Игрывыгры

– Собираюсь? – Огромные ресницы изобразили испуганную бабочку. – Нет. А что? Ах, машина…

– Надеешься на сигнализацию?

– Здесь ничего не случится, у нас район тихий.

– Ничего не случится?! – Михаил демонстративно огладил раны.

– Соседи тоже оставляют, и ничего. И утром не надо в гараж спускаться. Время экономлю.

– Лентяйка, – пожурил Михаил.

Он не оборачивался, смысла не было: в комнате царил день, за окном – ночь, стекло работало зеркалом. Как в кинотеатре, огромный экран показывал и вазы, и картины, и дорогие обои, непредставимые в собственной квартире, и волнующую позу собеседницы.

Взгляд Жанны встретился с разглядывавшим себя отражением.

– Уже поздно. – Она поднялась.

Скорее, рано. Темнота еще не сдавала позиций, но далеко за домами рождалась новая заря.

– Постелю тебе здесь, на диване, – сообщила Жанна, – а перед уходом разбужу и отвезу. Устроит?

Да он просто мечтал об этом! Уф. Значит, с глупыми детскими играми в некстати повзрослевших покончено. Он выдержал испытание. Можно расслабиться.

– Не знаю, как благодарить…

Юная хозяйка махнула ладошкой:

– Ты первый пришел мне на помощь. Если бы не ты – кто знает, что со мной случилось бы.

С этим нельзя не согласиться. С любительницей среди ночи знакомиться в пустынных районах с вышедшими из морга полуголыми мужиками действительно могло произойти что угодно. Вернее, что не угодно.

Из соседней комнаты, где, видимо, располагалась спальня, Жанна принесла подушку и простыни.

– Держи. Здесь тепло, одеяло не потребуется.

Свет погас. Хозяйка прошелестела ступнями в сторону ванной, по глазам полоснуло слепящей вспышкой из приоткрывшейся двери, и квартира окончательно погрузилась во тьму.

Михаил скинул халат, нырнул под простыню и с удовольствием вытянул конечности. Когда ноющие члены утихомирились, он попробовал восстановить события последних дней.

По порядку. Сначала – ссора с Наташей. Жена в который раз грозилась уйти, если он не перестанет пить. В ответ привычно звучали клятвенные заверения, что больше ни-ни. Но…

Дали отпускные. Подкатили друзья. Понеслось.

Итого, позавчера – торжественный уход в отпуск, что закончился знакомством с моргом. С кем отмечали, кто был? Петрович, Денис, Славик, Володька и этот, новенький, молодой. Второй день, как пришел. Он и наливал в основном. Плеснул какой-нибудь гадости? Михаила-то – и в морг…

Еще был Смирнов, он со школьной скамьи по Наташке сохнет. Она предпочла Михаила, выбор давно сделан, но былого конкурента словно закоротило. Смирнов так и не женился. Может, это его проделки? Место себе, так сказать, расчищает. Никто же за стаканами и бутылками специально не следил. Хоть цианистый калий влей.

Новый световой удар по глазам заставил их непроизвольно открыться, и все мысли исчезли. Жанна закончила водные процедуры, дверь ванной распахнулась, тонкая рука нащупала оставшуюся снаружи кнопку. Быстрое нажатие – и свет потух, но за это время…

Михаила пробрало до печенок. На Жанне были только трусики.

Видение еще долго не покидало после того, как обладательница сочного урожая пробежала в темноте в свою комнату. Н-да, поспишь тут, как же. Усилием воли отвлекающие миражи были разогнаны, Михаил вновь сосредоточился на былом. С трудом. С огро-омным трудом, но все же сосредоточился.

С позавчерашним днем разобрались, теперь – вчера. Сумасшедшее возвращение к жизни, опять выпивка, опять врачи, опять остановка сердца, констатация смерти и очередная отправка живого трупа по знакомому адресу.

Почему – живого? Для всех Михаил умер. Не приди он неведомым образом в себя, был бы разобран, как угнанный автомобиль, и распродан на детали. А остаток ржавого кузова был бы кремирован или похоронен под ритуальный плач вдовы и детей.

