Это же просто мышки – маленькие и безобидные!
Мыши словно почувствовали, что змеи ушли. Теперь они появлялись везде, и Милица визжала и тряслась, а ее крики, наверное, уже переполошили весь чрезвычайный блок от готовых к любым неожиданностям десантников до координатора. Любопытно, как бы десантники отреагировали на такую угрозу. Расстреляли мышей или принудительно успокоили паникершу?
Милице, наверное, следует обратиться к специалистам, кроме герпетофобии у нее, оказывается, есть еще мусофобия, она же мурофобия, земмифобия, сурифобия… Названия в разных научных школах – разные, но суть одна: боязнь мышей и крыс.
Ладно бы крысы. Но – мыши?! Они безобидны и совершенно не опасны, кусают лишь при угрозе, когда защищают себя и свое потомство. В прежние времена мыши могли заразить еду, человек оставался голодным, отсюда тянувшаяся тысячелетиями нетерпимость к маленьким соседям. Когда свирепствовала чума, часть вины действительно лежала на мышах. Правда, другая часть, несоразмерно большая – на самом человеке, не соблюдавшем элементарных норм гигиены. Если мыться два раза в жизни, при рождении и смерти, если туалеты делать в окошках и специальных балкончиках, чтобы гадить не дома, а на улицу, куда, под свои же окна, выбрасывать и прочие отходы, и если поедание чеснока и походы в баню объявлять грехом – тогда да, во всем можно обвинить мышей, а от желтого или коричневого дождика спасут широкополые шляпы – шикарное изобретение «цивилизации» того времени. А средством от вони, опять же, считалось не мытье, а перебивавшие любой запах мощные духи. Вплоть по двадцать первый век подобной же логикой пользовались при лечении болезней – таблетками от последствий вместо вызванного неправильной жизнью искоренения причин. Хорошо, что в этом мышей уже не обвиняли. Винили кошек и собак. От них, дескать, повальные ринит и аллергия, а не от химии в продуктах и воздухе и не от малоподвижного образа жизни.
Андрей читал, что при запахе мужчин мыши испытывают стресс, а при женщинах ведут себя смелее, это доказали исследования. В другой научной работе то ли в шутку, то ли всерьез, но кто-то из ученых объяснял женскую боязнь мышей генетической памятью: в доисторические времена, дескать, мужчины днем уходили на охоту, и из нор появлялись пещерные мыши – размером с собаку, а то и с доброго пони. Скелеты предков нынешних грызунов найдены давным-давно, внешний вид восстановлен. Честно говоря – жуткие чудища. Они нападали на женщин, а с мужчинами, из-за особенностей распорядка дня, не встречались. А если встречались, то передать сделанные выводы потомкам уже не могли. Сейчас, глядя на истерику Милицы, объяснимую лишь первобытными инстинктами, Андрей допускал что угодно, даже кровожадных мышей-лошадей с гендерными предпочтениями.
Недалеко от края поселка Милица задрыгала ногами и взвыла: впереди, на границе работы пугача, копошились гадюки, облизываясь от количества появившейся на виду осмелевшей добычи.
Андрей свернул к реке. На берегу он хотел остановиться, но Милица в ужасе сместилась вперед, центр тяжести нарушился, и два тела с брызгами и очередной партией девичьих воплей рухнули в воду.
Вечерело. Солнце садилось, тени стали не просто длинными, а нескончаемыми и вездесущими. В небе парили любопытные птерики – не понимали, что делают люди.
Все это Андрей успел заметить, когда поднялся, всклокоченный и обтекающий, и в самоочистившихся очках увидел вспыхнувший сигнал вызова.
Он переглянулся со вставшей рядом, такой же растерянной, растрепанной и мокрой Милицей: вызов для обоих оказался общим.
На связи был Миша Зайцев, сын Максима Максимовича. Его свадьбу Андрей не застал – к тому времени уже работал в Кунгурском филиале, но был наслышан.
