без сознания. Он так и не успел решить в тот раз, кто ему больше импонирует: такие, как Ратмир, или такие, как Бров. Ратмир взял его револьвер и кинжал. Огляделся. Прошел по карнизу до двери теплушки. Поднял засов. Крикнул: «Приготовьтесь!» Затем вернулся на площадку – и сорвал стоп-кран. Вцепился в перила: чтобы удержаться на ногах. Скорость была большая, торможение длилось несколько секунд. Состав еще не успел остановиться, когда Ратмир спрыгнул с площадки и побежал к следующему вагону. За спиною он слышал скрип откатываемой двери. Над ограждением тормозной площадки второго вагона показались головы в камуфляжных головных уборах. Ратмир открыл огонь. Надсмотрщики упали. Открыть дверь следующего вагона не помешал никто. Мимо промчались освобожденные им товарищи. Кто- то кричал на бегу: «Ребята, вперед! Надо других обезоружить!»

События развивались стремительно. Надсмотрщики почти не оказали сопротивления: разве что два-три пистолетных выстрела в разных концах. Но конвоиры-сардукары, которые ехали в отдельном вагоне, открыли плотный огонь. Стреляли они из узких окон, взять их было абсолютно невозможно. Повстанцы гибли один за другим. Человек пятьдесят легло в пыльный бурьян по обеим сторонам насыпи, пока Атог с незнакомым могавком сумел пробраться к сцепке, отцепить вагон конвоя и на несколько метров оттолкнуть его по рельсам. Тогда повстанцы навалились общими силами. Вагон опрокинулся под откос.

– Люди! А теперь – все в разные стороны! – крикнул Ратмир.

Подбежал Виолет, сжимая трофейную винтовку:

– Все удалось, пора и нам уходить! – крикнул он. – Наши уже собрались.

Спустя несколько минут на путях остались только пустые вагоны. И еще один вагон, опрокинутый, – рядом с путями: под насыпью. Сделалось тихо. Кто желал, – мог услышать звон кузнечиков в пыльном бурьяне, свист ветра, даже плеск ручейка за деревьями. Но вряд ли кто услыхал, как последняя, совсем небольшая группа людей в изорванной грязной одежде отступила в спасительный лес. Ратмир и его товарищи ушли бесшумно.

6

Всю ночь отряд пробирался по лесу. Двое ацтеков из гвардии Куаутемока шли впереди, прокладывая путь. За ними следовали еще четверо гвардейцев. Четверо ирокезов несли Анилу. Алита и еще две ганорские девушки старались не отставать от нее. Замыкали шествие Камок, Ратмир, Виолет, два бывших его матроса – и Атог с палицей из ствола небольшого дерева, вывернутого из земли вместе с корнями.

Незадолго до рассвета, когда расположились на краткий отдых, Атог сказал Ратмиру:

– Погони еще не слыхать. Но, скорее всего, они пошлют рейнджеров на крылатых тварях. Я следил за небом, пока мы шли. Нужно удвоить бдительность. И – быть готовым открыть огонь в любой момент. А здесь нам нельзя надолго останавливаться.

К ним подошла Алита:

– Мы не можем больше. Анила бредит. Она не вынесет пути.

Анила была без сознания. Ее голова в короне из русых волос покоилась на коленях одной из спутниц. Прекрасное лицо было бледно, но спокойно. Ратмир подошел к ней. Густые длинные ресницы дрогнули, распахнулись, открыв голубые, будто отражение неба, глаза. Полные красивые губы слегка улыбнулись, отчего на щеках появились ямочки.

– Вам незачем задерживаться из-за меня, – проговорила она слабым голосом.

– Нам и нет нужды задерживаться дольше, чем на четверть часа, – проговорил за спиной Ратмира Атог. – Мы сейчас соорудим в лесу превосходный паланкин, и, если белые женщины наберут мягких листьев, вам будет вполне удобно.

Он жестом позвал своих воинов в лес. Алита и вторая девушка-танорка направились собирать мягкие листья огромного лопуха.

– Господин Романов… – заговорила Анила. – Я приношу вам свои искренние извинения за те слова, которыми я вас оскорбила несколько часов назад. Я не была посвящена в вашу тайну и надеюсь на ваше прощение.

Ратмир ответил с поклоном:

– Одна ваша улыбка способна заставить замолчать любую обиду. Если это не прозвучит дерзостью, то прошу называть меня Ратмиром.

Анила улыбнулась и кивнула. Затем произнесла:

– Извините мою невежливость. Я закрою глаза.

Даже этот короткий разговор лишил ее сил.

Через четверть часа паланкин из двух длинных жердей и гибких лиан был готов. Алита сделала в нем ложе из листьев и ярких ароматных цветов. Анилу устроили в паланкине. Отряд вновь двинулся в путь.

