Молоканка Катя
Елена Асланян. Армения, г. Ереван
Родилась в 1961 году. Высшее техническое образование, инженер-системотехник. Работала по специальности более 25 лет, с 2000 года серьёзно занимается литературой, переводами на русский язык. Имеет многочисленные публикации в Армении и зарубежом. Лауреат республиканских и международных литературных конкурсов.
Есть у Елены в творческой копилке и победа на кинофестивале ECG&Romford Film Festival 2019, где в номинации «Книжный трейлер» её видеоролик к роману «Три двустишия» был признан победителем.
Автор пяти книг и четырёх сборников, два из которых международные.
…1995 год.
Армен смотрел из окна междугородной маршрутки, мчащейся в Гюмри по скоростной трассе между покрытыми изумрудной зеленью горами и почувствовал, что наслаждается жизнью вот в этот самый миг. В Гюмри служил его новый друг и коллега Алексей, с которым завязалась крепкая мужская дружба в военном госпитале в Москве, куда они оба попали со «своих» войн. Алексей попросил помочь ему сосватать девушку.
Он был разведён. Его жена очень неожиданно для него заявила, что больше не любит его и отказалась вернуться на родину из ГДР при выводе советских войск. Она осталась там с сыном, наскоро оформив брак с местным немцем то ли и впрямь по любви, то ли фиктивно. Для простодушного советского офицера, всегда поступавшего честно со всеми, это оказалось неразгаданной загадкой, так же как и произошедший развал страны, которой вдруг оказались не нужны тысячи квалифицированных и верных её защитников. Да и сама себе страна, казалось, была не нужна.
Для таких, как Алексей, столкновение с новой реальной жизнью, с какими-то невесть откуда появившимися «новыми русскими», с другими моральными ценностями и понятиями, иногда оказывалось роковым: люди ломались, не находя себя в новых реалиях.
Художник Галина Адамян
Он всеми правдами и неправдами добивался своего назначения на базу российских войск в Армении, убеждённый, что найдёт спасение для своей израненной души рядом с другом на древней христианской армянской земле, откуда практически с каждой точки открывается неповторимый вид на библейский Арарат, заснеженные вершины которого ежесекундно напоминают людям о том, что есть нечто непреходящее, возвышающееся над суетой и бренностью. Есть высшая красота и гармония, безупречность первозданной чистоты, которая не может не оседать хотя бы мельчайшей частицей в душах живущих в долине Арарата людей.
Когда Алексей по прибытии у ворот части столкнулся с выходящими женщиной и юной девушкой с белыми косынками на головах, словно сошедших с иллюстраций к русским сказкам, его пронзило мистическое чувство, что он вот так, по наитию, ведомый высшей силой, нашёл то, что искал.
Вот эта юная славянская девушка и есть его судьба. Имя сейчас узнает, главное, что он узнал Её, свою судьбу.
– Кто эти женщины? Они из семьи военнослужащего? – спросил он у дежурного.
– Нет, это местные молоканки. Они приходят сюда по делам: домашнее молоко продают, яйца там, зелень…
– А как зовут, знаешь?
Дежурный демонстративно повременил с ответом, потом проронил:
– Кто именно интересует: постарше или помладше?
Алексей смутился:
– Просто интересно. Вроде русские люди, но выглядят, будто прямо древние русичи из былин.
– А – а, – дежурный восхищённо вздохнул, – а Катюша, – будто Снегурочка из снегов Арарата вылеплена…
– Катя – это…?
– …дочка, а мамашу – Любой зовут.
«Катя», – повторил про себя Алексей.
– …Катя, значит, – повторял к месту и не к месту Армен, скрывая замешательство, слушая сбивчивый рассказ Алексея.
Он не сомневался, что Алексею откажут, но как сказать об этом другу.
– А Кате ты нравишься? Ты говорил с ней о своих чувствах? – Армен решил начать издалека.
– Да ты что, мужик, как я мог с ней поговорить, она из дома без сопровождения никогда не выходит, всё время с матерью. Вообще, одна никуда не идёт, даже в магазин. Нравы у них строгие: ни поговорить, ни погулять, ни выяснить, нравишься или не нравишься. Единственный выход, это вот так прийти и посвататься, вот и выяснится всё.