Что с ним происходит? Позавчера был готов собственноручно придушить супругу на месте, вчера клялся себе, что никого, кроме нее, не любит, а сегодня…

Сегодня он снова в квартире красотульки, которая вроде бы к нему неровно дышит. Как иначе объяснить заигрывания и намеки? Неужели в таких хоромах по живому обществу истосковалась? Причем, именно по мужскому обществу. Почему бойфренда не заведет?

Осенило. Вот же, дурень стоеросовый, вот же с чего начинать мыслить надо было. Дорогая машина, элитная квартира, шмотье… Новая знакомая – содержанка. При таком раскладе ниточки вяжутся в понятный узелок. Живет Жанночка за счет покровителя, оттого вся роскошь вокруг. Одной роскошью сыт не будешь, вот и потянулась к случайному попутчику. Он, Михаил, просто причуда, каприз. Тот, кто попался под руку. Поиграет с ним наша кошечка и забудет как звали.

Перед внутренним взором вновь пробежала гологрудая чертовка, но следом возникло родное лицо Наташи – умиротворяющее, искреннее, любящее. Любимое. Каким счастьем было бы перенестись к себе, в знакомую скрипучую постель, под теплый бочок супруги, зовущий и соблазняющий невиданным покоем. Как ненавистна стала любая неустроенность! Вернуться бы в желанное поза-поза-вчера. Михаил прожил бы его совсем по-другому. И позавчера, и вчера, и сегодня. И завтра. Совершенно по-другому. Теперь он знал как. Крепкость задним умом – отличительная черта любого человека старой закалки.

Да и новой, если быть справедливым.

4

Задремать не удалось, вновь послышались шаги – тихие, осторожные. Веки создали небольшую щелочку: искушающее привидение, чей вид с предыдущего прохода не изменился, проскользнуло через гостиную к туалету. Середину прикрывал согнутый локоть, на «спящего» скакнул быстрый взгляд.

История со светом повторилась дважды. Сначала Михаил успел полюбоваться станом скрывшейся за дверью ночной феи, чуть позже – новым царским выходом. Однажды кто-то сказал, что ночь придает блеск звездам и женщинам. Точно сказано, особенно насчет последнего. Призрачная чудесница обхватила себя за локти, аккуратно ступавшие ножки приблизились к месту горизонтальной дислокации Михаила. Головодробительная плоть оказалась близко. Чересчур близко. Изображать сопящий труп было нелегко. И, как оказалось, незачем, поскольку над ухом раздалось:

– Спишь?

Издевается? Глаза честно открылись.

– Нет.

– И мне не спится. Я немного посижу здесь, с тобой?

«Посижу»? Кроме журнального столика рядом другой мебели нет.

На то, чтобы загнать хозяйку квартиры обратно в спальню, у Михаила не хватило духу. Освобождая местечко, пришлось, лежа на боку, втиснуться в спинку дивана, изогнуться и предельно подвинуть ноги. Задумчивая сомнамбула разместилась на предоставленном краешке в районе его пояса. Подобрав колени к груди, Жанна крепко обхватила их и замерла. Какие бы причины ни назывались, а пришла она сюда с какой-то целью, явно не оттого, что отвыкла засыпать без сказки, рассказанной няньками.

Если бы Михаил не был женат…

Но разве он, дважды умерший, еще женат? Разве для мира он все еще рабочий из типографии, которого знали друзья и близкие? И… очень близкие?

Если для остальных он умер, а для себя – жив, то…

Началась новая жизнь. Вопрос на засыпку: имеет ли он право начать ее с интересного приключения? Другие умудряются совмещать то и другое в одной вполне благополучной жизни. И не жалуются. Почему он делает для себя исключение и даже сейчас раздумывает, вместо того, чтобы броситься в пучину новизны?

Потому что знает, что жив. И что женат. А это, даже для неверующих, все равно от Бога, нечто высшее, что дается людям и в чем они клянутся друг другу перед лицом окружающих. И перед лицом того же Бога, которого, возможно, и нет вовсе, как уверенно докладывали советским людям в течение семидесяти лет. Воспитанием Михаил был из старого поколения, и разговоры о высших силах, которые вмешиваются в наши дела, ему были смешны. До последнего времени. Вот именно до вчера и сегодня, когда с ним начало происходить нечто не от мира сего.

Жанна вышла из задумчивости.

– Сделать тебе массаж?

– Нет.

