Идея системности в современной психологии

Психологические исследования, ведущиеся в русле системного подхода, мало похожи на монолитное течение. Это очень размытый и неоднородный пласт работ, объединенных обращением к понятию «система», которое по-разному определяется и реализуется разными авторами. В общем массиве исследований воплощаются две предельные ветви системного подхода: конкретно-синкретическая и абстрактно-аналитическая (Я. А. Пономарев, 1983).

Конкретно-синкретическая ветвь предполагает изучение конкретных вещей и событий (например, человека, психического заболевания, профессиональной подготовки специалистов и т. п.), а не законов их взаимодействия. Здесь произвольно устанавливаются элементы или компоненты системы; в едином формальном плане рассматриваются множества связей и отношений, каждые из которых подчиняются качественно различным законам. Данная ветвь отражает этап эмпирического (многоаспектного) знания в развитии психологической науки.

Абстрактно-аналитическая ветвь системного подхода предполагает изучение абстрактно выделяемых свойств вещей или событий (например, черт характера или способностей), подчиненных в содержательном плане качественно однородным законам. В основу выделения систем (ее компонентов, уровней) кладется определенная форма взаимодействия и соответствующий структурный уровень организации вещи или события.

Обе ветви выполняют в познании полезные функции и тесно взаимосвязаны, но только вторая отвечает требованиям более высокого, действенно-преобразующего типа знания, согласуясь с собственной природой психических явлений. Именно абстрактно-аналитическая ветвь ориентирована на раскрытие генезиса (а не только структуры) системы, полагая в качестве основной задачи изучение процесса (а не его продуктов).

Таким образом, на данном этапе развития психологической науки и практики наиболее привлекательным и многообещающим предметом исследования выступает системогенез психики и ее разнообразных проявлений. Движение в этом направлении позволяет более тесно увязать психические процессы, свойства и состояния с характеристиками субъекта, акцентировать внимание на процессуальной стороне, усилить тот аспект исследований, который ведет к интеграции психологического знания.

Перспектива

Признавая несомненные достижения психологической науки, практики и образования ушедшего столетия, трудно согласиться с утверждениями, что человечество вступает в «психозойскую эру», а XXI век станет «веком психологии». На сегодняшний день замечание В. И. Вернадского остается всего лишь метафорой, льстящей самолюбию психологов и подогревающей их исследовательский энтузиазм. Предстоит еще очень много сделать, чтобы красивая форма наполнилась глубоким научным и практическим содержанием.

Обычно веком той или иной области знания, например, «веком физики», «веком химии» и т. п. называют столетия, в которых совершались принципиальные открытия, в частности, формулировались фундаментальные законы, утверждавшие новый способ мышления и влиявшие на организацию жизни общества в целом. С этой точки зрения XXI век представляется «веком биологии и информационных технологий» – т. е. тех дисциплин, которые стоят на пороге крупных достижений и радикальных перемен. Сегодня есть все основания ожидать, что и та, и другая области знания окажут существенное влияние на психологию, создав предпосылки фундаментальных открытий в будущем. Более того, психология сможет эффективно проявить свой научно-практический потенциал внутри биологии и информатики, решая непосредственно их задачи. Обратим внимание, что именно в этих дисциплинах системный подход получил наибольшее распространение.

Нельзя недооценивать и общего влияния на развитие психологии физических наук. Физика как феномен культуры, а не только как область позитивного знания, создает и поддерживает атмосферу научности, определяет представления о предназначении науки и типе ученого, формирует мировоззренческий климат эпохи. В физическом способе познания находят отражение существенные черты современного стиля мышления, который остается непоколебимым, несмотря на прогрессивно возрастающие объемы социокультурного познания и гуманитаризацию жизни в целом.