– Нравы строгие – это ты хорошо сказал, – Армен ухватился за палочку-выручалочку, – люди они верующие, с чужаками стараются не общаться, а чтобы молоканка не за своего замуж пошла, так за свою жизнь один такой случай знаю…
– Ну вот, теперь и второй будет…
Армен помолчал немного, потом, взвешивая каждое слово, осторожно заметил:
– Всё-таки, верующие люди, ради своей веры отказавшиеся от родины, от православия, очень сильно отличаются от тебя. Или ты хочешь стать членом их общины?
Алексей закусил губу. Потом резко замотал головой:
– Нет! Вне России и её православных храмов для меня жизни нет. Хоть я и неверующий, ни праздников не справляю, ни постов, не крещён своими родителями-коммунистами, я считаю себя христианским воином.
– Христианским воином? – перевторил изумлённый Армен.
– Да. Как и ты, между прочим. Не знаю, наверное, выспренно это покажется, но я хочу быть таким же русским православным воином, какими были казаки, например… А что касается веры Катюши… Молокане, например, отправляют своих детей в государственные школы, работают на стройках. Почти каждый второй бульдозерист – молоканин. Квартиры спокойно получали от государства, живут с соседями-армянами, нормально общаются. Зубы у стоматологов лечат, лекарства пьют, когда доктора прописывают, то есть, живут в современном мире, хоть и сознательно ограничивают контакты с ним. А Катюша, когда будет замужем за меня, примет как собственный мир своего мужа, мой мир, значит.
– Алёша, брат, ну пойми ты, даже если бы вы из одного мира были, и то ничего у вас не вышло бы – разница в возрасте пятнадцать лет. Сможешь быть верным мужем вот для такой девчушки, которой расти ещё надо?
– Смогу, – упрямо наклонил голову Алексей, – с прошлым покончено. Даже от сына никаких вестей нет. Ни на одно моё письмо не ответил. Я не просто так в Армению приехал, меня как будто звали сюда, чтобы новую жизнь начать. И это не просто случайность, что сразу Катю повстречал, как подошёл к воротам части. Перст судьбы… Влюбился, с первого взгляда… И сердце говорит мне – моя эта судьба.
– Перст судьбы… А если ты ошибаешься, – Армен с жалостью посмотрел на друга, – вдруг Катя любит кого-нибудь…
– Никого она не любит. И пока даже никто не сватался, я тактично всё выяснил, правда о своих намерениях молчал, чтобы не испортить дела. Всё предопределено для меня и Катюши.
– Выгонят они нас, – сопротивлялся из последних сил Армен, – да просто на порог не пустят.
– Нет, нет, я – их постоянный покупатель, с отцом Катюши Ефимом Трифоновичем подружился, э – э…, можно сказать, подружился, – поправил себя Алексей. – На порог точно пустят.
– А можно я за дверью тебя подожду. А ты лучше с кем-нибудь из своего начальства пойдёшь…
– Да ты что! – Ужаснулся Алексей. – Наш командир обязательно сцепится, мол, русские вы, давайте бороды свои сбривайте и назад, на землю русскую, пока её мигранты всякие не захватили…
Алексей похлопал Армена по плечу:
– А ты произведёшь на них впечатление. И красавчик, и вести себя можешь…
– Ладно, – заулыбался Армен, – видно, совсем положение у тебя безвыходное, раз на такую примитивную лесть пошёл.
Художник Галина Адамян
Алексей вздохнул с облегчением, и деловито поднялся, приглаживая волосы.
Семья Кати жила на окраине города в небольшом скромном собственном доме, что и спасло их от землетрясения, произошедшего в декабре 1988 года в Ленинакане, как тогда назывался Гюмри. По счастью, школа, где в это время училась Катя, устояла, дети не пострадали физически, получив психологическую травму на всю жизнь. Образование для десятилетней Кати закончилось, она стала помогать матери по хозяйству, но в основном занималась младшими шестым, седьмым братиками и недавно родившейся восьмой сестрёнкой. Катя была пятым ребёнком в семье. Самая старшая сестра вышла замуж за молоканина в США, брат переехал жить в молоканскую общину в Австралию, другой брат жил и работал в Ереване, в доме осталась уже сосватанная Надежда и младшие дети.
