– Не знаю… – пожал плечами Толик. Он смотрел на заваренное окно, откуда тянулись тоненькие полоски утреннего солнечного света. – Как Бог решит.
– Посмотрим, – сказал я. В голове уже созрел простой план: рано или поздно сюда должен зайти охранник, я отберу у него автомат и попробую с боем прорваться.
«А силёнок-то хватит? – спросил Голос. – Сможешь ли ты убить человека? Кажется, ты ещё мал для таких вещей».
Я старался не обращать внимания на эти слова. Главное – начать, а там уж как пойдёт.
Прошло ещё несколько молчаливых часов перед тем, как в коридоре за железной дверью послышались твёрдые звуки шагов. Я приготовился и кое-как встал, опираясь на стену. Толик вопросительно на меня уставился, но не произнёс ни слова. Через несколько секунд дверь, звякнув, открылась. Я стоял за дверью, которая открывалась внутрь. Только я увидел человеческий силуэт, как тут же бросился из-за двери, но получил прикладом в лицо.
– Ещё один! – ругнулся солдат. – Думаешь, один такой умный? Заебали…
Я корчился на полу, стоная от боли. Из разбитой губы шла тёплая солёная кровь.
– Так, ладно, – солдат встал надо мной, затем взял мою правую руку, а через секунду в неё вонзилось что-то маленькое, и холодная жидкость молниеносно разнеслась по телу, наливая его свинцом. Внезапно боль со всеми чувствами ушла, оставив лишь холодное безразличие и бесконечную усталость.
Меня подняли на ноги и вывели в коридор. Идти было всё ещё тяжело, но уже не больно. Всё вокруг было будто в тумане. Откуда-то послышался крик, а затем, шатаясь, вышел Толик. Напротив стоял солдат. Я видел лишь его злобную насмешливую улыбку.
Через несколько минут нас вели по тёмному коридору. Мы шли, казалось, бесконечно долго по нескончаемым петляющим туннелям. Временами я переставал понимать, что происходит и пару раз упал. Но каждый раз кто-то меня поднимал, и лёгкими тычками вёл вперёд.
Мысли никак не вязались в голове. Я просто шёл, и шёл, и шёл, пока, наконец, не показался дневной свет. В лицо ударил сильный ветер.
Вокруг стояла куча людей. Они что-то кричали, но для меня это было лишь давящим шумом.
Я выловил глазами невысокого мужчину со светлыми волосами. Его лицо казалось мне знакомым. Я попытался напрячь память, но ничего не выходило. Позади кто-то толкал меня вперёд.
«Кто это такой?» – подумал я, но ответ не находил. На лице этого человека мне показалось торжество, но через секунду от растворился в толпе.
– Куда вы его ведёте? Что случилось? Я знаю его! – кричал какая-то женщина.
– Женщина, отойдите от инфицированных! Или вы хотите к ним? – рявкнул недовольно солдат.
– К ним? – переспросила женщина и опешила, увидев перевязанную руку. Я машинально тоже на неё посмотрел. – Но… как же…
– Вот что бывает, когда самовольно выходишь, – ответил солдат. – Сам виноват.
После этого меня втолкнули в грузовик, а затем привели ещё одного человека. Туман в голове, потихоньку, рассеивался, извлекая из памяти образ незнакомца в толпе – я вспомнил Мишу, моего единственного товарища за последние месяцы. И его явное торжество отдавало болью в груди. Я также вспомнил и человека напротив – это был Толик.
Меня приковали наручниками к трубе. Двое солдат залезли внутрь, затем двери грузовика закрылись, и через минуту машина поехала вперёд.
– А что с третьим? – спросил первый солдат.
– Да сдох. Сердце не выдержало, наверное, – просто ответил второй.
– Эх, лишнего пайка лишат. Ладно, хоть двое из трёх – и то неплохо. Пацаны рассказывали, что бывало и ни одного не привозили, – сказал первый.
– Не, ну это брехня. Кто-то же точно должен быть – нахер тогда ехать?
– Брехня не брехня, а я тебе говорю то, что сам слышал, – на этом их разговор кончился.
