– Она? То не паук, а… паучиха, получается?
– Ты ж и сам уже понял – прозвище-то женское дал. Не поверю, что случайно. Ох, Борисыч, не так ты прост, как кажешься.
– Каюсь, – склонил голову Игнат. – По тому понял, что разродится скоро. Я с ней долго пробыл, научился повадки отличать. Она ж, подумать если, и не сильно-то от обычного паука отличается. Гнездится, сердится, сети плести начала потихоньку. Всё делает, чтоб детишкам место подготовить.
– Так это же отлично! Мы распространим потомство по всем свалкам области – можно сказать, свою сеть сплетём. Людям ничего не останется – ко мне ездить будут. Потом и столицу покорим, как и хотели когда-то с другом, – мужчина с лёгкой грустью кивнул на огромный пакет, в котором лежал Арсений.
– Свят-свят-свят, неужто это друг твой, госпо… Не серчай, Камиль Валиевич, попривыкну.
– Вряд ли он сейчас так меня назвал бы – я, получается, оказался волком в овечьей шкуре и палачом. Но, признаться, его целиком вина – я ведь просил уйти. Так что поплатился друг за доверчивость, любопытство и непослушание.
– Грешник, – поддакнул Игнат Борисыч. Камиль, погружённый в раздумья, даже не обратил внимание, как на секунду у старика на лице появился десяток чёрных глаз, а гладящая мурчащую тварь рука превратилась в связку банок. Он пока не догадывался, для чего твари нужна оболочка, оставшаяся после того, как запакованное человеческое тело полностью размягчится. – Как и все мы.
Дом с двойным дном
Одним летним днём от меня ушёл дом. Ещё с утра я, наблюдая из окна, как моросящий дождь превращает тропинки в грязные неглубокие лужи, наслаждался уютом. Нежился в тёплой постели, перечитывая любимую книгу, пил ароматный чай, слышал шорох мышей под полом. А потом проголодался.
Я всего на минуту выбежал в сад, чтобы собрать первую землянику – ещё с белыми бочками – к завтраку. А когда оглянулся – дома не было. Лишь покосившийся кусок лестницы свидетельствовал о том, что крыша поехала вовсе не у меня, а в целом.
Выронив от неожиданности из рук ягоды, я растерянно потоптался на месте. Поверить, что дом действительно ушёл оказалось намного труднее, чем представлялось когда-либо.
Нет, я слышал, что иногда особенно ранимые дома уходили от своих хозяев. Когда, к примеру, за ними плохо ухаживали: не сметали оплетавшую углы паутину, не подбивали мхом щели, не мыли обгаженные пронырливыми грызунами доски. Но чтобы так, без причины, тихо и молча – никогда.
– Эй, сосед! – сбоку послышался весёлый голос, и я обернулся на звук.
Мой старый товарищ мантикора Пантолеон, или, как я его называл по дружбе и удобству, Толик, облокотившись на забор, с интересом разглядывал оголённый участок земли.
– Здравствуй, друг, – еле слышно буркнул я, всё ещё находясь в состоянии, близком к обмороку, но чуткому Толику хватило и такой громкости.
– Что, обидел дом?
Я пожал плечами:
– Если бы. Сам не пойму, что произошло. Ещё вчера решили окна обновить, обсуждали цвет краски и какой узор на ставнях вырежем. А сегодня… – я замолчал, погрузившись в уныние.
– Тогда понятно. Ты заходи в гости, – миролюбиво предложил Пантолеон. – Поешь хоть. Слышу, как желудок урчит.
– Спасибо. Только в этот раз без яда, – попросил я, выразительно посмотрев на скорпионий хвост друга. – Мне и прошлого хватило. Пришлось даже к единорогам ходить, слёзы их выпрашивать.
– Не боись, – подмигнул Толик. – Я чуток с железами пошаманил тут… Только ни слова никому! Теперь вместо яда у меня, знаешь, что вырабатывается? Спирт! Пока метиловый, правда, но потенциал есть. Я уже с парочкой ваших договорился, обещали наладить поставки в ближайшее время.