Ратмир вел друзей на северо-восток – к океану. Будучи среди надсмотрщиков, он успел кое-что разузнать о ходе войны. Бухту, через которую могавки вели торговлю с Танором, обороняли моряки-танорцы с кораблей торгового конвоя. Артиллерия кораблей сопровождения и десанты обратили сардукаров в бегство. Надсмотрщики передавали слух: командир конвоя собирался держать бухту своими силами вплоть до момента, пока положение на фронте не стабилизируется. Эти разговоры сопровождались глумливыми комментариями. Но Ратмир сразу понял: раз уж идти, то – туда. И сейчас отряд держал курс на северо-восток. Там Ратмир мог примкнуть к танорскому конвою, а индейцы – отправиться к своим. До цели – примерно дней пять. Путь на две трети проляжет по стране, которая хорошо знакома ирокезам. Правда, сейчас здесь хозяйничают сардукары…

Крылатые рейнджеры действительно явились. Однако наблюдатели вовремя дали знать друзьям. Отряд рассыпался, все попрятались, особенно тщательно замаскировав паланкин с Анилой. Атог предложил идти ночами, а днями – отсиживаться в лесу или в скалах. Но Ратмир не согласился. Нужно было спешить. Планы командира танорского конвоя могли измениться. Под влиянием коммерсантов ли, по другим ли причинам, но – могли. Виолет поддержал Ратмира в его мнении. Лейтенант не раз участвовал в конвоях, у него был изрядный опыт, и на основе его танорец сделал заключение: Ратмир, который мог судить о возможных изменениях обстановки лишь логически, – прав. В спор вступил даже один из матросов – Луис Уэльв, который вообще говорил мало, а без приказов и подавно предпочитал молчать. Он взял сторону лейтенанта. Ирокезы и ацтеки, подумав, наконец, согласились.

Ночью погоня отстала. Но следующим днем, около полудня, пара рейнджеров явилась внезапно, и Уэльв не успел как следует спрятаться. Они его заметили. Открыли огонь. Луис выстрелил в ответ. Тем временем успели изготовиться к стрельбе остальные. Передовой рейнджер неловко повис в седле, выпустил винтовку: она тоже повисла, болтаясь на ремне, перекинутом через его шею. Он был мертв. Под вторым сардукаром был убит птеродактиль. Но этот, второй, проявив чудеса ловкости, в полете сумел пересесть на другого «скакуна». Убитый товарищ мешал ему. Сардукар безжалостно сбросил его на землю. И, пока на земле перезаряжали оружие, успел улететь.

– Да, теперь за нами нарядят настоящую погоню, – заметил Атог, снимая винтовку с шеи мертвого рейнджера.

– И все ж, единственное, что мы можем сделать, – это продолжать путь, – заявил Ратмир. – Будем внимательней следить за небом.

– Хорошо, – подумав, согласился вождь. – Я сам буду следить за небом.

Вторую группу сардукаров – уже под вечер – могавк заметил вовремя. Беглецы укрылись под завалом из деревьев, рухнувших здесь когда-то во время бури. Молодой лес, который поднялся вокруг, был достаточно густым, кроны мешали сардукарам вести прицельный огонь. Пуля нашла только одного гвардейца.

Чтобы сделать второй залп, сардукары должны были развернуть своих птеродактилей. Это дало беглецам передышку. Они встретили врага винтовочным огнем. Рейнджеры пронеслись над деревьями, стали разворачиваться на третий крут. Беглецы не потеряли никого. Два убитых сардукара свалились в лес со своих «скакунов». Два из двадцати. Однако ведь осталось еще восемнадцать!

Третья перестрелка закончилась для сардукаров пятью убитыми. Но погибли Камок и один из ирокезов. Винтовку Камока поднял Атог.

Следующая атака закончилась гибелью еще двоих рейнджеров и ранением Виолета.

Сардукары решили сменить тактику. Имитируя новую атаку, они направили птеродактилей к земле, а затем, оставив седла, прыгнули в лес. Началась рукопашная. Стрелять стало невозможно: пуля могла поразить своих. Да и нечем было стрелять. У Ратмира патроны кончились еще полчаса тому назад. Держа винтовку за ствол, он нанес ближнему рейнджеру страшный удар прикладом по голове. Потом отбросил винтовку, завладел мечом убитого, напал на другого сардукара. Рядом работали кинжалами индейцы. Атог не забыл и о своей палице. Но со всем этим трудно было противостоять мечам. Сардукары оказались неплохими фехтовальщиками: здесь отсутствие эмоций было им в пользу. Особенно – тот рейнджер, на которого напал Ратмир. Пришлось ему призвать на помощь все свое недавно обретенное умение. Сил ему добавляло и то, что сейчас его меч особенно нужен товарищам. Очередной выпад противника встречен жестким блоком. Клинки зазвенели. Совсем рядом Ратмир увидел лишенные ресниц глаза сардукара. Меч скользнул вниз и прижал к земле клинок противника. Тот попытался провести обводку… но оружие выскользнуло из руки, обтянутой блестящим черным материалом вроде кожи. Меч закувыркался по траве, сверкая в солнечных лучах. Ратмир размахнулся. Теперь нельзя промазать! Удар должен быть такой, чтобы все силы собрались в нем! И, обязательно, точный!

