Дом Триксия кричал о культурности своего хозяина и удивлял гостей изысканностью своего убранства и обилием предметов искусства. Триксий имел репутацию культурного человека плебейского сословия, но с большими возможностями.
Хозяин не захотел будить своих домочадцев.
– Тише ходи, Писец! Не хватало ещё разбудить Геру! Тебя проводят в рабские покои. Утром придёшь в триклиний!
Я кивнул, и меня повели в помещение для рабов.
Рабы Триксия жили в отдельном здании. Оно было небольшим, но с колоннами, и тоже было украшено фресками, а на крыше его стояли статуи животных.
Мужчинам отводились две комнаты. В одну из них меня и привёл раб.
– Будешь спать здесь, – сказал он.
На соседних кроватях храпели рабы.
– Как тебя зовут? – спросил я своего проводника.
– А тебе не всё ли равно?
Утром, как по команде, все рабы повскакивали со своих кроватей и разбежались.
Я тоже последовал их примеру, умылся и отправился в триклиний.
Там молодые рабыни накрывали на стол.
Я хотел с ними заговорить, но в этот момент в комнату вошла женщина.
На вид ей было около пятидесяти, и она когда-то была красавицей. Хоть женщина и была одета в богатую тунику и носила сложную причёску, но её взгляд меня напугал. А ещё у неё были сандалии с железными накладками поверх ступни – я такие видел первый раз.
Рабыни мигом убежали из триклиния и оставили меня наедине с хозяйкой.
– Кто такой? – спросила она низким голосом.
– Марцеллус Писец.
– Раб?
– Раб.
Хозяйка подошла ко мне и дала затрещину.
– Лежать! – крикнула она.
Я не привык к собачьим командам и замешкался.
Тогда добрая женщина повторила удар, и я таки сдался.
– Мама, кто это? – спросил кто-то другим, но тоже женским голосом.
– Твой отец опять раба приволок!
– Этот хоть симпатичный! В прошлый раз купил какого-то старика сорокалетнего на распродаже. Потом не знал, что с ним делать.
– Дорис, не вздумай!
– Мама, перестань! Вечно тебе кажутся всякие глупости.
Дорис подошла к столу и села, а я смог её рассмотреть. Ей не было и двадцати, и она обладала атлетическим телосложением – мышцы её радовали глаз своими формами, но грудь её была небольшой.
Лицом дочь Триксия была похожа на свою матушку. Красивые черты ещё не были тронуты морщинами, и взгляд её не утратил детской наивности.
Волосы у Дорис, как и у матери, были тёмными, но причёска её отличалась простотой.
– Не груби матери!
– Он так и будет здесь валяться?
– Пускай валяется, пока Триксий не придёт!
Женщина села за стол рядом с дочерью.
Дорис потянулась за персиком, но мать ударила её по руке.
– Мама! Я хочу есть!
– Будешь есть, когда придёт отец!
Девушка подчинилась матери и принялась рассматривать меня.
– Чего на него пялишься? И даже не думай, Дорис!
– Да не думаю я!
– Я же вижу!
Дорис отвернулась к фреске, на которой был изображён бой гладиатора со львом.
Не прошло и часа, как пришёл глава семейства.
– Вы уже здесь?! Я сегодня что-то слишком хорошо спал – не хотел прерываться. А почему не едите?
– Триксий, ты прекрасно знаешь, что в нашем доме есть правила.
– Иногда на них можно и наплевать!
Дорис похлопала в ладоши.
– Правильно, папа!
– Нельзя! Если мы будем плевать на правила, то от них ничего не останется!
– Опять! – сказала Дорис.
– Перестань!
– Ладно. Не ссорьтесь. Но, Гера, я считаю, что твои финикийские понятия о правилах поведения уже устарели. Карфаген пал, Гера, – сказал Триксий.
– Это не «финикийские понятия» – такие правила существуют в лучших домах Рима!
– Почём ты знаешь? Ты дальше Испании не бывала!
– Я знаю! Мне рассказывали! Патриции придерживаются строгих правил!
– Давайте уже поедим! – сказала Дорис и взяла персик.
Гера посмотрел на дочь с осуждением, но взяла и себе каких-то моллюсков.
А Триксий взял кубок с вином и, наконец, заметил Марцеллуса.
– А это что? Зачем Писец здесь валяется? – спросил он.
– А зачем ты ещё одного раба притащил? – спросила его супруга.
– Я открываю новое дело – он будет мне полезен.
– Что за дело, папа? – спросила Дорис.
– Тебе мало твоих гладиаторов? – спросила Гера.
– На юге я познакомился с одним прекрасным римлянином – он там служит квестором, так у него в Риме есть весьма прибыльное дело. Он предложил мне сотрудничество. Мы озолотимся! Я чувствую!
– Рабами торговать собрался? – спросила жена.
– Нет. Ни за что не угадаете!
– Ты построишь атлетический дворец? – спросила Дорис.
– Да ты что?! Кто туда будет ходить? Посмотри на эти лоснящиеся карфагенские хари! У них в голове мысли только о своём брюхе!
– Неужели термополия?
– И не одна! Дорис, я открою по несколько термополий в каждом испанском городе!
– Так к тебе толпами и повалили! – сказала Гера. – В Новом Карфагене они пустуют!
– Потому что торгуют дерьмом! Кому интересен их сухой хамон и дешёвый хлеб с анчоусами?!
– А за твоим дерьмом выстроятся очереди?
– Гера, я не буду предлагать дерьмо!
– А что же, папа?
– Крылья!
– Крылья?
– Фазаньи крылья, жаренные в лучшем гаруме! Это очень вкусно! Я уже приказал приготовить такие! Сейчас попробуете!
– Ты совсем выжил из ума! – сказала Гера и проглотила моллюска.
Муж махнул на неё рукой и выпил вина.
Я лежал на полу и ждал, когда Триксий даст мне какое-нибудь поручение, но он не спешил.
Рабыня принесла блюдо с жареными фазаньими крыльями.
– Пахнет вкусно! – сказала Дорис.
Гера фыркнула и выпила вина.
– Налетай! – сказал Триксий.
Дорис взяла крыло и попробовала.
– Папа, это здорово! Нет, правда! Мама, попробуй!
– Гера, попробуй – пальчики оближешь! Зуб даю!
Женщина попробовала.
– Тебе не понравилось, мама?
– Хамон лучше во стократ! – сказала Гера и посмотрела на Триксия.
Тот, похоже, ожидал такой реакции своей супруги, поэтому не стал обращать на неё внимания.
– Скоро «Жареные крылышки Кайсара» покорят Испанию, Дорис!
– Я верю, папа!
Гера ухмыльнулась, но промолчала.
– Ну вот и отлично! Сегодня я начну переговоры с поставщиками фазанов и подберу помещения в городе. А после завтрака сходим в школу. Как там дела? Базилий ничего не передавал?
– Нет, папа.
– Нужно показать Писцу мои владения. Эй, Писец, хватит валяться! Вставай! Сейчас пойдём в школу, а то эти школяры без меня – как без рук!
17
После завтрака мы с Триксием пошли в гладиаторскую школу. Она находилась в полумиле от виллы и представляла собой трёхэтажное здание с большим перистилем, в котором десяток потных мужчин без туник дрались деревянными мечами.
– О! Тренируются, мои крепыши! Базилий!
К нам подбежал самый рослый и старший мужчина со шрамами на всех частях тела и блестящей лысиной на крупной голове.
– Да, мой господин! Я приветствую тебя!
– Привет, привет. Ну, как дела, Базилий? Докладывай! Что произошло, пока меня не было?
– Тренируемся каждый день по пятнадцать часов с двумя перерывами, как ты и приказал!
– Выдерживают?
– Один сдох. Остальные держатся.
– Это хорошо. Я думал, будет хуже. Ты увеличил им дневной паёк?
– Да, но…
– Что? Говори, Базилий!
– Не гневайся, мой господин, но боюсь, что этого недостаточно.
– Думаешь, нужно ещё больше кормить?
Базилий кивнул и уставился в пол.
– С вами разориться недолго! Хорошо, я подумаю и посчитаю! Мне нужно, чтобы они побеждали! Через год в Риме будет очередной большой праздник в честь победы над Карфагеном. Будет парад и гладиаторский турнир – съедутся воины со всех провинций. Каждую школу будут представлять лучшие гладиаторы. Я не говорил тебе?
– Нет, мой господин.
– Мне нужно, чтобы в турнире победил один из моих молодцов! Ты слышишь, Базилий?
Шрамованный мужчина снова кивнул.
– Если этого не произойдёт, то… я продам тебя Леонтию, пожалуй! Будешь крокодилов в Африке ловить!
Базилий посмотрел на Триксия, но промолчал.
– Это Писец. Будет вести учёт гладиаторов и хозяйственных расходов. Всё. Иди, занимайся! И помни об Африке!
Базилий стрелой улетел к своим ученикам, а мы отправились по делам термополий.
– Базилий – отличный боец с большим опытом! Я отдал за него почти целое состояние. Своё дело он хорошо знает. Думаю, первый приз в Риме будет моим! – сказал Триксий.
– А какой приз? – спросил я.
– А… Деньги. Небольшая сумма и вялая должность с нищенским жалованием, на которой даже подарков никто не предлагает! Но меня больше интересует слава. Обо мне должны узнать в Риме, Писец!
С того дня я и приступил к своим обязанностям.
Мне приходилось заниматься тем же, чем я занимался у Кайсара, но в большем объёме, потому что хозяйство Триксия было огромным, по меркам Испании. У меня не было свободного времени, но это было скорее плюсом.
Жизнь моя со временем наладилась – я получал хороший паёк и меня наказывали не чаще, чем раз в неделю.
Другим рабам перепадало каждый день – Гера не давала спуску даже за малейшую оплошность, и рабы считали удачей, если их секли, а не заставляли неделю сидеть в бочке с морской водой или есть своё же дерьмо. Да, Гера была великой выдумщицей в том, что касалось наказаний.
Мне рассказывали, что одного раба она своими нежными ручками лишила пальцев на обеих его руках и с бесполезными культями выгнала из дома.
Меня она не любила более других, потому что считала любимчиком Триксия и называла не иначе как «смазливой харей». Но в лице её мужа я нашёл надёжного покровителя.
Триксий приказал наказывать меня лишением обеда. Или завтрака, но не ужина, потому что ужина у рабов и так не было.
А Дорис я нравился как мужчина. Я чувствовал это, потому что на меня она смотрела не так, как на других рабов. Но она держала себя в руках и не давала воли своим добрым чувствам.
Не прошло и месяца, как мы открыли первую термополию в Новом Карфагене. Как и ожидал Триксий, народ распробовал фазаньи крылья, и за ними выстраивалась очередь, в которой можно было встретить и морячков, и местных матрон, и чиновников. Даже рабы, у которых водилась медная монета, старались обменять её на пару-тройку сочных крыльев.
Триксию пришлось даже утроить штат, чтобы обслуживать всех желающих полакомиться новым блюдом от никому тогда не известного Кайсара.
Триксий сдержал своё слово и завалил Пиренеи жареными фазанами – «Жареные крылышки Кайсара» появились в каждом испанском городе.
Дорис каждый день куда-то уходила, но я не знал куда.
Но в один из чудесных испанских дней я встретил её в гладиаторской школе. Я пришёл туда переписать всех гладиаторов и подготовить пару бойцов к продаже, и, когда я беседовал с Базилием, к нам подошёл гладиатор в защитном шлеме и кожаных доспехах, но в маске обезьяны.
– Базилий, собак привезли? – спросил гладиатор женским голосом.
– Да. Через час можно будет начинать.
– Отлично!
Гладиатор ушёл.
– Это Дорис? – спросил я.
– Да. Но не говори никому. Это наш секрет. Ей нравятся бои. С детства занимается атлетикой. Видел, как у неё развиты мышцы? Красавица! Мать запрещала ей быть «парнем», но… если Дорис чего-то очень хочет, то добивается своего. Это у неё от отца!
– Она хочет быть гладиатором?
– Мечтает стать лучшим бестиарием. Женщины в нашем деле – большая редкость, Писец. Тем более свободные. Это не приветствуется, так что помалкивай. Понял?
В тот же день я стал свидетелем разговора Дорис с родителями в таблинуме, потому что они разговаривали на повышенных тонах, и даже переходили на крик.
– Я всё равно буду этим заниматься! – кричала Дорис.
– Дорис, ты заклеймишь позором весь наш род! Карфаген не знал таких наглых и распущенных девиц, как ты! – кричала её мать.
– Карфаген пал, мама! Плевать на Карфаген! Это моя жизнь, и я хочу жить так, как мне нравится!