– Привет. – Миша удивленно хлопнул ресницами, челюсть поехала вниз: – А что это вы делаете?
– Купаемся, – несколько резко выдал Андрей первое, что пришло в голову.
Ответ оказался неверным.
– А почему в одежде? – спросил Миша.
– Проводим эксперимент, – уточнила внезапно успокоившаяся напарница и перевела разговор на собеседника – людям в первую очередь интересны они сами. – Ты какими судьбами?
Миша легко купился на столь нехитрый прием.
– Не поверите: скоро увидимся. Я лечу в поселок, через полчаса буду у вас. Вышлите мне птерика, а то чрезвычайщики не пускают в закрытую зону лишний транспорт и чужих животных
Миша улыбался, но улыбка вышла натянутой, глаза глядели грустно.
Нуля вытащили из его уютного логова. Причина для этого должна быть весомой. До сих пор в реальном мире Миша путешествовал всего дважды: уехал на учебу, где и остался жить, и ненадолго возвращался, чтобы отметить с родителями собственную свадьбу. Произошло что-то сравнимое с этими событиями. Что?
Андрей не успел спросить, Миша обратился к Милице:
– Йенс через меня интересуется: ты на него обиделась? Как сможешь, свяжись с ним, пожалуйста, больно смотреть, как он тоскует и переживает. Сейчас такое творится, что у него, в районе Рапануи, наверное, самое безопасное место на планете— ни одного немешарика на много тысяч километров в любую сторону.
Андрей почувствовал, что тело стало невесомым. Душа обратилась кусочек льда.
У напарницы, оказывается, есть молодой человек. Видимо, поссорились, и тот уехал. «Милые бранятся – только тешатся», – говорит народная мудрость. Что будет потом – легко представить. Примирение, бурная встреча, свадьба…
Нужно срочно изобрести и распечатать губозакатыватель. У девушки есть жених, и теперь можно сказать со стопроцентной уверенностью, что невероятный сон был именно сном.
– Даже представить не могу, что заставило нуля покинуть свою комнату и молодую жену, – выдавил Андрей.
Миша повернул к нему голову и развел руками:
– Нужно кое-что проверить, затем буду готовить поселок к ликвидации – меня, как местного жителя, назначили ответственным.
– Птерик уже летит на твою метку, – сообщила Милица.
– Спасибо. Сейчас меня подбросят ближе к зоне эвакуации, и скоро буду у вас.
Миша отключился.
Он приехал ликвидировать поселок. «Беда не приходит одна», – всплыла в мозгу очередная народная мудрость. Что ж, завершить размышление на общие темы стоит еще одним народно-мудрым перлом: «Человек крепок задним умом». Знать бы обо всем заранее…
Андрей подал Милице знак, что некоторое время будет занят, и вызвал дежурного оператора:
– Я хотел бы поговорить с Гаврилой Ивановичем. Это возможно?
– Причина обращения?
– Для успешного продолжения следственного эксперимента мне требуется консультация координатора.
– Если вас не устраивает уровень оператора, могу соединить с диспетчером.
Андрей перебил:
– Гаврила Иванович лично посылал нас на это задание, и я хочу проконсультироваться именно с ним.
– Хорошо, я узнаю, сможет ли координатор выйти с вами на связь.
Оператор отключился, а через несколько секунд его место перед глазами Андрея занял Кривов.
– Чем могу помочь? Впрочем, сначала встречный вопрос. У вас были ночью какие-нибудь видения или странные сны?
Андрей, открывший рот, чтобы спрашивать, так и застыл. Если сон был сном – откуда такой интерес?!
Отвечать вслух при напарнице он не решился и движениями глаз набрал текстовое сообщение:
«Мне приснилось, что я ходил к Милице, и мы обнимались».
Слова координатора она не слышала, и это хорошо, потому что его любопытство по отношению к ночному видению не закончилось:
– Сон был очень ярким и не забылся? Можешь писать, я понимаю причину, ответы слишком интимны.
