Read the book: «Поступь»

Круг 1

Хвостов вышел из такси, поеживаясь, на ходу поднимая ворот пальто, он проваливался в ноябрьскую морось. Тем временем в зале собралось достаточное количество журналистов и почитателей таланта Хвостова, писателя – документалиста, писателя, предвидевшего гибель русской глубинки и деревни, а вместе с ней и Есенина как образа, да и вообще трансформацию русской идентичности в условиях смешения с европейской культурой. В маленький, непримечательный книжный магазин заходили разные люди– все они ожидали Хвостова, сегодня презентация новой книги.

Хвостов докуривал у черного входа, пар изо рта вместе с дымом образовывал легкое облачко, которое частично скрывало его лицо. Короткие черные волосы, такие же черные глаза, легкая небритость, рост средний, ничего особенного, пройдешь мимо и даже не узнаешь, что это писатель, а главное взгляд, усталый и даже немного глупый взгляд, у писателей такого конечно не бывает. Бычок упал на мокрый асфальт, рассыпавшись искорками пред неминуемой кончиной. Хвостов дернул дверь. Зашел, повесил пальто и вот он в главном зале.

– Дорогие друзья! Рады видеть вас в нашем магазине “Книгоград”, сегодня у нас в гостях, автор “Русской бездны” и “Истории деревень российских” – писатель-документалист Дмитрий Хвостов!

Хвостов сел на стул. Окинул взглядом собравшихся людей и остановился на упитанном молодом человеке, который только что объявлял его, парень натянуто и неестественно улыбался, и будто извиняясь, посматривал на часы.

Здравствуйте – севшим голосом сказал Xвостов. “Сегодня презентация моей новой книги, называется она “Банька по-черному” и я думаю, что это последняя книга в цикле заметок о брошенных русских поселениях. Полтора года назад я отправился в село “Отгульное” – сказал Дмитрий, не скрывая легкой улыбки, произнося название деревни. “Село само по себе маленькое, но что примечательно, там очень много бань, неподалеку от села стоял завод…”– Хвостов не договорил, в толпе людей он вдруг отчетливо увидел мужчину, сильно отличающегося от всех остальных. Рваная шапка ушанка, седая борода, на вид лет 70, глубокие морщины, бельмо на правом глазу, подранный тулуп и валенки. В зале повисла мертвая тишина, Хвостов с силой зажмурил глаза. Открыл. Осмотрелся по сторонам. Вроде примерещилось. В зале начались перешептывания: “Чего это он? Пьяный что ли?”, “Плохо стало, видишь, как жмурится”, “Это мигрени у меня такое было, помнишь Люба?”. Молодой человек нервно смотрел на часы, на лбу выступила испарина.

Хвостов решил продолжить: “В общем друзья, книга хорошая, про честный труд и отдых, про страну в осколках которой мы живем, и они, осколки эти, настолько крепко застряли в голове у многих из нас, что до сих пор сложно привыкнуть к окружающей действительности. А теперь, я с радостью отвечу на ваши вопросы, время у нас как я понимаю, поджимает”. Журналисты задавали вопросы, разные, но в сущности одинаковые, про спасение русской деревни, про важность работы на земле для русского человека. Хвостов чувствовал всю эту пошлость, он понимал, что и он и эти журналисты, просто пляшут на трупах этих поселений, зарабатывают на мертвом, а потому не сильно отличаются от любого похоронного агентства. Паразиты в мертвом теле, не больше, не меньше.

Наконец вопрос задал не журналист. Это было видно, по выражению лица, по рукам, одежде. Журналистом этот парень быть не мог. Он сжимал какую-то бумагу в руках, было видно, что он не обычный читатель, он пришел сюда что-то узнать. Он мялся и молчал. Хвостов решил помочь: “Молодой человек, вы хотите что-то спросить?”. “Да” – неуверенно начал он. “Дело вот в чем, я ваших книг не читал, но мой дед жил в одной из деревень куда вы приезжали для написания…” тут он запнулся, развернул бумажку и прочел: “для написания “Хуторских историй”. “Эта книга не издана и издана не будет” – внезапно перебил Хвостов, его голос отдавал какой-то злобой, тяжеловесностью, железом. Парень сначала растерялся, потом продолжил:” Меня не интересует эта книга, мне нужно узнать, что с моим дедом, поскольку, судя по письму вы последний человек, который застал его в живых, если у вас есть хоть какая-то информация, я бы хотел поговорить с вами после… Деда моего звали Матвей Игнатьевич, вы останавливались у него тогда в 2003”. Хвостов не смог ничего ответить. В глазах темнело, Матвей…Игнатьевич…2003 год. Дмитрий потерял сознание и упал со стула. Люди встревоженно встали с мест. Парень с бумажкой в руке, остолбенел. Это было последнее письмо от его ныне покойного деда.

