Моцарт и Сальери. Кампания по борьбе с отступлениями от исторической правды и литературные нравы эпохи Андропова

Июньский пленум ЦК КПСС 1983 года

Проведение большого совещания в ЦК КПСС по идеологическим вопросам было запланировано еще при жизни Брежнева, а непосредственной подготовкой руководил секретарь ЦК Андропов. Смена власти отодвинула эти планы, но раз уж работа была начата, то надлежало ее завершить. Так и возникли планы пленума ЦК по вопросам идеологии, работу по подготовке которого доводил до конца уже Черненко.

Впрочем, идеология к тому моменту вовсю показывала себя и без пленума: очевидно было, что, несмотря на надежды, побеждает консерватизм. Довольно любопытен факт, когда в середине декабря 1982 года Г. А. Арбатов написал главе государства личное письмо. Вот как сам академик рассказывал об этом 18 декабря А. Е. Бовину:

Я написал письмо Андропову, в котором обратил его внимание на активизацию «младогвардейцев» (остатки отрядов «железного Шурика» <А. Н. Шелепина>), усиление цензуры в театре, оживление консервативного крыла в аппарате ЦК, некоторые странности под флагом наведения порядка. В общем, «вот тебе, бабушка, и Юрьев день!». Ответ Ю. В. прислал с фельдом два часа назад. Ответ резкий, надменно-холодный. «Не надо меня поучать!» Ответ я прочитал тут же под фонарем. Действительно, такая небрежная отмашка… И совершенно не соответствующая тональности отношений, которые поддерживались между Андроповым и Арбатовым вот уже двадцать лет²⁹.

Подготовка пленума ЦК по идеологическим вопросам, состоявшегося 14–15 июня, вошла в активную фазу в начале весны. Это было в некоторой степени неожиданно, потому что страна, как мы уже сказали, жаждала скорее новой оттепели, чем усиления идеологической работы. 13 марта 1983 года А. С. Черняев (1921–2017) – зам. зав. международным отделом ЦК, в будущем помощник генерального секретаря ЦК М. С. Горбачева – записал в дневнике:

А Пленум готовится не по кардинальным «народным» проблемам, а по идеологии. Это насторожило интеллигенцию. Говорят о запретах спектаклей, об ожесточении <!> цензуры, о том, что в журналах зажали некоторые интересные рукописи (выжидают!). Словом, идеологической оттепели, которую привыкли ждать после каждой смены генсека, не произошло. Восторги первых дней после Брежнева испарились³⁰.

В первый день пленума ЦК, утром 14 июня, после вступительного слова Ю. В. Андропова, с основным докладом «Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии» выступил секретарь ЦК К. У. Черненко, затем на два дня растянулись прения, но второй день открывался речью генерального секретаря ЦК, а завершился принятием итогового постановления. Эти два дня получили название июньского пленума ЦК КПСС, материалы которого публиковались в печати («Литературная газета», как и другие центральные газеты, поместила доклад Черненко и речь Андропова полностью).

Доклад открывался основной идеей, которую ставила партия, – «формирование нового человека»; не последняя роль отводилась в этом процессе и социалистической культуре, призванной «активно влиять на идейно-политический и нравственный облик личности», однако тому якобы мешал ряд обстоятельств, в том числе и в области литературного творчества:

Вызывает беспокойство, что в некоторых произведениях допускаются отступления от исторической правды, например, в оценке коллективизации, проскальзывают «богоискательские» мотивы, идеализация патриархальщины. Встречаемся мы и с примерами, когда автор либо теряется перед сложными проблемами, либо пытается щегольнуть «нестандартным» их толкованием, а в итоге получается искажение нашей действительности. Таких явлений можно было бы избежать, если бы во всех коллективах журналов и издательств более решительно пресекались факты беспринципности, примиренчества, субъективистских пристрастий³¹.

Ю. В. Андропов в своей речи, излагая «главные задачи партии в идеологической работе в современных условиях», говорил больше об экономике и о повышении производительности труда, о «борьбе за укрепление дисциплины и порядка», однако не мог не коснуться вопросов, которые в качестве руководства к действию будут восприняты работниками пера:

Партия поддерживает все, что обогащает науку, культуру, помогает воспитанию трудящихся в духе норм и принципов развитого социализма. Она бережно, уважительно относится к талантам, к творческому поиску художника, не вмешиваясь в формы и стиль его работы. Но партия не может быть безразличной к идейному содержанию искусства. Она всегда будет направлять развитие искусства так, чтобы оно служило интересам народа. Речь, конечно, идет не об администрировании. Главным методом влияния на художественное творчество должна быть марксистско-ленинская критика, активная, чуткая, внимательная и вместе с тем непримиримая к идейно чуждым и профессионально слабым произведениям³².

