Пропавшее кольцо императора. II. На руинах империи гуннов

Слух о возмущении племен тэлэ бежал далеко впереди них. Достиг он ставки хана жужаней, и тот незамедлительно принял ответные меры для подавления восстания своих данников.

– Я раздавлю их, как саранчу! – негодовал хан жужаней.

К Бумыну поспешно прибыл гонец от хана жужаней Анахуаня с категорическим требованием немедленно всем выступить в поход против взбунтовавшихся скотоводов: «Выступи, разбей и приведи ко мне этих погонщиков скота…».

– Хан приказал, – надменно заявил посланник хана жужаней, – чтобы ты, Бумын, не медлил. Иначе через неделю тебя самого приведут к моему господину на длинном волосяном аркане.

На лицо повелителя тюрок опустилась тень глубокой задумчивости. Открыто не подчиниться, отказаться выполнять волю своего господина он не мог. Возмездие могло последовать незамедлительно. Хан Анахуань мог немедля со всей жестокостью наказать его за ослушание. Поначалу расправиться с его народом, а потом наброситься на племена тэлэ.

– Что именно передать моему хану? – посланник жужаней скривился в ехидной улыбочке.

– Передай нашему господину, что мы выступаем…

Во все стороны, обгоняя ветер, помчались гонцы, оповещая о начале похода. Поднятые по тревоге отряды тюрков потянулись к назначенному месту сбора.

Отдельные воины собирались в десятки, из них составлялись сотни, сводились в тысячи… По ходу марша проводились учения и смотры.

Из предусмотрительно созданных запасов оружия Бумын вооружал отряды, которые на глазах превращались в организованное и достаточно неплохо оснащенное войско.

В движении учились атаковать противника сплоченными рядами, проводили преследование отходящего войска, отрабатывали притворное отступление и заманивание врага в расставленную ловушку…

Когда тэлэ прошли половину пути, из ущелий Гобийского Алтая выехали стройные ряды тюрков в пластинчатых панцирях с длинными копьями, на хорошо откормленных боевых конях. Знатно за эти годы постарался старик Кумеш…

Ошеломленные тэлэ остановились. Они-то не ожидали флангового удара. Кроме того, тэлэ собирались воевать не с тюрками, от которых они никогда не видели ничего плохого, а биться с ненавистными жужанями.

На небольшой ровной площадке возвышающегося утеса встретились старейшины тэлэ и повелитель тюрков. Угрюмые и напряженные лица, настороженные взгляды исподлобья…

– Бумын, нам нечего с тобой делить. Пропусти нас…

Почти не разжимая губ, повелитель тюрков со скрытой угрозой в голосе произнес:

– Или вы все становитесь в наши ряды, и тогда мы вместе идем на жужаней. Или я буду вынужден вас атаковать…

Старейшины задумались. И у тех, и у других оставался выбор: или погибнуть всем в жаркой схватке на узкой равнине между ущельями на радость их общему врагу, или, объединившись, ударить по жужаням…

– Разделим судьбу вместе…

– Иного выхода у нас нет…

После двух дней переговоров старейшины родов тэлэ признали над собой верховную власть Бумына и изъявили ему полную покорность. А предводитель тюрков, приняв ее, совершил второй крайне нелояльный поступок по отношению к жужаням.

Договор для верности скрепили взаимным кровным родством. Бумын отдал свою дочь в жены одному их предводителю, взамен женившись на дочери другого старейшины.

Предводитель тюрков хорошо понимал, что покорность в степи – это понятие взаимно обязывающее. Иметь под своей рукой 50 тысяч кибиток подданных можно лишь тогда, когда делают то, что хотят их обитатели.

В противном случае, можно быстро лишиться и головы, и этих самых подданных. Вставшие под его начало тэлэ хотели одного – уничтожить жужаней, и он прекрасно знал об этом.

Именно этого хотели и его соплеменники. И, следовательно, война была неизбежна. Рано или поздно, но она все равно бы началась.

И так как это стремление своих подданных разделял и сам правитель, то ход дальнейших событий оказался предрешен…

Двойной праздничный туй еще не закончился, а их головные отряды уже выдвинулись в степь по направлению к становищам жужаней.