Непрошенных гостей приняли сдержанно, усадили на лавочке, стоявшей вдоль стены, за стол не пригласили. Мельком увидели они Катю, спрятавшуюся с детьми на кухне.
Армен неловко протянул коробку конфет. В последний момент, спохватившись, они отказались от покупки коньяка, молокане ведь спиртное не признают. Но так как никто коробку не принял, положил рядом с собой на лавку.
Обстановка дома была скудная: стол, пара стульев, лавки для гостей. Не было ни телевизора, ни радио, ни общепринятого серванта с хрустальными вазочками и другого ширпотреба. Но чистота была идеальная. Вышитые белоснежные накрахмаленные занавеси составляли единый ансамбль с кружевными косынками на головах хозяйки дома и дочерей и создавали особую атмосферу другого мира со своими ценностями, правилами поведения и безыскусной неприукрашенной красотой абсолютной естественности.
– С чем пришли, молодые люди? – Сдержанно спросил глава семьи.
– Свататься пришли, – просто ответил Армен, – вот, мой друг Алексей полюбил с первого взгляда дочь вашу Екатерину. Просит её руки, слово даёт, что будет верным, любящим мужем. Будет заботиться о ней…
Армен замолчал, не зная, что говорить и делать дальше. Алексей же выглядел глухонемым от рождения.
Возникла тяжёлая длинная пауза. Ефим Трифонович молчал, опустив глаза долу. Немного обнадёживало тёплое приветливое выражение глаз Любы.
– А какой ты веры будешь, Алексей? – раздалось вдруг.
Алексей вздрогнул, будто очнувшись ото сна, и потом тихо, но уверенно ответил:
– Православной.
– А что ты про молокан знаешь? Девушку у нас сватаешь, а знаешь, на каких правилах она воспитана, что считает правильным, а что нет?
Алексей переглянулся с Арменом, и сказал, что у него было на душе:
– Я знаю, что вы истинно русские люди по крови, что сумели сохранить и пронести через века свои гены, чистоту души. Я не знаю всех тонкостей вашей веры, но с отношусь с уважением к вам. И восхищаюсь вашим трудолюбием и способности противостоять соблазнам цивилизации. Способности оставаться самими собой в своей первозданной чистоте.
– Русские люди, говоришь, – усмехнулся Ефим Трифонович.
– Без сомнения. И никогда не поверю, что вам безразлична боль земли русской, что никогда не испытывали зов земли предков, которую они покинули не так уж давно, в 18 веке.
Теперь уже Ефим Трифонович переглянулся с женой.
– Я знаю, как вы относитесь к нам. Но, возможно, пришёл момент, когда русской земле необходима любовь детей, когда – то покинувших её. Чтобы вы, …своим примером, скромной внешностью, презрением к деньгам, помогли нам, современным русским выстоять перед натиском… погани этой западной, да и восточной тоже. Отовсюду зло ползёт… душит… Может, в вас – то и спасение будет, пусть не через веру, а через корни наши, глубоко запрятанные, не поддавшиеся порче и гнили.
Из кухонного дверного проёма показалась головка Кати, покрытая кружевной косыночкой. Алексей поймал её робкий, но лучистый, искрящийся первым женским чувством взгляд. Усилием воли он отвёл глаза от любимого личика и выжидающе посмотрел на Ефима Трифоновича.
Тот сидел с непроницаемым лицом, однако поглаживание бороды выдавало внутреннюю борьбу.
Вошла Надежда с подносом, на котором стояли стаканы с таном, представляющим собой немного подсоленную смесь мацуна с холодной водой. Армен заметил еле заметное движение головы, которым Люба подала знак старшей дочери немного ранее. Конечно, эта мудрая сильная женщина никогда не покажет гостям своё влияние в семье, но продемонстрированный знак доброй воли не прошёл мимо её супруга. Он внимательно смотрел на неё, когда Люба приветливо обратилась к гостям:
– Угощайтесь, гости дорогие. А то, небось, от жары в горле пересохло.
Армен, в самом деле изнывающий от жажды, буквально опрокинул стакан в себя и ободрительно посмотрел на Алексея.
