Сосновка
Поразительно, но даже в наш прагматичный век по матушке Земле бродят полчища наивных людей. Жить в построенном своими руками красивом ларце, в котором бушуют сказочные фантазии, – это ли не удовольствие? Очень часто такие люди причисляют себя к отпетым реалистам, и никто не способен убедить их, что они заблуждаются. Никто, кроме самой жизни. Правда, прозрение бывает иногда болезненным. Но вскоре все забывается, и потерпевший вновь становится очарованным странником.
У Сергея, как и у многих, было свое увлечение, если не сказать страсть. Тайна шахматной игры – вот что тревожило его ум. Работа, домашние дела – все отходило на задний план, как только он начинал думать о шахматах. Жизнь обычного человека мало таит в себе разнообразия. Назовите ее кругом, квадратом или как-нибудь еще, главное, что она замкнута: работа, дом, хозяйственные дела, мелкие ссоры, телевизор, сон. И так день за днем.
Если бы не шахматы, Сергея вряд ли бы угнетало такое положение вещей – рутина есть рутина. Однако тайная страсть диктовала свои условия. Тайком от родственников, экономя на обедах, он давно скупал шахматную литературу. А затем, когда по ночам, а когда и на работе продирался сквозь бесчисленные варианты, комбинации, позиции и бог знает через что еще. И вот наступил момент, когда он уже не мог оставаться в одиночестве. Он готов был лопнуть от полученных знаний и рвался в бой. Однако с партнерами оказалась просто беда – он не мог их нигде найти.
Сергей, наконец, решил поделиться своей проблемой со старым знакомым и попросить совета. Тот ответил как отрезал: «Сережа, ты что, идиот? Предлагаешь переставлять деревянные фигурки, теряя драгоценное время! Оглянись, сейчас все торопятся деньги делать. Может, и найдешь какого-нибудь полоумного пенсионера на скамеечке в парке, да и то вряд ли. Пенсионеры нынче бутылки собирают, им некогда. Очнись, Капабланка!»
Сергей совсем пригорюнился, но шахматные книги упорно продолжал читать.
Однажды в полдень он вместе с коллегами обедал в лаборатории одного из богом забытых НИИ. Сергей с отвращением поглощал дежурный бутерброд с докторской колбасой, когда услышал слова, заставившие его вздрогнуть:
– Представляете, гуляем вчера с внуком в парке, выходим на полянку и видим: за длинным столом неподвижно сидят сгорбленные люди, как окаменевшие, и ни на что не реагируют.
– Пьяные, что ли? – усталым голосом спросила пожилая сотрудница.
– Нет, они играли.
– Во что?
Кто-то из коллег усмехнулся.
– В карты, наверное, – во что еще сейчас могут играть?
– Нет, вот тут, батенька, вы ошибаетесь: они играли в шахматы. Хотя не буду утверждать со стопроцентной гарантией, но, по-моему, на деньги, как в карты.
– Этого не может быть, – тихо сказал Сергей.
– Почему же не может?
– В шахматы на деньги не играют, – обычно неуверенный голос Сергея сейчас звучал твердо.
– Друг мой, это раньше не играли, а теперь… – Седой сотрудник, который и затеял весь разговор, махнул рукой.
– Шахматы – это королевская, благородная игра, и играют в нее благородные люди, – горячился Сергей, он был не похож на самого себя.
– Сережа, осторожнее! Вы пролили мне на халат весь чай, так же нельзя!
– Простите, Эльвира Петровна, я сейчас все подотру.
Сразу после окончания обеденного перерыва Сергей робко постучался в кабинет седого коллеги.
– Александр Александрович, извините, но я хотел бы уточнить…
– Что именно, Сережа?
– А где все происходило?
– Что происходило?
– Ну вы с внуком гуляли, шахматы…
– А, ты об этом. В Сосновке, Сережа, в Сосновке, знаешь, такой большой парк у озера.
– Знаю, конечно знаю! Спасибо большое, Александр Александрович!
– Э! Да ты поосторожней там!
Сергей вылетел из кабинета, не расслышав последней реплики, на его лице светилась улыбка.
А радоваться было чему. Парк находился недалеко от его дома. Скоро суббота. Прихватив заветный комплект деревянных любимцев, он под любым предлогом отправится на поиски сказочной полянки. И никто, никто не сможет его остановить.