«Он остался как воспоминание из жизни. Но сон был именно сном, в этом я уверен».
– Раньше ничего подобного не снилось?
– Никогда. Постойте. – Андрей понял направление расспросов. – Хотите сказать, что в поселке происходят мистические явления? – И он спросил не то, ради чего связывался, но тоже давно мучившее: – Гаврила Иванович, вы верите в привидения?
– Замените термин на более наукообразный, характеризующий явление в принятых ученым сообществом категориях, и я отвечу, что верю. Я допускаю существование всего непознанного и отрицаю непознаваемое. Вопрос, как полагаю, связан с нашим отказом расследовать движение в окне лаборатории? Никто не спорит, что движение в окне было, есть подтверждающая запись. Но. – Кривов поднял указательный палец. – Даю гарантию, что неприятностей с этой стороны ждать не стоит, мы знаем, что произошло, но, к сожалению, данная информация для вас временно не предназначена. Приношу извинения и обещаю сообщить все вас интересующее сразу по завершении следственного эксперимента.
Чувствуя, что координатор сейчас отключится, Андрей вбросил главное:
– Если мы с Милицей ничего не обнаружим, и если с нами не случится ничего, что позволит решить проблему – вы уничтожите Центр и все живые дома на обеих планетах?
Гаврила Иванович почесал нос. Он молчал, но опущенный взгляд обрисовал будущее лучше всякого ответа. Немешарики обречены.
Андрей нарушил молчание:
– Я не верю, что в случившемся виновны живые дома.
– Мы тоже, но это ничего не значит. Борьба с угрозой глобального масштаба – не предмет веры.
– Я хочу обратиться к правительству.
– Вы вправе это сделать, но давайте посмотрим, как и что в этом случае произойдет. Правительство состоит из четырех блоков. Куда вы обратитесь?
– Дело касается чрезвычайных событий; значит, к вам. Но если чрезвычайный блок будет против, то…
– Мы не «за» и не «против», мы всегда за безопасность. Ответ будет такой: моральный императив «относиться к другому как к себе» требует, чтобы любую агрессию пресекли, а нападающего уничтожили. Представим отвлеченную ситуацию: у человечества «поехала крыша», и оно зачем-то напало на неких соседей. Допустим, что такие соседи имеются. Как думаете, они примут меры против нас или будут молча наблюдать за собственным истреблением? Так же и наши законы нравственности требуют, чтобы мы дали отпор. Инстинкт выживания заставит бросить все силы, чтобы уничтожить угрозу.
– Вы говорите об угрозе извне. Это фигурально, или вам что-то известно?
– Я говорю образно, но вкладываю широкий смысл. Немешарики – создания людей, но они могут стать… или уже стали проводниками чужой воли. Или собственной, о которой их создатели не догадывались. Доказательств нет, но если произойдет новая трагедия, доказательства никому не понадобятся. Задача чрезвычайного блока – предотвратить возможную беду. Нам нужен результат. На первом этапе, не зная кукловодов, мы будем бороться с марионетками, то есть с видимым врагом. Вы собирались обратиться к правительству? Считайте, что обратились, и я, как глава чрезвычайного блока, дал ответ: враг должен быть уничтожен, а единственный враг на сегодня – немешарики и другие создания Центра Перспективных Разработок.
С Андрея текло, он понимал, что внешний вид у него сейчас не лучший для переговоров с правительством о судьбах цивилизации, но собеседника это, кажется, не смущало. Скорее всего, тот видел в жизни и не такое, а допускал еще большее.
После небольшой паузы координатор вновь заговорил:
– Допустим, получив ответ, который вас не устроил, вы обратитесь в экономический блок. Там многие займут вашу сторону. Дескать, а как же? Вложено столько сил и средств, а эти злыдни-чрезвычайщики хотят уничтожить мечту… Но если выбирать между комфортом и безопасностью – что важнее? Экономисты привыкли смотреть на мир трезво. На первый взгляд, уничтожить результат многих трудов – невыгодно. А если угроза нависнет над всем человечеством? Повторюсь: выбор между комфортом и безопасностью однозначен, поэтому ответ экономистов тоже предсказуем.