– Неволить и принуждать детей у нас не принято, – произнёс, наконец, глава семейства. – И ежели Катя захочет за православного русского замуж пойти, то удерживать не станем. Так дело в том, что совсем молоденькая она у нас, опыта жизненного у неё нет, никто ещё из молокан посвататься не успел, поэтому погодить надо. Подумать: и ей, и нам, и тебе, Алексей. Вот, Надежду проводим, а там видно будет.
Люба встала, всё так же приветливо улыбаясь, но было понятно, что эта прощальная улыбка. Армен поднялся с лавки, вслед за ним встал на подкашивающиеся ноги и Алексей.
– До свидания, – вежливо попрощался со всеми Армен.
– А мне можно иногда к вам домой приходить? – Неуверенно спросил Алексей.
– Конечно, можно, – сердечно ответила Люба, – приходи, хорошим людям всегда рады.
Друзья вышли из дома, прошли в полном молчании улицу. Алексей выглядел расстроенным, но Армен, радостно улыбаясь, обнял его.
– Ты чего кислый такой? Радоваться надо! Практически они согласились. В самом деле, пока старшая замуж не вышла, о младшей и речи быть не может.
– А вдруг какой-нибудь молоканин посватается? Да ещё из Америки, или Австралии…
– Ты что, глухой? Тебе же сказали: «неволить, принуждать у нас не принято». Пусть сватают, сколько хотят, а Катя – твоя. Вон, как смотрела на тебя из кухни…
– Правда, смотрела, – умоляюще посмотрел на друга Алексей.
– Правда, правда. И ты так хорошо сказал, про спасение земли русской.
Алексей остановился. Потом обратил к Армену разом посеревшее лицо:
– По – моему они поняли, о чём я.
Алексей вытащил пачку сигарет.
– А вот с этим завязывать надо, брат, – произнёс Армен, – во всяком случае, при тесте с тёщей. Про спиртное вообще молчу. Город тут небольшой, в часть они вхожи, услышат про пьянку, или, не дай Бог, про бабу какую, тут точно, на порог не пустят.
– Я теперь – девственник. – Решительно сказал Алексей.
– Ва-а-а-й!
– А что, грешницы идут потом в монастырь, и чуть ли не святыми становятся. На святость я и не претендую, но вот девственником считать себя имею полное право.
Вдруг Армена посетила мысль, с которой он поспешил поделиться:
– Интересно, а кем бы стала Катя, если бы продолжила учиться: актрисой, кассиршей в магазине, референтом у какого-нибудь толстопуза, учительницей…
– Ты знаешь, я много раз думал об этом. И о мудрости молокан, сознательно отрицающих все цивилизаторские блага: телевизор, жизнь ради удовольствия, образование, за которым расплачиваешься душой, продаёшь её дьяволу… И всё становится можно. Матери можно бросить ребёнка, потому что надо ей реализовать себя в этой жизни. Супругам можно бросить друга, потому что ушла любовь, а жизнь коротка, надо урвать как можно больше удовольствий. Можно трёх детей иметь от представителей трёх рас, показать этим уровень своей цивилизованности, якобы, толерантности. А на самом деле – пустота, гниль и беспозвоночность, как у пресмыкающегося. А посмотришь на молокан, и видишь стержень…
– Ты в самом деле любишь Катю или ищешь спасение души? – Задумчиво спросил его Армен.
– А разве это не одно и то же? – Немного подумав, ответил Алексей.
Армен промолчал: у каждого свои ответы на подобные вопросы. Дай Бог, чтобы люди себе задавали их.
Встреча
Вадим Бадалян. Россия, г. Сочи
Родился в 1975 году в РСО-Алания, г. Владикавказ. Обладатель чёрного пояса (5Дан) по тхэквондо (ВТФ). Президент федерации тхэквондо г. Сочи. Тренер-преподаватель Высшей категории МБУДО ДЮСШ № 1 г. Сочи по тхэквондо (ВТФ). Старший тренер спортивной юниорской сборной команды Краснодарского края по тхэквондо. Заслуженный деятель физической культуры и спорта г. Сочи. Награждён медалью «За заслуги в патриотическом воспитании молодёжи». Автор книги «Винек. Возвращение в прошлое».
Эта история началась в 1972 году, в том самом городе Баку, когда его население было интернациональным, многочисленным и дружным, а в семью под названием интернационал входили в большей степени мои соотечественники и родственники.