Я с сомнением покачал головой:
– Поймают стражники, одной пушниной не отделаешься потом. Придётся пол-леса обеззверить. А то и на трёхглавого пойти.
Толик отмахнулся:
– Да не, мы воздушным путём как-нибудь отправлять будем. С тем же Горынычем договорюсь. Скажет, что от кашля лекарство. Мол, не огонь выходит, а пепел один. Придумаю.
Мы вошли внутрь замка и я постарался подавить завистливый вздох. Исполинских размеров статуи, задрапированные бархатными шторами окна, лепнина, антикварная мебель и передвигающаяся вдоль стен армия слуг – всё это делало жилище Толика не просто роскошным. Оно заковывало замок в золотые цепи, не оставляя ни единого шанса к побегу. Попробуй убеги с набитыми богатством внутренностями!
Да и от такого хозяина, как Пантолеон, дом не уйдёт. Побоится.
– Присаживайся. – Толик кивком головы указал на расположенное возле камина кресло и, рыком подозвав одну из прислужниц, улёгся на тёмный ковёр с густым ворсом. – По старинке буду. Так удобнее.
Я согласился. Живую плоть раздирать на полу, а не на столе, и правда удобнее. Брызг меньше. И звуки тише.
Мне еду подали на подносе. Тарелки пестрели разноцветными овощами и экзотическими фруктами – ни чета моей недозревшей землянике.
Толику же – в крепкой клетке. Испуганная овца жалась к прутьям, покачиваясь на тонких ножках, и тихонько блеяла. Очистив банан, я медленно разрезал его на дольки, отвернувшись от Толика, пока тот, предварительно парализовав жертву, не расправился с её «кожурой».
Завтракали мы в тишине, прерываемой лишь хрустом костей и причмокиванием из-за сочности апельсина. А когда закончили, я с благодарностью принял от хорошенькой служанки чашку крепкого кофе с, слава Роду и Кроносу, коньяком, а не метанолом.
– Чего приуныл? – Мантикора облизал левую лапу, тщательно вычищая когти от застрявших в ней кусочков кожи.
Отхлебнув напиток, я недовольно цокнул языком:
– Жить негде. Как я буду без дома… Да и он без меня. Ума не приложу, что могло произойти! Я его холил, лелеял, украшал, на ночь сказки читал. А он! Вот тебе и дом. С двойным дном. Иуда.
– Ну вырос парень, что ты хочешь, – хохотнул Толик. – Закончится гон – вернётся. Дня три потерпи. Можешь у меня пока пожить, я тебе левую башню предоставлю. Всё равно пустует. Как последний призрак там вину свою искупил и вознёсся, я приказал всё настоем ромашки обработать. И хлоркой. Теперь хоть операцию проводи!
– Погоди, – перебил я друга, вскакивая с кресла, и чуть не перевернул при этом чашку на себя. – Что значит «гон»? Какой такой гон?
– Обычный. Размножательный. Ты что, не знал? – Толик вытаращил на меня и так огромные глаза. – Ха! А откуда, как думаешь, новые дома берутся? Так после ж гона вылупляются, как птенчики по весне. Натопчет сейчас твой чью-нибудь избушку, будешь потом алименты платить хозяйке её, пока в хорошие руки домят не пристроите. Да не боись, сейчас человеков много, быстро разберут.
Я рухнул обратно. Это что же получается, мой дом – и отцом станет? Да как так? А если не пристроим? А если помрут от древоточца какого-нибудь? А прививки им куда ставить?
– Погоди, и что, у всех дома сейчас… «гоняют»?
– А то. В селе уже у многих сбежали. Семь домов, два поместья – точно. И один сарай, – охотно пояснил Толик и с сочувствием окинул меня взглядом. – Ты бы почаще на улице бывал. Давал бы дому от себя отдохнуть, и сам проветрился бы. Так совсем из жизни выпадешь.
– Не понимаю. – Я интенсивно потряс головой, собирая мысли в единый шар. И для надёжности поковырялся в ухе, чтобы не вылетели ненароком. – А твой почему не ушёл?
– Мой-то? Так я ж его давно уже того.
– Чего «того»?
– Да кастрировал же!
Пантолеон даже не повёл косматой бровью. Я же закашлялся, борясь с желанием уточнить, сам ли он занимался этой процедурой, и не потому ли замок так разросся в ширину.
– И что же делать?
– Ждать. Всегда лучше набраться терпения, чем рубить с плеча и сразу же заводить новый дом, – философски подметил друг. – А то потом вернётся твой – и с ума с ними двоими сойдёшь. Ладно, если просто подерутся. А то вдруг подружатся! Будут ещё, когда смолы нанюхаются, дымоходами меряться. Потом от копоти не отмоешь.
Я со вздохом облокотился на спинку кресла и уставился в окно. За ним виднелся мой маленький, с любовью выращенный, садик, окружающий теперь лишь мозолящий глаза пустырь.
Дождь почти закончился, и сквозь кучерявые облака пробивались первые лучи солнца. Они мягко подсветили участок, и на секунду мне показалось, что вместо капель на него сыплются мириады крошечных искорок.
В этот момент в душе поселилась уверенность: дом вернётся… домой. Не может иначе.
И он действительно вернулся. Правда, через неделю.
Потрёпанный, со сбившейся набок соломой и треснутым стеклом в одном из окон, но невероятно счастливый.
Боясь его спугнуть, я короткими шажками продвигался по тропке. Дом, чуть поёрзав, осел на своё место. А затем, видимо, заметив меня, приоткрыл дверь, приветливо скрипнувшую петлями.
Я осторожно вошёл внутрь, полной грудью вдыхая привычный и родной запах поленьев в печи. Внутри всё затрепетало от радости, и я постарался сдержаться от восторженного крика.
Но не смог, когда взглянул на стол. В его центре, бережно прикрытая от мух белой тряпочкой, стояла полная тарелка с земляникой. Спелой. И, без сомнений, у кого-то украденной.
Тогда я понял: неважно, где находится твой дом. Главное, что в нём тебе уютно и спокойно. И чтобы понять это, нужно порой давать ему отдыхать от присутствия людей.
Но сначала кастрировать.
Мир особенных людей
Бледная круглолицая луна, заглядывая в окно маленькой комнаты, придавала предметам зловещие очертания. Казалось, что пространство наполнилось еле слышными звуками и до дрожи пугающими видениями.
Регина не любила ночь. В это время суток всё становилось чересчур чётким и реалистичным, особенно, если в этом помогало воображение.
Девушка выругалась, в очередной раз сверяясь с чертежами, и со вздохом отодвинула от себя ноутбук. Отпив из кружки уже остывший и донельзя горький кофе, она снова повернулась к зависшей в воздухе голограмме города.
– Ну что с тобой не так? – Регина махнула рукой, и одно из прозрачных зданий, повинуясь движению, закружилось вокруг своей оси. – По расчётам всё сходится. Но мне не нравится, как у тебя сужается основание. Дурацкая курсовая. Зачем вообще в городке для неизлечимо больных нужна ратуша? Это только усложняет задачу.
Подумав с минуту, Регина решительно подвинула ноутбук обратно и, найдя нужный файл в папке, запустила проектор. Рядом с городом, сплетаясь из линий и дуг, медленно вырос многоэтажный дом.
Вытащив из ящика чёрный глянцевый куб с круглым отверстием посередине, Регина подкрутила колёсико регулировки на нём и навела линзу на здание. Раздался тонкий прерывистый звук, похожий на отсчёт метронома.
На синем экране, мигая, запрыгали символы, постепенно складываясь в цифры. Небоскрёб же, отзываясь на команды сигнала, начал разрушаться. Первой отлетела облицовка, за ней треснул фундамент, следом согнулись боковые дуги. И уже в самом конце, когда надломились перекрытия, здание рухнуло, осыпав стол эфемерными кирпичиками.
