Read the book: «Алтарь Отечества. Альманах. Том I», page 6

– Вот и венков не надо: кругом живые цветы. Вокруг какие тюльпаны цветут!..

Фашисты шли во весь рост, выставив вперёд автоматы. Это были «живые» наступающие цепи.

Справа от нас по асфальтированному шоссе шли немецкие танки. Определив расстояние и установив прицел, я открыл огонь по первой шеренге немцев. То ли с испугу, а, может, всё-таки достала моя очередь, но первая шеренга упала.

Вдруг «Максим» замолчал: что-то заело!

Я приподнялся над щитком и увидел в стволе застрявшую оторванную головку патрона. Хотел следующим патроном достать эту головку, но не успел. Фашистские снайперы, которых сбрасывали на парашютах впереди наступавших немецких войск, своим выстрелом меня «отключили». Я, потеряв сознание, упал.

Как мне потом рассказали, два оставшиеся в живых солдата положили меня на шинель и поволокли в овражек. Пронзившая острая боль от удара головой о камень привела меня в чувство. Я оклемался, не сразу понял, что ранен. Солдаты, потащили меня дальше, подхватив под руки, и так мы выбрались к нашей роте. Рота заняла уже подготовленную линию обороны. Мы спасены!

Откуда-то привели лошадь. Меня и ещё одного солдата, раненого разрывной пулей в обе ноги, посадили на лошадь. Мы, как потом выяснилось, через минное поле счастливо добрались до первого перевязочного пункта. У меня оказалось тяжелое пулевое ранение правой стороны груди.

Так я очутился в госпитале города Кисловодска. После нескольких операций извлекли из моей груди немецкую пулю и подарили «на память». Война – не до «сувениров»: потерял её.

…Я стал приходить в себя потихоньку и тосковать: ждал писем от Юлечки, девушки, с которой познакомился накануне войны, – а их не было. Невыносимо тяжело было на душе, так как не знал, жива ли она… Стал писать на все фронты, искал её. Она была медсестрой, постоянно находилась в опасности. Понимал, что не раз пригибалась и кланялась земле, ползала, подбирая раненых солдат. Всё понимал и тем паче волновался, боялся за её жизнь.

По излечении стал просить комиссара госпиталя направить меня снова в АВАШП для окончания учёбы, а меня собирались отправить опять в пехотные войска. Доказывал ему, что я пилот, вожу самолёт «ПО-2»:

– Вон женщины и девушки воюют на «ПО-2», а меня в пехоту, – почему? Я могу принести больше пользы там, где пригодятся мои знания!

Долго не сдавался комиссар. Приказ! Но всё-таки, не выдержав моего напора, сказал:

– Ладно! Дам тебе документ для направления в АВАШП. Но если ты не пройдёшь комиссию, вернёшься ко мне, и тогда уж я точно отправлю тебя в пехоту!

Медкомиссию я прошёл, меня оставили в школе. Направил, конечно, соответствующее письмо комиссару госпиталя с сообщением о том, что я стал курсантом авиашколы.

Опять учёба, опять муштра, опять… а техники всё нет и нет.

Наша АВАШП перебазировалась в Узбекистан, в город Андижан.

Я успешно закончил переобучение по управлению истребителем «ЯК-9». Снова рвался на фронт. Как москвич, был направлен в ПВО города Москвы, куда я и прибыл в начале 1943 года.

Пройдя обучение в полку на английском истребителе «Супермарин Спитфайер», я начал выполнять боевые задания.

Вместе с командиром звена РЯЖЕНЦЕВЫМ мы отрабатывали полёты парой, то есть двойкой – основной боевой единицей в то время.

Во время одного из таких полётов нам встретилась тройка «Мессершмиттов-109».

Закрутилась карусель! Удалось сбить один немецкий самолёт, остальные удрали, а мы, поднявшись выше облаков, увидели, что фашистский стервятник «Хенкель-111» направился на передовые позиции наших войск.

«Девятый», так обозначался командир моего звена, приказал мне, «Сорок седьмому», зайти фашисту в хвост, и мы с двух сторон открыли по нему пушечно-пулемётную очередь.