Ранним летним утром Арушан Бадалян и Василий Дыба, позавтракав с чашечкой душистого ароматного чёрного чая из традиционных стаканов армудов, вышли с вещами на улицу, где их уже ждала машина, чтобы отправиться на автовокзал города Баку. У каждого из них было отличное настроение, предвкушающее приятное времяпровождение в ближайшую неделю. С одной стороны, Арушан радовался скорой встрече с родителями и многочисленными родственниками, с другой – волновался, как пройдёт первое знакомство его родни с тестем Василием. Ну, а у Василия были свои волнения – связанные с первой встречей с родителями новоиспечённого армянского зятя Арушана.
Дорога до автовокзала тянулась через весь город, частные дома сменялись высотными постройками, и Арушан, будучи профессиональным строителем, взглядом окидывал здания. Василий же, прикрыв глаза, дремал, так как понимал, что в ближайшую неделю он точно будет окружён всеобщим вниманием родителей зятя, и ему понадобится много сил, чтобы совладать с гостеприимством новой родни.
Доехав до автовокзала, они вышли из машины и, вытащив свои чемоданы, направились к автобусу с табличкой «г. Джебраил». Расположившись в удобных креслах автобуса, Арушан и Василий переглянулись и, с одобрением кивнув друг другу, решили вздремнуть: впереди была длинная дорога, а тем для разговоров было не так уж и много, исходя прежде всего из разницы в возрасте и субординации тестя и зятя.
Асатур с семьёй
Выехав из города, автобус плавно набрал скорость. В открытые окна залетал ветер и приятно бил в лицо, тем самым делая поездку ещё комфортней. Дорога проходила между живописными небольшими горными массивами, переходящими от посёлка к посёлку, и сопутствующей бурной рекой, то исчезающей, то появляющейся вдоль трассы. Через несколько часов автобус завернул на остановку, и все пассажиры вышли выпить ароматного чая и перекусить в придорожной чайхане.
Через полчаса пассажиры вернулись в автобус и продолжили путь, а уже через два с половиной часа автобус, проехав указатель с надписью «Джебраил», повернул на стоянку городского автовокзала. Получив багаж, путники перешли на автостоянку такси, соседствующую рядом с автобусами. На стоянке Арушан окрикнул молодого человека, который, аккуратно засучив рукава, трепетно вытирал влажной тряпкой лобовое стекло своего нового УАЗа. Парень на УАЗике оказался таксистом-односельчанином по имени Ехо, которого заранее прислал отец Арушана – Асатур, чтобы тот встретил сына с долгожданным и уважаемым гостем.
– Барев, Ехо! Хунцус?[18] – спросил Арушан.
– Па, Арушан-даи парьёр! Лявым, дук хунцук? Паравык екал![19] – приветствовал Ехо, обняв старшего земляка и уважительно протянув руку Василию.
Василий, немного измотанный дальней дорогой, оглядел юношу и тоже протянул руку.
Оставалось проехать километров тридцать, чтобы наконец-таки добраться до родной деревни Аревшат. Выехав из города Джабраил, УАЗик оказался на просёлочной гравийной дороге, но старался ехать максимально быстро, оставляя пыльную полосу за собой. Ехо давил на газ, зная о том, что дедушка Асатур давно ждёт сына и гостя Василия. И вот, через какое-то время машина, проехав указатель «Доланлар», оказалась на участке дороги, откуда виднелись крыши деревенских домов. Арев-шат – много солнца – именно так переводится название села. И, действительно, солнце щедро дарило плодородной земле свои лучи. По левую и правую сторону располагались гладко ухоженные поля, покрытые пшеничным ковром. Выше, на зелёных лугах, гуляли большие стада овец, погоняемые несколькими пастухами, а поодаль, на одном из полей, аккуратно работал комбайн, ровно срезая созревшую пшеницу.
Проехав родовой сад Ашуга Петроса, УАЗик въехал в деревню и по традиции, сбавив ход, медленно начал двигаться к дому Асатура Бадаляна, расположенному в центральной части села, напротив здания школы. Время было обеденное, и в деревне, как обычно, кипела жизнь. Кто-то набирал воду из родника, кто-то мыл шерсть, а кто-то трусил тутовник в своём саду.