– Твои подруги уже замужем и вовсю рожают детей, а ты…
– А я убиваю на арене собак! И мне нравится! И у меня получается! Базилий сказал, что скоро можно будет на быка замахнуться! Или медведя! Папа, купи медведя!
– Триксий, чего ты молчишь? Скажи ей! – кричала Гера.
– Во-первых, орите тише! То, что Дорис выбрала себе такое занятие – это её право! Но я не хочу испытать на себе радости инфамии! Никто не должен знать! Во-вторых, Дорис, медведи нынче дороги! На быках тренируйся!
– Триксий, зачем ты идёшь у неё на поводу? – говорила Гера.
– Затем, что считаю запреты худшим из зол! Каждый волен сам выбирать свой путь! Если бы я пошёл на поводу у своих родителей, я бы не…
– Твои родители умерли, когда тебе было семь лет!
– Неважно! Я знаю, чем бы всё кончилось! Они тоже жили древними понятиями, как и ты, Гера! Мир меняется!
– Но нужно же продолжать род! С этим ты не будешь спорить, дорогой?
– Мама! Зачем мне эти ничтожества, которых ты мне сватаешь? Они могут только вино амфорами пить, да цересом его запивать! Да лошадей бесконечно обсуждать! Или гладиаторов! А сами-то даже собак боятся! И поговорить с ними не о чем – они даже не знают кто такой Ганнибал!
– Хватит! Я уверен, найдётся достойный человек, который примет Дорис такой, какая она есть! И кончим на этом! На обед – крылья и тунец в лучшем гаруме!
Дорис вышла из таблинума и заметила меня.
– Ты всё слышал?
Я замялся.
– Не болтай! – сказала Дорис и поднесла указательный палец к губам.
Мне нравилась Дорис.
18
Она стала давать мне разные поручения и задания: то сходить в лавку за сладкими персиками, то станцевать для неё, то написать ей стишок. Я не мог отказать дочери своего доброго хозяина. Да и не хотел отказывать.
Гера заметила, что её дочь интересуется мной, и старалась мешать нашему с Дорис общению – она тоже стала давать мне поручения, но такие, выполнение которых требовало моего долгого отсутствия на вилле.
Это привело к тому, что женщины стали соперничать в своих поручительных устремлениях и соревновались в том, кто из них первой займёт меня каким-нибудь неважным делом. Но в таких жёстких условиях я перестал справляться с делами важными и срочными, потому что на них не оставалось времени. Разумеется, это вызывало справедливое недовольство Триксия.
– Писец, почему ты не подготовил отчёт по фуражу? Я тебе ещё позавчера приказал посчитать и расписать!
– Я не успел, господин.
– Не успел? Почему ты перестал успевать? Раньше справлялся и с более сложными задачами! Писец! Я недоволен тобой!
Я молчал, потому что не хотел впутывать в дело Дорис.
– Завтра будешь голодать! Весь день! Вечером жду отчёта!
Я отправился готовить отчёт для Триксия, но в атриуме встретил его жену.
– Бездельничаешь, смазливая харя?! Писец, я хочу, чтобы ты сходил в город и… и узнал сколько стоит пурпурное полотно на тунику! И не делают ли они скидки по субботам!
– Но, госпожа… Триксий ждёт отчёта по фуражу, который…
– Что?! Вздумал перечить?!
Гера подошла ко мне и с размаху двинула по морде.
– Лежать! Мерзкий раб! Смазливая харя!
Я упал на пол.
– Вздумал перечить мне?! Я напомню тебе, кто ты есть! Я покажу тебе твоё место! Раб! Раб! Раб!
Она с особенным старанием повторяла слово «раб», и каждый раз это слово сопровождалось болезненными ударами прелестной ножки по моему лицу.
В тот день я узнал о назначении железных накладок на сандалиях Геры. Моя кровь украсила ногу хозяйки.
Я схватил эту ногу и не отпускал её.
Гера завопила.
На женский крик сбежались все, кто был на вилле и мог бегать.
Рабы стояли и смотрели как я сжимал женскую ножку в своих объятиях, а Гера поколачивала меня своими острыми кулачками.
Прибежали Триксий и Дорис.
– Триксий, он напал на меня! Эта смазливая харя внезапно напала на меня! Я вся в крови! Он хотел унизить меня при всех! Убей его!
Триксий подскочил к нам и вызволил жену из моего капкана. Но он ещё и пнул меня своей ногой!
– Ты что, скотина?! Совсем озверел?! Писец! Твоё дело – считать и записывать, а не матрон унижать! – закричал господин.
– Убей его, Триксий! Иначе он накинется и на Дорис! – кричала его супруга. – Не дай ему вкусить господского тела!
– Он сейчас вкусит моего пинка!
Триксий ещё раз с размаху поддал мне, но схватился за свою ногу.
– Папочка! Ты ушибся? – закричала Дорис, подбежала к отцу и обняла его.
– Тебе нужно почаще напоминать рабам кто в доме хозяин, Триксий! – сказал Гера.
– Нога опять опухнет…
– Я тебе потом покажу, как правильно бить, чтобы ничего не опухало и синяков не оставалось. Меня Базилий научил, – сказала Дорис.
– Чего вылупились, морды?! Вам тут театр? Пошли вон! У вас дел нет никаких?! Вечером не поленюсь – каждого проверю! Кто не доделает свои дела – будет жрать дерьмо! – крикнула Гера рабам, и те в панике разбежались.
Женщина подошла с столу, на котором стояла ваза с фруктами и взяла себе виноградную лозу.
– Вкусный виноград. Писца нужно наказать, Триксий! Убить его нужно!
– Гера…
– Убить, Триксий! Он уже на хозяев кидается! Он бешеный!
– Я не бешеный, – сказал я и выплюнул пару зубов. – Я не бросался на твою жену, господин! Она…
– Что?! Как ты смеешь, раб?! Молчать! – крикнула Гера.
Женщина выбросила сладкий виноград и изо всех сил ударила меня ногой.
– Видишь, Триксий? И никаких ушибов! – сказала Гера и показала на свою ножку с моей кровью.
Триксий махнул на супругу рукой и доковылял с помощью дочери до кресла.
– Он стоит денег. Ты и так уже нескольких рабов загубила. Это убытки, Гера. Если бы я не запретил тебе списывать рабов, давно бы уже сухарики в воде размачивали!
– Триксий, ты хочешь, чтобы он нас унизил и убил?!
– Гера… Что ты такое говоришь?!
– А он это сделает – не сомневайся! Посмотри только, какая у него мерзкая харя со звериным оскалом! А зенки залиты кровью! Такой ни перед чем не остановится! А для тебя деньги важнее родной дочери! Убей его! Слышишь? Я настаиваю!
– Это может не понравиться Кайсару. Он уже спрашивал о Писце.
– При чём тут Кайсар? Это разве на его дочь кидаются рабы?
– Он Дорис не трогал.
– Ты хочешь дождаться, когда потрогает? Будет поздно!
– Дорис, дочь моя, как мне поступить? Убить Писца или продать? За него можно выручить хорошие деньги – грамотный раб втрое дороже обычного. Купим тебе большого медведя на распродаже…
Дорис взяла из вазы самый большой персик.
– Лучше отдай его в гладиаторы. Пускай займётся мужским делом, наконец. Посмотрим, умеет ли он ещё что-нибудь, кроме как пером каракули выводить, да на маму бросаться. А в школе он и отчёты проверять сможет, и считать для тебя, как и прежде.
– Вот! Умница, Дорис! Отдам его Базилию! Будет у меня боевой Писец! Посмотрим, на что он способен! Может, и турнир какой выиграет! А? Слышишь, Писец? Быть тебе гладиатором!
– Триксий!
– Гера! Я так решил!
Гера топнула ножкой и удалилась в господские покои.
19
Триксий приказал рабам помыть, переодеть и отнести меня в гладиаторскую школу.
Они выполнили приказ, но бросили меня в атриуме школы на пол и ушли.
Пришёл Базилий и приказал двум слугам отнести меня в казарму и положить на свободную койку.
– Гера? – спросил Базилий.
– Она, – ответил я.
– Оклемаешься – приступим к тренировкам!
Вечером в казарму вернулись гладиаторы. Их было не более двух десятков, но все они выглядели уставшими и воняли потом.
– А это что за мудень? – сказал один из мужчин. – Ты кто?
– Писец.
– Кто?
– Похоже, ему отбили его долбаные мозги! – сказал второй потный воин с большой и перевязанной головой.
– А может, этот мудень хочет с нами пошутить?