Ответ был резок и немного обиден. Жанна поняла правильно. Он боится. Боится ее прикосновений. Боится своей возможной реакции. Другими словами, он трус, вот и весь перевод краткого испуганного ответа на расширенный русский.

– Ты меня боишься, – не спросила, а констатировала Жанна понятный обоим факт, взяв смелость произнести это вслух.

Михаил тоже проявил отвагу.

– Да, – сказал он. – Боюсь.

– И себя.

На этом провокация не кончилась. Руки Жанны упали, как листва по осени, одна оперлась на диван. Колени опустились набок. Над лицом Михаила нависли балконы прекрасного фантастического сооружения.

– И себя тоже боюсь. – Он сглотнул.

– Как ты живешь в постоянном страхе? Другие живут честно. Правильно или нет – другой вопрос, но честно. Не терзают себя постоянными сомнениями. Не умирают в неуверенности, в нескончаемой липкой боязни, что могут не сдержаться или, наоборот, что дражайшая супруга о чем-то узнает. Как ты можешь так изводить себя? Ты же мужчина! Если что-то гложет, дай себе волю, разберись с проблемой, уничтожь ее любым способом, пусть она останется в прошлом.

– Я бы с удовольствием. – Михаил глупо хихикнул, так, что самому стало стыдно. – Но я борюсь с искушениями, потому и…

– Ты не борешься. Ты множишь их. Ты превращаешь себя в тряпку.

– Неправда.

– Со стороны виднее. Особенно на истинный женский взгляд.

Голос Жанны оброс обличающими интонациями, лицо распалилось, очаровательные шипастые шарики бурно вздымались и опадали сообразно с объемом набираемого воздуха. От них пахло свежестью, деревенским молоком и соблазном. Прошлое в душе Михаила подралось с будущим за настоящее. У каждого была своя правда. Взгляд остановился. Мысли тоже.

Не дождавшись ответа, Жанна продолжила столь же резко и грозно:

– Вместо того, чтобы по-мужски править мир под собственное мировоззрение, ты прячешься, ищешь возможности отгородиться от реальности, которая течет где-то рядом и, обливая брызгами соленых волн, пытается доказать свое существование. И извлечь тебя из лужи, которую ты создал своими руками и откуда иногда выглядываешь испуганно, но, едва узнаешь о том, что рядом существует большой яркий мир, снова прячешь голову в песок. Точнее, в ил. В затхлую жижу, к которой привык и потому не замечаешь. Помнишь лужу нашего знакомства? Ничего не напоминает?

В прострации, пронизанной немым восхищением ораторшей, Михаил внимал пламенной речи. Все, что говорила Жанна – его случай. Михаил – такой?!

– Подожди, – вдруг заработала инстинктивная соображалка. – По-твоему, кто не реагирует на провокации и не клюет на соблазнительную наживку – трус?

– Хочешь поспорить? Давай. Разве трус тот, кто делает выбор в пользу действий? Кто не боится последствий? Кто согласен брать на себя ответственность за решения и поступки? – Жанна еще сильнее нагнулась, нависнув тревожащим сладким изваянием, готовым в любой момент рухнуть и погрести под собой.

Жителям Помпей не позавидуешь, им было так же плохо, но при этом не было так хорошо. Собрав все мужество, Михаил опустил взгляд… где тот и утонул в колодце пупочка, обрамленного озерцом знойной мякоти и отчеркнутого ленточкой единственного элемента одежды. Внизу, в основании, ленточка превращалась в знобящий выпуклый треугольник. Туда, в самый низ, как вода с сиявшего в подсвеченной темноте тела Жанны, бессознательно и упорно стекали взгляды Михаила, там утопали мысли – в уходящем вниз средоточии складочек, плотно сжатых бедрами.

– Подумай над моими словами! – произнесла владелица коварного великолепия, а ее ладонь накрыла руку Михаила. – Ответственность за слова и поступки – то великое, что дано настоящему мужчине и чем он может распорядиться по своему усмотрению. Мы, женщины, любим не наглых или смазливых, мы выбираем надежных. Тех, кто держит слово. Кто может. Кто действует. И кто готов отвечать за свои действия, не перекладывая решения и их последствия на оказавшиеся рядом хрупкие плечи. Даже, если эти плечи готовы взвалить на себя такую ношу.