Ближайшие дни прошли в ожидании. По ночам он долго лежал с открытыми глазами. Он видел себя окруженным седовласыми старцами, глаза которых источали ум и благородство. Он слышал их одобрительные, а иногда и восхищенные возгласы по поводу его игры. Он нисколько не сомневался в их беззаветной преданности шахматам и ясно себе представлял, что заканчиваться их встречи будут углубленным, совместным разбором партий великих Алехина, Ласкера, Фишера, Каспарова. «Нет, не зря я изучаю эту прекрасную игру, скоро я окажусь в кругу единомышленников», – обычно это была последняя, ускользающая мысль, глаза закрывались, и благостный сон поглощал Сергея.
Как просто оказалось добраться до парка и как непросто – до заветного места! Сергей уже битый час плутал по еле заметным тропинкам, окруженным высоким, колючим кустарником и могучими деревьями. Нетерпение росло. Неприятный осадок оставила случайная встреча, когда из зарослей вдруг выплыла милицейская фуражка, ее обладатель с трудом держался на ногах. На вежливый вопрос Сергея о местонахождении шахматистов фуражка разразилась междометиями и хохотом. Сергей был поражен. «Когда же я найду своих друзей-единомышленников?!»
Наконец его усилия были вознаграждены. Кустарники расступились, и он вышел на большую поляну, окруженную стройными соснами. Солнечные лучи желтыми, теплыми озерами разливались по изумрудной траве. Тихий, безветренный день казалось, был создан для осуществления планов Сергея.
Он оглянулся и сразу удивился, когда увидел длинные ряды почерневших, покосившихся столов, покрытых пластинами бугристого металла, похожего на цинк. «Господи, как в морге», – мелькнула неприятная ассоциация. Скамейки вдоль столов были узкими, неудобными и местами прогнившими. На них ютились люди самого разного возраста. Какая-то неопрятность и неприкаянность сквозили в их одежде, позах и взглядах. «Странно, – подумал Сергей, – но они сильно отличаются от старцев, которых я надеялся здесь встретить». Приблизившись к одному из столов, но не успев еще ничего разглядеть, он вдруг услышал резкий голос, который заставил его вздрогнуть:
– Рыба, Жора! Все, мать твою. Ты проиграл, беги за пузырем!
«Боже мой, не могут так шахматисты разговаривать, и при чем тут рыба?!» Но спустя мгновение Сергей немного успокоился – он увидел, что эти люди играли вовсе не в шахматы: по столу были разбросаны костяшки домино.
Сергей поспешно отошел в сторону, повернул голову и увидел на краю поляны покосившееся деревянное строение, напоминавшее то ли шатер, то ли беседку. «Вот оно!» – надежда снова заполнила его. Поднявшись по ступенькам, он невольно вскрикнул – его нога провалилась через подгнившую доску. В строении не было окон, и его заполнял полумрак. Приглядевшись, Сергей начал различать размытые, изогнутые тени. Отовсюду слышалась нечленораздельная речь, то и дело прерываемая взрывами громкого хохота. Многое из того, что говорилось, Сергей не в силах был понять:
– Черви, крести… Не жульничай, падла, сейчас получишь в пятак! Кто играет семь бубен… Наливай, Вася, эй, куда ты дел сырок?!
Сергей пулей выскочил из шатра и отбежал на противоположный край поляны. «Но где же шахматисты?!» – в отчаянии прошептал он.
Повертев головой, наконец он заметил двух стариков с красными воспаленными глазами и волосами, похожими на серую свалявшуюся паклю. Когда он приблизился, его поразило, что они склонились не над шахматной доской, а над куском грязной клеенки, расчерченной от руки на черные и белые квадраты. Играющие находились в окружении нескольких любопытствующих.
После некоторого размышления Сергей тихо произнес:
– Извините, не желаете сыграть партию?
Ему никто не ответил. Под обстрелом хмурых взглядов он окончательно смутился. Наконец послышался резкий голос:
– У тебя шахматы есть?
Сергей начал торопливо раскрывать полиэтиленовый пакет, но делал это долго, пальцы слушались его плохо.
– Ладно, пойдем.