Расширение и углубление междисциплинарных связей психологии является одним из наиболее мощных факторов ее развития. Это касается и гуманитарных наук, которые также находятся в поиске предмета и метода, периодически погружаясь в кризисные состояния. Значительное, хотя и не решающее, влияние на развитие психологии могут оказать религия (особенно по линии практического опыта), искусство и литература, которые несут целостный взгляд на человека, а по глубине раскрытия внутреннего мира личности и способам воздействия на него существенно опережают академическую науку и строящуюся на ее основе общественную практику. Изображение человека средствами искусства и литературы является идеалом, конечной целью, напоминанием, а когда-то и укором научной психологии и рациональному познанию как таковому. В этом ключе большие ожидания связываются с развитием собственной практики психологии (психопрактики), пытающейся учитывать целостность человеческой индивидуальности. Несомненно, что роль психологического знания в постиндустриальном обществе, к которому движется человечество, будет монотонно возрастать, а темпы дифференциации психологической науки по крайней мере не уменьшатся. Прогрессирующая глобализация общественной жизни (экономики, политики, финансов, коммуникаций, здравоохранения и др.) с необходимостью утверждает системный способ мышления и отношения к действительности.

Вряд ли кто-либо сегодня всерьез отважится предсказывать судьбу направлений и тем более отдельных школ. Можно обсуждать лишь наиболее общие требования к науке XXI века и условия их выполнения. С точки зрения логики предшествующего развития будущее – за теми течениями, которые, раскрывая определенные свойства, связи и отношения психического, смогут осуществить синтез разномерного знания, преодолеть односторонность (моноцентризм) в рассмотрении своего предмета. Будущее – за системно-ориентированной мультипарадигмальной психологией.

Глубинный смысл методологических кризисов, перманентных в психологии, заключается в неспособности науки охватить разнокачественные основания психических явлений единой системой понятий. Методологическая и теоретическая разобщенность исследований, усиленная высокими темпами дифференциации и гетерохронностью развития психологического знания, остается благодатной почвой не только для редукционизма и эклектики, но и для псевдонаучных представлений о психике и человеке в целом. Крайним выражением разобщенности психологии выступает противостояние естественнонаучной и гуманитарной (социокультурной) парадигм. Соответственно, вопрос о выходе из кризиса в значительной степени касается способов интеграции разнородного знания, его взаимопереходов и взаимовключений. Очевидно, что проблема когерентности психологии сохранит свое значение и в XXI веке.

Хотя ее решение во многом зависит от принимаемого типа рациональности, есть все основания ожидать, что «логика целостности» усилит и разовьет свои позиции. Особый интерес в этом плане представляют принципы взаимовключения и дополнительности.

Взаимовключение психических явлений – обратная сторона их взаимосвязи. Единство внутреннего мира человека оборачивается взаимопроникновением психических процессов, свойств и состояний. Это предполагает не хаос и беспорядочность включений, а их организованность в рамках и на «территории» локального целого; такую организованность, которая выступает непременным условием возникновения и развития конкретного психического явления. Соответственно любое психическое образование носит двойственный характер. Оно выражает одновременно и момент психики (например, образ или понятие), и психику как таковую, обеспечивающую его существование. Конкретная модальность психического опирается на все другие модальности, втягивая их в себя и распространяя на них свое влияние. Целое заключено в своей части. Принцип Анаксимандра «все состоит из всего», привлекающий внимание современной физики, сулит немало перспектив и психологии.

С данной точки зрения психические феномены не могут не рассматриваться как проявления интегральных образований (целостностей, молярных единиц), вписанных в контекст жизни. Только при данном условии они получают опору как во внешнем, так и во внутреннем мире человека, выражают формы и проявления, и порождения бытия. Это, в свою очередь, открывает возможность их эффективного исследования, формирования, диагностики и коррекции.

На сегодняшний день «логика целостности» не может обойтись без «логики дополнительности». Рассматриваемый в широком значении принцип дополнительности (Н. Бор) предполагает многообразие не только феноменов, но и оснований психического. Имеются в виду разные измерения самой сущности феноменов, не сводимые в общем случае к противоречию сторон. Это означает, что выделяемые стороны достаточно самостоятельны, но и не разобщены. Отсюда следует постнеклассический познавательный норматив, допускающий альтернативное описание объекта по отношению к любой его теории: поскольку теория призвана вырабатывать целостное представление об объекте, ее познавательная ценность как целостной и как теории всегда оказывается ограниченной. Подобная картина наблюдается не только в современной физике (Гейзенберг, 1987), но и в математике, предмет которой также начинает осознаваться многомерным (Клайн, 1984).