Гаврила Иванович перевел дух. Андрей молчал.
– Далее. Научно-технический блок. Вы – ученый и должны представлять, что произойдет. Любое предложение по продолжению эксперимента с радостью выслушают, будут кивать, уточнять подробности и накидывать собственные идеи, но на основе прогнозов и расчетов примут решение о запрете такого эксперимента ввиду возможности множества жертв. Ну, и напоследок – духовный блок, он объединяет представителей образования и искусства, и все они от души ненавидят насильственные методы. Поэтому духовники могут колебаться в отношении решительных мер. Но, позвольте заметить, колебания будут касаться времени принятия мер, а не их сути. Когда на кону судьба мира, второстепенные мотивы уступают место главным, а основной среди них – инстинкт выживания популяции. В нашем случае, популяция – это все человечество. Теперь откиньте жалость и амбиции и представьте, что судьбу людей предоставили решать вам. Весь груз ответственности – на ваших плечах. Последствия возможной ошибки – на вашей совести. Теперь скажите: какое решение вы примете?
Глава 12. Милица
Змеи-мыши-ежики, новая любовь
Отправиться домой любым из предложенных способов, например, на руках или на птерике, она отказалась. Андрей ушел один – распечатать еще одно устройство, теперь для отпугивания мышей. Милица проводила его взглядом – мокрого, поникшего, ни капли не похожего на уверенного в себе и своих желаниях героя девичьих грез, который приходил во сне.
До последнего момента Андрей таким и был, но в один миг высокий красавец с осанкой гусара и залихватским чубом превратился в старика прежних веков: плечи ссутулились, лицо осунулось, руки опустились. Казалось, у Андрея не осталось никаких желаний. В душе что-то перегорело, из иногда поднимавшихся на Милицу глаз исчезли жадное восхищение и некий животный магнетизм, противиться которому она не могла и не хотела.
Разговор с координатором повлиял на Андрея очень сильно. Из того, что Милица услышала, стало понятно: Андрей хотел продлить эксперимент и даже обратился по этому поводу к правительству. Ответ Кривова сломал Андрея. С берега в поселок ушел опустошенный человек без идей, желаний и мечты.
А у Милицы мечта, наоборот, появилась. Все перевернул один день. Еще вчера она не подозревала, что живет на свете некий Андрей Сигал, что у него крепкие руки, добрые голубые глаза и сказочно нежные губы.
Стоп, про губы – это ей пригрезилось, этого не было. Вернее, было, но во сне. В таком же полуреальном, как недавняя «видео-притча» про речку и два океана.
Но не зря же приходил такой сон! Подсознание подало сигнал: приглядись, это же Он, тот самый, кого ты ждала, ждала по-настоящему!
Первоначально известие о том, что Максим Максимович исчез, ошеломило. Казалось, что жизнь кончилась. Но в день, когда кончилась одна, возникла другая.
В жизни Милицы появился Андрей.
Профессор исчез вместе с женой. А если немешарик на Марсе откроется, и Максим Максимович вернется? В том смысле, что вернется один, без Раисы Прохоровны?
А Милице это уже не нужно.
Пусть возвращается вместе с женой. Пусть всем будет хорошо и все будут счастливы.
Проснувшись сегодня утром, Милица первым делом просмотрела запись, как прошла ночь. Естественно, Андрей не приходил. А сон был очень правдоподобен.
И сны обязаны забываться. Не бывает, чтобы действие запомнилось отчетливо от начала до конца, со всеми чувствами, словами и нюансами. Двести лет назад разработали методику «управления снами» – на первый взгляд логичную, очень похожую на правду. Как проинформировал поток, многие пробовали заниматься по ней, и все разочаровались. Создатели методики советовали перед засыпанием думать на заданную тему, чтобы она всплыла в сновидении. Во сне требовалось понять, что это сон, и управлять им. На словах – все просто. А как узнать, что сон – это сон, как при отключенном распознавании бреда прийти к пониманию, что черное не может быть белым?
