Сказки Зеркал

Глава 3. В Особенной стране

Капитан Тузпик, начальник стражников, играл в карты на деньги.

Он играл сам с собой: во-первых, подражая правителю страны, Самому́ Мордарию, который в играх не признавал никаких противников, кроме себя самого.

А во-вторых, потому, что играть в караулке было больше не с кем.

Игра была страстью капитана Тузпика, смыслом его жизни: увидев карты, он забывал обо всём на свете. Да вот беда: стоило лишь ему ввязаться в игру, как он тут же проигрывал всё до последней спички. Капитан уже проиграл и доставшийся ему по наследству старый бабушкин дом, и дедову копилку с серебряными монетами, и лучший папашин костюм в полоску, и кусачего мамашиного кота редкой длинноухой породы. Да и всю свою капитанскую зарплату на десять лет вперёд.

Он ухитрился проиграть даже неприкосновенный запас солдатских сухарей, хранившийся на караульном складе, за что всякого другого сразу бы выгнали со службы. Но капитан Тузпик был любимцем главного Жителя страны – Самого́ Мордария, Са́мого из Самых. Капитан нравился Мордарию потому, что был почти таким же безобразным, как сам правитель. То есть, как здесь было принято изъясняться, почти таким же особенным.

Капитан Тузпик был большеногим, длинноруким и толстопузым, да ещё и лопоухим в придачу, с лицом красным – и при этом длинным, как огурец. За все эти неоспоримые достоинства капитану прощали его бесчисленные проступки и даже обещали дальнейшее повышение по службе.

Итак, капитан сидел в караулке и играл сам с собой.

– Ну-с, – приговаривал он, заглядывая то в одну кучку карт, то – в другую, – что тут у нас? Ага, да у нас три туза! Мы под нас ходим валетом? А мы нашего валета – нашим тузом по носу! А мы нам – ещё валета? А мы сверху – ещё туза! Ага, нам не нравится? Вот мы и проиграли? Зато мы – выиграли! Эй, мы! Гоните-ка нам наши денежки!

Но не успел он сгрести в свою сторону стопку монет, аккуратно сложенных на серединке стола, как в караульное помещение ввалились его подопечные – Дудка и Макакак. Они буквально волокли за собой связанного Страшика и упирающуюся Растрёпу.

– Смотрите, капитан, – вопил Дудка, – мы схватили настоящих уродышей, первый сорт!

– Сами вы – уродыши, – огрызнулась Растрёпа. – Ну-ка развяжите меня!

– Это я их поймал! – похвастался Дудка.

– Не ты, а мы поймали! – возразил Макакак и обратился к начальнику: – Мы хотим вознаграждения, капитан!

– Какие такие «мы»? – забеспокоился Дудка. – Не слушайте его, капитан! Это мне, мне одному вознаграждение полагается! Этих уродышей я первый увидал! Я, я, я – и больше никто!

– Молчать! – рявкнул капитан Тузпик, вскакивая из-за стола. – О каком это вознаграждении вы здесь болтаете, бездельники и лентяи? Клянусь козырной дамой, мне ещё не попадалось ни одного стоящего уродыша, которого бы вы…

Капитан замер на полуслове: он наконец разглядел Страшика и Растрёпу.

«А ведь действительные уродыши, настоящие! – удивился про себя капитан. – Таких нам ещё ни разу не попадалось. Да за таких Сам Мордарий отвалит полный мешок денег, не меньше – или век мне козырей не видать!»

Он сердито гаркнул своим подопечным:

– Эти уродыши и двух монет не стоят. Но по доброте душевной я даю вам за них целых три – и чтоб больше никакой болтовни о вознаграждении! Проваливайте! А этих двоих – под замок.

Тузпик швырнул стражникам три монеты. Дудка и Макакак уныло подобрали деньги – и повели было арестованных прочь, но тут бдительный капитан приметил на плече у Дудки дорожную сумку.

– Постой, постой, это там у тебя что? Никак сумка? По уставу стражникам никаких сумок не положено!

– Это моя сумка, – вскричал Страшик, – верните её мне, пожалуйста! Там все мои рабочие инструменты.

– Ещё поглядим, уродыш, что там за инструменты, – отбирая у Дудки сумку, проворчал капитан, – может быть, очень опасные для государства. Такие, как вы, уродыши – главная угроза для нашей Особенной страны, клянусь козырной дамой! В камеру их, чтоб глаз не спускать!