Постановление пленума отразило эти чаяния руководителей страны, особо оговорив, что «дальнейшее совершенствование идеологической деятельности – одна из важнейших задач партии»³³. Что же касалось конкретной области «литературы и искусства социалистического реализма», то, повторив приведенный выше фрагмент речи Андропова о задачах критики, постановление пленума усилило его, включив и не прозвучавший в выступлениях руководителей страны тезис: «…ее долг – давать четкую, партийную оценку работам, в которых высказываются чуждые нашему обществу, нашей идеологии взгляды, допускаются отступления от исторической правды»³⁴.

Уже на следующий день, 16 июня, в Кремле начала работу сессия Верховного Совета СССР. В самом начале, по представлению К. У. Черненко и на основании принятой на пленуме ЦК рекомендации, Ю. В. Андропов был избран и Председателем Президиума Верховного Совета. В тот же день был заслушан большой доклад министра иностранных дел СССР А. А. Громыко «О международном положении и внешней политике Советского Союза». В прениях первого дня сессии, несмотря на важность вопросов, поднятых в докладе Громыко, участники прений возвращались к повестке пленума ЦК.

Сам феномен пленума по идеологии был для 1980‐х годов если не анахронизмом, то безусловным возвращением даже не в брежневские, а в еще более ранние времена. Приведем цитату из воспоминаний М. С. Горбачева:

Мысль о проведении Пленума по идеологическим вопросам принадлежала Андропову. Его беспокоило политическое, идейное и нравственное состояние общества, и он надеялся, что Пленум ЦК сможет изменить подходы к идеологической работе, сделать ее более эффективной.

По существовавшему официальному раскладу за идеологию отвечал Черненко. Ему и было поручено готовить доклад. А поскольку сведения о состоянии здоровья генсека уже перестали быть тайной, «идеологическая братия» Зимянина, примыкавшая к Черненко, воспрянула духом, держалась сплоченней и уверенней и, видимо, стала рассматривать это выступление чуть ли не как официальное реанимирование «брежневизма».

 

Политбюро в подготовку доклада практически не вмешивалось. Когда он был разослан, я прочел его, пришел к Юрию Владимировичу и сказал:

– Этого просто нельзя допустить! Не проводили пленумов по идеологии четверть века. И выходим с подобным докладом?!

Самым нелепым было то, что весь текст – к случаю и без случая – обильно и демонстративно пересыпался цитатами и ссылками на Андропова. Тем самым его имя и его курс связывались с этим сводом застойных правил и запретов, сочиненных бригадой Зимянина. Открытый вызов – вот что, по моему мнению, означал данный доклад.

Я сказал, что, если он не возражает, мне надо попробовать переговорить с Черненко, но при любом исходе нашей встречи Юрий Владимирович должен выступить на Пленуме. Встретившись с Константином Устиновичем, соблюдая максимальную тактичность, я стал излагать ему свои соображения по докладу. <…> Ничего не было изменено. Советы мои остались без внимания. <…>

От Пленума, состоявшегося 14–15 июня 1983 года, и прежде всего от доклада Черненко «Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии», ощущение осталось тяжелое. Прения, подготовленные теми, кто составлял доклад, усугубили это впечатление. Выступления кроились по одному шаблону: сначала все отмечали важность вынесения на Пленум данной проблемы, затем следовали клятвенные заверения в верности новому руководству и поддержке Политбюро во главе с Андроповым, далее расшаркивались перед докладчиком, ну а потом – с некоторыми вариациями – следовали самоотчеты о проделанной работе.

Когда Черненко зачитывал текст доклада, я наблюдал за Андроповым. По мере того, как Константин Устинович с большим трудом продирался сквозь зимянинскую схоластику, лицо Юрия Владимировича мрачнело. <…>

Пленум прошел в том ключе, как его подготовила черненковская команда. Иными словами, надежд не оправдал. И хотя в выступлении Андропова были в концентрированной форме поставлены действительно актуальные вопросы, ни о каком переломе в идеологической работе говорить уже не приходилось. Преодолеть рутину на этом архиважном участке партийной деятельности не удалось.