Прибор завибрировал, сигнализируя об окончании, и Регина сосредоточилась на результатах.
Монолитный жилой дом, спроектированный несколько дней назад, на восемьдесят девять процентов подходил для использования. От начала создания до полного уничтожения требовалось не менее тысячи лет при отсутствии действия внешних факторов.
Регина сбросила отчёт и сфокусировала линзу на злосчастной ратуше. Хватило и половины сигнала, чтобы здание рассыпалось, погребая под собой соседние постройки.
«Четыре часа! – выругалась девушка, со злостью откидывая прибор. – Так и знала. Даже архиграф показывает, что это глупость. Стоило подумать над предложениями. Были же варианты с поселением для беженцев и малоимущих семей. Их создать легче».
Допив кофе, Регина нервно побарабанила по подлокотнику кресла и, собравшись с духом, нажала на клавиатуре кнопку вызова. Решение принято, а его последствия необратимы. Но это того стоит.
Научный руководитель ответил почти сразу.
– Здравствуйте, Игорь Михайлович. Извините, что так поздно. Просто сдача курсовой уже завтра, но возникла проблема.
– По «Миру особенных людей»? – профессор, показавшись в окне приложения, приподнял очки и устало потёр переносицу. – Что-то ты затянула.
– Делала двойную работу, – запнувшись, пояснила Регина. – Идеальную. Это же целый город для определённого типа граждан! Нужно учитывать их особенности, досконально изучить потребности… Тем более, лучший проект выиграет грант на строительство. Даже Голубев, сын мэра, участвует!
– Я помню, – перебил Игорь Михайлович. – Так что там у тебя?
Регина потрясла чертежами.
– Данные неверны. Я проверила несколько раз, скомбинировала расположение объектов, даже улучшила дренажную систему. Но город нежизнеспособен! Судя по отчёту архиграфа, срок службы – несколько часов. Не могли бы вы посмотреть?
– Отправь макет.
Регина продублировала город и, схватившись за него с двух сторон, скомкала до размеров катушки. Поднеся к ноутбуку, она осторожно поместила его в прямоугольное отверстие. Голограмма с готовностью втянулась внутрь.
Через некоторое время Игорь Михайлович кивнул и, вытянув сбоку из компьютера светящуюся нить, бросил её на пол. Регина видела, как город формируется на ковре, чуть дрожа, когда линии цепляются за ворсинки.
Некоторое время профессор молчал, задумчиво прокручивая макет в разные стороны. Затем он подошёл к закреплённому на стене кронштейну с архиграфом – широкоформатным, с блестящим в свете лампы корпусом – и включил прибор.
– Ну что? – От волнения Регина прикусила внутреннюю часть щеки, стараясь разглядеть, что происходит в комнате профессора, но тот словно умышлено закрывал спиной камеру.
Игорь Михайлович пожал плечами.
– Тебе показалось. Всё в порядке. Ты заслуженно получишь красный диплом.
Регина оглянулась на мерцающий город на столе.
– Но… Вы же видели данные? Ратуша не выдерживает, как и церковь, и, что немаловажно, – больница. Это может быть крайне опасно!
– Тебе показалось, – с нажимом повторил Игорь и поспешно добавил, чуть смягчив тон: – Ты устала. А твой архиграф уже не так точен, как раньше. Поверь тогда моему – он разработан специально для крупных проектов. Сдача итоговых работ завтра в девять. – Руководитель кинул взгляд на наручные часы. – Пожалуй, я сразу подпишу, что она проверена. Ничего не меняй. Добавь лишь несколько элементов и позицию в перспективе. Уверен, такой город люди никогда не забудут.
Подмигнув на прощание, Игорь Михайлович сбросил видеозвонок.