Оставшись один, капитан небрежно бросил сумку на скамью и продолжил игру.

«Ну что, дружок, – спросил он сам себя, с наслаждением тасуя карты, – ты, я вижу, опять проигрался в пух и прах: все денежки теперь мои! Что будешь ставить, я ведь принципиально в долг не играю?»

Тут взгляд капитана упал на Страшикову сумку. «А вот, – ответил он сам себе, – я поставлю эту арестантскую сумку. Ну-ка, поглядим, что там в ней…»

Капитан открыл сумку и вытащил зеркало: он видел его впервые в жизни.

«Вот так вещица, – удивлённо бормотал Тузпик, вертя зеркало, – дорогая, наверно. Точно дорогая, клянусь козырной дамой – вон какая отличная отделка рамы! Никогда такой раньше не встречал. Интересно, а что это в ней? Чья это там рожа?»

Тузпик озадаченно пялился на своё отражение. Он почесал свой большущий нос – и незнакомец в зеркале почесался, он подёргал себя за отвислую губу – и незнакомец сделал то же самое. Капитан начинал злиться.

«Эй, ты, перестань дразниться, – угрожающе рявкнул он своему отражению, свирепо сдвигая брови, – ты не знаешь, с кем связался! Я – Тузпик, капитан государственной стражи, а не шестёрка бубён какая-нибудь!» Физиономия в зеркале в ответ тоже сдвинула брови. Разъярённый Тузпик в сердцах хотел уже швырнуть зеркало на пол, но дверь распахнулась – и в караулку влетел Дудка.

– Капитан, арестованные доставлены по назначению: все под замком! – бодро отрапортовал стражник; в это мгновение он заметил в руках у начальника зеркало, в котором отражалась красная от злости капитанова рожа. – Ой, капитан, а там ваш двойник!

– Что ты болтаешь?! – гаркнул капитан. – Какой двойник? Где?

– Ваш, ваш двойник: как вылитый! Точь-в-точь вы! – уверял Дудка. – Да это же у вас, видать, оно, оно самое… запрещённое зеркало.

– Как? Зеркало?! Запрещённое зеркало?! – испуганно завопил капитан Тузпик – Этого не может быть, клянусь козырной дамой!

– Я слыхал, что зеркало – это такая штуковина, которая повторяет всё вокруг, – возбуждённо размахивая руками, твердил Дудка. – Мне моя бабка рассказывала, что в старые времена они были повсюду… Ой, капитан, а что у вас сделалось с лицом-то?

– Что? – вскричал перепуганный капитан Тузпик, отшвыривая от себя зеркало. – Что?!

– Вы… Вы… Да вы сами стали похожи на уродыша!

Глава 4. В тюрьме

Пока Растрёпа что есть сил колотила в только что захлопнувшуюся железную дверь камеры, Страшик осматривался. Сквозь крошечное решётчатое окошко под самым потолком пробивался лунный свет, таинственно освещая рваные соломенные тюфяки, затянутый паутиной ржавый умывальник и сидящего в углу сгорбленного старичка.

– Здравствуйте, ребятки, – тихо сказал старичок. – Добро пожаловать!

Оставив дверь в покое, Растрёпа повернулась и уставилась на старичка.

– Добро пожаловать?! – возмущённо повторила она. – Ничего себе – добро! Ты что, дедуля, издеваешься? Разве не видишь, что мы ни за что ни про что в тюрьму угодили? Что это у вас тут вообще за страна такая странная: арестовывают кого попало, куда ни глянь – везде одни сплошные страхолюдины?

– Да, ты права, девочка, – грустно улыбнулся старичок, – это так. Вы попали в Особенную Страну. Здесь, действительно, живут одни уродцы, правда, сами себя они называют особенными. Я ведь, в каком-то смысле, тоже особенный – я тоже уродлив.

Старик повернулся, и юные путешественники увидели огромный горб у него на спине.

– А почему вы в тюрьме? – спросил Страшик.

– Я – Папье, Мастер Масок, – ответил старик, – и власти считают меня опасным государственным преступником. Сейчас я расскажу вам всё и о себе, и о нашей стране. Только наберитесь терпения, юные чужестранцы: мой рассказ будет долгим.

Растрёпа и Страшик уселись на соломенный тюфяк и приготовились слушать. Старик вздохнул – и начал:

В Особенной Стране правит Сам Морда́рий. Он носит титул «Самый-Самый Житель». Никто не знает, сколько ему лет, но даже глубокие старцы не помнят того дня, когда Мордарий взошёл на трон. Поговаривают, что некий злобный волшебник сделал правителя бессмертным в награду за его исключительное безобразие.