Осознавая, что внимание к низу еще более неприлично, чем к обнаженному верху, Михаил поднял взгляд прямо в сверлящие глаза Жанны.

– А если для поведения в ситуациях, о которых ты говоришь, у меня другие принципы?

Перехват инициативы – лучшее средство защиты. А то какая-то пигалица учит жизни. Он старше в два с лишним раза, и жизненного опыта не занимать…

Жанна будто мысли читала.

– Думаешь, не могу быть правой, потому что младше? Возражу. Да, мы с тобой из разных поколений. Но. Ты мужчина. Я женщина. В этом отношении ничего не меняется тысячелетиями, оно заложено на генном уровне. Вспомни Экклезиаста: «Все было и все будет, и нет ничего нового под солнцем». У тебя больше опыта, а еще – мудрости, которую дает только опыт. Допустим. Но. У меня больше современных знаний о том, что такое нынешний мир, из карусели которого ты выпал на каком-то круге, когда решил, что все знаешь. Ты остановился, но мир – не круг, мир – спираль, вот в чем дело. На новом витке больше возможностей. И больше ответственности.

К чему она ведет? Или, чисто по-женски, говорит первое, что пришло в голову? Вроде бы нет. На вид все связно и последовательно. Впрочем…

– Если уж поминать Экклезиаста, – буркнул Михаил, – то ни о какой спирали в области отношений не может быть речи, просто есть время собирать камни, а есть разбрасывать. Все, что мне нужно, я собрал в свое время. Нового – спасибо, не надо.

На грубоватую отповедь Жанна не обиделась.

– Собрал, а теперь, значит, разбрасываешь?

Ее внешний вид создавал ощущение, что над Михаилом высится огромная белая лягушка. Выпирающими бусинками зрачков уставились белые сферы глаз, а расправивший крылья буревестник трусиков напоминал жадный рот, вместе с пупком-носиком образовав мультяшную рожицу. Одно немигающее лицо под другим заставляло воображение исполнять танец маленьких непослушных лебедей, опасный, но очень эротичный.

Опаленный играми подсознания Михаил возразил:

– Не разбрасываю.

– Как же это назвать иначе? Помнишь поговорку «Что имеем – не храним, потерявши – плачем»? Это о тебе, о типичном разбрасывателе, который решил, что время собирать окончилось. Дерево посажено, дом построен, сын рожден – теперь гуляй, миссия выполнена, делай, что хочешь!

Жанна кинула многозначительный взгляд в сторону кухонных шкафчиков, где хранилось спиртное, что Михаил прекрасно помнил. Но помимо такого первого смысла, у высказанной мысли можно было прочесть второй, задевший сильнее.

– По-моему, ты ненавидишь людей, у которых есть воля жить по собственным правилам, – проговорил он тихо. – Тебе не понять, но я не хочу, как бродячий пес, хватать все, что подвернется. Случайно подвернувшееся бывает, как минимум, чуточку испорченным, а как максимум, гнилым и тухлым. Ни свежести, ни чистоты, ни полноценного удовольствия для души и тела. Мне приятнее здоровая домашняя пища, меня не тянет в забегаловку за стандартным бутербродом, который по вкусу ничем не отличим от сотен и тысяч других. Да, они другие, но все равно те же самые бутерброды. Фастфуд. Быстрое питание. Разница только в обертке и ценнике.

Если не поразить, то заинтересовать ночную собеседницу удалось. Даже заинтриговать. Жанна посмотрела на Михаила несколько другими глазами.

– Кажется, я поняла разницу между нами. Нет, не эту. – В качестве примера она погладила себя по чувственным полушариям. – Дело в другом. В мироощущении. Я думаю о будущем и живу настоящим. Твое будущее давно в прошлом. Ничего нового ты не ждешь, да и не хочешь, тебе больше ничто не светит, а то, что ты по старинке считаешь любовью, просто удобство, помноженное на привычку, и боязнь однажды оказаться никому не нужным. Мы опять вернулись к теме боязни. Ты дорос до своих уважаемых лет, а по-прежнему боишься всего непонятного, как маленький мальчишка, который не знает мира за пределами своей песочницы.

– А ты ничего не боишься? – Затюканный доводами, внешне похожими на правду, Михаил нашел в рассуждениях слабое место. – Твоя жизнь тоже переполнена страхом, но у тебя нет порта приписки, где ты можешь переждать бурю или восстановиться после шторма.