Представление о многомерности природы психического позволяет по-новому взглянуть на взаимоотношения альтернативных течений и парадигм. Дух конфронтаций уступает место диалогу, новому пониманию истины и новому типу мышления, раскрывающему отношения между различными измерениями психического. Появляется возможность формирования иной методологической культуры и способов профессиональной работы психологов. «Единство в многообразии» – фундаментальное требование познания сложно организованных развивающихся целостностей (органических систем) выступает как принцип сотрудничества, взаимопонимания и связи научных традиций, теории и практики, прошлого, настоящего и будущего психологии.

Проникновение идей системности в мышление психологов и конструирование на ее основе новых задач, предметного содержания и методов психологического познания стало важным достижением философии и науки XX столетия. Оказавшись в благоприятной среде, эта идея не могла не получить своего развития. Есть все основания полагать, что в XXI веке произойдет дальнейшее распространение системного подхода на специальные и прикладные области психологической науки, причем его наибольший эффект можно ожидать при изучении комплексных (междисциплинарных) объектов. Существенно обогатится и расширится арсенал логико-методологических средств системных исследований. Упрочится значение системных идей в выработке стратегии психологической науки и практики. Вместе с тем, в общепсихологическом плане автономность (но не эффективность!) системного подхода будет все более ограничиваться полагающим его и сливающимся с ним предметным содержанием науки. «Логика органической системы» все чаще будет представляться как собственный механизм организации, развития и функционирования психики и поведения человека.

Литература

Абульханова К. А. О субъекте психической деятельности. М.: Наука, 1973.

Ананьев Б. Г. Избранные психологические труды. В 2 т. М.: Педагогика, 1980.

Ананьев Б. Г., Веккер Л. М., Ломов Б. Ф., Ярмоленко А. В. Осязание в процессах познания и труда. М.: 1959.

Андреева Е. А., Вергилес Н. Ю., Ломов Б. Ф. Механизм элементарных движений глаз как следящая система // Моторные компоненты зрения. М.: Наука, 1975, С. 7–55.

Анохин П. К. Философские аспекты теории функциональной системы. М.: Наука, 1978.

Барабанщиков В. А. Системогенез чувственного восприятия. М.-Воронеж: МПСИ, 2000.

Барабанщиков В. А. Восприятие и событие. СПб.: Алетейя, 2002.

Барабанщиков В. А. Системная организация и развитие психики // Психологический журнал, № 1, 2003, С. 29–46.

Барабанщиков В. А., Рогов М. Г. (ред.) Системные исследования в общей и прикладной психологии. Набережные Челны: Институт управления, 2000.

Блауберг И. В., Юдин Э. Г. Становление и сущность системного подхода. М., 1973.

Брушлинский А. В. Проблема психологии субъекта. М.: ИП РАН, 1994.

Брушлинский А. В., Воловикова М. И., Дружинин В. Н. (ред.) Проблема субъекта в психологической науке. М.: Академический проект. 2000. 320 с.

Брушлинский А. В., Воловикова М. И. (ред.) Психология индивидуального и группового субъекта. М.: Per Se, 2002.

Брушлинский А. В. (ред.) Психологическая наука в России XX столетия: проблемы теории и истории. М.: ИП РАН, 1997.

Василькова В. В. Порядок и хаос в развитии социальных систем. СПб.: Лань, 1999.

Выготский Л. С. Психология развития как феномен культуры. М.-Воронеж: АПСН, 1996.

Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М.: Мысль, 1987.

Гумилев Л. Н. Конец и вновь начало. М.: Танаис Ди-Дик, 1994.

Жидков В. С. Попытка системного взгляда на культуру // Системные исследования, 1997, вып. 25. с. 225–246.

Завалишина Д. Н., Барабанщиков В. А. (ред.) Принцип системности в психологических исследованиях. М.: Наука, 1990.

Завалова Н. Д., Ломов Б. Ф., Пономаренко В. А. Образ в системе психической регуляции деятельности. М., 1986.