Предание гласит, что когда-то в юности Мордарий скитался по свету, и везде его осыпали обидными насмешками, побоями и пинками. «Уродина! – кричали ему повсюду. – Проваливай из наших мест! С глаз долой!» Так безжалостный мир ожесточил сердце юного Мордария, и он поклялся отомстить этому миру.

Однажды он забрёл в эти дикие лесные края – с душой, переполненной обидой и горечью. «Я стану здесь королём, – решил Мордарий. – Я буду королём всех уродцев: я соберу этих несчастных и обездоленных со всего света, и больше никто не посмеет унижать нас. Это будет только наша страна – справедливая Особенная страна. И жители её тоже будут называться особенными. Я заведу здесь свои порядки: здесь уродство станет достоинством, а красота – преступлением. Так мы посмеёмся над миром, который отверг нас. И это будет справедливо!»

Мордарий бросил клич – и уродцы, то есть «особенные», потянулись сюда из всех уголков Безграничного Мирра. По приказу Мордария они вырубили деревья, построили дома – и огромный дворец с высоченной Смотровой башней для своего нового правителя. Главный и единственный город страны в его честь был назван Мордариуполем.

Под угрозой изгнания из Особенной страны хитрый Мордарий запретил жителям пользоваться зеркалами. Отныне никто не видел себя, не знал, как он выглядит на самом деле, и каждому казалось, что он лучше всех остальных – что он действительно «особенный».

И особенные счастливо зажили в своей стране. Здесь никто не оскорблял, не притеснял, не преследовал их: каждый был равным среди равных. Так гласит старинное предание.

А дальше начинается ужасающая правда.

Мир не стоит на месте, мир всё время меняется.

Шло время. Жители Особенной страны жили, работали, влюблялись, обзаводились семьями, у них рождались дети. Это были самые обычные, милые дети, лишённые уродливых черт своих родителей. Часто – очень даже красивые дети.

Этих детей в Особенной стране стали называть «неправильными» или «уродышами». Едва узнав о «неправильных» детях, Мордарий приказал бросать их всех в лесу, на съедение диким зверям, чтобы само их существование не нарушало порядка в справедливом государстве, созданном им только для отверженных.

Ведь здесь не было места красоте.

Но родители любили своих детей и не хотели расставаться с ними, обрекать на страшную гибель. Они прятали детей, многие в отчаянии пытались бежать с ними в другие земли. Но бдительные стражники Мордария ловили беглецов и бросали в тюрьму, а детей всё равно отнимали.

Жители начали роптать. В Особенной стране наступили смутные времена, и авторитет Са́мого-Са́мого Жителя буквально висел на волоске. Чтобы укрепить свою власть и погасить недовольство, хитрый Мордарий придумал «милостиво» уродовать детей, чтобы не разлучать их с родителями. А заодно – уродовать всех, кто был ему не по вкусу: он назвал это «исправлением».

Теперь стражники день и ночь рыскали в поисках жертв: за каждого пойманного «уродыша» полагалась награда, и многие жители охотно доносили друг на друга. Прятать «уродышей» запрещалось под страхом смерти.

Мастер Папье родился горбатым, а значит, вполне мог считаться «особенным». Но вот лицо его не очень-то нравилось стражникам – с юных лет Папье то и дело хватали и тащили «на исправление». Не раз оказывался он в страшной комнате, где Главный Исправитель, похожий на палача, орудовал нагретыми щипцами, ужасными иглами и ещё какими-то чудовищными приспособлениями, придавая внешности неугодных жителей надлежащий «особенный» вид. Но каждый раз горб выручал несчастного Папье. «Э-э-э, – говорил Главный Исправитель, – да этот малый попал к нам по ошибке! Он и так уже замечательно горбат, и было бы несправедливо по отношению к остальным жителям награждать его дополнительными достоинствами».

И перепуганного Папье отпускали на свободу.

Но вскоре у него родилась маленькая сестричка, хорошенькая, как розовый бутончик. Она ещё качалась в колыбельке, а родители уже тайком плакали по ночам, представляя, как их милая крошка попадёт в руки ужасного Главного Исправителя – и прятали её от соседей. Папье день и ночь ломал голову над тем, как спасти сестрёнку.