Вдруг, небо разразилось грохотом, который пробирал до самых глубин души. Все затихли, и только шум мотора разрезал тишину. Так было несколько минут, а затем на крыше послышался маленький стук, который через пару секунд усилился, перерастая в ливень.
Примерно через час машина остановилась. Я с тревогой посмотрел на одного из солдат.
– Приехали, девочки, – усмехнулся тот. Через несколько минут задние двери открылись, обнажая залитую дождём улицу.
Двое солдат встали и начали проталкивать нас с Толей к выходу, где стояли двое других солдат в касках.
– Нахера вы каски напялили? – спросил солдат, что вёл меня.
– Чтобы голова не намокла, – ответил один из тех, что ждал на улице. – У солдата ведь главное что? Смекалка.
– Дебилы блять… – сказал кто-то вдалеке.
Мой сопровождающий залился хохотом, а меня наполняла паника. Я вылез наружу и чуть не упал. Земля под ногами превратилась в сплошную полужидкую грязь – примерно также, как на катке. Одежда в секунду намокла, и теперь холод пробирал до костей. Началась дрожь.
– Чего встал? – спросил недовольно солдат позади меня, а затем с силой ткнул меня в спину дулом автомата. Я послушно пошёл вперёд, к огромным железным воротам, за которыми высилось небольшое трёхэтажное здание. Водитель посигналил, и ворота, спустя несколько секунд, слегка приоткрылись. Достаточно для того, чтобы прошло несколько человек.
Мы шли небольшой колонной по два человека: впереди шли солдаты с касками, потом мы с Толиком, а затем провожающие солдаты, что ехали с нами. Последние очень неприятно подталкивали вперёд, если кто-то медленно шёл. Мы вошли во внутренний двор, где стояли огороженные места с лавочками и столами.
Толик не удержался и упал, завалившись всем телом в грязь.
– Ты чего? Встал, – грозно сказал сопровождающий его солдат без каски. Толик попробовал встать, но лишь, нелепо скользнув, упал. Я трясущимися руками помог ему подняться. Он выглядел совсем разбитым. Его отчаянный взгляд говорил сам за себя. Говорят, что надежда умирает последней – в его глазах было полнейшее отчаяние, от которого становилось страшно.
Мы двинулись дальше. Следующие небольшие ворота открыли уже впереди идущие солдаты. А ещё через несколько секунд десять мы уже были внутри здания. С одежды вниз потоком стекала вода, а внизу оставалась небольшая лужа. Нас вели по маленьким коридорам, где ходили бронированные бойцы с пистолетами в кобуре и дубинами в руках. На стенах в нескольких метрах друг от друга висели маленькие светильники, которые давали ровно столько света, сколько хватало до следующей лампочки. Несколько раз сопровождающие нас солдаты обменивались с «местными» бойцами приветствиями и рукопожатиями. Кишка коридора была в длину метров тридцать и заканчивалась железной дверью с окошком сверху.
Охранники в касках постучали в дверь. Гулкий звук ударов тонул в металле. Железная дверца сверху отодвинулась в сторону, и на нас уставилась широкая, заросшая густой щетиной, рожа.
– Мы вам тут новеньких привели, – сказал солдат позади меня.
После его слов окошко закрылось, а через секунду щёлкнул замок, и дверь со скрипом открылась.
Меня толкнули внутрь. Здесь коридор уходил в две противоположные стороны. Правая часть была закрыта, а у ворот дежурило двое солдат. Нас повели влево, где стоял один единственный солдат, а железная решётка была слегка приоткрыта.
– Двое? – удручённо спросил солдат у решётки. – Лучше, чем ничего, но так себе.
– Ой, завали ебало… – улыбнулся сопровождающий нас солдат. Один из тех, что были без каски. – Миха внутри?
– Да, у себя.
– Мы пока клиентов устроим, а ты вызвони сюда – поговорить надо, – солдат у решётки кивнул, и, пока нас провожали внутрь, что-то говорил в рацию.
– Чего вы такие кислые? – хлопнул меня по спине один из сопровождающих. От удара я чуть не упал. – Вам тут теперь жить. Быстрее привыкнете – быстрее начнёте наслаждаться, – все солдаты сильно расхохотались. Солдат толкнул меня автоматом в спину, – Ну же, скажи что-нибудь.
Я молча шёл вперёд.
– Скажи что-нибудь, – повторил он. Я молчал, но чувствовал, как напряжение росло. Было очень холодно. Я дрожал, но непонятно от страха или от холода.
– Молчишь? Гордый, да? Посмотрим на тебя через недельку, – он злобно усмехнулся. С дрожью в ногах было тяжелее идти. Солдат это заметил: – Что, идти тяжело? Так мы поможем. Да, ребята? У нас же здесь курорт…
Тут мне кто-то ударил по ногам, и я упал со стоном, больно ударившись коленом об стену. Солдат рассмеялся. Я кое-как встал, на что солдат презрительно фыркнул.
– Ладно, ребят, давайте оставим. Он и так еле ходит. Хилые какие-то они…
После этого все замолчали. Через несколько секунд мы прошли в железную дверь, за которой открылось огромное трёхэтажное помещение, где в стенах, за огромными решётками, находились камеры, которые обвивались лестницами по бокам. По этим переходам то тут, то там можно было увидеть патрулирующих солдат.
Нас провели на второй этаж, в небольшую камеру, где вдоль двух стен стояли двухэтажные кровати. Внутри сидело двое бородатых мужчин. Они удивлённо и с некоторым страхом посмотрели на нас.
– Добро пожаловать домой, девочки, – сказал солдат, запуская нас внутрь, а затем закрыл решётку.
Я помог дойти Толику до кровати. Он тяжело опустился на голый матрас. Я сел рядом.
– За что вас? – шёпотом спросил темнокожий мужчина с ободком из седых волос вокруг голой макушки. У него была густая борода, а само тело было очень худым, будто высохшим. Он кивнул на меня. – Сильно они тебя… хорошо поработали.
– Да это херня… Оказался не там, где нужно.
– А что это?
– Тюрьма… я сам не знаю.
– Понятно…
– А он? – спросил темнокожий мужчина.
– Не знаю, – я пожал плечами. Толик тихо лежал. Я настолько устал, что не мог уже слишком серьёзно что-либо воспринимать. – Я… мы в камере познакомились сегодня… или вчера. Как-то, знаешь, не до разговоров было.
– Понимаю-понимаю, – он попытался улыбнуться, и я заметил, что у него не было переднего верхнего зуба. – Ладно, отдыхайте. Здесь вы надолго. Или нет, если повезёт.
Меня удивило это «если повезёт».
– Насколько долго? – спросил я.
– Насколько хватит у вас жизни, – тихо ответил второй мужчина, который до этого лишь молча наблюдал. Несмотря на свою внешнюю немощность, пронзительный взгляд его обжигал. Я нервно сглотнул. Он уловил мою реакцию и улыбнулся. – Не бойся. Что-что, а своих собратьев по несчастью не трогаю. Меня все тут зовут Шуриком – можешь так же звать. Уже привык.
– Костя, – представился я.
– А меня зовут Борис. Иногда ещё Библиотекарем кличут, – сказал темнокожий мужчина.
– Библиотекарь? – переспросил я.
Он усмехнулся.
– Я работал в библиотеке.
За окном всё так же, не переставая и не убавляясь ни на секунду, лил дождь.
Вдруг из общего зала кто-то с силой начал стучать по металлическим прутьям лестницы. Всё крыло будто вымерло – я непонимающе уставился на Бориса.
– Снова?.. – тихо спросил Шурик.
Они подошли к решётке, а я остался сидеть. Встать всё равно было бы тяжело – тело сильно болело.
– Сегодня прогулки не будет. Вечером ждите подарок, – объявил грубый голос.
Шурик и Борис ещё несколько секунд стояли, а потом прошли к кроватям. Они выглядели напуганными.
– Думаешь, нас и в этот раз пропустят? – спросил Борис.
– Не знаю, не знаю… – тихо ответил Шурик. Он немного постоял у кровати, а потом залез наверх.
– Вы о чём? – тихо спросил я.