Оглядываясь назад, могу сказать, что июньский Пленум явился своего рода рубежом. После него мы вновь стали терять динамику³⁵.

В. В. Прибытков (1935–2020), помощник Черненко, сглаживающий сложности отношений своего патрона и Андропова, напротив, видит в этом пленуме ЦК даже идеологический союз двух генсеков:

Историки и политологи обычно, когда говорят о каких-то знаковых событиях, свидетельствующих о том, что в первой половине восьмидесятых годов в развитии общества наметился перелом, часто вспоминают решения июньского (1983 года) пленума ЦК КПСС и речь на нем Андропова. Но при этом редко упоминается, что основной доклад на пленуме – «Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии» – делал Черненко. Здесь необходимо отметить два момента. Во-первых, вопросы, поднятые в докладе, были созвучны тому, о чем говорил в своей речи Андропов, – и по своей важности, и по остроте постановки. Во-вторых, берусь утверждать, что Черненко затронул тогда не менее животрепещущие проблемы.

Необходимо отметить, что оба руководителя партии подчеркивали главное: общество вступило в исторически длительный этап развитого социализма, и эта непростая фаза его продвижения к коммунизму выдвигает идеологическую работу на первый план, поскольку ей предстоит преодолеть серьезные изъяны в воспитании людей³⁶.

В дневнике А. С. Черняева, где в том числе указано, что заключительная речь Ю. В. Андропова писалась в «Волынском»³⁷ сотрудниками ЦК под руководством В. В. Загладина (1927–2006)³⁸, подчеркивается значительная разница тональностей двух выступлений, с текстами которых сотрудники ЦК ознакомились еще в мае:

Сегодня прочел сорок пять страниц доклада Черненко для Пленума. Полное разочарование. Мелочевка. Все там есть помаленьку. Всех похвалил и пожурил. И, оказывается, речь уже не идет о коренной перестройке идеологической работы, как было записано в специальном постановлении ЦК 1979 года, а всего лишь об «улучшении». Словом, эра еще не началась, как следует, еще серьезного шага вперед не сделали, а уже готовимся к двум шагам назад. Из доклада совсем не видно, что идеологическая ситуация (если ее брать всерьез, по-ленински) в обществе аховая. Доклад охранительный, а не новаторский. То и дело встречается слово «преемственность»… Преемственность с чем? С кем? – Со Щелоковым, Трапезниковым, Голиковым, семьей Брежнева, Медуновым?

Правда, читал я и разосланное неделю назад заключительное слово Андропова для этого Пленума. Оно много серьезнее. Но оно, собственно, не об идеологии, а о политике и образе жизни³⁹.

Однако оптимизм был более чем сдержанным: именно на июньском пленуме, как мы уже говорили, стало очевидно, что Андропов серьезно болен: «Он уже выглядел физически немощным и выступал буквально через силу. Это было его последним публичным выступлением»⁴⁰.

Впрочем, отметим и мнение, что меньшая вовлеченность Андропова в этот форум могла быть и к лучшему:

В июне состоялся пленум. <…> Доклад был предельно серый, консервативно-охранительный. Первоначально предполагалось провести широкое совещание по идеологическим вопросам. Но Андропов, став генеральным, передоверил это дело Черненко. И, значит, загубил. А впрочем, иногда я думаю, что при том настрое, который был у Ю. В., может быть, и лучше, что он отошел в сторону. А то бы дров могли нарубить больше…⁴¹

То есть пленум не привнес ничего того, что ожидалось от нового руководства после 18 лет эпохи Брежнева, наметив лишь очередное ужесточение требований к идеологическому содержанию. И номенклатура, стремясь доказать свою состоятельность, начала действовать по тем лекалам, которые использовались со второй половины 1940‐х годов. А всеобщая нервозность заката правления Андропова, неопределенность с будущим не давали возможности спускать партийные указания на тормозах.

И в 1983 году началось все то, что именуется идеологической кампанией.