– Он хочет стать калекой! Хочешь, мы сделаем из тебя долбаного калеку? Вздуем в два счёта!
– Поговори об этом с Триксием, – сказал я.
– Что?! Угрожаешь?!
– Он стукач. Доложит Базилию, что, мол, обижают девочку! Это Базилия растрогает, и он тебя обязательно пожалеет! – сказала перевязанная голова.
Гладиаторы засмеялись.
– Идите накуй! Оба!
– Девочка борзеет! В этом доме посылать нас может только Бизилий! А давай-ка я сломаю тебе все рёбра!
Длинный воин достал из-под своей койки палку и замахнулся на меня.
– Отвали от него, Барберикс! – сказал кто-то из тёмного угла комнаты.
– Это кто бзднул? – сказал длинный человек и опустил свою тяжёлую дубину.
– Это сказал я!
– Уж не Безносий ли отважился подать голос?
Верзила подошёл к койке, которая стояла в тёмном углу, а с неё поднялся невысокий рыжий человек с забинтованным носом. Если быть точным, то носа у него не было вовсе, и тряпка лишь прикрывала две дырки на том месте, где когда-то находился нос.
– Безносий осмелел, парни!
К человеку без носа подошёл второй гладиатор с большой головой.
– Ты что, германский хер, захотел прилечь с этим муднем? – сказал он и показал свои кулаки.
– Он, наверно, хочет стать его подружкой! – сказал длинный гладиатор, и они с большеголовым рассмеялись.
Остальные гладиаторы обступили беседующих мужчин и с удовольствием наблюдали за их общением.
– Ты же видишь – он не может тебе отомстить. А бить раненого дешёвой палкой – занятие недостойное даже для долбаного галльского гладиатора! – сказал человек с дырками вместо носа.
– Не тебе учить меня манерам, германская свинья! – сказал верзила.
– Безносий здесь всего месяц, а уже решает кто тут раненый, а кто нет! – сказал большеголовый. – Надо бы указать ему на его долбаное место, Барберикс!
– Его место у параши, Тетрикс!
– Ты прав, друг! Давай-ка вздуем и этого мудня!
Большеголовый галл замахнулся и ткнул своим кулаком Безносия в лицо, но тот увернулся и ответил метким ударом в живот Тетрикса. Галл вскрикнул и стал задыхаться.
– На галла замахнулся, германская морда?! На-ка, отведай галльской палочки! – заорал длинный гладиатор.
Он замахнулся своей дубиной, но когда поднимал её, то заехал по морде своего скорчившегося приятеля. Тот вскрикнул ещё раз.
Безносий воспользовался замешательством Барберикса и выхватил у него дубину. Ну, а потом он опустил её на глупую голову длинного противника.
Верзила упал рядом со своим приятелем Тетриксом.
Расстроенные зрители уложили Барберикса и Тетрикса на их койки, и до утра воинственные галлы более не просыпались.
– Спасибо, Безносий, – сказал я.
– Как тебя зовут? – спросил германец.
– Писец, – ответил я.
Безносий удалился в свой тёмный угол.
Утром явился Базилий и стал ходить между коек и пинать лежащих гладиаторов своими накачанными ногами.
– Подъём! Чего развалились, как долбаные шлюхи?! День уже начался! – разорался он на всю школу.
Гладиаторы вскакивали с коек и в панике накидывали на себя самые дешёвые туники.
– Что с твоей харей, Тетрикс? На дверь напоролся?
– Так точно!
– Хорошо, что у нас в школе крепкие двери! Раз в три дня кто-нибудь, да норовит попортить имущество! Бегом все строиться!
Базилий подошёл ко мне.
– Ну что, Писец, эти мудни посягали на твою честь? Триксий приказал мне беречь твою голову и правую руку. Про остальное он ничего не говорил.
– Нет, Базилий. Парни оказались интересными собеседниками.
– Мы здесь не для бесед собрались! Через несколько дней встанешь в строй – я буду делать из тебя гладиатора, Писец!
– Я хочу стать лучшим! – сказал я.
– Похвально, Писец! У тебя есть два дня! – сказал Базилий и ушёл.
Я остался один.
Но потом пришёл слуга и принёс мне варёные бобы, яйца, хлеб с водой и кувшин для малой нужды.
Я поел, справил нужду и отпустил слугу с посудой.