Соперник попался серьезный, Сергей то и дело отвлекался и вскоре проиграл. Обрадовался он только тому, что с него не потребовали денег. Перед игрой об условиях он спросить постеснялся. Но помнил о предупреждении коллеги по работе. Пронесло!
Сергей приободрился, начал оглядываться по сторонам и не заметил, как напротив него присел человек. Видит Бог, странный человек. Но вполне в духе той компании, что населяла эту полянку. Маленького роста, худой, в старых-пре-старых дырявых джинсах, с нечесаными волосами и с застывшей улыбочкой на узком лице.
– Играешь?
У Сергея от неожиданности дернулась голова.
– Если хотите, да, конечно.
Загадав цвет, они начали игру. Противник постоянно отпускал глуповатые шуточки и сам же над ними смеялся каким-то странным шипящим смехом. Сергей тоже улыбался, он боялся обидеть человека, хотя ничего смешного в этих прибаутках не находил.
Сергей опять много отвлекался и проиграл две партии подряд. Дальше он заметил, что его противник начал нервничать и постоянно поглядывать в сторону сарая-шатра, в котором весело проводили время картежники. Еще немного помучившись, во время третьей партии он внезапно перегнулся через стол и зашептал в ухо ошарашенного Сергея:
– Мужик, ты немного не добавишь? Там, – он мотнул головой в сторону шатра, – можно спиртика купить. Не-не, ты не бойся, качественный продукт, пока никто не ослеп, не оглох. Давай я нам на двоих забабахаю. Там недорого берут, мне и не хватает-то ерунды – всего рублей пятнадцать-двадцать.
Сергей невольно отпрянул, но тут же об этом пожалел – вдруг он обидел этим человека. Чтобы сгладить неловкую паузу, он суетливо полез в карман, вытащил пятидесятирублевую купюру и протянул ее со словами:
– Возьмите, пожалуйста, только мне ничего не надо, я спирт не пью, иногда, бывает, пиво…
– Так давай я тебе пива достану.
– Нет-нет, пожалуйста, не надо, когда я играю в шахматы…
Договорить он не успел – банкнота исчезла из его руки и он остался один на один с недоигранной партией.
Прошло много времени, человек не появлялся и Сергею вдруг все стало ясно. «Вот для чего я ему был нужен, шахматы – это просто прикрытие. Господи, какой примитив! Весь сыр-бор только для того чтобы набить свое брюхо дрянным спиртом. Я же, дурак, надеялся встретить тут совсем других людей». Сергей тупо смотрел на деревянные фигурки, ничего не замечая вокруг.
Очнулся, когда увидел, что напротив него садится новый игрок. На нем красовался довольно сносный пиджак в крупную клетку, но практически отсутствовали штаны. Вместо них в виде лохмотьев свисали то ли шорты, то ли трусы. «Интересно, как он в таких трусах ходит по городу?» – начал было размышлять Сергей, но тут же и прекратил. Он просто перестал уже чему-либо удивляться. «Без штанов соперник – так без штанов!»
Партия с этим человеком получилась непростой и увлекательной. Ни на что больше не отвлекаясь, он полностью в нее погрузился.
Внезапно какое-то странное, тревожное чувство проникло в сознание Сергея. Ощущалась какая-то неловкость. Вначале он ничего не понял, но вскоре все стало ясно. Он почувствовал тяжесть в правом кармане своей куртки. Скосил глаз – так и есть, в кармане находилась чья-то рука. «Какая низость!
Воровать у своего собрата-шахматиста! Что ж тут за люди такие собрались!» От возмущения и отчаяния у Сергея внутри все трепетало.
– Что вы делаете?! Попросили, я бы вам еще денег дал. – Обернувшись, Сергей увидел, что это тот самый тип, который пропал с его полтинником.
Больше всего его поразило, что вор, будучи пойманным, и не думал вынимать руку из его кармана.
– Не, мужик, ты не беспокойся, я не того, ты не подумай…
– А что тут думать! – Сергей впервые повысил голос.
– Не, мужик, это я сдачу с полтинника принес и решил положить ее тебе в карман.
Сергей оторопел. Он ожидал какого угодно поворота, но только не такого. Действительно, позже он обнаружил в своем кармане пятнадцать рублей и нетронутый кошелек.