Капица С. П., Курдюмов С. П., Малинецкий Г. Г. Синергетика и прогнозы будущего. М., 1997.

Карташев В. А. Система систем. Очерки общей теории и методологии. М.: Прогресс-Академия, 1995.

Клайн М. Утрата определенности. М.: Мир, 1984.

Костюк В. Н. Изменяющиеся системы. М.: Наука, 1993.

Кузьмин В. П. Принцип системности в теории и методологии К. Маркса. М.: Политиздат, 1980.

Ланге Н. Н. Психологические исследования. Закон восприятия. Теория внимания. Одесса: Психологическое общество, 1893.

Левин К. Теория поля в социальных науках. Спб.: Речь, 2000.

Лихачев Д. С. Культура как целостная динамическая система // Вестник РАН, 1994, № 8.

Ломов Б. Ф. Психические процессы и общение // Шорохова Е. В. (ред.) Методологические проблемы социальной психологии. М.: Наука. 1975. С. 151–165.

Ломов Б. Ф. Человек и техника. М.: Советское радио, 1966.

Ломов Б. Ф. О структуре процесса опознания сигнала // Материалы XVIII Междунар. конгресса по психологии: обнаружение и опознание сигнала. Симпоз. 16. М.: Об-во психологов СССР, 1966. С. 135–142.

Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М.: Наука, 1984.

Митькин А. А. О самоорганизации систем: критический анализ // Психологический журнал, 1998, № 4. С. 117–131.

Носуленко В. Н. Системный подход в исследовании слухового восприятия // Психологический журнал, 1986, № 5. С. 26–36.

Пономарев Я. А. Методологическое введение в психологию. М.: Наука, 1983.

Прангишвили И. В. Системный подход и общесистемные закономености. М.: Синтег. 2000.

Пригожин И. Порядок из хаоса. М.: Наука, 1985.

Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М.: АН СССР, 1957.

Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М.: Наука, 1973.

Садовский В. Н. Основы общей теории систем: логико-методологический анализ. М.: Наука, 1974.

Смирнов Т. А. Проблема формализации знания: системно-феноменологический подход. М., 1993.

Теплов Б. М. Избранные труды. М.: Педагогика, 1985. Т. 1, 2.

Хакен Г. Синергетика. М.: Мир, 1980.

Giorgi A. Toward the articulation of psychology as a coherent discipline / A century of psychology as science, Washington: APA, 1992. P. 46–59.

Koch S. The nature and limits of psychological knowledge: lessons of a century qua «science» / A century of psychology as science, Washington: APA, 1992. P. 75–97.

Koffka K. Principles of gestalt psychology. N. Y.: Brace, 1935.

Köhler W. Dynamics in psychology. N. Y.: Liveright, 1940.

Krugh U., Smith G. Percept-genetic analysis. Lund: Gleerup, 1970.

Magnusson D. Wanted: A psychology of situations // Towards a psychology of situations and interactional perspective. Hillsdale (N. J.): Erlbaum, 1981. P. 9–32.

Magnusson D., Torestad B. A holistic view of personality: a model revisited // Annual review of psychology, 1993, V. 44.

Magnusson D., Torestad B. The individual as an interactive agent in the environment // Reports from the department of psychology: Stockholm University, 1990, No. 728.

Neisser U. Cognitive psychology. N. Y.: Appleton – Century – Crofts, 1967.

Piaget J. La situation des sciences de’hommedans la systeme des sciences / Tendences principles de la recherché dans les sciences socials et humaines. Rtl. Paris: La Haye, 1970. P. 1–65.

Piaget J. Psychology and Epistemology: Towards a theory of knowledge. Harmondsworth: Penguin university books, 1972.

Глава 2
Системный детерминизм: синергетические и психологические аспекты

Проблема взаимосвязи «свободы и судьбы» прошла длинный и сильно разветвленный путь теолого-философского развития, который остался незавершенным и не привел к какому-либо определенному решению. «Противоречие между свободой воли и детерминизмом – одно из тех, которые проходят через философию от ранних времен до наших дней, – пишет Б. Рассел, – принимая разные обличья в разные времена» (Пуанкаре, 1983, с.310). Интеллектуальные поиски в этом направлении обрели «новое дыхание» в эпоху Просвещения на фоне бурного роста научного эмпирического знания. Впечатляющие успехи сциентизма в познании законов природы и возможностей их практического применения в сочетании с укреплением материалистических тенденций в философии привели к возникновению новых мировоззренческих понятий и новых парадигм, претендующих на научное объяснение общих принципов организации Вселенной.