Ответ есть. Во сне все кажется нормальным, даже ненормальное. Достаточно определить что-то как ненормальное…
И как же сознание узнает его в том, что считает нормальным?
В сегодняшнем невероятном сне Милица проснулась… да-да, проснулась, такое во сне бывает часто. В общем, проснулась она от направленного на нее, спящую в своей комнате, прямого взгляда.
У кровати стоял Андрей. Он застыл с приоткрытым ртом и чуть разведенными руками, словно не понимал, как здесь оказался. Выражение лица не поддавалось описанию, со скоростью мысли на нем сменялись безрассудство, испуг, решимость, удивление, стыдливость, кураж, робость, мечтательность, любопытство, нежность… Взгляд, ошалелый, обескураженный, почти невменяемый, метался от остервенелого упоения собственной дерзостью до виноватой обреченности.
Внешне Андрей оказался очень привлекательным. Чувствовалась постоянная работа над телом, а не потуги стать совершенным, разово прибегая к телесной модификации. Фигура с непостижимой шириной плеч напоминала призовой кубок – треугольный, с круглой «крышечкой» головы. На животе, как из стальной решетки, выпирали кубики мышц, грудь и низ живота симпатично курчавились.
Чувство стыда, проснувшееся (да-да, это же сон во сне) одновременно с организмом, заставило оценить собственный вид. К нему претензий не возникло. Зеленый полог укрывал до верха груди, раскинутые над головой руки сделали круг и легли вдоль тела поверх одеяла, как бы запечатав его. Этим Милица, так сказать, бросила косточку господствующей морали. Но какое это имело значение, если незваный (ли?) гость пришел в своем естественном виде?
Уточнение про мнимую незваность вылетело внезапно, а в нем, как оказалось, крылась истина. На самом деле Милица хотела, чтобы Андрей пришел. Придти он не мог по определению, этого не допускали установившиеся в мире правила, и все же подсознание в желании счастья подбрасывало идеи, которые противоречили закону. О таком нельзя было сказать вслух. Но ведь про себя – можно? Вот и накаркала.
Если это каким-то непостижимым образом происходило наяву…
За следственным экспериментом следили чрезвычайщики. Ну и зрелище. И какой повод задуматься о Милице и Андрее как адекватных членах общества!
Чрезвычайщики не вмешались. Не дали сигнала, не намекнули на неправильность действий. Не видели? Уснули на посту?
Сон. Однозначно и бесповоротно. Хотя и невероятно.
А во сне…
Во сне возможно все.
– Чего ты хочешь? – Милица посмотрела прямо на Андрея.
Она знала, чего он хочет, ей нужно было услышать его голос, увидеть его желание, ощутить всеми фибрами и прочими, какие ни на есть, жабрами-абра-кадабрами.
– Я хочу тебя поцеловать.
Андрей сказал это просто, как единственную в мире истину. Никогда и никому Милица не позволила бы вести себя так.
Кроме Андрея.
Потом были еще слова, и…
Поцелуй.
Сон? Конечно. Но даже во сне переступать границы нельзя. «Один раз – не водолаз», – утверждала древняя поговорка, но она неправа, поэтому сгинула вместе с олицетворявшей себя моралью.
Милица отлипла от Андрея.
В его глазах бурлили те же мысли и сомнения. Выводы он сделал такие же. Но когда уходил, Милица не выдержала:
– Подожди!
Губы снова встретились.
Им было плохо друг без друга. Им требовалось быть вместе, отныне и навсегда.
Было или пригрезилось?
Конечно, пригрезилось, нет сомнений. Наяву она никогда так не поступит.
А во сне – поступила. Почему?
Знала, что это сон. Только поэтому.