Машина катилась по центральной улице, её встречали и провожали приветствия и радостные возгласы сельчан. Все знали о приезде гостей.
Проехав деревенский родник, УАЗ поравнялся с главным местом для старожил – памятником воинам-аревшатцам, погибшим во время Великой Отечественной войны. Сто пять фамилий павших воинов-сельчан, написанных на армянском языке, были увековечены с четырёх сторон на высоком мраморном обелиске. Сто пять воинов, отдавших свою жизнь за победу и свободу против фашизма и тирании гитлеровской Германии.
Василий, увидев мемориал за окном автомобиля, грустно вздохнул. И вот, через несколько метров Ехо остановил машину и объявил на русском языке: «Приехали!»
Сколько было радости от долгожданной встречи Арушана с родителями и родственниками.
Его и Василия по традиции встречала вся деревня. Родные братья Арушана, выстроившись по очереди, приветствовали крепкими объятиями сначала брата, а потом и тестя Василия.
Мама Маграпиль, увидев сына, прослезилась, а отец Асатур, строго прищурив глаза, позвал всех зайти во двор. Во дворе стоял длинный двухэтажный дом, построенный в арцахском стиле с большой верандой на втором этаже и многочисленными подсобными помещениями для утвари на первом. Двор был большой и просторный с плодовыми деревьями, основным из которых была шелковица. Под огромным тутовым деревом располагался большой деревянный стол, со всех сторон окружённый скамейками и стульями, а чуть дальше стоял железный мангал, в котором догорал костёр для дальнейшего приготовления шашлыка.
Художник Меружан Хачатрян
Родственники радостно смотрели друг на друга и засыпали нескончаемыми вопросами. Наконец-таки, все успокоились и разрешили гостям привести себя в порядок после долгой дороги. Женская половина начала накрывать на стол. Василий Антонович и Асатур Айрапетович сели поодаль на длинную скамейку в тени и ненавязчиво начали своё знакомство с небольших рассказов о сельской жизни и эпизодов, имевших место во время поездки.
Через некоторое время старших пригласили уже за накрытый стол, который от разнообразия закусок просто ломился. Это и традиционный овечий сыр с зеленью, всевозможные соления, тушёные овощи на мангале, ароматный хлеб из тандыра, шашлык из молодого ягнёнка и, конечно же, традиционная хашлама, также приготовленная на костре. Мужчины сели за стол в определённом порядке – начиная от старшего к младшему, сохраняя традиции и отдавая дань уважения. Асатур, как обычно, во главе стола, а рядом, с левой стороны, посадили нового родственника – Василия. Тосты сменялись тостами, пили натуральный крепкий тутовый напиток за всех и за всё хорошее, вспоминали родных и близких и желали всего хорошего молодой семье Арушана и его новым русским родственникам. В течение всего времени застолья подходили родственники, соседствующие рядом со старшим братом и дядей Асатуром, женщины сидели недалеко за небольшим столом и только успевали заменять приборы и пополнять стол едой, так как одни подошедшие сменялись другими… Время пролетело незаметно, и наступил вечер.
Родственники разошлись, и за столом остались самые близкие, продолжая пить ароматный чай вприкуску с кусочками сахара и разговаривая всё на те же обыденные темы. Маграпиль позвала Арушана и сказала, чтобы сын проводил своего тестя в комнату для отдыха, которая была заранее подготовлена для гостя и располагалась на втором этаже. Василий поблагодарил всех за гостеприимство и отправился отдыхать, так как день был настолько насыщенным, что ноги уже не слушались этого высокого, богатырского телосложения человека.
Василий прилёг на кровать, прикрыл глаза и через несколько минут заснул крепким сном.
Ночь пролетела незаметно, и ранний звонкий крик петуха заставил проснуться и открыть глаза. Василий спустился во двор и подошёл к умывальнику. Освежив лицо прохладной водой, он проследовал к столу, на котором уже стояли приборы для завтрака. Асатур пригласил сесть тестя, поинтересовавшись, как спалось ему на новом месте.
Завтрак прошёл традиционно с рюмкой тутовой настойки натощак, на закуску сваренные всмятку яйца, а также чай, лаваш, масло, дошаб[20], варенье из вишни, мацони и другое.