Круг 2

“Дим ну куда ты поедешь? Далась тебе эта деревня? Совсем с ума сошел? Зачем тебе вообще эти книжки писать, давай я с папой поговорю, он тебя устроит, все дела”. Отец Светы еще в девяностых, “приобрел” несколько цехов и с двухтысячных производит колбасу для народа, дряную, но дешевую, потому народ и покупает. Света – моя одногруппница, точнее девушка, точнее я не знаю кто она мне, но постель у нас общая. В этом году закончим университет, и пора с ней прощаться. Надоело.

Тем временем Света налила себе еще бокал шампанского.

– Димуль, я что-то не пойму, а что это мы за дамой не ухаживаем? Так вот я, о чем тебе говорю, не надо никуда ехать, книжки писать, глупость, ну глуууупость полная. Да и вообще, ты что меня бросишь одну, а, заяц?

Света улыбалась и икала. Ее нога скользила по моей, она пыталась подмигнуть, но пьяное расслабленное лицо было способно только на то что бы закрывать и медленно открывать глаза. 2 часа ночи. Надо уезжать. Я встал поцеловал свету в лоб и начал собираться.

– Ик…а ты куда?!

– Свет, я домой поехал. Давай завтра встретимся и все обсудим на трезвую.

– Ты со мной не останешься?!

Я промолчал.

–Ой ну и вали тогда. И сейчас…и в деревню свою…и вообще. Вот правильно папа тебя мудаком назвал… Ик…

Я открыл входную дверь квартиры. Спустился. Вышел из подъезда. Вечерняя ноябрьская морось. Такси уже ожидало меня. Недолго думая я открыл дверь и сел в машину. На Свету я не злился. С каждой нашей встречей я все больше понимал, что трачу с ней время, да и она со мной. Мы из разных миров и нам просто-напросто скучно вдвоем. Сейчас у меня нет времени на нее. Сейчас у меня есть дело. Я хочу написать книгу про жизнь на хуторах, какие люди там живут, как живут, нравится ли им это уединенность и в каком-то смысле отшельничество. Эту сторону жизни крайне редко освещают в газетах и по телевидению, а по сути своей она является другой, абсолютно отличной, диаметрально противоположной жизни в городе, но эти люди не хотят в город, они не любят город. Город большой шумный, пропитанный дымом и выхлопными газами машин. От моих размышлений меня отвлек таксист:

– Дорогой, не подскажешь здесь проедем? – сказал он с явным акцентом, посматривая в окно заднего вида.

– Эээ, не уверен, что тут разрешен проезд. – сказал я пытаясь вспомнить давно забытые правила дорожного движения.

– Кто ж нам запретит! – улыбаясь ответил таксист и совершил маневр.

Я вжался в кресло. Таксист подмигнул. “Ты не боись, я уже столько кругов по Москве намотал”. Легче от его приободрений не стало. Ну ничего, скоро буду дома, успокаивал я себя.

– Был у меня случай, садится машину мужик, весь деловой такой, по двум телефонам сразу болтает, сроки него там какие-то горят, говорит если работать нормально не будете уволю всех к чертям. Короче говоря, серьезный дядя такой, говорит мне, друг вези как можешь в аэропорт, деньгами не обижу, только быстро. Ну и я как это…”Такси” смотрел? Педальку как вжал, так и не отпускал, еду, в шашечки играю, перестраиваюсь, короче, ну…красиво. Приезжаем в аэропорт, он на часы смотрит, говорит, “еще кофе успею выпить, тебя как зовут брат?” ну я ему отвечаю мол Гога я, он знаешь улыбается доллары мне тянет, головой кивает, спрашивает: “Будешь моим личным водителем Гога? Платить буду хорошо?” я посидел подумал потом отвечаю: “Нет брат, личным я ничьим не буду, я свой, собственный, хорошего полета тебе, мягкой посадки. Он послушал, по плечу хлопнул, говорит: “уважаю”. И все. Так и разошлись. Это я потом узнал, что он из правительства вообще. Такие дела брат, вот даже визитку мне оставил.