Дорогу из парка Сергей искал очень долго. Все так же ласково светило солнце, так же весело щебетали птицы, так же неторопливо мамаши катали в колясках своих детей по аллеям. И вообще ничего не изменилось за те три часа, что Сергей провел в Сосновке. Ничего, кроме самой головы чудака. Просто в ней одной иллюзией стало меньше и одной неразрешимой загадкой больше. А окружающий мир? Он остался прежним.
Бомж. Лунная соната
Как же я люблю места, в которых меня никто не знает! Пусть будет вокруг многолюдно, пусть все смеются и разговаривают, пусть дети визжат и носятся как угорелые. Я их не боюсь, потому что все они незнакомые люди. Никто из них не подойдет и не хлопнет меня по плечу, не обнимет и, главное, не заведет беседу, наполненную житейскими банальностями. На такое способны только друзья и знакомые. Тут же вся суета, все шумы воспринимаются как фон и не требуют ответной реакции. Нет нужды отвечать на вопросы: «Как дела, чем занимаешься, сколько зарабатываешь, не изменяет ли жена?» И так до бесконечности. Среди незнакомых ты можешь сосредоточиться и полностью уйти в себя. Возникает блаженное чувство защищенности.
В тот июньский день я находился в Крыму. Расположился на своей любимой скамейке в парке Дома творчества писателей. И моего Дома тоже, поскольку я писатель. На коленях у меня лежал блокнот, а в руке застыла шариковая ручка. Настал волнующий и ответственный момент, когда перо коснется бумаги и по ней запляшут неровные цепочки букв.
Оглядевшись, перед тем как начать, я вдруг понял, что этот день запомню надолго. Все казалось мне несбыточным идеалом. Нежаркое солнце бликами пробивалось сквозь листву деревьев
и светлыми лужицами ложилось около ног. Напротив скамейки располагалась клумба с диковинными южными растениями. Клумбу окружали еще несколько скамеек, и, о счастье, сейчас они были пусты. Стояла тишина, нарушаемая лишь равномерным рокотом прибоя. Мысленно я произнес затертое: «Остановись, мгновение».
Перо коснулось бумаги, и я тут же оказался вдали от этого благословенного места – среди своих героев и холодных снегов Петербурга. Вообще, я твердо убежден: если хочешь написать что-то стоящее, ты должен явственно видеть описываемые картины. Находиться среди своих героев, переживать вместе с ними, буквально дотрагиваться до них. Только тогда ты сможешь захватить читателя своим повествованием. Иначе получится схема, метафизика, одни скучные нравоучения, и ничего больше.
Я не знаю, сколько прошло времени, но когда я очнулся, окружающая меня картина изменилась кардинальным образом. На скамейке по другую сторону клумбы сидел человек. К сожалению, до боли знакомый типаж. Сомнений никаких не было, по всем внешним признакам – классический вариант бомжа, вернее, южного бомжа. Его коренастый торс покрывала ветхая майка, испещрённая мириадами дырок, сквозь которые виднелась грудь, ее черноте мог бы позавидовать любой коренной африканец. Выбеленные солнцем ниспадающие космы обрамляли морщинистое лицо, на котором отсутствовала печать возраста. Ветхость его шорт и сандалий не поддавалась описанию. Рядом со скамейкой лежал большой холщовый мешок, в котором наверняка покоилось все незатейливое имущество хозяина.
Все, точка. На сегодня придется заканчивать. Сейчас последует весь классический набор: «Мужик, закурить не найдется? Слушай, на бухло немного не добавишь? А может, вместе, у меня огурец имеется. Давай, не жадничай, солнце-то всех одинаково греет». И так до бесконечности, пока не получит желаемого.
Я уже было начал складывать в свой полиэтиленовый мешок блокнот и письменные принадлежности, как вдруг услышал за спиной:
– Чего расселся, вали отсюда, загорай в другом месте!
Я резко обернулся. Позади меня высилась человеческая глыба. Необъятное круглое лицо обрамляли загнутые вверх усы. «Ну чем не Портос из “Трех мушкетеров”»? – Невольно подумал я. Круглый живот выпирал из-под красной, выцветшей майки. Его руки обвивали кольца черного шланга. Это был местный садовник, которого я и раньше видел в парке.
– Это вы мне? – озадаченно спросил я.