– А, ты же не знаешь… – Борис сделал паузу. – Иногда начальник забирает кого-то из камеры – и всё…
– Что?.. – переспросил я.
– А ты думал, почему тут так мало людей, если каждую неделю привозят новых? – спросил Шурик. – Сегодня можем быть и мы. Нам давно пропускали.
Внутри всё сжалось. Паника тихо накрывала. Я этого не заметил сразу, но здесь действительно слишком мало места для того, чтобы каждую неделю привозить людей.
– А сколько вы здесь уже? – спросил я – никогда их не видел в Остании.
– Бог помиловал… – ответил Борис. – Но везение – такая ветреная дама… В общем, вечно она тебе улыбаться не будет. А нам она улыбалась очень долго.
После этого я кое-как встал, опёршись на лестницу, поднялся наверх и завалился на пожелтевший матрас. Меня пугала перспектива стать очередным неизвестным. Отчаяние подтачивало сердце изнутри.
«Вот и всё, – сказал Голос. – Я тебя предупреждал. Теперь, хотя бы, мучиться не будешь. И других тоже. Скоро всё закончится».
Я не хотел мириться с этим, но в голову ничего не шло. Я не мог бесконечно ждать своей очереди, которая, в итоге, всё равно настанет. С другой стороны, не факт, что снаружи безопаснее, учитывая что еле могу стоять…
Мысли потоком летали в голове, а я смотрел в потолок, не замечая его и не зная, что же делать. В какой-то момент понял, что мысли закольцевались. Медленно тело тяжелело, проваливаясь всё глубже в иллюзорный мир, и в какой-то момент я окончательно уснул.
* * *
Проснулся через несколько часов от озноба. Одежда на теле была всё ещё влажная, и из-за этого очень холодно. За окном уже было темно, природная буря кончилась.
Я повернулся и посмотрел вниз: Толик сидел рядом с Шуриком, а Борис лежал наверху.
– Прямо ножом? – удивлённо спросил Шурик.
– А что делать, – ответил Толик. Он говорил тихим и уставшим голосом. – Надо же было её забить. Год тогда совсем сухой был, неурожайный. Дети голодали, а я же не мог смотреть на это всё. В общем, так и порешили.
– И много крови было?
– А вы как думаете? У свиней вообще её много. Да… Было тяжело себя уговорить, но кое-как сделал – и то хорошо, – Толик перевёл взгляд с Шурика на меня и кивнул. Я ответил тем же, а затем слез вниз. Движения отдавались болью в рёбрах.
– Ты во сне говорил, – сказал Шурик. – Не особо понял о чём, но слышал имя «Света» – кто-то знакомый?
Я устало сел на нижнюю кровать. После сна, казалось, усталость только прибавилась, а тело ещё сильнее болело.
– Света? – переспросил я. – Это… неважно.
– Призрак прошлого?.. Понимаю. У каждого что-то было… и уже нет. Не будем ворошить твой шкаф, – сказал Шурик.
– Спасибо… А когда здесь дают поесть?
– Поесть? – с усмешкой переспросил Шурик. – Смотри, чтобы ты сам едой не стал.
Я нервно сглотнул. По всему телу пробежался неприятный холодок.
– Шучу я, – сказал он после небольшой паузы, а затем с уже серьёзным видом добавил. – Хотя, никто действительно не знает, куда уводят людей.
– А во сколько это происходит?
– Стемнело?.. Значит, скоро, – тихо ответил Борис сверху, всё так же находясь ко мне спиной.
«Боишься?» – спросил Голос.
Шурик с Толиком дальше продолжили делиться воспоминаниями, а я залез на кровать подальше, упираясь спиной в стену. Воображение рисовало самые разные картины, находясь в ожидании неизбежного.
Спустя час нервного ожидания, странных случаев из жизни и тихого похрапывания Бориса, раздался выстрел, а затем кто-то в центре зала разразился мерзким громким смехом, от которого внутри всё говорило «беги», а ноги сами тянулись к земле.
– КТО ЖЕ?! – громко крикнул человек внизу. Этот был тот же голос, что днём делал объявление.
Шурик смотрел на решётку уставшим от страха взглядом. Толик с опаской тоже смотрел на выход. Борис лишь слегка приподнялся на локтях.
– ВСТАТЬ! – прозвучала резкая команда твёрдым голосом. – Всем арестантам встать к решётке лицом!
Мы все встали и подошли к решётке. Наша камера была на втором этаже. Я заметил оживление ещё в паре камерах.
Несколько минут мы молча наблюдали за тем, как высокая и плотная фигура медленно обходит камеру за камерой с разочарованным фырканьем и лёгким облегчённым вздохом других заключённых. Только это, и ещё бесконечно сильное биение сердца, вперемешку с громким стуком каблуков – вот и все звуки, что сейчас были. Стук… ещё один… стук… стук… С каждой пропущенной решёткой, с каждым шагом, я всё больше чувствовал холодное дыхание смерти, которая выбирала сегодняшнюю жертву.
– Не то… всё не то… – говорил тихо командир. Он был всего в нескольких камерах от нашей. Его сопровождали двое солдат.
Наконец, он остановился возле нашей камеры и принялся пристально осматривать нас.
– Я тебя здесь не видел, – сказал командир, смотря на меня. – Новенький, да? Открыть камеру, – солдат в ту же секунду принялся выполнять приказ. Командир зашёл внутрь и улыбнулся зловещей улыбкой. – Замечательно, значит, здесь и будем делать выбор, – он достал пистолет из кобуры и начал его наставлять на каждого поочерёдно. Увидев мой страх, он оскалил зубы ещё сильнее: – Ты не бойся. Тебя-то я не трону – по крайней мере, сейчас. Мордашка у тебя смазливая, очень нравится.
После этого командир пристально уткнулся взглядом сверху вниз в меня и смотрел так секунд десять.
– Что-то есть в твоём взгляде…. Нет, точно трогать не буду! Мне нравится. Сейчас… – сказал он, а затем резко развернулся и выстрелил в Бориса, который сразу же упал и, сдерживая крик боли, стонал. Это лишь позабавило командира. Пуля прошла навылет, и теперь пол заливался яркой густой кровью. – Сильный, да, сука?! Поднять его!
Двое солдат прошли внутрь и подняли Бориса за руки. Командир, не колеблясь, прострелил ему вторую ногу. Борис не выдержал и истошно закричал. Я еле держался на ногах. Хотел что-либо сделать, но тело просто не слушалось. Я даже не заметил, как начал плакать от ужаса.
– За что? – спросил Борис, стоная от боли.
– А что? Почему нет? – просто ответил командир, хватая Бориса за волосы и поднимая кверху. Он внимательно рассматривал её несколько секунд, а затем ударил его кулаком в живот. – Рожа мне твоя чёрная не понравилась, наверное. Не знаю… Есть в тебе что-то такое, за что убить хочется, понимаешь? Но пока не буду. Пока… Уведите его, – двое солдат понесли темнокожего мужчину без сознания вон из комнаты. Передо мной был самый настоящий монстр, и сейчас он смотрел на меня с непонятным интересом, который вызывал во мне лишь бесконечный ужас и желание бежать. Его глаза сомкнулись в маленькую щель, а губы растянулись в опасной улыбке. Он медленно и тихо заговорил: – Не бойся. Пока что тебя трогать не будут. А о твоём черножопом товарище я позабочусь.
После этого он вышел, а дежурный солдат закрыл решётку за ним.
– Вольно! – крикнул он откуда-то издали. Ноги подогнулись, и я безвольно упал на пол. Я не мог оторвать взгляд от тёмной лужи возле решётки. Ещё недавно там стоял человек – теперь только мокрое пятно. Возможно, он уже не жив.
Голова кружилась, а по лицу огромным потоком неслись слёзы. Тошнило.
Кто-то тронул меня за плечо, я поднял голову. Передо мной стоял Шурик, он с сочувствующим видом смотрел на меня. В его глазах тоже читался ужас, который он пытался скрыть.
– Увидел, да? – тихо сказал он. – Это… это наше будущее. Помянем его… теперь хоть не будет жить в страхе.
Я медленно отодвинулся к стене и закрыл лицо руками.