– Люди – разные. Одному нужна тихая гавань, другой счастлив под ударами бушующих волн!

– Да, люди – разные, как, например, корабли. Бывают роскошные лайнеры, приятные для коротких интересных путешествий. Бывают тягачи, что всю жизнь делают свою нужную работу. Бывают морские яхты… А бывают речные лодочки для прогулок.

– А еще бывают дырявые посудины, которые при первом шторме идут ко дну. – Жанна покосилась на Михаила с ядовитой ухмылкой. – А насчет роскошных лайнеров для приятных коротких путешествий…

Ее голос умолк, лучисто-хитрые глаза уставились в прикрытый простыней центр живой композиции, а рука плавно прошлась по этому центру.

– В Ветхом завете, – продолжила Жанна, не спуская с Михаила ни руки, ни столь же тревожащего взора, – я нашла строчку, даже запомнила: «Пришелец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш. Люби его как себя». Слышишь? Повторю еще раз. Люби его как себя! А себя, – она потянулась вперед вновь поеретянувшей на себя внимание курносой грудью, – я о-очень люблю…

– Люби. – Пожав плечами, Михаил движением таза постарался выехать из-под нахальной ладони.

– Что же. – В глазах Жанны плясали чертики. – Золото пробуют огнем, женщину золотом, мужчину женщиной. Попробуем?..

5

Вот и сказано решающее слово. Приехали.

Сидит, красавица, глазками сверлит, ждет. Ну, сложится сейчас кратенький дуэтик. Ну, возможно, будет, что вспомнить. Но потом с этим жить. Ей, раскрепощенной и свободной, ладно, проблем никаких. Возможно, Жанне это как еще одно очко в демонстрируемое подругам табло попутных побед. Или просто «по приколу». Молодежь. Кто ее поймет? Тем более, вот такую. Новую. Материально не бедствующую, которая сама себе хозяйка. А Михаилу, с еще не пропитой до конца совестью? Как вернуться к любимой жене, если возвращение состоялось через чужую постель?

– Да уж я такое золото – пробы ставить негде, – протянул он. – Огонь тоже давно перегорел.

– Давно верю не словам, а чувствам. – Жесткие чужие глаза выжигали на его коже неприличные рисунки. – А они говорят…

– Это всего лишь угольки былого пожара.

Михаил с такой мольбой посмотрел на Жанну, что она громко и отходчиво расхохоталась.

– Ладно, подождем, пока угольки разгорятся. Хотя… Отсрочка – надежнейшая форма отказа. Я согласна, пусть будет, как скажешь. Ты мужчина, тебе и решать. Но тогда…

Она поднялась бесшумно и почти бесплотно, словно джинн из кувшина, и чарующим облачком скользнула на кухню.

Михаил проследил, как красивое тельце взгромоздилось на подставленный стул и, качаясь и активно балансируя, достало заветную бутылочку. На этот раз другую, желтую. Притягивавшие взгляд живые противовесы, отливавшие лунным сиянием, отвернулись, вид на кухонный стол перекрылся белой спиной и шелковой буквой «Т», вписанной в круглое и мягкое. Донеслись булькающие звуки. Они вызвали судорожный скачок кадыка. Еще несколько томительно-счастливых секунд – и очаровательная хозяюшка, как добрая фея из сказки, появилась с двумя стаканами.

– Любишь виски?

– Наверное.

– Не пробовал?!

– А должен?

– Нет. Но странно.

Жанна вспорхнула на прежнее место, но теперь присела на одну подобранную под себя ногу, а другую свесила вниз. Стаканы она прижимала к груди. Переставший стесняться Михаил безотрывно смотрел на образовавшийся союз стекла и кожи. Холода и тепла. Желанного и желанного.

– Ты сказала «странно». Почему?

– Обычно в твои годы люди чего только не попробуют.

– Это сейчас был укор возрасту или отсутствию любопытства?

– Насчет возраста не комплексуй, ты у нас мужчина хоть куда, в самом расцвете сил, как персонаж из мультика, который съедает все варенье и исчезает. Извини, что-то я не о том.