Фашистский стрелок был убит очередью командира звена, и моя очередь достигла цели: правый двигатель «Хенкеля-111» задымился, но самолёт продолжал ещё лететь. Мы выпустили по нему все оставшиеся боеприпасы, и самолёт, объятый пламенем и дымом, рухнул вниз.

За этот бой командир звена получил орден боевого «Красного знамени», а я был награждён орденом «Красной звезды».

Война продолжалась, я воевал до победного разгрома фашиста…

Первый слева в первом ряду – Евгений Карташёв. Разбор полётов. Москва. 1944 год.

После долгожданного Дня Победы я продолжал летать в составе 67-го авиаполка 6-го авиакорпуса. Только в 1946 году подал рапорт об увольнении из рядов войск. Ушёл работать на строительство. Но по 1955 год меня постоянно привлекали на военные сборы совершенствования лётного состава.

Уже в мирное время я строил жилые дома в родной Москве. Многие дома Новых Черёмушек, района северо-запада, Люблино, Рабочего Посёлка, Кунцево, наверняка, помнят мои лицо и руки…

Кстати, и Кремлевскую больницу я строил. Сейчас она называется ЦКБ. В ней периодически «подкрепляю» и я своё здоровье.

Одно время работал главным специалистом в «Минмонтажспецстрое» СССР. Бывал в загранкомандировках по работе – главным механиком строительства, главным энергетиком строительного комплекса. В Минстрое СССР занимал пост главного энергетика. Работал и в Совете Министерств СССР, который руководил эксплуатацией и ремонтом всех инженерных систем и оборудования в правительственных зданиях Кремля и в ближайших от него.

Забыл отметить: всю жизнь я не расставался с песней, очень уж люблю это дело! В песне живу. Музыка продлевает мою жизнь, даёт мне силы. Находясь на пенсии, в 1992 году я стал солистом Театра Ветеранов района Москвы Строгино, в этом районе живу. Выступаю перед жителями, как своего района, так и Северо-Западного, Центрального и Южного округов столицы.

Выступаю на концертных площадках в ДК «Красный Октябрь», «Салют», «Маяк», в кинотеатрах и концертных залах Дома Российской Армии, в Храме Христа Спасителя, в Доме общественных организаций, в домах ветеранов Москвы.

Пою до сих пор и благодарю Господа за то, что сохранил мне жизнь, подарил длинный путь и наградил способностью жить, растворяясь в музыке. Когда пою, забываю обо всём: о невзгодах и ноющих фронтовых ранах.

Наслаждаюсь жизнью!..

А Юлию свою я всё-таки нашёл – на «Дороге Жизни». И ей пришлось хлебнуть военного горя сполна.

Мы вместе с того победного, звенящего, поющего мая 1945 года.

Октябрь 2005 – август 2007

Юлия

 
Свинцом всё небо тучи затянули,
Уплыли в ночь, как кипень, облака…
На верность мы Отчизне присягнули
Коварного разбить и наглого врага.
 
 
Но где-то на военном перекрёстке
Свою любимую, невесту, потерял.
Свистели пули беспощадно, хлёстко,
А я по письмам сокровенным тосковал.
 
 
«Юлия! – Всем звёздам в небе свой вопрос я задавал, —
Где она?» – В полях, лесах её отчаянно искал.
Плакало в ответ мне эхо равнодушной тишины.
…Юлию с «Дороги жизни» вынес, – вырвал у войны!
 
 
Ах, как длинны дороги фронтовые,
Но долгожданный День Победы наступил —
Сердца в глубоких шрамах, молодые
Салют любовью навсегда соединил.
 
 
Вновь соловьи спать не дают, шальные,
Поют без устали, как много лет назад,
Нас возвращают в годы фронтовые —
В полёты над Москвой, в блокадный Ленинград…
 

29 апреля 2004. Мария Веселовская-Томаш

За тех, кто жизнь свою отдал (Поминальное танго)

Евгению Карташёву —

 
Война грозой разбушевалась,
Земля дрожала от раскатов,
Стена живая поднималась
На бой смертельный с супостатом.
 
 
Была в трагичный год, суровый
Та ночь июньская распята.
День новый огненно-багровый
Оплакал первого солдата…
 
 
Вам в белых вальсах не кружилось
И зорь вечерних не встречалось,
Не целовалось, не любилось —
Лишь о Победе вам мечталось!
 
 
Полк истребителей отважных
Вписал в историю страницу.
Героям-лётчикам бесстрашным
Должны все низко поклониться.
 
 
Налейте в чарки вина и молча поднимите
За тех, кто жизнь свою отдал во имя светлых дней.
Четыре тяжких года – нет, вы не забыты:
Вы раны и рубцы на сердце Родины моей.
 

12 сентября 2006. М. Веселовская-Томаш

Матвей Ермолаевич Кашковский

Рукопись альманаха уже в издательстве. Идёт вёрстка оригинал-макета. Почтальон принёс конверт от В. М. Трубиновой-Кашковской с фотографиями – семейными реликвиями. В нём оказались её статья и письмо для нашего альманаха «Алтарь Отечества»:

«Уважаемая Мария Максимовна!

К 60-летию Великой Победы редакция окружной газеты «Октябрьское поле. Весь Северо-запад» объявила Конкурс «Эхо военных лет. История одной вещи». Надо было рассказать о вещи (ах), которыми пользовались в годы войны. А у нас их нет. Думала, что не возьмут мой рассказ о 2-х семейных реликвиях (предисловие не напечатано) – о военных фотографиях. Взяли! А мне присудили 1-ую премию с вручением подарка.

С праздником, милая женщина России! Много здоровья и такого же энтузиазма и мужества в жизни! В. М. Март 2010 г. Москва».

Я не смогла не дополнить Альманах присланным рассказом и фотографиями! Текст письма и статьи оставила в авторской редакции.

Отец

С волнением прочитала название Конкурса, – и дрогнуло сердце, полились воспоминания. Сразу созрел заголовок статьи: «Отец! Ты не сгорел в огне, ты с каждым годом ближе, ближе!». «Не сгорел в огне войны» – эти слова когда-то прочитала на странице какой-то газеты, запомнила и твержу их…

В нашей семье Кашковских, где восемь внуков, десять правнуков и пять праправнуков, нет ни единой вещи, принадлежавшей нашему дорогому человеку: отцу, деду, прадеду и прапрадеду.

Был картуз, который отец привёз в первые годы советской власти из Ростова, куда уезжал на заработки. Его износил наш дедушка, Ермолай Анисимович Кашковский (1875–1956 гг.). Были хромовые сапоги, кожаная тужурка, сильно потёртая в плечах, и чёрная сатиновая рубаха со множеством белых пуговиц. Сапоги перешил сосед-сапожник, и мама износила их, – обуться было не во что. А тужурку и рубашку износил наш старший зять – фронтовик Василий Иванович ДЕГТЯРЁВ, вернувшийся в 1947 г. с Дальнего Востока, где закончил Вторую Мировую войну, и женившийся на нашей старшей сестре. Всю войну он прошёл в танке и в бронепоезде. О войне рассказывать спокойно не мог. Если мы его очень просили о чём-то вспомнить, то он рассказывал и горько плакал.

Но военные реликвии в семье есть! Это две фотографии: лето 1941 г. и лето 1943 г.

На одной из фотографий – наши родители: сосредоточенный взгляд, внутренняя собранность и натруженные руки. Вот и история это фотографии. Первые напряжённые месяцы войны. Отец прибежал домой, схватил за руку обезумевшую маму и потащил её в неизвестном направлении. Он очень спешил, а на вопрос мамы: «Куда?», ответил, что скажет потом. Так они оказались на территории Тушинского колхозного рынка, где в ту пору была одна единственная на всю округу маленькая фотография (фотоателье – авт. – сост.). Родители сфотографировались здесь. Отец хорошо понимал, что на войне такая мясорубка, что, может быть, семье останется только эта фотография…

На обеих фотографиях отец в гимнастёрке под ремнём, в галифе, пилотке, обмотках и ботинках. На фото 1941 г. – без погон, на фото 1943 г. – уже с погонами. И, видимо, за всю жизнь он не износил ни одной пары сапог…

Смотрит на меня отец, родной, дорогой, и только не говорит и не двигается.

К началу войны мне было 2 года. Я совсем не помню отца, но я так хорошо его знаю по рассказам мамы, бабушки, дедушки, тёток, соседей и тех, кто работал с ним! В детстве отец блестяще учился, он сыпал пословицами и поговорками. У него был каллиграфический почерк. Среднего роста, рыжеволосый, со светлыми глазами, энергичный, он был необыкновенно трудолюбивый, никогда не жаловался на усталость, любил маму и нас, детей.

Детей было семеро. Двоих, в ясельном возрасте, родители похоронили на родине, в Ряжском районе Рязанской области, с тремя (детьми) приехали в Москву в 1938 г., а двое (мы с братом) родились в Москве. Брат появился на свет перед самой войной (14 января 1941 г.).

С 1983 г., то есть с момента, когда мы узнали об отце (после 39 лет небытия!), дружим с его однополчанами, и недавно меня избрали секретарём Совета ветеранов дивизии.

В школе № 160 (бульвар Генерала Карбышева, 9а) есть музей 215-й Смоленской Краснознамённой орденов Суворова и Кутузова стрелковой дивизии. Там хранятся материалы и об отце. В них говорится, что отец участвовал в битвах за Москву в составе 48-й курсантской бригады, прибывшей из Тюмени, в районе Истры, Волоколамска, в Ржевской мясорубке. Потом в неё влились москвичи и узбеки. Это позволило в мае 1942 года преобразовать 48-ую курсантскую бригаду в 215-ую стрелковую наступательную дивизию. Она в течение десяти месяцев формировалась в ожесточённых боях на Ржевской земле. Далее освобождала – Смоленск и всю Смоленщину, Белоруссию. От Витебска, пройдя 600 км с боями, оказалась на территории Литвы. В жарком бою между Каунасом и Вильнюсом при переправе реки Вилия отец был тяжело ранен и утонул. Тридцать девять лет считался без вести пропавшим. 9 мая 1983 года я пришла в Парк Горького с плакатом «Ищем однополчан старшего сержанта пехотинца М. Е. Кашковского, погибшего в 1944 г. Жена и пятеро детей». Ко мне подошёл пожилой человек – подполковник. Как оказалось, – военкрук, руководитель группы «Клуба Поиск» одного из московских техникумов ГАЛУТИН Зиновий Вениаминович. Он спросил: «Кто вы этому человеку?». – Ответила: «Дочь». – «Что вы знаете о своём отце?». – «Ничего»… Так мы нашли следы нашего родного, дорого человека.

А на территории Тушинской чулочной фабрики стоит обелиск с почти стёртыми фамилиями. Есть там и имя отца. Это единственное место поклонения. Здесь можно постоять с комом в горле, помолчать и поплакать. Сюда мы приходим 9 мая и 23 февраля. Сюда приходили трое моих детей в день их свадьбы. Сюда не раз приезжал из Украины боевой друг отца В. М. ИЛЬЧЕНКО.

И ещё одно яркое воспоминание – 9 мая 1945 года, Подмосковье. Мне 6 лет. Сплю на широкой сосновой лавке под образами, а рядом за стареньким круглым столом, покрытым потрёпанной клеёнкой, хлопочет бабушка. За окном – яркое весеннее солнце. Тепло, буйно цветёт черёмуха, радостно щебечут птицы. И бабушка, оборачиваясь ко мне, говорит: «Валя, вставай! Победа!».

Этот день не забудется никогда!

Валентина Матвеевна Трубинова (Кашковская) родилась в Москве 10 марта 1939 г., 4-я дочь погибшего солдата Матвея Ермолаевича Кашковского (1903–1944 гг); многодетная мать и бабушка, воспитатель детского сада, педагог специнтерната, зав. библиотекой (стаж 48 лет), краевед России, почётный краевед Ряжского района Рязанской обл., активистка Рязанского землячества в Москве, Совета ветеранов 215 с.д. и просто пенсионерка, которой покой даже и снится!

Владимир Андреевич Лаптев

Помнит сердце, не забудет никогда…

Когда началась Великая Отечественная война 1941–1945 годов прошлого века, мне было всего шесть лет. Ещё не вполне осознавая происходящее, дети тогда делили со всей страной трудности жизни. Мы вынуждены были в нетопленых классах писать свои первые буквы на старых газетах и журналах, испытывать и голод и холод. Но в то же время всей душой сопереживали родным, которые следили за происходящими событиями. Мы внимательно слушали, что говорят взрослые о продвижении наших войск, горевали вместе с ними о понесённых утратах и потерях, утешали тех, кто никогда уже не дождётся своих близких.

Эта беда коснулась очень многих семей, не обошла она и нашу семью. В конце войны под Калининградом погиб мой брат Владимир Андреевич Лаптев. Он родился в 1926 г. в Архангельской области, а призывался Сорокинским РВК Алтайского края, там родилась я.

Сведения о своём брате я взяла из информации, добытой трудом и беспримерным подвигом многочисленных отрядов поисковиков, которые возвращают имена фронтовиков, пропавших без вести.

Володя служил простым красноармейцем в 233-м Стрелковом полку, 97-й Стрелковой Витебской Краснознамённой ордена Кутузова 2 степени дивизии. По данным Центрального архива Министерства обороны (запись № 556448238) мой брат пропал 15 февраля 1945 года. Ему не было ещё и девятнадцати лет! Случилось это под Кёнигсбергом (Калининград) – это я узнала из именного списка пропавших без вести от 24 марта 1945 г. № 35416 за подписью командира 233-го стрелкового полка майора Злобина. И это почти в самом конце той зловещей войны, когда уже чувствовалось дыхание Победы!

Сейчас изданы многие «Книги Памяти», где записаны все кто погиб или не дошёл домой к своим родным с фронтов. В такой книге в городе Барнауле записан и мой брат. Мой отец всегда нам говорил, что Володя погиб. Недавно в печати появились сообщения о том, что под Калининградом нашли братскую могилу на 200 человек. Может быть, когда-нибудь отыщется захоронение и моего брата, ведь по данным Минобороны на штурме только Кёнигсберга погибло и пропало без вести около 150 тысяч солдат.

Вспоминаю военные годы: трудностей было много, но по сравнению с ежедневным ожиданием скорейшей Победы они были не главными: мы ждали успехов на фронтах буквально каждый час. Мальчишки бредили вестями с полей сражений и удирали из дома на войну. Патриотизм был просто невероятно высоким. Не забуду, как мы помогали собирать и отправлять на фронт посылки: это было для нас святым делом. Кажется, сказали бы нам положить в посылку своё детское сердечко, положили бы всё, только бы скорей пришла наша долгожданная Победа.

И вот она пришла! Ура! Ура! Ура! Нет слов, чтобы описать тот необыкновенный день: то был не день, не ночь – то был Великий Праздник, Праздник Победы Добра над Злом!

Сегодня, спустя более шестидесяти пяти лет, перебираю в памяти военные годы, также гулко, также учащённо, с той же гордостью за свою Родину, уничтожившую фашизм, стучит моё сердце. Сегодня некоторые страны по поводу Великой Победы позволяют себе уничижительно высказываться в адрес нашей Родины, стремятся переписать историю и умалить вклад нашего народа в дело мира. Я, как свидетель того времени, твёрдо заявляю: «Господа, прекратите! Вы не пережили того, что выпало на долю нашим воинам, ваши наветы бессмысленны! Ценою своей молодой жизни фашизм победил наш Великий советский солдат!».

Наступил 2010 год.

Ветераны разных возрастов, в том числе и мы, дети войны, также как и вся наша страна и все, кому дороги мир и покой, готовимся встретить большой праздник Победы, день «второго рождения», или «возрождения» многих народов Европы и Азии. Совсем скоро благодарные потомки тех, кто принёс Великую Победу, склоним головы в едином порыве вечной скорби, вечной памяти, слёз, радости и благодарности за свободу, за Жизнь перед Героями-Победителями. Потому что знаем: не должно быть пропавших без вести солдат, не должно быть короткой памяти. Память им вечная!

Светлана Королева, Художественный руководитель и основатель хора ветеранов «Родные напевы». 2010