Но не прошло и половины дня, как ко мне пришла Дорис в маске обезьяны. Девушка села на край моей койки.
– Ну как ты, Писец?
– С каждым днём всё лучше и лучше! Боги на моей стороне! – сказал я.
Дорис дотронулась до моей руки.
– Молчи, Писец. Я приду завтра, – сказала девушка, дала мне свёрток с фазаньими крыльями и ушла.
А вечером снова вернулись потные и уставшие гладиаторы. Но на этот раз Барберикс и Тетрикс не сказали мне ни слова – они сделали вид, что до смерти хотят спать, и завалились на свои койки.
То же самое сделали и остальные воины.
Я подозвал Безносия и сунул ему пару крыльев, которые я оставил для германца.
– Откуда? – спросил Безносий.
– Тише! Не важно! Никто не должен знать! – сказал я.
Германец поблагодарил меня и унёс угощение.
Ночью я не спал, потому что думал о Дорис. Моя гладиаторская карьера интересовала меня куда менее, чем эта скромная, но воинственная девушка с крепкими мускулами и маленькой грудью.
Утром явился Базилий, принялся пинать гладиаторов и орать про шлюх и новый день.
А гладиаторы всё так же вскакивали с коек и одевались.
Но Безносий забыл спрятать кости под матрац, поэтому они выпали из-под его одеяла на ноги Базилия.
– Это что? Безносий, я спрашиваю, что это?!
Германец молчал.
– Гладиаторам не полагаются долбаные кости! Кого ты съел, Безносий? Ворону? Крысу? Или украл с кухни фазана? Но фазанов готовят для меня! – закричал Базилий и двинул германцу в челюсть.
Но Безносий молчал.
– Или ты говоришь откуда у тебя эти кости, или я прикажу Барбериксу и Тетриксу выпороть тебя! Уверен, они сделают это с удовольствием!
Галлы расплылись в улыбках.
– Эй, Барберикс и Тетрикс! Выпороть эту безносую обезьяну!
Галлы подхватили Безносия под руки и утащили исполнять приказание своего командира.
– Если кто-нибудь из вас посмеет утащить с кухни фазана – забью на тренировке и спишу, как случайную потерю! Даже если Триксий меня оштрафует, я не пожалею об этом! Бегом строиться!
Ко мне снова пришёл слуга с бобами и яйцами, и мне пришлось поесть при нём и наполнить ему кувшин – он отказывался уходить с пустым сосудом, потому что до смерти боялся гнева Базилия.
К полудню, наконец, пришла, Дорис. Она так же была в маске и села на край моей койки.
– Ты можешь до меня дотронуться, Дорис. У меня уже почти ничего не болит – сказал я.
– Я знаю.
– Откуда?
– Базилий сказал.
– Уж ему-то откуда знать?
– Он сказал, что с завтрашнего дня ты будешь тренироваться со всеми, – сказала Дорис и поцеловала меня. – Мне пора! У меня сегодня важная тренировка – приведут быка!
Она оставила мне жареные фазаньи крылья и убежала встречать своего быка, а я остался ждать гладиаторов.
Все крылья я съел сам.
20
Утром в казарму снова явился бодрый командир и принялся будить гладиаторов и орать на всю школу.
Я по привычке валялся и смотрел как воины вскакивают и одеваются.
Но Базилий пнул и меня, и заставил бежать и строиться со всеми остальными в перистиле.
Когда мы построились, Базилий вышел к нам и плюнул на землю.
– Сегодня мы расстаёмся с Барбериксом и Тетриксом! – сказал он.
Гладиаторы переглянулись.
– Да, парни. Нашёлся покупатель, который готов заплатить за вас Триксию круглую сумму денег. Очень круглую! Самую круглую! Все знают, что я готовлю лучших из лучших! Так что… Вас отвезут на виллу к одному уважаемому гражданину – он будет праздновать свой день рождения, где вы будете развлекать его гостей своим кровавым представлением. И побольше крови – гостям такое нравится! Один из вас должен будет лишиться жизни. По традиции, это непременное условие для дня рождения, как вы знаете!
Барберикс и Тетрикс молчали.
– Такая у нас работа, парни! Работа как работа – ничего особенного! Зато тот из вас, кому удастся выжить, будет направлен в одну из лучших гладиаторских школ Африки и сможет продолжить повышать свой профессиональный уровень, но уже под руководством другого тренера. Идите, собирайтесь! И не забудьте забрать свои красные губки – вы их заслужили!
