Однажды на великолепном празднике у него в доме, император Александр, похваляя устройство и пышность праздника, сказал ему: «А порядочно все это должно тебе стоить?» – «Нет, ваше величество, – отвечал Нарышкин, – не более 25-ти рублей». – «Как 25-ти рублей?» – «Которые придется мне заплатить за вексельную бумагу».
Приглашенный на вечер к императрице Марии Федоровне, приехал он, не имея на себе Андреевской звезды, алмазами украшенной. Императрица шутя ему о том заметила. «Mes diamants, madame, – сказал он, – s'excusent de ne pouvoir se presenter a V. M. lis sont engages utile urs»[1].
Когда-то при нем разговорился я с кем-то о драматических переводах. Он вслушался и перебил нашу речь: «Переводите все, что вам угодно, и Расина и Вольтера, только, прошу покорно, не переводите на меня долгов: у меня и своих довольно».
Нисколько не желая оскорбить память любезного человека и задеть укором гражданскую честность его, можно себе, однако же, дозволить вопрос: при такой личной расточительности и при таком презрительном взгляде на презренный металл, мог ли он быть способен соблюдать казенные интересы до скряжничества и до оскорбления человека, которого дарование и драматические заслуги дол-ясен он был уважать, и, без сомнения, уважал?
Два представления «Поликсены» принесли 1846 р. 25 коп. Что стоило бы Театральной дирекции дать еще два-три представления, чтобы выручкою недостающих 1153 р. 75 к. доколотить эту несчастную сумму, не превышающую 3000 рублей? Мы видим из писем Озерова к А. Н. Оленину, как заботливо и болезненно хлопотал он о ней: разумеется, не из корысти и алчности к деньгам, а, вероятно, из авторского сознания и личного достоинства. Помним, что в то время еще разыгрывались трагедии Княжнина, например «Дидона». Содержание ее также взято из классической древности и не могло иметь для зрителей современную заманчивость. О художественном превосходстве над нею «Поликсены» и говорить нечего.