Сложившиеся в итоге основные варианты подхода к проблеме детерминизма и возможностям ее решения могут быть представлены так.

• Порядок в мироздании заложен актом творения и поддерживается божественным Провидением (теистический и деистический варианты модификации Фомы Аквинского, Августина Блаженного и др.).

• Мироздание детерминировано законами механики и физики. Индетерминистические тенденции обусловлены нашим незнанием. При достаточной полноте знаний мы могли бы наблюдать и описывать вполне детерминированную картину мира (позиция Лапласа и ее варианты, обусловленные расширением числа детерминирующих факторов).

• Установка на принцип детерминированности Вселенной несостоятельна, поскольку такая установка предполагает однозначные причинно-следственные связи, а последние – условны и не соответствуют реальности (позиция Юма).

• Феноменальный мир лишен какой-либо упорядоченности. Порядок в познание этого единственно доступного нам мира мы вносим в своем сознании, опираясь на трансцендентные категории пространства, времени и причинности (позиция Канта).

• Детерминизм присутствует в мироздании, но степень его выраженности очень различна в разных ситуациях, она варьирует от жесткого детерминизма часового механизма до мягкого детерминизма меняющейся конфигурации облаков в небе (позиция К. Поппера).

• Главный фактор развития Вселенной и ее элементов – случайность. Детерминизм играет при этом лишь условную и ограниченную роль в периоды стабилизации ситуации. Порядок в организации мироустройства достигается благодаря широко представленным и эффективно действующим механизмам самоорганизации (позиция И. Пригожина).

Сегодня, как и много веков назад, проблема детерминизма, обретя обновленный в соответствии с эпохой имидж и существенно расширив ареал своего влияния, несомненно, сохраняет и теоретическую, и практическую остроту.

Принимая во внимание фактическую безбрежность данной проблемы, было бы бессмысленно пытаться в рамках короткой статьи охватить все ее аспекты. Поэтому автор, заведомо ограничивая себя, ставит более сдержанную задачу: сравнить в форме критического анализа основные особенности соприкоснувшихся в настоящее время синергетического и системно-психологического подхода к обозначенным проблемам. Приведенный ниже текст носит явно дискуссионный характер, не претендует на завершенность суждений и оставляет широкие возможности для дальнейшего обсуждения.

Здесь же следует подчеркнуть, что Б. Ф. Ломов, отстаивая позиции системного подхода к анализу психики, уделял пристальное внимание понятию детерминизма в его философском содержании и проблеме детерминации психических явлений, рассматривая при этом каузальные связи как одну из форм детерминизма. «Вообще вопрос о соотношении причин и следствий во времени, – писал он, – имеет для психологического исследования исключительно большое значение и требует специального методологического рассмотрения» (Ломов, 1984, с.123).

* * *

Синергетическое направление, охватившее сегодня различные области научного знания, представляется иногда как закономерная перспектива дальнейшего развития системного подхода в науке (см., например, Прангишвили). Разработка основных положений данного направления связана преимущественно с двумя авторами – И. Р. Пригожиным (Пригожин, 2003), обозначившим эту область науки как «теорию хаоса», и Г. Хакеном (Хакен, 1985), который и ввел термин «синергетика».

В настоящей статье оба эти концептуально созвучные направления объединены под общим названием «синергетика». Ниже приведены в кратчайшем изложении важнейшие положения синергетики (в ее принятом сегодня интегральном понимании), которые в их стандартных формулировках выглядят следующим образом.

Порядок и организация возникают из беспорядка и хаоса спонтанно на основе принципа самоорганизации. Вселенная состоит из множества закрытых и открытых систем. Последних большинство, и к ним принадлежат биологические и социальные системы. В открытых системах постоянно происходит обмен энергией, веществом и информацией с окружающей средой. Стабильность и устойчивость – лишь частные и ограниченные во времени формы существования открытых систем. Главную роль в мироздании играют неустойчивость, неравновесность и нелинейность развития.