Таксист показал визитку, на ней курсивом было напечатано: Столетов Игорь Германович, Отдел международных связей при правительстве РФ. Я кивнул таксисту, как бы выказывая уважение, после чего спросил:

– А не жалеете теперь?

– Да какой там, я живу свободно кайфую, да и знаешь брат все это мутно так, он же так и не долетел в итоге.

– В смысле? – с удивлением спросил я.

– А в прямом, самолет разбился, я по радио потом услышал. Такая жизнь, так спешил, а лучше б опоздал. Но на все воля Божья, так ведь брат?

Я молча кивнул головой.

– А ты сам то верующий вообще?

Я растерянно пробормотал что-то из серии:

– Да…но на уровне идеи, наверное…

– На уровне идеи…хм – усмехнулся таксист, в этот момент его акцент как будто исчез. Ну что дорогой, приехали, с ветерком домчал – уже привычно для меня сказал Гога.

Я расплатился и вышел из такси. Я чувствовал себя странно, будто таксист отчитал меня за то, что я неверующий и чего я вообще кивал на это его “на все воля Божья” и зачем корчил серьезное и грустное лицо, когда услышал про то что этот Игорь Германович разбился, я же даже не знаю кто это, да и вообще был ли он на самом деле, вполне вероятно, что это одна из тех таксистских баек, что бы клиент расслабился и накинул сверху на чай. Бред, депутат на такси едет…

С этими мыслями я зашел в квартиру и рухнул на диван. Так на чем я остановился…нужно рабочее название “Хутор. Очерк горожанина”, “Хуторяне”– так ну это совсем плохо. Пусть будут “Хуторские истории” или “Истории хутора” – да, это лучше, без лишнего пафоса и заигрывания с читателем. Надо успеть собрать материал до нового года, не хотел бы я там застрять.

Круг 3

– К нам на хутор без хорошей машины не доберешься, особенно по такой погоде. Вот мой Зилок, ни разу меня не подводил. Хотя она у меня девочка конечно. Зиной зову. Жена ругается, просто она у меня тоже Зинаида. Но жена вот именно Зинаида и это Зииииина, Зиночка, Зинуля” – посмеиваясь и покрякивая говорил шофер. А ты значиться, журналист? – спросил водитель.

–Да, приехал вот описать вашу жизнь” ответил я.

–Ох, а что там описывать то, живем себе, работаем, ну выпиваем иногда, куда без этого дела, а так вот детишек растим, вот недавно на новый год всем хутором елку нарядили, плясали пели, Дед Ваня аж гармонь порвал -заливаясь смехом рассказывал шофёр. Меня кстати Паша звать, а тебя?

–Дима – зевая, ответил я.

–Это все-таки надо было тебе чуть позже приезжать в конце весны где-нибудь, вот тогда на хуторе работы завались, маловато правда нас, но я тебе так скажу, каждый десятерых стоит. По вопросу твоему я узнал, хочешь хату что б жить, так у деда Матвея располагайся, он раньше с семьей жил, ла бабка померла, а семья вся в город подалась. Матвей один остался, но он мужик крепкий, и хозяйство один тащит, да и в целом знаешь, ну мужик, на таких союз и держался.

– Спасибо Паш, что узнал. Просторно тут у вас.

– А то. Иногда знаешь в поле выйдешь воздух свежий ночной вдохнешь и так спокойно тихо на сердце, потом в хату зайдешь, а там тепло, все спят уже, чая покрепче сделаешь. Сидишь. Тишина. И только ты вот в этой тишине сидишь и чаем хлюпаешь. А, красиво? Вот-вот Димон в городе такого нет.

–Да, соглашусь. Хорошо тут.

–Маловато нас только, но это я тебе говорил уже. Ну что Дим, надеюсь поездочка понравилась, вот дом Матвея, он тебя ждет уже. С ветерком доехали, а? – странно улыбаясь сказал Паша. Глаза блестели неестественно странным огнем.