Двадцать первого июня на заседании секретариата ЦК под председательством К. У. Черненко первым стоял вопрос «О плане первоочередных организационно-пропагандистских мероприятий в связи с итогами июньского (1983 года) Пленума ЦК КПСС», и Черненко высказался более чем определенно: выразил свое недовольство малым масштабом предложенных мероприятий, настоял на поездке членов ЦК и работников аппарата ЦК в парторганизации:

Вам следует определить, кто в какую организацию должен поехать. Надо провести мероприятия организованно, с обсуждением конкретных задач, ничего не приглаживая, чтобы критика, которая была на Пленуме, дошла до первичных парторганизаций. Я думаю, что именно таким образом должны пройти пленумы и партийные активы⁴².

Предложение было поддержано секретарями ЦК.

Писатели обсуждают пленум

Партия всегда отводила бойцам литературного фронта особую и далеко не последнюю роль. Начать хотя бы с того, что в первый день пленума ЦК в числе первых выступивших в прениях по докладу Черненко оказался именно глава советских писателей Г. М. Марков⁴³. Более того, Андропов не единожды встречался с руководством Союза писателей СССР лично. Первая встреча состоялась 10 января 1983 года – эта дата устанавливается точно по стенограмме выступления оргсекретаря, второго человека в Союзе писателей СССР, Ю. Н. Верченко (1930–1994), на заседании бюро секретариата Союза писателей 9 января 1984 года:

Завтра, 10 января как раз исполняется ровно год после той встречи, которую имел с руководителями нашего Союза Генеральный Секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов. В беседе 10 января прошлого года были высказаны те пожелания, рекомендации и советы, которые лежали в основе нашей деятельности в прошлом году и которые и сейчас остаются для нас основными документами в работе⁴⁴.

О том, как проходила эта встреча, имеются несколько рассказов. Один – литературного функционера, главного редактора журнала «Комсомольская жизнь» К. Н. Селихова (1929–1988), первого помощника вышеупомянутого Ю. Н. Верченко:

Как большое доверие и глубокое уважение к творческому труду литераторов страны со стороны Политбюро ЦК КПСС расценивают советские писатели встречу в эти дни Георгия Мокеевича Маркова с Генеральным Секретарем ЦК КПСС Юрием Владимировичем Андроповым. В дружеской беседе Юрий Владимирович еще раз подчеркнул большую роль нашей литературы в формировании мировоззрения советского человека, его нравственных убеждений, духовной культуры. Отмечая успехи в развитии советской литературы, Генеральный Секретарь ЦК КПСС обратил внимание писательской общественности на дальнейшее повышение идейно-художественного уровня публикуемых произведений, их социальной значимости и классовых критериев в отображении действительности, совершенствование тесных связей писателей с трудовыми коллективами⁴⁵.

 

Подробности официальной части встречи мы можем также узнать со слов Ф. Ф. Кузнецова, который 12 января 1983 года поведал о ней членам парткома московской писательской организации:

Сначала я по договоренности с Г. Марковым расскажу вам о его встрече с Ю. В. Андроповым. Встреча продолжалась больше часа. Принято постановление по журналам, реализуется оно медленнее, чем хотелось бы. Разговор свидетельствовал о прекрасной ориентации в сфере литературы и об уважении к писательскому труду. Особое внимание Андропов обратил на положение в критике, которая ведет себя так, будто постановления о журналах не было. <…> Жизнь требует поворота к конфликтам, к проблемам новой социалистической деревни. В книгах, фильмах – бытовизм ради бытовщины, вот проблема № 1. Литературе не хватает настоящих характеров, формирующих сегодняшний день. Надо найти талантливых людей, заразить их этими идеями, не опираясь на «писательскую толпу», «поштучно». Так называемый «штучный подход». Критика должна говорить правду о сложностях и противоречиях жизни, но зная, что они преодолимы. Надо, чтобы М<осковская> П<исательская> О<рганизация> жила активно, не следует терять ритма⁴⁶.

Еще об одной встрече упоминает Р. А. Медведев в контексте мыслей Андропова относительно отмеренного ему Провидением срока:

Андропов был немолод, обременен другими болезнями, и это, естественно, ухудшало прогноз. Все же вначале врачи были настроены довольно оптимистично. В марте 1983 года Андропов принимал в своем кабинете писателя Г. М. Маркова, своего давнего знакомого, тогда первого секретаря правления Союза писателей. Он не скрывал личных трудностей. «Вот, Георгий Мокеевич, – говорил Юрий Владимирович, – врачи дают мне срок всего лишь в семь лет. Но ты знаешь, сколько здесь наворочено, не разобраться и за десятки лет…»⁴⁷

Летом 1983 года Андропов еще раз принял Г. М. Маркова для беседы, которая продолжалась без малого полтора часа (точнее – один час двадцать четыре минуты), и разговаривал с ним с глазу на глаз. Содержание этой беседы доподлинно неизвестно, были лишь пересуды о том, что собеседник главы советских писателей «вяло брюзжал, не преувеличивают ли у нас значение так называемой „деревенской прозы“»⁴⁸ и «Неужели нет более важных проблем, чем патриархальные отношения?»⁴⁹, хотя источники этих цитат явно тенденциозны.