Подсистемы, входящие в состав систем, непрерывно флуктуируют. В результате положительной обратной связи флуктуации могут стать настолько сильными, что прежняя организация системы разрушается. В этот переломный момент, называемый точкой бифуркации, принципиально невозможно предсказать, перейдет ли система в хаотическое состояние или же на более высокий уровень организации (станет так называемой диссипативной структурой). В момент такого «фазового перехода» система становится менее сложной и менее хаотичной. В силу некоторых имманентных причин в ней спонтанно происходит «сжатие информации» – переход от многочисленных «параметров состояния» к очень немногочисленным «параметрам порядка». При этом в соответствии с так называемым «принципом подчинения» большое число параметров состояния оказывается в прямой зависимости от ограниченного количества параметров порядка. Вместе с тем сохраняется двусторонняя связь тех и других параметров: в соответствии с принципом, названным Хакеном «круговой причинностью», векторы состояния влияют, в свою очередь, на параметры порядка, что и приводит к слаженной работе системы в целом. Устойчивости системы способствуют так называемые «аттракторы» (точки притяжения), которые могут выполнять две функции: фиксировать состояние системы в определенном положении или выводить ее на периодический режим работы. Отправной точкой в построении синергетической концепции послужила критика лапласовской схемы жесткой механической детерминированности всей системы мироздания. Нельзя не согласиться с обоснованностью этой критики, опирающейся на математические модели и современные достижения квантовой физики (см. Пригожин, 2003). Однако при переходе к позитивной части концепции авторы прибегают к использованию не совсем ясной терминологии и далеких от однозначности умозрительных схем, чем вызывается ряд критических замечаний, представленных ниже.

1. По меткому определению одного из авторов многогранного философского анализа синергетики, «символом серы» для данного направления стало понятие самоорганизации, которая есть «причина самой себя» и рождает природу (отождествляемую с бытием) – пространство, время, системы и их структуры…» (Тарасенко, 1997, с.123). Некоторая нарочитость приведенных формулировок позволяет, на мой взгляд, уточнить реальную ценность центрального (и исходного) понятия синергетики. Действительно, если самоорганизация изначально заложена в систему мироздания, то мы всего лишь возвращаемся к базовому теологическому понятию «первопричины». Если же вытекает из каких-либо иных факторов, то первая часть сложного слова (само-) оказывается неуместной.

2. Другой фундаментальной опорой синергетики служит понятие хаоса. (Надо заметить, что Хаос и Космос уже присутствовали в космологической системе Платона, образуя основу бытия). Порядок возникает из хаоса. Такое утверждение вызывает естественные вопросы: «Всякий ли хаос способен породить порядок и какими свойствами должен обладать хаос, чтобы «самоорганизоваться в систему?». В попытке ответить на эти вопросы синергетика вынуждена признать присутствие организации внутри хаоса и прибегнуть к таким алогичным словосочетаниям, как «детерминированный хаос». «Но как только мы квантифицируем или квалифицируем тем или иным способом хаос, начинается разговор не о хаосе, как о структуре небытия… а о бытийственном временном хаосе, то есть о космосе – порядке, пусть даже достаточно сложно и замысловато организованном. С введением таких представлений исчезает противопоставление хаоса и порядка…» (Тарасенко, 1997, с.125). (Аналогичные замечания см. в Митькин, 1998).

3. Не обращая особого внимания на очевидную размытость границы между хаосом и порядком, синергетика рассматривает конкретные механизмы, обеспечивающие переход из первого состояния во второе. Решающая роль отводится при этом бифуркационным процессам и понятию «точки бифуркации», т. е. такого временного момента, в который «выбор» между двумя направлениями дальнейшего развития оказывается равновероятным и зависит исключительно от слепой случайности. Надо сказать, что авторы теории хаоса не исключают периодов детерминированного развития, но сохраняют за ними лишь способность к стабилизации ситуации (Тоффлер, 1986).