–Д-да, с ветерком… почему что, запинаясь произнес я.

– Ну бывай тогда. Заходи в гости. Посидим, вместе чаем похлюпаем, а то и чем покрепче. Редко у нас тут новые души теперь. А ты вона городской, интересный! Паша протянул мне руку. Я ее пожал, на прощание мы оба кивнули друг другу.

ЗИЛ заурчал своим мотором, колеса лениво провернули грязь, машина постепенно удалялась. Дом деда Матвея не выглядел как дом одинокого мужчины в возрасте, он был достаточно крепкий, свежевыкрашенный, словом ожидал я худшего. Я подошел к калитке осмотрелся по сторонам. Вокруг пусто, ни души. Вдруг дверь дома открылась на крыльцо вышел мужчина лет 70 в шапке-ушанке, черном тулупе и валенках.

– Здравствуйте Матвей эээ….

–Игнатьич я – буркнул дед.

– Матвей Игнатьевич, меня зовут Дима Светлов, я журналист, Павел говорил, что я могу у вас остановиться пока буду собирать материал о жизни на хуторе” – продолжил я.

– Можешь, только ты не Светлов, Хвостов ты. А коли расположиться надо так это завсегда. – криво ухмыляясь сказал Матвей.

– Эээ, а почему Хвостов? – недоумевая, спросил я.

– А потому что вот у тебя хвост торчит. Дед указал палкой на мою тень. Из-за ветки дерева надо мной действительно складывалось впечатление, что у меня есть хвост.

– Так это из-за ветки. Неловко посмеиваясь, сказал я.

– Ну из-за ветки значит из-за ветки. Ты проходи Хвостов, а то хвост застудишь, злобно покрякивая, язвил Матвей.

Мерзкий старик, наверное, совсем от одиночества из ума выжил. Я поправил рюкзак и направился в сторону дома. Дома пахло горячим хлебом и какими-то травами. Внутри было достаточно тесно, но очень тепло, прям, как и описывал Паша.

– Так значит, смотри, ты в большой комнате спать будешь, вот она кровать, удобства как грится, на улице, устал с дороги? – каким-то отечески заботливым тоном начал дед.

– Да не особо, правда, признаюсь честно проголодался я.

Матвей похлопал меня по плечу и сказал, это Димка, не проблема садись есть будем. После того как я сел за стол, достал горячий, ароматный хлеб и большим деревянным половником налил мне и себе щи. Ломая хлеб, он спросил:

– О чем писать собрался сынок?

– Это больше репортаж, о жизни людей тут.

– А что тут? Живут люди, как и везде. Едят вот видишь, спят, работают. Все как у всех.

– Вам здесь не одиноко? Спросил я, прерываясь на суп.

– Да уж не больше чем тебе в городе – посмеивался Матвей, забивая трубку.

– Да мне не то что бы одиноко – решил возразить я.

– Да? Но это же ты ко мне приехал, а не я к тебе. Признавайся, кто тебе в городе на хвост наступил, а? – подмигивая продолжал издеваться Матвей.

Я вздохнул.

– Матвей Игнатьевич, я все-таки прошу вас обращаться ко мне по имени или по фамилии, но не коверкая ее. Я Светлов Дмитрий Сергеевич. Не Хвостов, Светлов. Если хотите на бумажке себе запишите.

– Ладно, Дмитрий Сергеевич, не кипятись, мы тут одичали в полях этих. Ты кушай, набирайся сил с дороги. Тебе еще столько историй предстоит услышать.

В печи потрескивали дрова. Трещали звонко, будто в определённом темпе.

– Это вот береза так трещит. Вот дерево конечно, красивое, белое с черным, не прячется ни от кого, хочешь, чтобы согрело – согреет, хочешь, чтобы напоило – напоит, в жаркий день тенью, как простынкой накроет, а раньше так и вовсе письма друг другу писали на бересте. Это береза, да… – задумчиво выпуская дым говорил Матвей.

– Ну что Светлов, вкусно?

– Да, Матвей Игнатьевич, спасибо вам.

На улице смеркалось, глаза потихоньку начали закрываться, я умылся прошел в гостиную лег на мягкие перина и провалился в сон. Матвей Игнатьевич молча сидел у окна. Завтра я приступлю к работе.