Мы допускаем, что рассказы о двух последних встречах могли быть различными трактовками одной и той же, с небольшим нарушением хронологии, однако это ничуть не опровергает нашего тезиса о повышенном внимании Андропова к писательской организации, а также о близости к вождю ее руководителя⁵⁰.

Двадцать девятого июня 1983 года, то есть почти через две недели после партийного форума, состоялось расширенное заседание секретариата правления СП СССР «Об итогах июньского Пленума ЦК КПСС и задачах писателей страны»⁵¹ с докладом Г. М. Маркова. В постановлении секретариата подчеркивалось, что

литераторы Союза ССР, как и весь советский народ, единодушно одобряют и поддерживают решения июньского (1983 г.) Пленума Центрального Комитета Коммунистической партии, положения и выводы, содержащиеся в речи на нем Генерального секретаря ЦК КПСС Ю. В. Андропова, и готовы отдать все свои силы, мастерство, талант и вдохновение великому делу коммунистического созидания⁵².

Это секретариат, «который пять часов продолжался. Очень страстно и заинтересованно обсуждали итоги Июньского пленума ЦК партии»⁵³.

Отзвуком горячего обсуждения стал обзор этого писательского собрания в печати:

На заседании не было ни одного выступления, в котором с особенной озабоченностью не говорилось бы о литературной критике, о ее непосредственных задачах в области разъяснения исторических решений июньского Пленума ЦК КПСС и о перспективах ее дальнейшего развития.

Тесная, диалектическая взаимосвязь этих двух принципиальных моментов в подходе к современному литературному процессу подсказана самой жизнью, ибо, как отметил Ю. В. Андропов в речи на июньском Пленуме, «главным методом влияния на художественное творчество должна быть марксистско-ленинская критика, активная, чуткая, внимательная и вместе с тем непримиримая к идейно чуждым и профессионально слабым произведениям».

Ораторы, выступавшие на заседании, на ряде конкретных примеров показали, что за годы, прошедшие после известного постановления ЦК КПСС «О литературно-художественной критике», воздействие критической мысли на современный литературный процесс существенно усилилось, выросла ее идейная, методологическая вооруженность, окрепло профессиональное мастерство большого отряда советских критиков, оперативно анализирующих явления и тенденции сегодняшней прозы, поэзии, драматургии и публицистики, взыскательно говорящих о случающихся еще порою непродуманных публикациях, идейно-эстетических срывах и промахах, наступательно утверждающих духовные ценности общества развитого социализма в непримиримой битве с нашими идеологическими противниками. <…>

И здесь следует еще раз отметить, что от внимания участников состоявшегося обсуждения не ускользнула буквально ни одна сфера действия литературно-критической мысли. Со всею определенностью сказано о громадном значении так называемых «внутренних» рецензий на рукописи, поступающие в издательства и журнальные редакции, о том, что к этой принципиально важной, хотя, казалось бы, и «незаметной» работе необходимо шире, последовательнее привлекать крупных, авторитетных мастеров слова, неуклонно повышать ответственность рецензентов за их суждения и рекомендации. Говорилось и о том, что актуальность тематики нередко как бы «амнистирует» в глазах иных критиков и литературных изданий очевидные художественные слабости и изъяны рассматриваемых произведений, что зачастую требовательный и глубоко аргументированный разбор подменяется аннотированием, дежурными похвалами, обилием общих фраз и рассуждений. <…> Страстная публицистичность, подлинная партийная тенденциозность неотъемлемым слагаемым входит в состав литературно-критического дарования, и немеркнущим маяком для всех нас были и остаются бессмертные статьи Владимира Ильича Ленина о литературе и искусстве, великие создания марксистской и революционно-демократической эстетической мысли.

Партия ждет от мастеров критического жанра масштабных обобщений, методологической, социально-классовой зоркости и точности в суждениях и оценках, умения как надежно противостоять серости и художественной убогости, так и активно пропагандировать лучшие создания многонационального советского искусства, быть подлинным регулятором общесоюзного литературного процесса⁵⁴.