После завтрака Арушан пригласил тестя прогуляться и осмотреть деревню. Они вышли из дома в сопровождении Асатура, Таниэла и Левона, родных братьев Арушана, и направились в сторону верхнего родника при въезде в деревню.
Из соседних домов то и дело выглядывали люди и приветствовали гостей, желая им хорошего отдыха и приятного времяпрепровождения.
Василий Дыба в гостях у армян
Пройдя несколько метров с правой стороны, они подошли к ограде, которая вела к памятнику павшим в Великой Отечественной войне. Мужчины вошли в калитку почтить память и выразить дань уважения погибшим сельчанам. Перед глазами Василия пролетели воспоминания военных времён. Он, как и многие другие, участвовал в боях и был ветераном Великой Отечественной войны. Да, тихий, скромный, он прошёл долгий и тяжёлый военный путь. Он, Дыба Василий Антонович, 1905 года рождения, уроженец Ростовской области деревни Ивановка, во время войны был в звании старшего лейтенанта, командиром пулемётного взвода, участником первого Украинского фронта на Воронежском направлении. В 1944 году был ранен в бою.
Постояв молча у памятника, мужчины направились к выходу, чтобы продолжить экскурсию па окрестностям. Не доходя до родника, громко смеясь и разговаривая на русском языке, а также обсуждая, что можно посмотреть, они ненадолго остановились, и Таниэл предложил русскому гостю посмотреть на работу сельской мельницы, которая располагалась вплотную с родником. Василий, будучи человеком, родившимся в сельской местности, с удовольствием согласился. Они медленно подошли к большим дверям мельницы. Это было небольшое прямоугольное каменное здание, перед которым аккуратно на поддоне были сложены мешки с уже смолотой пшеницей. Мельница работала, был слышен шум двигателя жерновов, а из дверей валил поток мучной ярко-белой пыли свежеперемолотого зерна. В нескольких метрах от дверей мужчины остановились, так как на пороге мельницы с мешком на плече и весь белый от муки появился человек и сделал шаг в сторону сложенных мешков. Аккуратно скинув тяжёлую ношу и отряхнувшись, он увидел гостей.
Таниэл посмотрел на Василия и, указав на человека с мешком, сказал, что это наш сельский мельник.
Через долю секунды раздался одновременно удивлённый и восторженный крик Василия:
– Захарян!
Послышался ответ:
– Василий!
Все в недоумении переглянулись и не поняли, что произошло. Только Василий и мельник Арустам Захарян смотрели друг другу в глаза и не могли сдерживать эмоции. Они крепко, по-братски, обнялись. Это была встреча двух боевых товарищей. Это была встреча командира Василия Дыбы и солдата Арустама Захаряна. Это была встреча через тридцать мирных лет. Кто бы мог подумать, что, приехав к родственникам новоиспечённого зятя в далёкую горную армянскую деревню, русский офицер-ветеран встретит своего солдата!
Они сели на бревно рядом со входом в мельницу и долго, не отрывая взглядов, смотрели друг на друга. Остальные сопровождающие не знали, что и сказать, так как это было очень неожиданно и радостно.
Ветераны договорились через некоторое время встретиться, и уже через три часа Василий переступил порог дома Арустама. В многолюдном застолье два боевых товарища вспоминали, как проходила служба на фронте, как теряли боевых товарищей, как Василий по колено в грязи вытаскивал раненого Арустама на одном плече и тяжёлый пулемёт на другом с поля боя осенью 1944 года. Слёзы радости были на глазах. Друзья пообещали друг другу поддерживать связь и писать письма.
Следующие несколько дней пребывания в деревне зятя для Василия были полны посещений множества интересных мест и домов. Это и прогулка на лошади в лесное местечко для отдыха, где в дружественной обстановке был приготовлен на мангале и в казане шашлык с хашламой. И, конечно, не обошлось без весёлых танцев в домашней обстановке под барабанный аккомпанемент Омрюма и дудукиста Епрема. Все проявляли большое гостеприимство и приглашали Василия Дыбу к себе в гости.
Время пролетело быстро, и отпуск закончился… И вот, наступил день, когда таксист Ехо снова вёз Арушана и Василия на автобус, который следовал до Баку из города Джебраила. Вот так вот распорядилась судьба: Василий обрёл многочисленных родственников и волей судьбы встретил боевого друга через тридцать лет.