Воспоминание о ночном сумасшествии навело на странные мысли. Что, если кто-то влез в сознание и теперь манипулирует теми, кто оказался в поселке? У Милицы – сны, у Андрея – привидения в окне.
Собственно, к движущимся фигурам, которых не видит техника, относятся оба явления. «Пока не выясним, что именно ты видел, пусть остается привидением», – сказала Милица. Андрея тоже смущало слово «привидение». Здравый смысл говорил, что привидений не существует, это продукт фантазии, востребованный литературой и визуальным искусством. Но что-то мистическое витало в воздухе.
Как на возможную причину, внутренний голос указывал на Вадима Геннадьевича. Мог ли Чайкин создать неких смыжей – живых существ с разумом или его зачатком по принципу птерика, заврюши или немешарика? Мог. Вадим Геннадьевич – такой человек, что он все сможет, если дать ему время и ресурсы.
Вспомнилась нашумевшая история. Недавно один «темный» – человек с несовременными взглядами – задумал незаконный опыт. Любые расчеты можно сделать в голове, на бумаге или в потоке. Первые два варианта по сравнению с третьим – как велосипед рядом с ракетой. Естественно, незадачливый экспериментатор воспользовался техникой. Алгоритмы потока вычислили его, и чрезвычайщики предотвратили нежелательные для человечества последствия еще на стадии идеи.
А можно ли довести дело до конца так, чтобы об этом не узнали?
Хороший вопрос. Будь на него положительный ответ, Милица поклялась бы, что концы истории нужно искать в работах Чайкина. Практика утверждала обратное, в результате мысли шарахались от инопланетного вторжения до веры в привидения.
Сверху донесся клекот, затем резкий каркающий вопль. Над головой птерик разевал пасть с граблями мелких зубов – это он так улыбался.
Теперь глаза глядели на модифицированное существо в опаской: а если и птерик что-нибудь отчебучит? Немешарики тоже казались безопасными, но чрезвычайный блок уверен – угроза существует. Нет причин не верить чрезвычайщикам, безопасность – их профессия.
Прибывший на птерике Мишка не стал спускаться, он приветственно махнул рукой и приземлился неподалеку, у своего бывшего дома.
Его комната беспрепятственно открылась. Признала хозяина. Открылись так же гостиная, где семья собиралась вместе, и оранжерея.
А комната родителей с исчезнувшей Раисой Прохоровной отделилась от остальной части немешарика и осталась непроницаемой.
***
– Мне поручили первым делом узнать, пропустит ли дом бывшего жильца, члена семьи, – объяснил Мишка.
Он пригласил Милицу и Андрея к себе и потчевал чаем с тортом по рецепту Максима Максимовича – украшенные водорослями и политые соком взбитые сладости таяли на глазах, поедать растворявшееся на воздухе яство требовалось ускоренным темпом, пока шедевр кулинарии не превратился в безумную смесь ингредиентов, ни формой, ни вкусом не напоминавших гениально сотворенное из них лакомство.
Андрей разогнал мышей новым пугачом, Милица переоделась в чистое и сухое, теперь они сидели за столом профессорского дома и ели торт.
Обстановке встречи старых знакомых настроение не соответствовало. Тусклый взгляд Андрея не отрывался от пола, Милица не знала, чем помочь, и просто ждала, пока что-то прояснится, Мишка бездумно раскачивался, его глаза то и дело косились на отделившуюся родительскую спальню.
Андрей только что поведал о причинах змеиного нашествия.
– Обычный природный дисбаланс, – рассказал он. – Живые дома создали мышам комфортные условия, а от обилия мышей, своей природной пищи, расплодились змеи. Уменьшить их поголовье можно тремя путями. Первый – кардинальный, но уничтожение давно не считается приемлемым, если нет прямой угрозы человеку. Второй – резкое снижение количества пищи, но это, опять же, уничтожение. Третий – разведение в ореоле размножившейся популяции естественных врагов этих животных. Для змей это, например, ежи. Стоит завезти сюда сотню ежиков, и вскоре природный баланс выровняется.