В своем выступлении Г. М. Марков упомянул и о встрече с Андроповым:

Когда появилось постановление о журналах <1982 г.>, важное постановление, которое вооружило нас пониманием новых задач, поставленных перед советской литературой, у нас образовалась большая пауза. Неслучайно в беседе со мною Юрий Владимирович меня спросил: а чего ждете? Перед ним лежала стопа наших журналов. Правда, я понимаю, что времени прошло мало, но и ждать мы ничего не должны, нужно работать, всем ясны наши действия, нужна практическая работа⁵⁵.

Число собраний, на которых писатели рапортовали о готовности исполнить волю партии, было велико и вполне соразмерно разросшемуся при Брежневе госаппарату. Первого июля состоялось совместное заседание секретариата правления, парткома и идеологического актива московской писательской организации СП РСФСР, посвященное претворению в жизнь решений июньского пленума ЦК; повестка дня – «Итоги июньского (1983 г.) Пленума ЦК КПСС и задачи писателей столицы». Основным докладчиком был первый секретарь правления МО СП РСФСР Ф. Ф. Кузнецов:

Впечатление глубокое, отрадное, вселяющее надежды и исторический оптимизм. Почему? Потому, что материалы Пленума и прежде всего речь Ю. В. Андропова отмечены свежестью, ясностью и высотой марксистско-ленинского мышления, глубиной, точностью и трезвостью анализа переживаемого нами периода эпохи зрелого социализма, подлинно государственным, ленинским подходом к жизни, к реальной сложности ее проблем. Пафос патриотической гордости за свершения нашего народа органически переплетен здесь с трезвостью оценок, с реальностью взгляда на жизнь, с точностью научного анализа действительности…⁵⁶

После общих фраз он перешел к конкретике, обозначив четыре группы проблем, «которые вытекают из материалов Июньского пленума ЦК КПСС», последняя из них – «С небывалой остротой поставленный партией вопрос об идейно-художественном качестве, достоинстве литературы и об особой, фундаментальной, я бы сказал, роли литературной критики»⁵⁷.

То есть без обиняков оратор перешел к тому, что пришло время литературной критике показать свою силу.

В прениях выступил секретарь парткома московской организации Союза писателей поэт Виктор Кочетков, который подтвердил общее впечатление о зарождении очередной кампании. Впрочем, он как бы открещивался от этого, но слушателям было все предельно ясно:

Прежде всего мы не должны относиться к решениям Пленума как к очередной идеологической кампании, которую можно завершить серией всевозможных собраний, заседаний, конференций и соответствующих им резолюций, обязательств. Это целенаправленная, долговременная работа…

Особое место в своем выступлении В. Кочетков отвел вопросам о литературно-художественной критике. Как справедливо было сказано на Пленуме, критика в данный момент не играет той роли, которая ей отводится в литературном процессе. Авторитет ее суждений снижается комплиментарностью, беглостью оценок. Литературные поля от сорняков она пропалывает не очень тщательно, боязливо обходя столичные делянки и слишком смело топчась на ее «областных» участках. Надо воспитывать литературную среду – это главная обязанность партийных организаций – в уважении к праву критика говорить нелицеприятные вещи любому писателю, независимо от его литературного ранга, если этот писатель снизил к себе требовательность⁵⁸.

Седьмого июля состоялось расширенное заседание секретариата правления Союза писателей РСФСР по тому же поводу⁵⁹. Вступительное слово на этом форуме держал председатель правления СП РСФСР С. В. Михалков.

Большое внимание уделил в своем выступлении С. Михалков повышению требовательности к качеству работы на всех этапах литературного процесса. Имеются еще недостатки в организации рецензирования художественных произведений, в формировании планов выхода книг и журнальных публикаций. Отвечая требованиям, которые партия предъявляет к литературе, необходимо ставить прочные заслоны на пути эстетического брака, серых, графоманских сочинений⁶⁰.