Признание главенства бифуркационного принципа потребовало бы, в свою очередь, дополнительных допущений. Прежде всего пришлось бы признать существование изолированных внесистемных «точек бифуркации», наделенных определенной «сепаратностью». Между тем, трудно не согласиться с одним из недавних критиков обсуждаемой парадигмы, который подчеркивает тот факт, что реальные системы никогда не изолированы друг от друга (Brichmont, 1996, с. 147). А если так, то «судьбоносный» эффект отдельно взятой точки бифуркации резко снижается или вообще нивелируется под воздействием других элементов системы. Неопределенность в поведении единичных элементов вовсе не обязательно вызывает дезорганизацию в работе системы: «…существование хаотических динамических систем фактически скорее поддерживает универсальный детерминизм, чем противоречит ему» (там же, с. 135). (Показателен сам заголовок статьи: «Наука о хаосе или хаос в науке»).

Надо заметить, что одной из идейных основ синергетики стали революционные достижения квантовой механики и многочисленные описания стохастичности, присущей элементарным частицам микромира. Но отсюда вовсе не вытекает необходимость и правомерность однозначного переноса обнаруженных закономерностей на принципы организации макромира. Хаотичность, наблюдаемая на уровне микромира, не препятствует, а, по-видимому, способствует проявлению достаточно строгой детерминированности на уровне макромира. Таким образом, адепты синергетической парадигмы совершают своеобразный «логический пируэт»: выступая против механицизма и атомизма, они в конечном счете становятся на тот же путь. Сперва некоторое явление (событие) вырывается из общей связи явлений и рассматривается изолированно, а затем обнаруженная частная закономерность (или ее субъективная интерпретация) возводится в общий принцип, присущий мироустройству в целом.

Другое условное допущение касается пространственно-временной организации Универсума. Дело в том, что адекватная оценка любого события (в том числе – по степени его случайности) требует установления его координат в пространственно-временном континууме. Без этого грань между детерминизмом и индетерминизмом просто стирается. Например, в составе стохастических перемещений микрочастиц можно выделить такой пространственно-временной отрезок, в пределах которого их поведение будет предсказуемым. И напротив, отказавшись от пространственно-временных ограничений, мы не можем говорить о какой-либо детерминированности даже в масштабах космических макроизмерений. Вообще же проблема «бифуркационной» равновероятности событий напрямую завязана на математическое понятие бесконечно малой величины. Предельность и своего рода «ирреалистичность» бесконечно малых величин ни в коей мере не служит препятствием к выполнению на их основе точнейших математических и физических расчетов. Аналогичным образом, даже соглашаясь с существованием «бифуркационных» феноменов, мы вовсе не обязаны рассматривать их в качестве неопровержимого доказательства принципиальной несостоятельности детерминизма!

4. Для сциентистской и отчасти философской оценки канонизированного синергетикой принципа случайности приходится хотя бы вкратце, не вдаваясь в бесчисленные нюансы, затронуть проблему причинности. Говорить о степени случайности или детерминированности событий можно лишь тогда, когда нам известна вся совокупность каузальных связей. Но это в принципе невозможно, так как любая цепочка взаимосвязанных явлений (рассматриваемых в качестве причин и следствий) уходит в бесконечность, а количество таких параллельно действующих цепочек не поддается учету и также теряется в бесконечности. Умозрительный экскурс по этому пути неизбежно приводит нас к классической третьей антиномии И. Канта (Кант, 2003), скепсису Д. Юма в отношении каузальности и далее – к известным философско-религиозным дебатам о «первопричине», «перводвигателе» и т. п. (Тиллих, 2000). Постановка вопроса об исходных причинах или онтологической «сущности» явлений не имеет смысла в рамках сциентистского подхода. Можно говорить лишь об относительной степени свободы и детерминизма, определив исходные условия, границы и задачи для обсуждения каждой конкретной проблемы.

В таком случае возможным становится лишь вероятностный подход, исключающий как «абсолютную» свободу, так и «абсолютный» детерминизм. Все оцениваемые события располагаются при этом вдоль бесконечной оси, один конец которой стремится к свободе (как пределу), а другой – к детерминизму.