Неутомимый Бумын скакал, появлялся то во главе своего войска, то пропускал его, пересчитывая отряды, прикидывал свои силы…

Через неделю непрерывного движения он собрал в своем походном шатре малый военный совет, на котором присутствовали самые близкие родственники Бумына и все военачальники. Отдельно от них сидели в ряд старейшины тэлэ.

– Мы сейчас не сможем одолеть жужаней, – медленно произнес, жуя толстыми отвислыми губами, старый и мудрый Тёлкэ, заслуженный и прославленный во многих стычках и боях полководец.

– Почему? – коротко спросил Бумын, и никто особо не заметил, как он весь подобрался.

Защитная маска непроницаемого спокойствия, ловко наброшенная на его лицо, надежно скрывала от всех присутствующих тяжелые сомнения предводителя. Возглавив поход, он и сам не был уверен в удачном исходе столь опасного и непредсказуемого предприятия.

– Поясни… – потребовал предводитель.

Ему позарез хотелось, чтобы его сомнения высказал кто-то иной и нашлись достаточные доводы, чтобы приостановить начавшийся поход до наиболее подходящего момента, который, в этом он не сомневался, еще настанет, но время которого еще не подошло.

– У них войска собрано не меньше нашего, – старый Лис обвел своим тяжелым взглядом вождей, что пылали желанием немедленно ринуться в кровавую схватку. – Оно намного лучше вооружено. С одними палками, – в его прищуренных глазах промелькнула усмешка, – в бой на броню не кидаются, с голыми руками против льва не бросаются…

И все прекрасно поняли, что речь пошла о многочисленных, но плохо вооруженных и слабо организованных отрядах примкнувших к тюркам союзников. По сравнению с войском Бумына они сильно проигрывали и в предстоящем сражении с жужанями вряд ли смогли бы выдержать любой мало-мальски сильный натиск их конницы.

– Выходит, – резко вскочив, с отчаяньем в голосе воскликнул самый молодой и горячий из родов тэлэ, – мы никогда не сможем избавиться от этих проклятых жужаней? Если мы изначально обречены на неминуемое поражение…

– Зачем же мы идем в военный поход, который заранее, как говорит, Тёлкэ обречен на поражение?

– Ты обманул нас всех, Бумын! – вырвался из разгоряченной груди обидный упрек.

Еще немного и, возможно, уже бывшие союзники бросятся друг на друга. Мужественные руки потянулись к рукояткам мечей. Напряглись, взбугрив мышцы, плечи. Послышалось тяжелое дыхание.

– Вы все в гостях у меня! – предводитель тюрков приподнял правую руку, властно призывая собравшихся военачальников к спокойствию.

– Послушаем, братья, – согласно кивнул один из старейшин тэлэ, – что нам еще скажут…

Дав время утихнуть крикам, Тёлкэ вкрадчиво продолжил:

– Я не сказал, что мы обязательно должны в пух и прах проиграть. Думаю, что и они не смогут в два счета одолеть нас.

– Почему? – громко спросил Бумын. – Поясни! – потребовал он.

То, что излагал старый полководец, как нельзя лучше, вписывалось в его планы. Оно давало ему возможность приостановить движение и в то же самое время не исключало возможности его возобновления в любой удобный момент. Только бы Тёлкэ не остановился на полпути и доиграл свою партию до самого конца, как они и задумали все заранее…

– Мы боремся за то, чтобы стать свободными, наши люди одержимы одной общей целью. Они будут драться насмерть, а жужани – нет. Это уравняет наши силы. И трудно предсказать, на чьей стороне заполощется удача и куда склонится чаша весов…

Задумчивая тишина зависла в воздухе. И стало слышно, как где-то в углу назойливо жужжит наглая зеленая муха, ворвавшаяся в шатер сквозь щелочку в приоткрывшемся от порыва ветра пологе.

Выдержав долгую, многим показавшуюся невыносимо мучительной паузу, повелитель тюрков вытянул правую руку:

– Что ты предлагаешь?