Однажды, играя с малышкой, он проделал в большом кленовом листе дырочки для глаз и носа. Сестричка испуганно замирала, увидев незнакомца с зелёным лицом, а потом радостно смеялась, когда из-под зелёной маски выглядывал её любимый братик.

И Папье вдруг понял, что под маской можно спрятать человека надёжнее, чем в любом тайном убежище. И он решил изготовить для сестрёнки такую маску.

Сначала у него ничего не получалось, но Папье не опускал рук. Он научился делать маски из бумаги и картона, из проклеенной ткани и речной глины. Его маски годились для игры, они могли украсить любой праздник, но не могли обмануть бдительных стражников и жадных до награды соседей-доносчиков.

Как-то раз, гуляя в лесу, Папье наткнулся на странное растение с густым тягучим соком, похожим на клей. Мальчик обнаружил, что при нагревании этот сок застывает, превращаясь в прозрачный пружинистый материал. Папье назвал его «тягучиком». Вот из этого «тягучика» и научился Папье делать свои удивительные маски: они были тонкими и гибкими, полностью скрывали человеческое лицо, но позволяли дышать, закрывать глаза и даже шевелить губами. Папье изготовил маску для маленькой сестры, потом, под большим секретом – для братишки своего друга; потом – для внучки старого школьного учителя. Так он начал тайком спасать людей от «исправления». О Папье говорили украдкой, шёпотом, за закрытыми дверьми, берегли его имя в тайне, потому что он был последней надеждой многих несчастных.

Его стали называть Мастер Масок.

Вскоре десятки, потом уже – и сотни людей скрывали свои настоящие лица под спасительными уродливыми масками.

Но у Мордария всюду были шпионы. На Папье донесли – и лишь с помощью друзей ему удалось избежать ареста. Много лет Мастер Масок скрывался, но и в подполье не оставлял своего ремесла: у него появились ученики, они тоже делали маски. Стражники рыскали по всей стране: им было приказано дёргать за нос каждого подозрительного субъекта, чтобы проверить, не надета ли на нём маска. Те, кого разоблачали, оказывались в заточении.

Наконец один из арестованных не выдержал пыток и выдал убежище Папье. Мастера Масок схватили…

– Скоро меня казнят, – вздохнул старик, – но я не боюсь смерти. Жаль только, что вам я не смогу помочь: вам не избежать «исправления».

– Как, – воскликнула фея Растрёпа, – нас тут собираются изуродовать?! Да пусть только попробуют ко мне сунуться! Да я их всех так…

Фея смолкла на полуслове: она вновь вспомнила о своей потере. «Вот не везёт же, – вздыхала про себя Растрёпа, – тоже мне, фея называется! Волшебница без волшебства…»

– Давайте устроим побег, – предложил Страшик.

– Отсюда не убежать, – покачал головой мастер Папье, – это самая надёжная камера во всей тюрьме. Вы можете гордиться, юные чужестранцы: сюда сажают только самых опасных арестантов.

Все грустно замолчали: каждый думал о своём.

Их размышления прервал грохот тяжёлого дверного засова; дверь заскрипела, и в камеру просунулась голова пучеглазого стражника Дудки.

– Эй, преступники, уродыши, – гаркнул он, – быстро на выход! Вас наш капитан срочно требует.

Глава 5. Неожиданный поворот

Дудка связал руки Страшику и Растрёпе и отвёл их в караульное помещение.

Капитан Тузпик стоял спиной к вошедшим.

– Выйди вон и охраняй снаружи, болван, чтобы никто сюда не сунулся, – не оборачиваясь, приказал он Дудке. – И не вздумай проболтаться: клянусь козырной дамой – мигом шею сверну!

Крутой нрав капитана был известен всем: Дудка проворно выскочил, хлопнув дверью.

И лишь тогда капитан повернулся лицом к арестантам.

– Здрасте, приехали! – хихикнула Растрёпа. – Похоже, не только нас теперь нужно исправлять.

Страшик удивлённо рассматривал преобразившегося капитана: от прежнего любимца Самого́ Мордария не осталось и следа – теперь на арестантов сердито взирал стройный тонконосый красавец. Правда, был он чуточку лопоух – но ведь это такие мелочи.

– Значит, капитан, вы без спросу смотрелись в наше зеркало? – укоризненно покачал головой Страшик. – Я же просил сразу вернуть мне мою сумку.

Капитан Тузпик стукнул по столу кулаком – да так, что его обожаемая карточная колода подпрыгнула и улеглась веером.