– Костя… – тихо сказал Толик, но Шурик его остановил.
– Не надо. Пусть успокоится.
Я уткнулся лицом в руки, будто закрываясь от всего мира. От мира, в котором до сих пор люди убивают друг друга за то, что им не понравилось, испытывая радость. От мира, в котором всё светлое меркнет и тухнет. От мира, в котором умирают друзья и близкие. От мира, в котором нельзя быть просто Человеком.
«После всего этого ты ещё испытываешь какую-то надежду? Тебе нужно выжить? Так выживай! Не нужно самобичевания – это бесполезно. Придёт время, и твои руки тоже будут по локоть в крови», – сказал Голос.
Я медленно открыл глаза, не сразу поняв, что происходит. Не знаю, сколько прошло времени, когда я вышел из своего вымышленного мира в убивающую реальность. Где-то внутри я понимал, что Голос говорит правильные вещи. Или же мне так просто казалось. Или я просто уже не мог с ним спорить.
– Надо бежать, – вырвалось с моих губ, почти про себя. Я, пошатываясь, поднялся на ноги и посмотрел с сожалением на кровавую лужицу. Рукой вытер заплаканное лицо.
Я больше не мог продолжать жить так. Во мне разгорелось отчаянное желание выжить. Нужно было что-то делать. Нужно было пытаться.
– Пацан, ты как? – спросил Шурик, который смотрел в маленькое окошко. Там, за закрытой решёткой окном, висело тёмное пустое небо.
– Никак, – тихо ответил я, а затем забрался на верхний этаж своей многоярусной кровати. Шурик тяжело вздохнул и продолжил дальше наблюдать за небом.
«Умрёт ещё больше людей, да… но я не умру. Я не хочу умирать. Не хочу умереть так. Не хочу кончить как беспомощный пленник, которого, истекающего кровью, умирающего, ведут неизвестно куда и зачем. Нет… Нет! Я стану сильнее. Я сбегу, чего бы мне это не стоило», – маленький огонёк сожаления превращался в пожар ненависти.
«А готов ли ты на всё? По-настоящему на всё?» – Голос смеялся, но я делал вид, что не замечаю его. Хоть это и было глупо, но он подыграл мне и замолчал.
В голове потихоньку выстраивались и рушились планы разного масштаба. Иногда я замечал, что представляю смерть этого командира: молча наблюдая за тем, как он истекает кровью, познавая чужую боль. Образы вереницей проносились в голове, где десятки безликих людей сменяли друг друга в сотнях разных декорациях.
Ближе к утру я уснул тем самым разбитым сном, от которого становится ещё хуже. Во сне я видел что-то тёмное, слизкое, тошнотворное…
* * *
Утром вчерашний день всегда кажется сном, но вот ты смотришь на кусочек истории в виде алого пятна на бетоне и понимаешь, что всё было взаправду. Правда, при этом приходит только тоска. Тоска по тому, что это уже стало историей и теперь ты точно бессилен.
На часах было девять. Я лежал и смотрел в потолок, потому что ничего иного, в этой богом забытой камере, делать было нечего. Ближе к десяти часам народ в камерах активизировался. Я удивлённо уставился за решётку – солдат вёз тележку вдоль камер, а другой брал по нескольку тарелок и нёс на верхние этажи.
– Разносят баланду… чтобы мы раньше времени коньки не откинули, – ответил на мой немой вопрос Шурик. Я перевёл взгляд на него – его лицо выражало усталость от жизни. Не просто физическую, а даже жизненную.
– Странная у них логика, – сказал Толик снизу.
– Обычная, людская, – ответил Шурик. – Мы для них мясо, скот. А скот кормят, пока он выполняет свои цели. Нас даже на пастбище выводят.
– В смысле? – спросил Толик.
– На прогулку выводят, когда погода хорошая. Вчера же про это говорили, – Шурик говорил тихо и не спеша. – Я смотрю, вы не слишком впечатлены вчерашним…
– Я… – тихо сказал Толик и на несколько секунд замолчал. – Я видел вещи и пострашнее.
– Понимаю. Как мир сошёл сума, пришлось расширить шкаф для скелетов до целой потайной комнаты.