Все оказалось просто и неинтересно. Обидно было расставаться с щекочущими нервы версиями о привидениях и пришельцах – повелителях змей.
Сейчас Мишка тихим голосом повествовал о своей жизни за прошедшее время:
– Коммуна развалилась. С идеей колонии покончили еще раньше. Нули не брали на себя ответственность, ведь мы не организаторы; а единицы обзывали идею глупостью и смеялись. Наверное, в правительстве понимали, что идея обречена изначально, потому и разрешили по принципу «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало». Обидно понимать, насколько был глупым.
За прошедший с последней встречи год Мишкино лицо посерьезнело, четко очерченные скулы, как у Раисы Прохоровны, стали чуть массивнее, белая кожа – бледнее, зеленые глаза – ярче. Прежняя короткая стрижка сменилась длинными волосами, собранными на затылке в хвост – на манер, как носил Максим Максимович.
Мишка покачал головой:
– Правительству сейчас не позавидуешь. Не зря на высшие должности трудно найти достойных, которые согласны нести такую ответственность. Вы следите за тем, что твориться в мире? Все на взводе. У нас, в Ликвидации, работа практически встала – какой смысл наводить красоту, если завтра придется бежать с планеты или закапываться?
Буквально только что для Милицы и Андрея с потока сняли ограничения, теперь они могли знать все, что было доступно другим. Закрытыми остались служебные линии и файлы чрезвычайщиков – опять же, как для всех.
Милица слушала Мишку и параллельно смотрела, что произошло за последнее время. Поток захлестнули разговоры на одну тему: что будет завтра? Работа и учеба периодически останавливались, а кое-где встали совсем – именно об этом говорил Мишка. Всех занимали вопросы: дойдет ли до эвакуации? если да – до какого этапа? и куда же переселятся человечеству?
Несчастья с участием живых домов произошли на поверхности, под водой и на другой планете. Под землей никто не пострадал, и тот факт, что подземных немешариков не существует (или, исходя из планов профессора Зайцева, лучше сказать «еще не создано»), часть населения решила искать убежища в недействующих метро и транспортопроводах, в зданиях с отрицательными этажами и природных пещерах. Расконсервировались древние бомбоубежища и скрытые военные объекты, срочно строились новые, по «невидимым» технологиям, часть подземных сооружений на поверхности маскировались.
Люди видели военную технику, многие – впервые в жизни: дискоиды, ощетинившиеся стволами, ракетами и установками направленного излучения, стратошаттлы, под завязку набитые оружием распада, ползучие гусеничные монстры, способные действовать в условиях взрывной волны в несколько хиросимов… Одетые в форму чрезвычайщики и волонтеры тоже привлекали внимание. Эта форма в экстраординарных условиях – средство успокоить обывателей. Вроде как ситуация под контролем.
Эффект достигался обратный. Простого человека вид военных нервировал, напоминал о неприятном. Люди стали бояться завтра.
Бояться – непродуктивно, и каждый стал думать, что может сделать на своем месте. Проведение частичной мобилизации, предусмотренной планом экстренных действий, не понадобилось; добровольцев, даже из числа подготовленных, оказалось больше, чем требовалось. После того как прием волонтеров временно прекратили, на местах началась запись в ополчение, а так называемые «группы по интересам», объединенные общими увлечениями, дружескими или родственными связями, создавали небольшие дружины. Массово распечатывалось оружие – как личное, вроде лучевых винтовок и нетехнических средств защиты (кинжалов, сабель, щитов, натяжных и пневматических арбалетов), так и крупная наземная и летающая бронетехника. Земляне и марсиане повально отправились на стрельбы и занятия боевыми искусствами – рукопашными и с оружием.
В местах компактного проживания население подготовило к использованию атомные боезаряды – если враг проявится и окажется сильнее, люди готовились пожертвовать собой ради победы. Даже ради маленького шанса победить.
Когда европейцы приплыли в Америку, они обнаружили там цивилизации, невозможные для их логики. Были ли ацтеки, майя, инки и другие хорошими и правильными с современной точки зрения? Нет. А со своей? Наверняка. Во всяком случае, каждый из них сам по себе, в глубине души, был сущим совершенством. А европейцы? Как говорится, хрен редьки не слаще. Для европейцев исчадиями ада были местные жители, для индейцев – пришельцы, и понять друг друга они не могли. Мыслили по-разному.
Если сегодняшний противник землян пришел из далекого космоса или параллельных миров, его логика и мораль тоже могут оказаться другими, более непохожими на нашу, чем европейская и канувшая в Лету американская. Потому и случилось то, что случилось.
Мишка говорил на эту же тему:
– В духовном блоке настроения разделились. Одни требуют уничтожить все показывающие агрессию и войну произведения искусства. Эти творения выставляют человечество в невыгодном свете. Если наш невидимый враг пришел извне, по тому, чем аборигены восторгаются, он составит мнение о жителях планеты. Надо показать, что мы – миролюбивая цивилизация. Ликвидация завалена советами снести памятники культуры, которые свидетельствуют о войнах прошлого. Это частные послания, у нас их просто переадресуют в соответствующий сектор духовного блока.
– Папа любил цитировать Поля Гогена, – вставил Андрей. – «Произведение искусства для того, кто умеет видеть, это зеркало, в котором отражается состояние души художника».
– Об этом и речь. – Мишка кивнул. – Но отныне мнение художника становится позицией всего вида, в нашем случае – хомо сапиенса.
– А что говорят вторые? – вяло поинтересовался Андрей. – Ты сказал, что настроения разделились.
– Другая часть духовников, наоборот, требует показать противнику, что связываться с нами не стоит – у нас древняя история отстаивания собственных ценностей, многие тысячелетия мы занимались исключительно этим, и сохранившееся наследие предков это подтверждает. Мы дружелюбны и гостеприимны, но разговаривать с собой с позиции силы не позволим.
Милица слушала и продолжала знакомиться с новостями.
Не принятая в волонтеры молодежь по всей Земле объединялась в кавалерийские бригады. Они выбирали командиров и учились действовать слаженно, в группе, с разным вооружением и на двух видах транспорта— дискарах и птериках. Техника имела больше возможностей, но была громоздкой, а птерики все же оставались под подозрением, как творения ЦПР. Их экранировали от постороннего воздействия, переключение управление ими на себя проверялось почти ежечасно. Каждого птерика в обязательном порядке снабдили устройством самоликвидации – чужакам взять их под контроль и использовать в своих целях теперь не получится.
По всей планете началось движение «отказников», жалующихся правительству на недостаточные либо, наоборот, необоснованно чрезмерные действия чрезвычайщиков. Они требуют объяснения, как выведена формула расчета эффективной зоны безопасности, а поскольку цифра конкретными фактами не подкреплена, многие не желают покидать прилегающие к немешарикам районам. Понимая опасность, каждый встал на учет в чрезвычайном блоке, обеспечил себя вооружением и под собственную ответственность остался дома, где несет вахту как внештатный сотрудник – следит за развитием событием человеческими глазами, не веря, что техника справится лучше.
Давление на чрезвычайщиков росло со всех сторон. Слухи о ведущемся расследовании народ не успокаивали, все требовали действий.
Мишка продолжал рассказывать:
– Даже не верится, что прошли всего сутки. Когда мама с папой исчезли, со мной связались чрезвычайщики и послали сюда – войти в дом как члену семьи, а затем, что бы ни случилось, мне сказано остаться рядом, на базе чрезвычайщиков у границы зоны. Если немешарики или те, кто ими воспользовался, никак не проявят себя в ближайшие часы, а загадка не раскроется и останется неясным, как, куда и почему исчезли люди, понадобится моя помощь как специалиста. Ликвидация будет убирать последствия уничтожения, а я буду консультировать на месте.