Барберикс и Тетрикс неуверенной походкой зашагали к казарме.
– Слава галлам! – крикнул им вслед Базилий.
– Галлам слава! – подхватили гладиаторы.
Базилий снова сплюнул на землю.
– На этом проводы героев можно считать законченными! Теперь я представлю вам нового гладиатора! Вы ещё не успели познакомиться с ним?
– Н-е-е-е-т! – протянул строй, как будто корова промычала.
– А ведь он два дня валялся в казарме вместе с вами! Его зовут Писец! Выйди к нам!
Я вышел из строя и встал с Базилием.
– Писец, отныне эти прекрасные парни и я – твоя семья! – сказал он. – В нашей семье есть всего три правила, но нарушение любого из них заканчивается трагически для нарушителя! Он исчезает навсегда! Я правильно излагаю?
– Д-а-а-а! – пропел строй.
– Первое правило – исполнять всё, что я приказываю! Второе правило – выкладываться на тренировке на полную катушку и не жалеть ни себя, ни других! Третье правило – не брать в сортире красную губку, если ты её не заслужил!
Я с удивлением посмотрел на Базилия.
– Да! – сказал Базилий. – У гладиатора нет ничего личного, кроме красной губки! Тебе, как новичку, полагается белая губка – бери любую! А право на пользование красной губкой можно только заслужить – сдать экзамен на выносливость и умение побеждать сразу двух противников! Ты понял, Писец?
– Так точно! – сказал я.
Базилий взмахнул рукой.
– Ур-а-а-а-а! – заорали гладиаторы.
Так началась моя гладиаторская карьера.
Базилий назначил меня ретиарием, потому что такого типа гладиатора в школе на тот момент не было – наш командир считал, что не каждый может стать «кидальщиком», и что это карьера для избранных. Это решение Базилия сразу же подняло мой авторитет в нашем гладиаторском коллективе.
Мне выдали сетку и деревянный трезубец – настоящее оружие мы получали лишь на экзаменах, которые Базилий устраивал каждый месяц, и на турнирах.
Ещё мне полагался кинжал-пугио, который следовало крепить к металлическому поясу. А на левую руку, в которой я держал трезубец, надевалась мощная кожаная защита, чтобы обезопасить руку от ударов противника.
Для правой руки такой защиты предусмотрено не было, но, как выяснилось, в некоторых случаях, это может спасти жизнь.
У нас в команде были мирмилоны, которых вооружали гладиусами, и фракийцы, которые дрались изогнутым фракийским кинжалом, и провокаторы в шлемах легионеров.
Базилий пообещал назначить для меня секутора, если я справлюсь со своей задачей и стану отличным ретиарием.
Мы подружились с Безносием – он стал моим другом, и наши койки в казарме стояли рядом. С ним было интересно говорить обо всём на свете, потому что наши взгляды на многие вещи совпадали.
Мне нравился Безносий, и я попросил Базилия назначить его секутором мне в пару, чтобы мы могли иметь возможность общения и на тренировках.
Каждый день гладиатора расписан по минутам и не оставляет ему свободного времени, если не считать вечерний отбой.
В школе Триксия мы занимались по пятнадцать часов в день с двумя перерывами по полчаса.
Я видел что мои успехи впечатляют Базилия – мне хотелось побеждать.
А потом я поверил в то, что смогу выиграть турнир в Риме, и что я стану свободным человеком.
По вечерам, когда остальные гладиаторы могли ложиться спать, мне приходилось проверять отчёты и писать письма для Триксия.
Зато я каждый день виделся с Дорис – она тоже тренировалась убивать зверушек без выходных, и когда у меня был перерыв на обед, мы уединялись с ней в дальней комнате.
Базилий знал, что мы с Дорис встречаемся и не протестовал. Наоборот он помогал нам и делал всё, чтобы сохранить наши отношения в тайне от остальных.
– Я, наверное, кажусь хладнокровным убийцей… – сказал мне как-то Базилий, когда я ночью переписывал очередной отчёт из триксовских термополий.
– Нет. Все думают, что ты воруешь мёд на пасеках.
– Мне приходилось убивать, но это не доставляет мне удовольствия. Это моя работа. Понимаешь? Кроме того, я раб, и работу себе не выбираю.