На полу, возле решётки, поставили три миски. Шурик встал и перенёс по одной каждую миску на небольшой металлический столик у стены, рядом с туалетом. Внутри посуды плавала мутная жижа, цвета грязи. Такое не только есть – смотреть на это не хотелось.
– М-да, что это? – спросил Толик.
– Что-то вроде супа, наверное, – ответил Шурик и принялся за трапезу, быстро уничтожая содержимое. Я с брезгливостью смотрел на это, чувствуя небольшой приступ тошноты.
– Как вы это можете есть? – спросил Толик, безрезультатно перебирая ложкой тёмно-коричневую жидкость.
– Голод – не тётка. Когда жрать нечего – тут не до брезгливости. Если через пару дней будете ещё живы – поймёте это чувство.
– Как ты можешь есть после вчерашнего? – тихо, даже неожиданно для самого себя, спросил я.
– Пацан, скоро ты освоишь искусство пустого выжженного существования, – сказал Шурик, опустошая до конца тарелку. – Либо так, либо никак – закон выживания.
Я фыркнул и лёг обратно, думая о том, как же это противно, но внутри понимая, что он просто человек, который пытается выжить в суровом, полном лишений, мире. И дух его давно сломлен. Даже не просто сломлен, а переломан много раз. Но он всё же старается выжить, извиваясь как змея. Также понял, что мы с ним ничем не отличаемся, и что моя гордость тоже скоро лопнет, словно мыльный пузырь. Но всё же я не спустился вниз. На этот раз.
Шурик приговорил и мою тарелку тоже, а Толик, кое-как, всё же съел свою порцию.
Ближе к полудню, когда солнце набрало свою силу, нас вывели во внутренний двор, на прогулку. Я готовился к этому. Улица встретила нас влажной прохладой, которая бывает после сильного дождя. В другой части, за железной сеткой, находились заключённые из другого блока.
Я заранее подговорил Шурика пойти со мной. Толик от нас тоже не отставал. Мы устроились на длинных лавках, в одном из ограждений.
– Надо отсюда бежать, – тихо сказал я, осторожно осматриваясь на предмет слежки и нахождения рядом солдат, коих здесь бродило достаточно.
– Оптимистично, – встретил моё заявление Шурик с горькой усмешкой. – Есть что существеннее? Или, думаешь, один до этого додумался?
Я решил опустить его комментарий.
– Но ведь что-то должно быть. Я не знаю, может, устроить бунт? Что-то… Что-то есть всегда.
– А ты готов на то, что возможно придётся сделать? – Шурик будто повторил слова Голоса. Он пристально уставился на меня, бросая вызов.
– Я пойду на всё, – ответил я на вызов. Мужчина несколько минут колебался, а я смиренно выжидал.
– Ладно. Есть тут, кое-что… У меня времени подумать больше было, и кое-какой план имеется, – тихо сказал он, почти вплотную приблизившись ко мне. – В общем, примерно каждые две недели отбирают несколько людей для того, чтобы солнечные батареи чистить.
– Звучит как-то слишком легко, – сказал Толик. Я кивнул.
– Ты погоди, дядя. Доживи сначала, – сказал Шурик. – Короче, выбирают туда непонятно как, и охраны двое на одного заключённого… Так что тут на грани фантастики, но другого ничего не знаю. Всё ещё хочешь попытаться?
– Уж лучше сдохнуть с заточкой в руках, чем в ожидании смерти, – ответил я.
– Неплохой ответ.
– Так, когда следующий рейс до свободы? – спросил я, в надежде услышать о нескольких днях.
– Это ещё одна проблема. Предыдущий был вчера, прямо перед вашим приездом, – мрачно сказал Шурик. На меня будто навалился огромный валун, который старался раздробить решимость в мелкую пыль.
– Посмотрим, что день грядущий нам готовит… Куда же нанесёт удар… – проговорил неожиданно Толик. Мы с Шуриком непроизвольно устало улыбнулись, и я понял, что сейчас переживать бессмысленно.
Теперь оставалось лишь ждать, умоляя Удачу на ещё несколько недель улыбки.