– Молчать! Вы должны всё исправить! Немедленно! – завопил он. – Или я прикажу вас казнить! Повесить! И утопить! Я – капитан государственной стражи, я вам не шестёрка бубён какая-нибудь! Как я буду отдавать приказания моим болванам-стражникам с таким ужасным лицом?!

– А по-моему, так очень миленькое личико, – ехидно заметила Растрёпа, – уж получше прежнего: от местных девушек теперь отбою не будет.

– Молчать, глупая девчонка! – гаркнул капитан. – Да я вас…

Растрёпа бесстрашно выступила вперёд.

– Эй, не шуми, – посоветовала она, – кто-нибудь сюда прибежит, тебя увидит. Ты же теперь у нас в некотором роде и сам государственный преступник.

Капитан тяжело рухнул на стул и беззвучно зашлёпал губами. Растрёпа продолжила:

– Кстати, мы здесь в твоей тюрьме познакомились с мастером, который делает удивительные маски. И могли бы по знакомству похлопотать насчёт масочки лично для тебя. Если ты, конечно, выпустишь нас отсюда без лишнего шума.

– Нет, нет и нет! – заорал капитан Тузпик. – Я не хочу никаких масок! Я хочу назад моё родное лицо! Вы должны сейчас же всё исправить! Всё!

– А мы же не… – начал было Страшик, но Растрёпа незаметно ущипнула его, шепнув: «Молчи!»

Страшик умолк на полуслове. Растрёпа с важным видом стала прохаживаться по караулке, словно что-то обдумывая. Наконец она остановилась и в упор взглянула на капитана.

– Так уж и быть, мы поможем тебе, красавчик. Но, разумеется, только на наших условиях. Если не согласишься – можешь наслаждаться своей новой внешностью сколько душе угодно. Но мне почему-то кажется, что в вашей дурацкой стране это продлится недолго.

Капитан насупился и мрачно буркнул:

– Я на всё согласен. Чего вы хотите, уродыши?

– Эй, потише! На твоём месте я бы выбирала выражения, – обиделась Растрёпа. – Хочешь ещё разочек глянуть на себя в зеркало?

– Нет! – испугался капитан.

– То-то! Итак, ты возвращаешь нам наше зеркало, потому что без него ничего не получится, – стала перечислять Растрёпа, загибая пальцы. – Во-вторых, ты освобождаешь нас из тюрьмы без всякого идиотского исправления. В-третьих…

Капитан Тузпик заёрзал на стуле:

– Вы хотите слишком многого! Да я сейчас прикажу – и вас немедленно доставят к Главному Исправителю, век мне козырей не видать!

– Вместе с вами, капитан, – рассмеялся Страшик, – только вместе с вами! И неизвестно, оставят ли потом в капитанах государственной стражи бывшего преступника.

Капитан съёжился.

– В-третьих, – продолжила Растрёпа, – ты отправишься с нами, милашка: что-то я тебе не доверяю.

– И, в-четвёртых, капитан, – закончил Страшик, – вы сейчас же освободите из тюрьмы мастера Папье. Или не договоримся.

Капитан вяло махнул рукой: он был согласен на всё. Растрёпа приоткрыла дверь и оглушительно свистнула. В караулку влетел взмыленный Дудка:

– Звали, капитан?

– Мигом приведи сюда этого чёртова старика, масочника! – рявкнул капитан Тузпик. – Быстр-ро!

Удивлённый Мастер Масок был немедленно доставлен в караулку. Вскоре он – вместе с Растрёпой и Страшиком – под покровом ночи тайно покинул тюрьму.

Бывших арестантов сопровождал кутающийся в широкий плащ с капюшоном капитан Тузпик. Следом плёлся пучеглазый стражник Дудка, взятый для отвода глаз.

Глава 6. Мордарий

Знаменитый Самый-Самый Житель Особенной страны восседал на двойном троне в просторном тронном зале с золочёными стенами. Стены, по вкусу Мордария, были расписаны невообразимыми монстрами и уродцами, а двойной трон требовался правителю потому, что у него было сразу два сросшихся спинами туловища.

Правда, голова у Мордария была всего одна, и не очень-то большая: она держалась на тонкой вертлявой шее. Ещё у правителя были две слабые скрюченные руки и целых три ноги. Третья нога приятно отличала Мордария от его подданных: он мог кому угодно давать пинка, не теряя при этом равновесия – и даже давать пинка двумя ногами сразу. Правитель был единственным в стране, кто носил три ботинка – а также мог, стоя на одной ноге, ловко проделывать в воздухе «шпагат» под бурные аплодисменты безобразных придворных.