– Да зачем вам, вы пейзаж не портите. Это я вот к этому доходяге обращаюсь.
Доходяга спокойно, с задумчивостью посмотрел на садовника.
– А что, я сильно мешаю? – спросил он абсолютно трезвым голосом, в котором слышалась насмешка.
– Сильно, не сильно, но после таких, как ты, полдня убирать приходится.
– Не волнуйся, после меня не придется, я скоро продолжу свой путь.
Непроизвольно, по-писательски, я отметил его правильную речь, незлобивость и какую-то философскую отстраненность, качества, которые нечасто встречаются у людей такого сорта.
Отсутствие агрессии успокоило садовника, и его внимание переключилось на меня.
– А вы все пишете. Уж сколько раз наблюдал, как по блокноту пером водите.
– Вожу, – рассмеялся я, – видно, судьба моя такая.
– А чего, письма пишете иль, может, вы ученый какой?
– Можно сказать и письма, только для потомков.
– Это сложно как-то, а я вам скажу: бросайте, пустая трата времени. Есть занятие куда интереснее.
При этих словах я обратил внимание, как изменилось выражение лица садовника. Оно стало мечтательным, его озарила печать вдохновения. Ему уже не было никакого дела до бомжа, да и я перестал для него существовать.
– Интересно.
– Не то слово! Вы с компьютером дружите, какие у вас с ним отношения?
– Да как у большинства – примитивные, обычный пользователь.
– А этого уже достаточно. Я тоже пользователь, не программист. О «Стратегии» слыхали?
– В каком смысле?
– Игра есть такая, сейчас самая топовая в мире.
– Что-то слышал краем уха, но сам я играю только в шахматы. Королевская игра – в ней и стратегия, и тактика, в ней все, как в жизни.
– Плюньте и забудьте. В «Стратегии», о которой я говорю, лучше, чем в жизни, много лучше. – При этих словах глаза садовника мечтательно устремились в синее небо.
– А чем же лучше? – озадаченно спросил я.
– Посмотрите на меня. С проклятым шлангом, из которого еле капает вода, целый день бегаю по парку. Мусор, как последняя дворняга, в совок наметаю. Какие-то жухлые саженцы в землю вкапываю, а они ни хрена приживаться не хотят, сколько их ни поливай. И за все за это только ругательства и пинки получаю от местной комендантши. Злющая баба, большого начальника из себя корчит. И сношу все. А куда денешься? Местный я, из Щебетовки. Образование плохое, другой работы не найти.
Я с грустью смотрел на садовника и машинально кивал головой. Вдруг облик моего собеседника кардинально изменился. Он откинул в сторону ненавистный шланг, несмотря на свою грузность, стал подтянутым, а глаза его начали светиться.
– Возвращаюсь я вечером на скрипучем автобусе домой. В моей хибаре никого. Жена несколько лет назад махнула рукой, сказав: «С тебя, как с козла молока». С тех пор я ее не видел. Но я не грущу, потому что знаю: на столе в углу комнаты меня ждет друг. Мой единственный друг на всем белом свете. А зовут его Асус. Это ноутбук фирмы с таким именем, может быть, знаете. Я его называю Аси-ком. Чайку попью, кнопочку нажму – и озарится теплым светом экран Асика. И продолжу я играть в великую, бесконечную игру «Стратегию».
– Да чем же она так от других компьютерных игр отличается?
– Да тем и отличается, что в ней я свой мир построить могу, свое государство с только мне подчиняющейся армией и полицией. Все градоначальники в этой стране передо мной на коленях ползать будут, пощаду вымаливать, если вдруг меня ослушаются. Чуете? Я в этом государстве царь и Бог!
– Пустое все это, брат, – неожиданно последовала реплика бомжа.
Его прозрачные глаза лучились каким-то загадочным светом, а губы искривились в легкой усмешке. В его сторону начал медленно поворачиваться грузный садовник. Пальцы рук садовника постепенно сжимались в кулаки.
– Что ты сказал?
– Пустое, ерунда.
– А ты играл когда-нибудь в эту игру?
– Как я мог играть, у меня и компьютера отродясь не было.
– А чего встреваешь тогда?! Чего болтаешь о том, чего не знаешь? Помалкивай лучше, пока не выгнал.