Регина снова оглядела макет. Закусив губу, она распределила на территории несколько рокариев, беседку для встреч с родственниками и детскую площадку, оснащённую реагирующими на движения механизмами.
Город был готов и одобрен, но что-то неприятное всё равно кололо в груди.
«Интуиция, – предположила про себя Регина. – Сочувствие. Страх. Или просто паранойя. Добавлю поперечных балок в каркасы для спокойствия».
Закончив с работой, Регина покосилась на архиграф, но использовать его не стала. Глаза слезились из-за бесконечного количества формул и чертежей, а мысли, спутанные из-за бессонных ночей, приносили лишь головную боль.
Выбрав файл с небоскрёбом, девушка переслала его профессору. Следом же, сложив голографический макет, поместила его в отдельное письмо и нажала на кнопку «отправить». Через минуту на экране телефона высветилось уведомление о поступлении средств. Следом – сообщение с временем и местом.
Первые деньги должны были принести облегчение. По крайней мере, от осознания, что арендодатель больше не будет напоминать об оплате за квартиру, а к пустой банке кофе можно, наконец, купить сахар. Но гнетущее состоянии не исчезло.
Регина не знала, являлись ли его причиной муки совести или просто спазм давно не получавшего еды желудка. За размышлениями о руководителе и правильности поступка, Регина и сама не заметила, как уснула, даже не встав с кресла.
Проснулась она лишь к вечеру следующего дня. На ноутбуке мигала лампочка, оповещающая о пропущенных звонках.
Решив сначала принять душ и переодеться, Регина направилась в ванную комнату, походя сбросив все уведомления. Постояв под еле тёплыми колючими струями, она с неохотой вышла из кабинки и насухо вытерлась маленьким застиранным полотенцем. Затем не спеша натянула последнюю целую одежду и провела по влажным волосам щёткой.
И лишь после этого вернулась к компьютеру, подмечая, что звонки перевалили за сотню.
Очередной же не заставил себя ждать.
– Чёртова дура! – рявкнул Игорь Михайлович вместо приветствия и Регина удивлённо приподняла брови. – Что ты наделала? Почему твой макет оказался у Голубева?
Регина скрестила на груди руки.
– У сына мэра? А почему нет? Вы же сами сказали, что макет отличный.
– Он выиграл грант! И целый город уже напечатали по этим чертежам! На торжественное открытие отправились не только директоры строительной компании и благотворительного фонда, но и мэр, как отец победителя!
– И почему вы не празднуете с остальными? – Регина мягко улыбнулась.
Это разозлило и так взвинченного профессора ещё сильнее:
– Почему? Ты сама знаешь, что здания не выдержат! И я не могу отозвать проект, так как он подписан!
– Зачем же вы тогда утвердили? – усмехнулась девушка. – Зная, что он опасен?
– Да потому что так и было задумано изначально! Никто из вас не должен был даже приблизиться к победе! Твоя курсовая – настоящая, которую ты выслала в письме – никогда бы не удостоилась печати! Какая же ты дура! Ты не понимаешь, во что ввязалась!
– Вообще-то понимаю. – Регина чуть приосанилась. – Вам предложили немало, чтобы испортить остальные курсовые, я права? Если уж вы, заслуженный архитектор, наплевали из-за денег на людей, то как можно винить в этом студентку? Вот уж точно «Мир особенных людей»! Но мне предложили больше. Сначала мэр, решив подстраховаться, потому как знал, что я действительно заслуживаю красный диплом. А после – другой заказчик. Который также был уведомлён о моих способностях и финансовой ситуации. Я выполнила свою работу. Проект достался Голубеву. Грант – тоже. Но и здания действительно рухнут, хоть и не сразу, а как только внутри окажутся люди. Те самые, – она подмигнула растерявшемуся руководителю, – директоры. И, безусловно, оба Голубева. Как вовремя, не правда ли? Ведь через месяц выборы нового мэра, но с участием Голубева-старшего шансов ни у кого не было. Раньше. К сожалению, я этого уже не застану, – Регина притворно вздохнула. – Самолёт через пару часов. Но, как вы там сказали? «Этот город люди не забудут»? Верно. Чья подпись утвердила макет? Ваша. Вам и придётся отвечать. Как единственному виновнику трагедии, который совершенно неожиданно остался в живых. Интересное совпадение, верно? Или мне снова показалось?