– Нет смысла вступать в бой, когда нет уверенности в своей победе. Мы покажем жужаням свою силу, и этого вполне достаточно. Я думаю, что тебе надо попросить руки ханской дочери, – блеснули хитрым огнем глаза старого лиса.

– Он мне откажет, – Бумын непонимающе пожал плечами.

По губам Тёлке пробежала коварная улыбочка:

– Зато он будет взбешен и почувствует нашу силу, подумает о том, что раз ты осмелился сделать ему такое предложение, то чувствуешь за собой непреодолимую силу и нисколько не боишься его гнева.

– Ты прав, наш мудрый и хитрый Тёлкэ! – удовлетворение медленно разливалось по закаменевшему лицу вождя и размягчило его.

Это был бы очень хитрый и дальновидный шаг.

– Мы так и поступим…

Стремясь вызвать конфликт с жужанями и одновременно не желая оказаться в роли обидчика, делая вид, что согласился на уговоры своих советников, Бумын пошел на явную провокацию.

Как и предлагал старый полководец, он направил к хану Анахуаню послов с просьбой дать ему в жены ханскую дочь. По степным обычаям, это сразу бы поставило его на равную ногу с ханом, на что тот никогда бы не смог согласиться, не теряя своего авторитета.

С трудом хан жужаней дослушал послов, и его до белого каления довело дерзкое предложение предводителя тюрков.

– Каков наглец! – вскочил Анахуань с трона, когда невозмутимые послы откланялись и покинули его покои.

Как разъяренный тигр, метался хан жужаней по шатру, круша все на своем пути. Первым его желанием было немедленно отрубить головы ухмыляющимся послам. Но потом он взял себя в руки. Задумался…

Если тут же на месте убить наглых тюрков, то кто тогда отвезет его ответ? Направлять к Бумыну своих людей, чтобы и их в ответ убили?

– Пиши! Пиши! – шипя от злости и брызгая во все стороны ядовитой слюной, приказал Анахуань писцу. – Ты – мой плавильщик! Как же ты осмелился сделать мне бесстыдное предложение?..

Избитые и ободранные послы тюрков привезли с собой ответ хана. Отказ поставил Бумына в положение обиженного.

Обида развязала ему руки. Чтобы уже навсегда отрезать все пути к примирению, предводитель тюрков приказал казнить прибывшего с ответом посла жужаней. Объявили тревогу и споро начали готовиться к неминуемой битве. И все случилось, как и предполагал Тёлке.

Хан жужаней не решился на открытое столкновение. Он рассчитывал на то, что союз тюрок непрочен и скоро распадется. Тогда он разобьет их по частям. А пока он предпочел выждать…

Ожидаемый отказ хана жужаней выдать дочь за Бумына поколебал уверенность некоторых вождей. Они посчитали за благоразумие начать вести переговоры с жужанями. Чаши весов судьбы заколебались, пришли в опасное движение.

Но и предводитель тюрков не медлил. Союз с Западным домом Вэй ему весьма пригодился. В спешном порядке отправили новое посольство к Вэнь-ди с богатыми дарами и предложением выдать замуж за Бумына одну из принцесс, которых при дворе повелителя Поднебесной развелось к тому времени в бесчисленном количестве.

На этот раз желанный ответ пришел быстро. Почву для такого шага заранее подготовили. Куплены были люди близкие к императору, чтобы они в нужный момент смогли бы нашептать на ушко желаемое решение.

Летом 551 года под охраной пятитысячного войска к ним прибыла ханьская принцесса Чанле. Сыграли пышную свадьбу.

Всех гостей обязательно проводили мимо грозных отрядов китайских всадников, внушающих страх и уважение. За обширным столом восседал важный и торжественный Бумын. За один день его авторитет возрос до небес. Еще бы, за ним стоит сам повелитель Поднебесной!

– Ты принесешь мне желанную победу! – он подхватил китайскую принцессу на руки, когда они остались одни, и закружил.

Тоненькая девушка-подросток, почти девочка, ничего не понимала, но послушно и часто кивала своей головкой. Она была сильно напугана.

Не понимала она, зачем только дядя отправил ее в эту варварскую страну. Ей так было хорошо в его огромном дворце…

– Наш сын будет править всем миром!

Юная Чанле согласно закивала головой. Да-да, она согласна на все. Она стала разменной монетой в чьей-то хитроумной игре.

Ее всему научили и строго предупредили. Она непременно должна стать женой этого непонятного, внушающего ей страх человека и во всем угождать ему. Он ее хозяин. Хозяин ее души и ее тела. Как же страшно! Страшно, страшно…

Стремясь использовать внезапность нападения, тюрки неожиданно выступили в военный поход посреди зимы. К тому времени они имели достаточно подготовленное войско. А вот отряды жужаней оказались разбросаны по всей степи, так как в пору суровой бескормицы кочевья располагались на больших расстояниях друг от друга, чем летом.

– Великий хан! – в ставку жужаней прибыл перепуганный гонец.

Худая весть о выступлении тюрков пришла слишком поздно, и хану Анахуаню не удалось собрать все силы в единый кулак. Пришлось хану встречать врага с сильно ослабленным войском.

– Победа или смерть! – тюрки с криками двинулись на врага.

В ожесточенном сражении войска Бумына разгромили все основные силы жужаней. В руки победителей попали большие обозы, все жены и дочери хана жужаней. Сам Анахуань с небольшим отрядом скрылся в бескрайней степи. Однако посланные за ним в погоню отряды настигли его, окружили, и хан Анахуань кончил свою жизнь самоубийством.

– Собаке – собачья смерть! – усмехнулся Бумын.

Убежать удалось только его сыну Яньлочену, который бежал к своим союзникам цисцам.

– Пощады! Пощады! – голосили домочадцы Анахуаня.

Бедные женщины тряслись в ожидании своей участи. Старшую жену сбежавшего хана жужаней, злобную и противную старуху с узкими, как две щелки, глазами на сморщившемся лице посадили на длинную цепь у столба, откуда она отрывисто тявкала на непонятном языке.

– Шайтана! Дивана! – выкрикивали воины в ее адрес.

В нее кидали обглоданные кости, тыкали острыми копьями, и тогда старуха затягивала жалобные песни, безмерно забавляя гостей.

– Ха-ха-ха! – ржали счастливые победители.

Многочисленных жен хана, что помоложе, юных дочерей-подростков заставили нагими прислуживать на пышном пиру, устроенном в честь торжествующих победителей. Горькая участь невольниц настигла и их.

Еще вчера госпожи, в тот вечер они прислуживали своим бывшим слугам. По окончанию туя девушек раздали военачальникам и воинам, особо отличившимся в бою…

Перед тем, как отправить девушек прислуживать воинам, Бумын сам посмотрел на них. С десяток испуганных пар глаз неотрывно глядели на него. Видно, догадывались они, что именно от этого страшного для них человека зависела вся их дальнейшая судьба.

– Кто должен был стать моей женой?

Непонятый девушками вопрос завис в воздухе. Дочери монгольского хана тихо переговаривались, глядя на Бумына и пожимая плечами.

– Они не понимают, – громко рассмеялся брат предводителя, Турсук.

– Пусть им переведут, – махнул рукой Бумын. – Хочу посмотреть на ту, в обладании которой мне отказали.

Кликнули толмача, и тот быстро заговорил, показывая глазами на вождя тюрков. Испуганно захлопали длинные девичьи ресницы, забегали растерянные взгляды. Засуетились коварные и подлые руки и вытолкали вперед девочку, почти еще ребенка.

– Злобные суки они, отродье своего отца-пса, – сквозь зубы процедил Бумын. – Они думают, что сами спасутся, кинув мне на растерзание несмышленую девчонку. Раздайте их.

– А что делать с твоей невестой? Может, сыграем для нее свадебный туй? – раздался каркающий смешок Турсука. – В женихи определим ей самого последнего нищего…

– Отвести девочку в шатер ханьской принцессы, – качнув головой, распорядился повелитель.

– Сделать из нее служанку? – выступил вперед Тунгут, заведовавший внутренним устройством.

Приподняв насмерть перепуганный детский подбородок, Бумын с интересом заглянул в дрожащие от слез глазенки.

– Она еще слишком мала. Пусть ее для начала чему-нибудь научат.

Собрался курултай, и вожди провозгласили Бумына иль-каганом – вождем всех вождей. Появилось молодое, грозное государство Тюркский каганат, и все его соседи скоро это почувствовали. Во все стороны, во все граничащие страны, разослали гонцов с требованием признать над собой власть иль-кагана, стать его данником…

Следующей весной готовились к сокрушительному походу против тех, кто посмел отказаться и не признать власть иль-кагана.

Но неожиданная кончина Бумына заставила надолго отложить поход. Разгорелась нешуточная борьба за право стать иль-каганом.

В шатер Кара-Иссыка под покровом ночной темноты проскользнула ханьская принцесса Чанле.

Тихонечко перешептывающиеся мужчины отпрянули друг от друга. Время настолько смутное, что доверять можно только себе и то, если во время сна крепко сжать зубы. А тут еще женщина, на беду, заявилась.

Кто ее послал? Для кого она шпионит? Для Турсука? Это же ему, в случае его победы, отойдут по праву все жены умершего правителя.

– Чанле, – Кара-Иссык нахмурился, – я не помню, чтобы приглашал тебя. Раньше ты меня своим вниманием не баловала.

– Я не хочу стать женой Турсука! – приподняв гордый подбородок, но, сдерживая себя, тихим шепотом сообщила женщина. – Ты должен выслушать меня! – твердо заявила она.

Слишком много Чанле поставила на чашу весов, решившись на этот шаг, а потому она собралась идти до конца, чего бы это ей ни стоило.

– И чего ты хочешь? – Кара-Иссык подался вперед, загораживая от света своего собеседника. – Говори и уходи!

– Турсук напился, приходил ко мне, едва сумела вытолкать его…

В красиво очерченных женских глазах одновременно блеснули и гадливость, и брезгливость, причудливо перемешанные с непонятной ему загадочностью, и Кара-Иссык прищурился:

– Что он хотел?

– Он хвастал, Кара-Иссык, что дни твои сочтены. Он хвалился, что сумел поссорить тебя с младшим братом Бумына Истеми. Хвастал, что Истеми поможет ему в борьбе с тобой. А потом Турсук расправится и со своим младшим братом…

В стесненном пространстве полутемного шатра явственно запахло тревожным ощущением надвигающейся опасности, вызванным женскими словами, возможно, скрытыми за них коварством и обманом.

Сын Бумына настороженно прищурился:

– Зачем ты мне все это говоришь?

Пряча лицо под накидкой, Чанле прошептала:

– Чтобы ты опасался расставленной тебе ловушки. Я побежала. Когда ты победишь Турсука, не забудь про несчастную Чанле…

– Я подумаю над твоими словами…

– Думай скорее, не опоздай…

Шелохнулся полог, и гибкая женская тень скрылась в поглотившей ее непроглядной темноте. Собеседники долго молчали. Каждый думал о своем, но, по сути, об одном и том же. Слишком много лежало на весах судьбы. Всего лишь одна фатальная ошибка и…

– Истеми-абый, ты сам все слышал, – Кара-Иссык испытывающе посмотрел в глаза своего дяди. – Кому из вас я должен верить?

– Верь обоим, – лицо мужчины выдвинулось из темноты. – Женщина передала нам то, что она слышала. Это я напоил Турсука, обещал ему свою помощь. Но мы поступим с тобой по-другому…

Прошло еще немало времени, пока Истеми не поднялся и не покинул шатер своего племянника после того, как они тщательно обговорили свои дальнейшие действия.

Парочка темных теней отделилась от соседней юрты и последовала вслед за своим повелителем. Путь предстоял им немалый. До восхода солнца им надлежало спешно вернуться в свою ставку, чтобы поспеть и приготовиться к предстоящему сражению.

Только первые лучи солнца позолотили, коснулись высоких вершин гор, в лагере Кара-Иссыка прозвучала тревога. Его тумены поднялись и ушли в степь. Турсук будто этого только и ждал, объявил о том, что его племянник взбунтовался, и сам лично возглавил, пошел в поход против непокорного сына Бумына.

Медленно сходились два войска. Даже простому наблюдателю, очень далекому от всех военных премудростей, сразу же становилось понятно, на чьей стороне оказался явный численный перевес.

Войск у Турсука собралось раза в два больше. Его тяжелая конница ускорила свой бег, усиливая мощь и силу первого удара, который должен будет сокрушить, разнести в пух и прах все на своем пути.

Видел злорадно усмехающийся Турсук, как растерянно оглядывался по всем сторонам Кара-Иссык в, видно, тщетной надежде увидеть своего союзника. Он-то хорошо знал, что Истеми по их с ним договоренности свое войско припрятал позади, чтобы в ходе битвы ударить в тыл сыну Бумына. Вместе они для начала уничтожат войско Кара-Иссыка, а потом уже его воины развернутся, внезапно нападут на опьяненных победой, празднующих и ничего не подозревающих нукеров Истеми…

– Уходим! – «не видя» обещанной ему помощи и поддержки, Кара-Иссык тронул поводья и дал команду трубить «Отход».

Тумены развернулись и, набирая ход, резво покатились под защиту виднеющихся вдалеке холмов. Имея при себе более легкое вооружение, они заметно стали отрываться от преследователей, и тогда разгоряченный Турсук махнул рукой, пришпорил своего коня и помчался вперед во весь опор. За ним потянулись нукеры его охранной сотни, первой тысячи.

– Догоним трусливых шакалов! – горячился тысячник.

Их отборные кони еще способны были выдерживать бешеный темп преследования. Задние тысячи шаг за шагом начали отставать…

– Проклятье! – выругался Турсук. – Где бродит сын тушканчика?

Теперь уже Турсук, как прежде его непокорный племянник, вертел непонимающей головой. Куда же подевался Истеми? Неужели младший брат обманул его и увел свои войска, спрятался в сторонке и дожидается исхода битвы? Хитрец, глупец, решил и его, Турсука, провести. Но это только отсрочит их неминуемый конец…

– Доберусь я и до тебя! – погрозился Турсук.

Колонны отступающих, проще сказать, позорно убегающих с поля битвы туменов Кара-Иссыка втягивались в долину между холмами.

Узкое место оказалось не в силах пропустить всех сразу, движение застопорилось. До хвоста врага оставалось рукой подать, и это сильно раззадорило Турсука. Он снова пришпорил коня.

Первые сотни на полном скаку проглотили пространство между холмами и рядами бегущих с поля битвы и выскочили на ровное поле.

В пылу погони Турсук не заметил, как справа и слева проносились мимо него сближающиеся с двух сторон конские лавины.

Когда заметил он, стало поздно. Прозвучала команда. Взметнулись вверх и опустились руки командиров. Как один поднялись мощные луки. Стрелы натянули тетивы. Тучи остро жалящих, несущих смерть тонких палочек с заостренными железными наконечниками взвились в небо и понеслись навстречу своей добыче. Еще один залп, еще…

– Назад! – кричали сотники. – Засада!

Каждый последующий залп валил с ног лошадей и их всадников с седел, всех, кто успевал за этот миг пролететь между вратами смерти, стремительно несясь навстречу своей погибели. Мало кто из них успевал развернуться. Но и тех сбивали свои же, мчавшиеся вперед нукеры, еще не знавшие о том, что их ожидает впереди за холмами…

Тумены Кара-Иссыка остановились, легко перестроились, понеслись, сокрушая ряды пришедшего в полное расстройство войска Турсука.

Слева и справа, довершая полный разгром, ударили тумены Истеми.

Радостью осветилось лицо ханьской принцессы, когда она увидела едущих впереди победившего объединенного войска улыбающихся Кара-Иссыка и Истеми.

– Мой повелитель! – она наклонила голову перед остановившимся Кара-Иссыком. – Я готова служить тебе!

– Ты немного ошиблась, Чанле, – сын Бумына усмехнулся. – Я еще не повелитель. И не буду. Им будет мой дядя.

Гася радость, лицо принцессы нахмурилось. Она из огня попала в полымя. Стать женой…

– Я дарю ее тебе… – Истеми великодушно махнул рукой. – Если ты поможешь мне стать каганом, как мы с тобой уже договорились. Первую битву мы с тобой выиграли. Сколько их еще впереди…

Оба военачальника прекрасно осознавали, что самая упорная война предстоит им обоим в борьбе за верховную власть именно между собой.

Уже в ту самую минуту Истеми понимал, что его гордый племянник не согласится долгое время оставаться на вторых ролях.

Без всякого спора, найдутся те, кто тихим елеем вольет в его уши коварные мысли о том, что именно он, Кара-Иссык, должен наследовать державу своего великого отца…

Легкий полог шатра опустился, отгородив собой ночное звездное небо и сузив все пространство до размеров небольшой походной юрты, расставленной для сына Бумына в окружении двух десятков палаток поменьше его личной охранной сотни.

Ярко пылающие огоньки в очаге, расположенном посередине юрты, отбрасывали во все стороны причудливые тени.

В руке полуобнаженной юной женщины тихонько позвякивал бубен искусной работы, украшенный дорогими камнями.

Вторая рука, вытянутая вверх, гибкой змейкой плавно покачивалась в такт музыке. Зачарованно смотрел Кара-Иссык на танцующую перед ним красавицу. Бурлила и закипала кровь…

– Ты не должен отдавать вся власть своему дяде, – отравленным зельем в уши разморенного и расслабленного мужчины вливался тихий шепот. – Вы можете поделить ее…

– Ты способна уговорить мертвого… – усмехнулся мужчина.

Поддавшись уговорам Чанле, обещавшей ему всемерное содействие ханьского императора, Кара-Иссык, не вняв разумным доводам своего дяди Истеми, объявил себя на Совете верховным правителем и вступил на престол, приняв титул Кара Иссык-хана (Черного Горячего хана).

Провозглашение хана по давней традиции обставили сложнейшим церемониалом. Кара-Иссыка посадили на толстый белый войлок, и самые именитые старейшины и вожди девять раз пронесли его по кругу, по ходу солнцу. Затем усадили его на лошадь, стянули шелковой тканью горло и, быстро ослабив петлю, у него спросили:

– Скажи, сколько лет ты желаешь быть над нами ханом?

– Скажи, как собираешься ты править?

Каждый из участвовавших в древнем обряде знал, что эти вопросы какого-либо значения не имеют. Давняя традиция осталась еще с тех пор, когда хан был выборным племенным вождем.

Совсем немного времени прошло с того момента, когда установили наследование престола по довольно сложной системе, которую Кара-Иссык нарушил, пожелав стать верховным правителем.

Но он был сыном своего великого отца, а потому все и подчинились его воле. Многие, правда, лишь сделали вид, что они подчинились.

– Пусть потешится! – перешептывались они. – Время покажет…

Согласился со своим племянником и его дядя Истеми после того, как его объявили наместником всех провинций в странах заходящего солнца, уже завоеванных и еще не захваченных.

– Земли много, мне ее хватит… – усмехнувшись, Истеми внял вполне разумным доводам и принялся за подготовку к великому походу.

Там, на завоеванных им самим землях, он построит для себя новую державу, сохраняя от хана лишь номинальную зависимость.

– Посмотрим, – хмыкнул Истеми, – кто станет удачливее и сильнее…

Разгромленные внезапным ударом тюрков, жужани выбрали своим ханом дядю погибшего вождя, объединились и продолжили борьбу.

– Мало вам? – мгновенным броском Кара Иссык-хан встретил их главные силы около горы Лайшань и нанес им полное поражение.

Овеянный неувядаемой воинской славой хан возвратился из похода. Казалось, власть его укрепилась, и тучи над его горизонтом исчезли…

Но за его спиной уже зрел династический заговор. Родные братья Кушу и Тобо договорились избавиться от правителя.

– Он нам брат по отцу, – говорили они, – но матери у нас разные…

Заключили договор о том, что после смерти старшего брата власть перейдет не к его сыну, а к младшему брату, а от него к третьему брату…

– Каждый из нас в свое время станет правителем! – порешили они.

Всего этого не знал и не мог даже догадываться об этом Кара Иссык-хан, и он вскоре умер при загадочных обстоятельствах.

– Прочь с дороги, щенок! – сына его Шету от власти отстранили.

На освободившийся престол вступил младший брат Кара Иссык-хана, Кушу, с титулом Мугань-хан.

Новый хан был тверд, жесток, храбр, умен и ничем не интересовался, кроме войн. Поздней осенью 553 года он снова разбил войска жужаней.

– Собакам – не место на нашей земле! – Мугань-хан выгнал жужаней за пределы своей державы.

– Наших друзей мы в беде не оставим! – цисский император принял своих несчастливых союзников и отразил преследовавших их тюрков.

Но злосчастные жужани не смогли ужиться в Китае.

– Честная жизнь не по нам… – вздыхали жужани.

Лишенные своих стад и всего имущества, не привыкшие к труду, они по своей извечной привычке принялись открыто разбойничать, и цисское правительство уже весной следующего года вынуждено было выслать против них войска. Жужани потерпели поражение, просили прощения, но, прощенные, разбойничьего поведения своего не изменили.

– Горбатого могила исправит! – летом 555 года цисский император изгнал жужаней прочь со своих территорий в степь, где их немедленно разгромили тюрки и кидани.

В 561 году оба китайских императора направили к Мугань-хану послов с просьбой выдать замуж ханскую дочь.

– Стань нашим братом, частью нашей семьи! – наперебой предлагали оба императорских дома.

Подарки, представленные из богатого Бэй-Ци, чуть, было, не решили дело в их пользу, однако дипломатическая ловкость чжоуских послов вынудила Мугань-хана сохранить верность союзному договору.

– Степняка кормит война… – он решил наверстать потерю подарков приобретением военной добычи.

В 563 году союзники осадили город Цзиньянь, но успеха не имели. И тюрки, ограбив страну, вскоре вернулись в свои степи.

– До весны жирка нам хватит… – философски рассуждали простые воины, – до нового набега как-нибудь доживем…

На следующий год поход был повторен. Но полное поражение одной из чжоуских армий, нанесенное циссцами под Лояном, заставило Мугань-хана отвести войска.

– Сила на нашей стороне… – вкрадчиво напевал посол из дома Ци. – В союзе с нами ты…

– Союзников, как наложниц, я не меняю… – несмотря на военную неудачу, Мугань-хан снова отверг предложенный ему союз Ци.

Согласно союзному договору империя Чжоу выплачивала тюркам ежегодно по сто тысяч кусков шелковых тканей…

В 572 году Мугань-хан умер. Его брат и наследник Тобо-хан, хитрый и дальновидный, одновременно не порывая с империей Чжоу, заключил мир с империей Ци:

– Я согласен взять в жены принцессу из дома Ци и принять дары…

Когда империя Чжоу осмелилась отказаться от очередного взноса дани, одной лишь военной демонстрации оказалось вполне достаточно для восстановления исходного положения.

– …только бы на юге два мальчика (Чжоу и Ци) были покорны нам, тогда не нужно бояться бедности… – едко посмеивался Тобо-хан.

И он умело манипулировал ими (домами Чжоу и Ци)…

Скоропостижная смерть Кара Иссык-хана приостановила детальную подготовку к наступлению на западные страны.

– Смута – не лучшее время для похода… – решил Истеми.

Младший брат Бумына после долгих интриг подтвердил свою власть наместника в стороне заходящего солнца. Он кровавыми расправами укрепил ее и провозгласил себя Истеми-каганом.

– А вот нынче пора! – объявил он на Совете.

Отложенный поход начался весной 554 года, когда с жужанями было покончено, а степи покрылись травой, что имело решающее значение для конницы. Тюрки, подчинив себе все соседние племена, обложив данью Китай, который, напуганный возросшей их военной мощью, откупался сотнями тысяч кусков шелковой ткани, двинулись на заход солнца по известному пути, проложенному хуннами.