Голова сардукара разлетелась, как спелый арбуз.

Ратмир обернулся. Атога с тремя индейцами теснили трое сардукаров. Луис штыком отбивался от троих врагов, не подпуская их к раненому Виолету и к носилкам Анилы. Ратмир бросился туда. Но не успел. Он еще сам не понял, что могло остановить его. Только понял: друзьям он не поможет. Матрос, заколов одного из рейнджеров, сам пал от меча. Танорские девушки бросились навстречу сардукарам. Вцепились в балахон одного из них, повалили его на землю. Кинжал Алигы вонзился сардукару в горло. Падая, сарду- кар успел убить одну из ее подруг. Второй зарубил обеих уцелевших девушек. Бросился на Анилу. Но Ратмир был уже рядом. Сверкнул меч. Темная голова без ресниц и ушей рухнула в траву. Ратмир устремился на помощь Атогу. Снова упал. Обернулся. И понял: один из убитых врагов волочится за ним. Черная перчатка будто приклеилась к штанине камуфляжных брюк.

…Победа досталась беглецам. Но как дорого стоила эта победа! Из шести ацтеков-гвардейцев уцелел лишь один. Из числа ирокезов – двое. Погибли оба матроса и три девушки-танорки. Тяжело ранен Виолет. Друг еле дышал, когда Ратмир подошел к нему. Черные глаза офицера уже подернулись смертной дымкой, черты лица заострились, бледность проступала на лице, красивые, чувственные губы танорского лейтенанта были бескровны. Он едва смог проговорить:

– Береги дочь правителя…

Кровь густой каплей скатилась из уголка рта, тело конвульсивно вздрогнуло и вытянулось.

Ратмир обернулся к стоящим позади Атогу и трем индейцам.

«Значит, Анила – в самом деле дочь правителя Танора!» – хотел сказать он. Но сказал следующее:

– Друзья… Мы должны их всех похоронить…

Атог первым принялся рыть могилу с помощью двух мечей убитых рейнджеров.

Глубокую яму выкопать уцелевшие беглецы не смогли. Но и устройство мелкой, тесной братский могилы заняло весь оставшиеся день. К ночи они настолько выдохлись, что просто не могли продолжать путь. Лишь наутро отряд двинулся дальше.

Зато их порадовало другое. В лесу, возле тропы, стоял обгоревший резной столб. Отряд вступал в родовые земли могавков. Сардукары не могли контролировать всю захваченную ими индейскую территорию. А ирокезы великолепно ориентировались тут, находили укрытия.

Осталась позади граница с еще заметными следами укреплений. Роль проводника от Ратмира перешла к Атогу. Вождь предложил идти не сразу к большой торговой бухте (трудно угадать, где стоят вражеские подразделения, которые осадили ее!), а к маленькому рыбацкому лагерю в десяти километрах. Там спрятаны каноэ. А в бухту можно войти, когда на море ночь или туман. Друзья приняли это предложение. И вот, на пятый день перехода, беглецы достигли уединенного заливчика, закрытого от взглядов как с моря, так и с берега.

Посреди залива стоял корабль под танорским флагом.

Ратмир даже не удивился: так он устал от бесконечной смены событий за последние дни. Остались невозмутимыми с виду и индейцы.

Капитан корабля Ромен Дюпрен страшно обрадовался, когда узнал в девушке, несомой в паланкине двумя индейцами, дочь правителя Танора, и сразу согласился принять всю компанию на борт.

От Дюпрена беглецы узнали, что конвой, по настоянию владельцев коммерческих судов, только вчера покинул бухту, а его корабль нуждался в ремонте машины, и уйти со всеми он не мог. Его перевели сюда, в закрытый залив. Ратмир, услыхав подобное известие, молча взглянул на Атога. Вождь ответил молчаливым, на редкость спокойным взглядом. А капитан Дюпрен заверил всех, что по окончании ремонта судно возьмет курс на север. Там индейцы сойдут на берег и смогут добраться до своих… Именно так все случилось. Притом – очень скоро. Той же ночью. Ремонт завершился быстро. Быстрее, чем думали.