А вот бегал Сам Мордарий не слишком быстро: он всё время путался в трёх своих ногах. Впрочем, Самый-Самый Житель ничуть не расстраивался по такому поводу: бегать правителю Особенной страны было незачем. Для этого у него имелись слуги.

Карлик-секретарь уже целый час гнусавил, докладывая Мордарию о неприятных вещах, и правитель хмурился. Оказалось, что в его Особенной стране, прямо под самым его крючковатым носом, орудует целая шайка злоумышленников. Они обманом и колдовством превращают честных жителей в «уродышей», используя для этой преступной цели запрещённое зеркало. Они сумели освободить из заточения опасного государственного преступника Масочника, похитив при этом бравого капитана Тузпика. И, по словам надёжных свидетелей, подвергли изуродованию даже его.

Молча выслушав доклад до конца, правитель мрачно сдвинул брови и нетерпеливо махнул рукой: карлик пулей вылетел за дверь.

– О, ужас, – тонким голосом воскликнул Самый-Самый Житель, – оно сбылось, это старинное пророчество: колдовское зеркало появилось! Появилось, несмотря на все мои предосторожности…

Мордарий застонал от ярости – и крепко сжал в кулаке золотой футляр, свисавший на алмазной цепи с его тонкой шеи. Из футляра, с которым он не расставался ни днём, ни ночью, правитель осторожно извлёк Кровавый Камень и дунул на него специальным протяжным дуновением. Камень засиял, заискрился – и из его адской глубины зловеще сверкнули глаза Назлоба.

– Как ты смел потревожить меня, Мордарий? – загрохотал в голове правителя свирепый голос колдуна.

Оба сросшихся туловища Мордария задрожали от ужаса: он не находил слов.

– Надеюсь, у тебя найдётся какое-нибудь оправдание. Если в течение тридцати секунд я не услышу сколь-нибудь убедительного вранья, ты будешь раздавлен всей безграничной мощью моей тёмной магии, точно жалкая букашка!

– О великий Назлоб! Прости, что беспокою тебя, – пролепетал перепуганный правитель, – но моя власть под угрозой! То колдовское зеркало, о котором ты когда-то предупреждал меня – оно появилось! Я сделал всё, чтобы уберечься от этого несчастья: под страхом смерти я запретил моим подданным пользоваться зеркалами, разгромил все зеркальные мастерские и казнил всех зеркальщиков, расставил посты на границах, чтобы ни один чужак сюда не сунулся – и всё-всё напрасно! Зеркало здесь, в моём государстве, прямо как с неба свалилось! И оно уже превращает моих подданных…

– …в писаных красавчиков! Хы-хы-хы, славненько, – расхохотался Назлоб, – скоро в твоей уродской стране можно будет проводить конкурсы красоты.

Но Мордарию было не до смеха.

– Помоги мне, великий Назлоб! – взмолился он. – Спаси меня!

– Я ничего не делаю даром, – напомнил колдун. – Ничего!

– Я отдам тебе всё! Всё, что ты пожелаешь! Все свои богатства!

– Мне не нужны твои жалкие побрякушки, – поморщился Назлоб, – я богаче всех в этом ничтожном Мирре. Но когда-то я наградил тебя редким даром тайно питаться чужими жизнями, чтобы жить бесконечно – и я могу легко отнять этот дар, если от тебя не будет пользы. Мне же нужны от тебя только страх и ненависть. Чем больше в Мирре ненависти и страха, тем я сильнее. Жители твоей страны своим страхом и своей ненавистью много лет умножали мою силу, потому что ты был безжалостен с ними. Пусть так будет продолжаться и впредь. Ты должен немедленно завладеть этим зеркалом – и тогда я уничтожу его! А пока не отыщешь зеркало, не смей беспокоить меня, презренный раб.

Кровавый Камень полыхнул алым пламенем – и погас. Дрожащими руками Мордарий замкнул футляр.

Потом правитель вызвал карлика-секретаря – и почти зарычал, нетерпеливо стуча по подножию трона всеми тремя своими ногами:

– Немедленно поднять всех стражников! Злоумышленников немедленно схватить и доставить ко мне! Колдовское зеркало сегодня же должно быть у меня! Я казню всякого, кто встанет на моём пути! Я казню всех!