– Нет. У таинственного заказчика есть имя, – беззлобно усмехнулся Игорь, обращаясь к тёмному экрану, когда Регина отключила звонок. – Пожалуй, частичная запись нашего разговора поможет следствию. Умная ты девочка, Регина. Но не настолько. Если бы проверила всё в третий раз, то поняла, что город выстоит дольше. Его крах, когда внутри находится мэр – несчастье, о котором все поговорили бы пару месяцев, чествуя благодетеля. Нет, так не пойдёт. Настоящая трагедия случится в тот миг, когда все здания заполнятся больными и станут их последним пристанищем. Вот за это Голубева возненавидят. И тогда я выйду из тени. Не как архитектор, а как спаситель, способный восстановить руины. И дать новое начало.
Радио
Я сидела за столом, облокотившись о жёсткую спинку стула. Напротив расположился симпатичный худощавый мужчина с зачёсанными назад волосами и аккуратной щетиной. Если бы не халат, его можно было бы принять за актёра, или ведущего, или музыканта.
Но бедж с надписью: «Вереницкий Евгений Сергеевич, глав.врач экспериментальной клиники «Освобождение» не оставлял ни единого шанса для фантазии.
– Поговорим? – мягко прервал тишину Евгений.
Я равнодушно пожала плечами:
– Будто у меня есть выбор.
– Вы знаете, почему вас направили сюда?
– Не особо. Точнее, догадываюсь, – мне ваши сотрудники любезно объяснили, когда сопровождали в машину. Только вот причина кажется уж слишком натянутой, честно говоря.
– Это вынужденная мера.
– Да? Вынужденная для кого? Разве я сделала что-то? Напала? Поругалась с кем-то?
Врач примирительно поднял руки:
– Нет, конечно же нет. Но вы должны понимать, что многих может напугать ваша… особенность.
– Вы про «радио»?
– Простите?
– То, что словно ловлю «радио»? – уточнила я.
– Если вам удобно называть так, то пусть будет. К сожалению, подобное явление зачастую является симптомом ши…
Я не сдержалась и фыркнула, перебивая врача. Громко. Чересчур громко, и звук эхом отразился от бледно-голубых стен, увешанных бесконечным количеством грамот и дипломов.
– Э, нет. Шизофрения – когда голоса говорят с тобой. А мои голоса из «радио» общаются друг с другом, и даже не представляют, что их кто-то слышит. Наверное. Слушайте, я не дура, не особенная, и не пыжусь в попытках получить внимание. Естественно, искала информацию. У нескольких людей похожие случаи, только вот высказываются они о них через анонимные приложения. Не зря, судя по всему. Давайте не будем играть в словесный пинг-понг? Я расскажу всё, что знаю, раз иного выхода нет, а вы уже будете уточнять что-то по мере повествования.
– Хорошо.
– Так вот… Я невольно ловлю «волны» разговоров, поэтому и «радио». Это происходит перед сном. Точнее, когда почти уже заснула, но всё осознаю: что лежу в кровати, на мне одеяло, рядом примостился кот и так далее. По «радио» может быть диалог, может монолог, а то и вовсе обсуждение группой лиц. Какие-то отрывочные части, между собой вообще не связанные. Даже не стараюсь их запомнить – бессмысленно. Я не знаю обладателей голосов, не слышала их ранее. Просто посторонние люди.
– Вы же понимаете, что это невозможно? – уточнил врач, но мне показалось, что его вопрос прозвучал неискренне. Будто он пытался убедить в этом совсем не меня.
– Если вы чего-то не видите, не значит, что этого нет. Представьте, что за голоса в голове отвечает какой-нибудь орган, который у людей просто не сформировался в процессе эволюции. Человек не слышит ультразвук, но это же не значит, что тот – миф. Спросите у летучих мышей.
Евгений Сергеевич улыбнулся краешком губ. Механически, из вежливости. Выражение лица у него при этом осталось холодным.
– Вы же не летучая мышь.
– Верно. На эхолокатор и не претендую.
– Тем не менее, как я уже сказал, голоса могут быть признаком шизофрении. Это опасно. Без должного лечения есть риск навредить себе или окружающим.
– Да что ж такое! – Я на секунду зажмурилась и потёрла переносицу, стараясь не выругаться. – Хоть я и не контролирую «радио», зато контролирую себя. Вреда никому не приношу. И вообще ни с кем не обсуждала всерьёз, кроме членов семьи. Но они воспринимают всё как шутку, чудачество. Сваливают на воображение или усталость. Я и в рассказе это всё описала лишь потому, что никто не узнает, сколько там граммов правды, а сколько вымысла. Он может быть ложью от и до, а может сплошь состоять из фактов. В этом прелесть писательства – прятать истину между строк, маскируя под неуёмную фантазию. Но какому-то нежному человеку это показалось слишком жутким и странным, и он отреагировал, на мой взгляд, не особо адекватно. Кстати, какому?
– Что вы имеете в виду?
– Какому человеку? – повторила я. – Кто дал наводку?
Вереницкий достал из толстой папки бланки и зашелестел бумагой, словно выискивая фамилию, но я знала – притворяется. Никакой информации он мне не даст. И оказалась права.
– Увы, эти данные отсутствуют.
– Ну конечно.
– Хорошо, а голоса… Они вам незнакомы, правильно я понимаю?
Я устало вздохнула. Желудок урчал: завтрак остался на кухне нетронутым; не удалось даже выпить кофе. Очень уж торопили меня сотрудники этой клиники.
– Да. Просто рандомные люди. Хотя… – я задумчиво покрутила спадающую со лба прядь и привычным жестом заправила её за ухо. – Один раз услышала голос подруги. «Кровь, кровь», – повторяла она раз за разом. Но я почти сразу уснула. Зато на утро узнала, что подруга в то время действительно упоминала кровь – порезалась, когда готовила ужин.
Врач вздёрнул брови, но тут же постарался придать себе незаинтересованный вид. И в очередной раз солгал. Только вот зачем?
– То есть, вы услышали голос подруги сквозь расстояние, и это оказалось правдой?
– Да. Чтение мыслей, телепатия, называйте как хотите. У близких, впрочем, пару раз слышала и иные события: например, как кипит вода. Крышка кастрюли стучит, над плитой поднимается пар. И оказалось, что брат ушёл из квартиры, забыв выключить суп. Однажды раздался звук упавшего телевизора – и в тот момент у племянника действительно сорвался кронштейн со стены. Совпадения? Возможно. Потому как пара случаев всего.
– Возможно, – согласился Евгений, и снова заглянул в бумаги. – Вижу, вы упоминали в рассказе, что «радио» – не единственная… способность?
Я медленно кивнула. Чёрт бы побрал то задание, одни проблемы с ним. Написала бы про невидимого друга – никто бы и не придрался. У людей и реальные друзья порой друзьями являются лишь в воображении.
– Да. Слышу не только мысли, но и эмоции.
– Это как?
– Так же, – со вздохом ответила я, понимая, что закапываюсь окончательно, – но уже не перед сном. Знаете про эмпатов? Сказано, конечно, пафосно, но другого слова не придумала. Когда человек зол, от него исходит удушающая «волна». Тяжёлая, гудящая. Как если бы рядом оказались линии электропередач. К слову, – я развеселилась, вспомнив прошлые отношения, – это было даже забавно, когда мой молодой человек попытался утаить плохое настроение. Мы идём по парку, и я чувствую, что он расстроен. Говорю ему об этом, а он отмахивается. Недолго, правда. В другой раз поймала иную «волну» – равнодушия. Вот прямо ощутила, как изменилось его отношение, хотя внешне всё было как прежде. Удивился, поотпирался, сдался и покаялся. В самом конце заявил, аккурат перед расставанием, что веду себя, как следователь, – чуть ли лампой в лицо не свечу, о чём-то спрашивая. Я тогда поняла, что он не только раздражён, – я не сдержала смешок, вспомнив выражение лица, – но и боится.
Мы замолчали. Под потолком жужжала жирная муха, то врезаясь в светильник, то перебегая по панелям. Я задрала голову, бездумно разглядывая насекомое. По движению впереди поняла, что Евгений последовал моему примеру. Мгновение – и муха упала на пол, еле шевеля крыльями.
– Резюмируем нашу беседу, – вкрадчиво начал мужчина, и мне пришлось отвести взгляд от замершей чёрной точки на ворсистом ковре. – Вы полагаете, что видите людей насквозь?
– Нет. Неправильно. Я не вижу – со зрением у меня всегда проблемы были, – а слышу. Но, повторюсь, это никак не мешает ни мне, ни другим. И уж тем более не предоставляет опасности.
– Что ж… – Евгений сложил пальцы домиком и положил на них подбородок. – Мне всё ясно.
– Вы не можете меня положить в клинику, – предугадывая вердикт, предупредила я. – Нет никаких реально доказанных поводов. К тому же, вы не государственная клиника, а экспериментальная. В первой же фразе объявили, вломившись ко мне в дом.
– Вы правы. – Я видела, как в глазах врача мелькнул огонь. Это были не отблески лампы или солнечного луча, а настоящее пламя, пляшущее в глубине зрачков. – Не могу. Но имею право выписать препараты. Не переживайте, это уникальная разработка нашей клиники – они уничтожают границы, расширяют сознание.
– Наркотики? Нет, спасибо, не балуюсь.
– Что вы! Всего лишь витамины. А после я буду вас очень ждать. Нам не хватает подобных умений. Слышать мысли рядом стоящих людей – банальность. Каждый второй, если сосредоточится и перестанет заглушать зов, сможет сделать это. А вот на расстоянии… Серьёзная способность. И стратегически важная.
– Что? – мне показалось, что Евгений пошутил. Глупо, невпопад, но пошутил.
– Вы же сами сказали, – он снова улыбнулся, чуть теплее, чем раньше, – что мы «экспериментальная клиника». Вы можете творить историю. Настоящую историю.
– Под руководством определённых людей? Или для человечества в целом? – я склонила голову, с интересом наблюдая за врачом. Слова его меня не смутили – я чувствовала, как по помещению расходятся волны воодушевления и надежды. И это был первый раз за весь разговор, когда врач оказался искренним как в словах, так и в действиях.
– Для человечества.
– А если откажусь?
Евгений притворно вздохнул. Его волна чуть изменилась, став похожей на ледяной поток воздуха. Ого, да он испугался. Но не моего отказа, а его последствий.
– Тогда вместо витаминов будут сильнодействующие препараты. И направление в обычную психиатрическую клинику с детальным описанием проблемы, рекомендациями и подписью. Лицензия, – Евгений Сергеевич коротко кивнул в сторону дипломов, – не поддельная.
– Кто вы? – я медленно поднялась с места, не спуская с врача глаз. – Что конкретно вам от меня нужно?
– Помощь, только и всего. Времена сейчас непростые. Планета истощена, она устала. Ей нужен покой. А люди этому всячески мешают. Совсем скоро всё закончится – останутся лишь те, кто способен начать новый виток существования. Другие – кто окажется не только не готов, но и захочет противостоять нам – обречены. Я лично это проконтролируют.
Он снова посмотрел на муху, и в этот момент я поняла, почему та так скоропостижно скончалась. Кожа покрылась мурашками. Во что я вляпалась?
– Так каким будет ваше решение?