– Ты не злись, – примирительным тоном ответил бомж, – я ведь не об игре, я о жизни говорю.
– О какой жизни? – не понял садовник.
– О натуральной. Быть начальником всея и всех, брат, – это самая неблагодарная и тяжкая ноша. Рабская, я бы сказал. Любой нищий счастливее такого начальника.
После этих слов я впился глазами в бомжа и весь превратился в слух. Окружающий мир перестал для меня существовать.
– Почему же рабская, полоумный? Что ты несешь? Наоборот, меня окружают рабы. Все мне подчиняются – хочу казню, хочу милую!
– Это тебе только кажется, садовник. Сам подумай: даже если у тебя в подчинении всего один человек, то ты невольно попадаешь от него в зависимость.
– Ты что, пьян? Ведь бред несешь.
– А как иначе? Во-первых, он будет следить за каждым твоим шагом, а во-вторых, ненавидеть тебя, не показывая виду. Это в природе человека. Подтверждение моей правоты найдешь в своем отношении к начальнице – комендантше. Не следишь ли ты за ней исподтишка, любишь ли ее? Можешь не отвечать. И еще. Даже если ты всесильный, что за радость властвовать над массами забитых, в большинстве своем убогих людей? Или просто сладко возвышаться в собственных глазах, унижая более слабых и беззащитных?
Мне показалось, что воинственный садовник на мгновение осекся. На его лбу выступили рельефные морщины, свидетельствующие об усиленной мыслительной деятельности. Как и следовало ожидать, минутная слабость быстро сменилась порывом агрессии.
– Ну конечно, убогий, вот тебе можно позавидовать. Ты у нас не начальник, и якобы ни от кого не зависишь. Да ты самое зависимое существо на земле! Попрошайка! Дай денежку, дай объедки, дай закурить, дай выпить! Постоянно от милости людской зависишь. Не надоело? По мне так лучше кондуктором распоследним пойти работать или, как я, со шлангом дырявым трепыхаться.
При последних словах он с ненавистью пнул ногой свернувшийся кольцами шланг.
– А вот тут ты, брат, сильно ошибаешься, по крайней мере насчет меня. – Голос бомжа был удивительно спокойным, а взгляд казался умиротворенным и отрешенным. – Я просто бреду по земле. Никогда ничего ни у кого не прошу. Да, пропитание часто приходится добывать на помойках.
Иногда помогаю – например, старушке какой-нибудь починю забор или печь. Но и в этом случае ничего не прошу за труды. Воздаст чем – спасибо, а нет – и не надо, дальше продолжу свой путь.
В этот момент из окон одного из корпусов донеслась музыка. Не из радио или проигрывателя. Она полилась из-под клавиш неведомого пианиста. Даже я, лишенный музыкального слуха, мгновенно ее узнал. Тихий, солнечный парк заполнялся «Лунной сонатой».
Лицо садовника озарилось недоброй усмешкой.
– Ну хорошо, а если помоек не найдешь, или пусты они будут, и не воздаст тебе никто за твои труды, что делать будешь?
– Ничего, умру. Но просить у людей никогда не стану.
– Это почему же?
– Слишком хорошо знаю им цену.
Садовник не ожидал такого ответа и явно был сбит с толку.
– Значит, так просто бредешь по земле, без семьи, без друзей, без привязанностей?
– Точно, брат, подметил. Хотя одна привязанность у меня есть. Это больше чем привязанность. Она вмещает в себя все: и жену, и детей, и друзей. Имя ей – одиночество. Нет ничего слаще, чем ни от кого не зависеть, никому не принадлежать, никем не командовать, никому не подчиняться.
Каждое слово бомжа глубоко западало в душу. Мне эти слова почему-то казались сродни прекрасным звукам, которые не переставая лились из открытого окна и являли собой само совершенство – бессмертную мелодию Бетховенской «Лунной сонаты».
Садовник молчал. А бомж подхватил холщовый мешок со своими нехитрыми пожитками и начал медленно подниматься, намереваясь продолжить свой бесконечный путь.
И тут, доселе молчавший, я спросил у него:
– А в Бога вы веруете?
– Только в Него и верую. Он – единственная истина во Вселенной. Все остальное – преходящая суета.
Насквозь прокаленный солнцем человек побрел в сторону моря и гор.