Страждущий взгляд Михаила заставил напарницу смилостивиться. Жидкость за твердой стенкой отлепилась от спелой мякоти, обтекавшей прохладный цилиндр с обеих сторон. Жанна поерзала немного, устраиваясь удобнее, и один из стаканов, наконец, перешел в руки лежавшего Михаила.

– Но тебе же нельзя? – вспомнила Жанна. – Вдруг опять?..

– Если душа просит, а компания располагает, то можно.

– Как скажешь. – Жанна подняла вверх руку с напитком. – За что?

Без прикрытия стаканов прекрасная соблазнительница сумела создать новый союз желанного и желанного, одно было уже в руке, второе ожесточенно туда стремилось.

– За ответственность и право выбора! – сформулировал Михаил то, что крутилось на языке.

– Замечательно.

Замешкавшись, Михаил указал взглядом на зажатый в руке стакан:

– Прости, но для этого дела мне нужно встать.

Не животное же он, в конце концов, которое даже вверх тормашками пить и есть может. Соседка подавилась скабрезным смешком:

– Для «этого дела» – просто необходимо.

Михаил побагровел.

– Я о другом.

– Теперь и я о ком-то другом. – Стрелы показной обиды достигли цели, и Жанна со вздохом сдвинулась по дивану назад.

Михаил поднял корпус вертикально. Простыня слетела с груди, но ниже осталась. Это главное. А вообще, чего стесняться? Партнерша же не стесняется. Вот и ладушки. Почти касаясь друг от друга напрягшейся кожей, но все же не касаясь, они приложились каждый к своему стакану. Сразу стало веселее. Случайная знакомая показалась почти родной, к ней чувствовалась неизъяснимая благодарность. Захотелось обнять, а то и поцеловать. Чисто по-дружески. От избытка чувств.

– Можно вопрос? – Партнерша по ночному досугу опять только отхлебнула, а второй рукой забрала у Михаила пустую емкость. Оба стакана отправились на журнальный столик. – Скажи, по-твоему, платонические отношения – это потерянное время, способ проверки чувств, прекрасные отношения… или только их иллюзия?

Интерес довольно странный и явно неслучайный. Любопытно, чем он вызван. Наслышанному о нравах древних греков, что нескрываемо любили мальчиков и – еще одно жуткое извращение – разбавляли вино водой, Михаилу не хотелось попасть впросак. От вымерших умников, к которым принадлежал упомянутый Жанной Платон, можно ожидать любой подлости.

– Имеешь в виду начальный этап отношений между мужчиной и женщиной?

– Можно сказать и так. – Жанна опустила взор. – К сожалению, бывает, что на этом этапе люди застревают, и такие отношения становятся постоянными. Во всяком случае, очень долгими. Или параллельными.

Ясно, неразделенная любовь. Вот и вывели девочку на чистую воду.

– Если мужчине нравится женщина, – начал Михаил в задумчивости, – он не станет скрывать желания, и со временем все произойдет само собой.

– А если уже произошло, а потом – бац! – и снова платонизм в самой изуверской форме?

От взгляда Жанны вдруг передернуло. В висок стукнуло болью. Неужели вчера?..

А он – не помнит?!

Ласковое лицо, почти касавшееся его губ, ждало ответа. Два белых облака острыми язычками звали на помощь. Отважная рука без спросу легла на его живот, и…

Лязгнул открываемый замок, входная дверь распахнулась. Ослепительным грибом взорвался вспыхнувший свет люстры, оставив без зрения и возможности понимать.

– Так-так, – раздался голос вошедшего. Голос был мужской и очень злой. – Развлекаемся?

Среди прыгающих разноцветных пятен перед взором Михаила одно быстро увеличивалось.

– «Клубничку» любим, да? – принеслось уже с расстояния руки, прямо над ухом. – На свеженькое потянуло?

Жанна метнулась в сторону, а в направлении Михаила просвистело что-то тяжелое…

P. S.

Донесение №2:

Задействовано большинство интересующих лиц. Удар необходимо нанести не раньше, чем появятся доказательства. Доказательства должны быть неопровержимыми, в противном случае придется начать с нуля. Еще раз повторяю: преждевременное вмешательство, как и обнаружение постороннего внимания за передвижениями указанных объектов, приведет к отмене действий по всей цепочке подготовленных эпизодов. Тихоня.