Отдельно остановился С. Михалков на вопросах «критики и самокритики», констатируя, что решение этого вопроса, поставленного партией, не может быть легким и простым:

…Неизмеримо возрастает наша ответственность перед партией, перед народом. Надо положить конец мелкотемью, стать наконец принципиальными, не пугаясь испортить отношения друг с другом. А мы до сих пор часто уходим от прямой критики. Я помню, например, выступление одного писателя, который сказал: комплиментарности много, а критики настоящей нет. Ну хорошо, он призывает к этой критике, к борьбе с комплиментарностью, а если начать с него самого?! Ведь у каждого из нас есть много недостатков и как он будет обижаться, плакаться на тех, кто с ним, якобы, сводит счета. Так что это вопрос актуальный⁶¹.

Завершал же он свое выступление ритуальным указанием на то, что в настоящий момент оказывается главным для литературной критики:

Конечно, и о профессиональном мастерстве нужно говорить, потому что любая книга, выполненная не на профессиональном уровне, не может принести пользу народу, она может отвратить человека от темы труда, патриотизма, если написана серо, скучно, незаинтересованно. Критика не может относиться снисходительно к художественно слабым произведениям, критика не должна допускать отступлений от исторической правды⁶².

Отзвуком чаяний писателей на изменения новой эпохи можно считать сказанные в прениях слова Юрия Бондарева: «У меня ощущение от недавно прошедшего пленума ЦК КПСС – это ощущение свежего ветра. И мне кажется, что все мы стоим сейчас на пороге больших положительных перемен»⁶³.

Кроме того, 30 июня – 1 июля 1983 года состоялся формально менее представительный, но не менее важный в качестве инструмента претворения в жизнь партийных решений пленум совета по критике и литературоведению Союза писателей СССР. Он был открыт вступительным словом председателя этого совета, секретаря Союза писателей В. М. Озерова и докладом члена-корреспондента АН СССР, директора Института славяноведения и балканистики АН Д. Ф. Маркова (вскоре избранного академиком). Отмечалось в том числе, что критика «порой снисходительна к литературному браку»⁶⁴.

Долг критики, сказано в постановлении июльского Пленума ЦК КПСС, – «давать четкую, партийную оценку работам, в которых высказываются чуждые нашему обществу, нашей идеологии взгляды, допускаются отступления от исторической правды».

Это высокое партийное требование нашло горячий отклик у всех участников нынешнего заседания, во многом определив его подлинно критический пафос, атмосферу острой принципиальности и взыскательности. И во вступительном слове В. Озерова, и в докладе Д. Маркова, и в выступлениях критиков говорилось о недопустимости проникновения на страницы нашей печати произведений, идеологически незрелых, авторы которых грешат мировоззренческой нечеткостью, отступлением от наших идейных принципов. Тем более недопустимо, когда речь идет о литературно-художественной критике, самим своим назначением призванной играть авангардную роль в культуре, отстаивать и утверждать незыблемые основы нашего искусства – его коммунистическую партийность, народность, социалистический гуманизм и интернационализм. <…>

Пленум ЦК КПСС решительно напомнил об ответственности идеологических кадров за столь важный участок работы. Безусловно, соответствующие выводы должны сделать и все наши печатные издания, их главные редакторы, руководители отделов критики. <…> В связи с этим остро встает вопрос о кадрах критики, о пополнении ее молодыми силами. <…>

Одним из узких мест в критике и по сей день является ее недопустимое благодушие к слабым в профессиональном отношении произведениям, снисходительность к литературному браку, комплиментарность. Особенно, как подчеркивали выступающие, это характерно для текущей, рецензионной критики. Объективный критический анализ подчас подменяется его имитацией, даются явно завышенные оценки произведениям, весьма далеким от художественного совершенства, снижаются, а то и вовсе исчезают необходимые строгие критерии. В критике порой много субъективизма, общих слов, рассуждений «по поводу», мало конкретного анализа. <…>

В писательской среде критическое слово порой воспринимается в штыки. А ведь только атмосфера высокой требовательности, подлинной взыскательности способна обеспечить здоровое и полнокровное развитие сегодняшней литературной жизни. Как тут еще раз не вспомнить слова, сказанные на июньском Пленуме ЦК КПСС: «Конечно, критика в печати – оружие острое. И надо уметь им пользоваться, не сходить с позиции принципиальности и объективности. Для нас критическое выступление – не сенсация, а сигнал, единственная цель которого – устранение недостатков». Слова эти полностью приложимы и к литературной критике⁶⁵.

В связи с дальнейшей кампанией нелишним будет также привести слова В. Озерова о литературных жанрах, поскольку именно жанровые претензии оказались прикрытием травли многих, кого избрали жертвами кампании: