Но все-таки они встретились, как всегда, поздно вечером. И вроде бы все было как обычно, будто ничего и не произошло, и городские огни горели по-прежнему, и люди так же разговаривали, и автомобили так же шумно шелестели по такому же серому асфальту, но казалось так, что тысяча километров разделяет их уже сейчас. Об отъезде больше никто не говорил.
*Мёндон – район, где находится множество развлекательных центров и магазинов одежды.
**Кимпхо – второй по значимости международный аэропорт в стране.
– Ты все-таки пришел?
Мидори стояла около дома кузины, одной рукой держа над головой зонтик, а другой – придерживая чемодан на колесиках, не такой уж большой, как можно было бы представить. Утро понедельника выдалось на редкость дождливым, еще немного и настоящая буря разразится. Ветер словно с ума сошел – дул ото всех сторон.
– Пришел.
Чонхо оказался здесь раньше, чем нужно было, но звонить, чтобы сказать, что он тут, не захотел. Просто ждал. Без лишних слов он взял ее зонтик, чтобы он укрывал от холодного дождя обоих, помог везти сумку. Она лишь обвила его руку, ведь это было так необходимо. На протяжении всей дороги, не отличавшейся коротким расстоянием, они почти не говорили, вплоть до того момента, пока в поезде не объявили нужную станцию метро в Конхан-дон*.
– Дальше не провожай меня, не надо, – вдруг сказала она, когда они вышли из подземки.
– Но ведь…
– Если ты проведешь меня до самого аэропорта, и мы попрощаемся там, то это будет навсегда. А так будет казаться, что мы просто ненадолго расстались, как раньше, как будто я домой к сестре ушла.
Чонхо провел загрубевшими кончиками пальцев по ее щеке.
– Ладно, – согласился он. – Тогда счастливой дороги, или что там еще говорят…
Она глубоко вздохнула.
– Я буду очень скучать по всему этому, по городу буду скучать, по этому университету… по тебе буду скучать. Прощай, Чонхо, – говорила она, улыбаясь немного печально, но тепло, как светит солнце августовским вечером. Сказала без своего привычного -кун, впервые, наверное.
– До свидания, Мидори, – ответил он, обняв так, будто и отпускать никогда не собирался. А дождь все лил, не обещая теплой и солнечной погоды еще несколько дней. Она с трудом удержала зонтик – настолько крепки были его объятия.
И все-таки нужно было идти. Она шла медленно, хотя нужно было поторопиться, уже успела отойти на десяток шагов, когда Чонхо окликнул ее, подбежал. Он много думал об этом, но все как-то не находилось времени сказать. А когда, если не сейчас?
– Я забыл кое-что.
Она вопросительно посмотрела на него.
– Я давно хотел тебе сказать… – он ласково взял ее лицо в свои ладони, заглянул в глаза, словно в самую душу. – Я хочу, чтобы ты знала это, и чтобы не забывала. Мидори, аи шитэруё**.
На лице ее отразилось все удивление, что она почувствовала от этих слов, но оно быстро пропало. Улыбка ее была красивее всех, что он когда-либо видел, а глаза стали озорными и сияющими, как и прежде.
– Я тоже давно хотела сказать кое-что, – ее голос чуть дрогнул. – Я желаю тебе успехов, хочу, чтобы ты добился как можно большего, а еще… Саранхэ***, Чонхо.
А потом она ушла, стараясь не оглядываться, что давалось ей с большим трудом. Он долго смотрел ей вслед, борясь с желанием снова окликнуть, догнать. Водяная буря успокоилась, бриллиантовые капли тихо касались земли, не удержавшись на небе. Сердце успокаиваться не хотело. Кап-кап… зонтик был новый и уж точно не бракованный, но по ее лицу скатилась капля. Кап-кап… капли стекали с кончиков его пальцев, так недавно прикасавшихся к ее лицу.
*Конхан-дон – окрестности района Кансо.
**Аи шитэруё – Я люблю тебя, яп.
***Саранхэ – Я люблю тебя, кор.
Хотя кажется, что самолеты, словно букашки, медленно ползают по небу, проносятся они очень быстро – не успеешь заметить, как окажешься в другой стране. Прошло всего несколько часов с того времени, как рейс в Кансай отправился из Кимпхо, но по всем подсчетам выходило так, что Мидори уже должна была быть в Осаке. А Чонхо еще ощущал ее тепло, и рука помнила прикосновение к ее лицу.
А дождь все не прекращался, превращая не защищенные асфальтом островки земли, покрытой зеленой травой, в мокрую скользкую субстанцию. По этому случаю даже тренировку отменили, что было в первый раз за всю недолгую историю. Но, тем не менее, Чонхо вернулся домой не так рано, как это было возможно. Он и не заметил, как пришел к той лавочке на набережной Ханган, где она впервые сказала о том, что уезжает.
– Братик, ты такой серьезный… ты грустишь? – говорила Сун Хо, уцепившись за его руку, когда он вернулся домой.
– Нет, – коротко ответил он.
– А Мидори-сси* когда придет? Она ведь скоро придет? Когда она здесь, мой братик веселый…
– Она больше не придет.
– Правда? – Сун Хо вся как-то сникла, опустила руки и руку старшего брата больше не теребила. – Жалко… а мы с братишкой Юнхо нашли кое-что, а вернуть ей теперь не выйдет. Но она ведь не расстроится?
– Что вы нашли?
– У нее заколка была с маленькими красными камешками, она мне ее примерить давала, вот и забыла забрать в тот раз.
– Где заколка?
Как и все, что находится в розыске долгое время, заколка была найдена на самом видном месте – лежала на тумбе около зеркала. Красные камни переливались на свете электрической лампы, словно сверкали изнутри, хотя на самом деле не были драгоценными даже наполовину. Заколка, та самая, что Чонхо подарил ей когда-то, красиво смотрелась на ее волосах.
Уже близился финал.
*Мидори-сси – -сси – суффикс, традиционно прибавляемый к имени.
***
Среда. Хмурящееся небо и сильные порывы ветра. Не самый приятный и подходящий для игры день, но именно в этот день должен пройти финал. Время, казавшееся неимоверно растянутым, прошло безвозвратно, оставив за собой лишь воспоминания, и многочисленные синяки. Среда была окрашена в красно-черные цвета Ульсана, немного разбавленные белым и зеленым.
– А мугунхва все-таки расцвела именно сейчас, – тихо сказал Ко Гу Юн, их вратарь, когда команда уже была в раздевалке стадиона в Ханнам-дон перед самой игрой.
Такое интересное совпадение позднего цветения не вызвало особых эмоций. Вообще было тихо, и говорить вовсе не хотелось, вдруг удачу вспугнут. Но каждый вспомнил произнесенную в шутку фразу, что победят они только в случае, если эта красивая роза расцветет осенью.
– Расцвела – не расцвела, а Квона все нет, – проворчал Мун Хо, нападающий.
Немаловажное замечание. Тренера и правда не было до сих пор видно. Такое уже случалось один раз. Может, повторится и сегодня?
– Будет он сегодня с нами или нет – от этого не зависит исход игры, – возразил Чонхо, обращаясь ко всем. – Сегодня мы должны показать все, на что способны, даже больше, чем это. Раньше мы и мечтать о финале не смели, и вот теперь через полгода мы играем за первое место. Неважно, кто выиграет. Главное – играть достойно.
Он вытянул руку ладонью вниз. Через несколько секунд на нее легла ладонь Пхён Вуна, потом еще и еще. Тринадцать рук были сложены вместе, тринадцать людей добивались одной цели.
– Тигры, вперед! – огласил маленькое помещение возглас тринадцати людей.
Через несколько минут началась игра.
За малое время команда Ульсана стала еще более техничной, более отлаженной. Завладеть мячом уже оказалось большой сложностью. Вести его на их половину поля – практически невозможно, эти попытки пресекались в самом начале. Ничего из продуманного до этого не удавалось. Что ж, оставалось только обороняться, хотя и это удавалось с большим трудом.
– Вы наконец-то пришли? – спросил Мун Хо, сидевший в это время на скамейке запасных, у только что подошедшего тренера Квона.
– Да, – всего лишь ответил тот.
– И где вы были? – поинтересовался Мун Хо.
Но в это время разговор, намечающийся очень долгим, был прерван первым опасным моментом около ворот Ку Джи Сока. Будь удачи немного больше и Мин Хону удалось бы отправить мяч прямиком в ворота соперника. Но этого не вышло, и вновь началось все с начала. Попытки забить гол игроков команды Ульсана все учащались, становились напористей. Исход игры уже казался ясен, забитый ими мяч был вопросом времени. И во второй половине игры это время настало. Атака была слишком быстрой, ни сил ни активности не хватало, чтобы ее прервать, и в один прекрасный момент ворота оказались совсем незащищенными. Длинная передача Чжи Сонхёну оказалась очень кстати, через несколько секунд мяч уже вертелся в сетке…
Но гол так и не был засчитан. Офсайд. Мяч был забит из положения вне игры.
Матч продолжился. Оставалось еще пятнадцать минут…
***
Воскресное утро выдалось на удивление теплым и приятным. Ветер, который только вчера бушевал так, что его можно было заподозрить в желании сломать все дома в округе и унести в дальние дали, теперь нес только запах весны. Нет-нет, да и промелькнет нежно-розовый лепесток. А солнце ласково согревало озябшую за три дня проливных дождей землю. В такое утро и раздражающий звук самолетов не смог бы испортить настроение. Аэропорт Кансай возобновил работу после вынужденного перерыва.
Она открыла на секунду глаза, а потом снова зажмурилась – солнце ярко светило. В такой день можно было и полежать в постели еще немного, ведь сегодня она никуда не спешила. Она потянулась и снова забралась под одеяло почти с головой. Золотой свет мог разнежить кого угодно. Но наслаждению пришел резкий и неприятный конец. Вдруг вздумалось зазвонить будильнику, хотя сегодня был вовсе не его день. Не в силах больше терпеть назойливое треньканье она поднялась, чтобы отключить сигнал. Глупый телефон… Мог бы и повременить с пунктуальностью.
Ее взгляд упал на дату на дисплее. Восьмое апреля… Как быстро время летит. Будто и не было полугода, и она только вчера наблюдала разноцветные исчезающие в темно-синем небе цветы. Она посмотрела на стоящую на письменном столе фотографию фонтана, разукрашенного всевозможными цветами, от огненно-красного до глубокого фиолетового. Такие приятные и такие дорогие воспоминания. Жаль только, что уже не повторится этого. Может быть, когда-нибудь… Но не сейчас. Дороги оказались разные, по воле случая пересекшись ненадолго. Хотя они все же условились обязательно встретиться после того, как добьются чего-то: она завершит обучение, а он…
А все-таки прекрасный день! Позавтракав и умывшись, она поднялась обратно к себе. Нужно было отобрать снимки на следующий выпуск журнала. Не главный раздел, но все же и тут стоит постараться. В доме никого не было, вышло так, что родителям удалось уехать только в это время. Но очень уж они хотели отдохнуть на Окинаве. Старший брат, Коджи, уже с месяц не приезжал домой слишком занятый своими делами в Токио. В доме было тихо и светло. До поры до времени.
Раздался телефонный звонок. Неожиданный и громкий. Звонила подруга, Шиори. День рождения? Ах да, точно! Вот ведь из головы вылетело. Хотя она и договорилась встретиться с друзьями позже, где-то вечером, погулять в Намба*. За звонком подруги последовало еще несколько. Как уж тут поработаешь… Получать поздравления конечно всегда приятно, но нужно было сосредоточиться. Она уже хотела совсем отключить телефон, тем более, что больше звонков и не предполагалось, но это как-то забылось.
Солнце поднялось выше. В комнате стало душно, она решила открыть окно. Приятный свежий ветерок всколыхнул светло-бежевые занавески. Она оперлась руками о подоконник, вглядываясь в синее небо. Снова быстро пролетел самолет. В отличие от него маленькие белые облачка никуда не спешили, будто на месте застыли. Она снова попыталась приступить к работе, но поняла, что все рабочее настроение совсем исчезло. Снова посмотрела на фотографию. В груди стало тепло.
Вдруг телефон зазвонил снова. Кажется, она только и будет сегодня отвечать на звонки. Номер, высветившийся на дисплее, заставил сердце стучать быстрее. Раньше этот номер звонил чуть ли не каждый день, но в последнее время частота звонков сократилась.
– Моши-моши**? – донесся до нее такой родной голос. Ему аккомпанировал далекий шум улицы.
– Ёпусейо***, – невольно улыбнувшись, произнесла она. – Где ты? На улице?
– Да, на улице.
– Где?
– На Нан… название забыл.
– Что, не знаешь где ты? Смотри не заблудись там, а то вдруг…
– Да нет, я просто…
Вновь над крышами домов пролетел самолет, издавая ужасный гул. Остальные слова оказалось невозможно разобрать, они были заглушены посторонним шумом на линии связи.
– Что ты сказал? Связь плохая, я не расслышала, – переспросила она.
– Да так, ничего.
– Опять секретничаешь, – с укоризной сказала она. – Я так давно не слышала твой голос… соскучилась.
– Нравится мой голос?
– Нравится слушать его. Скажи что-нибудь.
– Что ты хочешь услышать? – спросил он, усмехнувшись.
– Что-нибудь, – она задумалась на секунду. – Ну, например… как твоя команда? Мы давно не разговаривали, но и раньше ты не рассказывал об этом много.
– Наверное, это не телефонный разговор. Это долго, лучше рассказать при встрече. Я расскажу тебе.
– Да? – Она вдруг засмеялась. – Ладно… научился телепортироваться, а мне не сказал.
– Может быть, – как всегда немногословно ответил он.
– Тогда расскажи… – она покрутилась в кресле, – расскажи…
– Как твои фотографии? – прервал он ее размышления.
– О, в этот раз вышло сложнее, чем сначала, – тут же принялась она, выдав гору информации за минуту. И все кадры в совокупности, и каждый по отдельности, и пейзажи, и модели. Что можно было бы еще добавить? – В общем, сложно, но интересно, – заключила она. – А еще…
Неожиданно раздался звонок в дверь, обозначивший желавшего войти гостя, так некстати решившего прийти именно в этот момент. Ей совсем не хотелось открывать, что означало прервать разговор, но держать гостя на пороге было, по меньшей мере, неэтично.
– Ой, подожди, тут пришел кто-то, – сказала она по телефону, сбегая по лестнице на первый этаж. – Странно, никто вроде не должен был приходить…
– Ничего, я подожду.
В последнее время замок у входной двери стал заедать, что затрудняло процесс открывания этой самой двери, но на этот раз были побиты все рекорды по длительности. Уже потеряв всякое терпение и чуть не уронив телефон с десяток раз, ей, наконец, удалось справиться с замком. Дверь открылась резко.
Солнце светило ярко. Листва деревьев, растущих вдоль дороги, шумела равномерно и мягко. Было почти жарко. А она перестала чувствовать пол под ногами. Но только не из-за всего этого вместе взятого.
– Чон-кун… – прошептала она. – Ты как…
У нее подкосились ноги, стоять оказалось тяжело, и она бы совсем осела на пол, если бы он ее не поддержал.
– Как здесь оказался, хотела спросить? – произнес он, продолжая удерживать ее на ногах.
– Да, как… оказался, – слабо повторила она. – Ты ведь должен быть там, откуда со мной разговаривал, в Сеуле, а сейчас стоишь тут, передо мной. Мне ведь кажется?
Она внимательно всматривалась в его лицо, такое привычное и непривычное одновременно, до последнего не веря в реальность происходящего.
– Не кажется. – Он провел кончиками пальцев по ее щеке. – А связь везде может быть.
– Но ты ничего не говорил, не звонил долго, не предупредил… Почему?
– Это… долго объяснять.
*Намба – район Осаки, знаменитый обилием магазинов, ночных клубов, баров, галерей.
**моши-моши – приветствие по телефону, яп.
***ёпусейо – приветствие по телефону, кор.
Солнце светило все так же, так же дул и легкий ветер, несший на своих крыльях лепестки сакуры, та же обстановка оставалась и в доме на улице Нанко-дори, только, может, немного жарче стало, хотя окна были открыты, впуская в дом свежий весенний воздух.
– И все-таки, почему ты здесь? На сколько?
Мидори до сих пор не могла поверить ни глазам своим, ни слуху, поэтому время от времени проводила рукой по его лицу, волосам. Она сидела около Чонхо на маленьком диванчике в гостиной, сидела так близко, будто боялась, что если на секунду отдалится, вся иллюзия исчезнет.
– Я давно думал приехать сюда, хотел увидеть тебя, но раньше не мог. А потом меня сюда пригласили, если можно так сказать.
Чонхо перехватил ее руку, улучив момент, когда она вновь потянулась коснуться его лица, и отпускать не собирался, сжав в своей руке.
– Как пригласили? Кто? – не поняла она.
– Да так, – он запустил руку в волосы, – руководство одного местного клуба. Цераса Осака …
– Правда? – перебила она его. – Нет, ты действительно говоришь правду? Не врешь?
– Нет. Я мало говорил тебе об этом по телефону, но после того, как наша команда выиграла чемпионат, после того единственного гола Чхве Мин Ву, мы иногда играли товарищеские матчи, два раза даже с молодежными командами из Японии. После этих матчей меня и пригласили сюда.
– И ты решил приехать? Как же твоя семья? Мать?
– Мать вышла замуж.
– За кого?
– За хорошего человека, руководителя небольшой фирмы по производству косметики. Теперь они живут в хорошем доме все вместе.
– А как же твоя команда? Как они играют теперь?
– После финала матчи были не частыми, и тренировки перестали быть серьезными, да и вообще тренироваться было трудно, на общественных площадках почти невозможно – стадион ведь все-таки снесли.
– И вам не удалось этому помешать?
– Нет. Потом… первым ушел У Джи Чин. Он решил серьезно посвятить себя только одному делу.
– Музыке?
– Да. Виолончель стала отнимать много сил и внимания. Сейчас он учится в консерватории. Потом Пак Ки Су серьезно занялся своей следующей компьютерной программой, точно не знаю, в чем она заключается. Та, которую он отправлял на конкурс, заняла первое место. Да и зрение у него испортилось.
– А остальные? Выходит ведь, осталось одиннадцать?
– После этого Пак Чхан Ги снова занялся игрой в падук. С тех пор наша команда перестала участвовать в матчах.
– И больше никто не приходил? А вы не могли кого-нибудь… купить, или как там это называется?
– Кто же согласится быть в команде, которой даже тренироваться негде… Ко Гу Юн перешел в другой клуб в Инчхоне. Почти одновременно с ним туда же пригласили и Пак Мун Хо. Теперь они там играют вместе. Обоих Чхве пригласили в команду Сеула. Они долго думали, но все же согласились. Ём Джа Кён поступил в университет, учится на юриста. Сейчас он подрабатывает в фирме матери, так и будет потом там работать. Чхо Пхён Вун… точно не знаю о нем сейчас, но он единственный сын семьи дипломатов, должен быть образованным, состоятельным. Ан Чи Ён учится в колледже, ночью подрабатывает. Он ведь переехал, чтобы не жить вечно со своим братом.
– А тот смешной такой, маленький?
– Юн До Гын тоже перешел в другую команду. Он довольно талантлив, хороший защитник. Теперь играет в Пусане. А Но Ыль Квон через год заканчивает школу, иногда участвует в соревнованиях по легкой атлетике.
– Ммм… И вот остался теперь ты, уехал дальше всех, – медленно произнесла она.
– Уехал туда, куда звало сердце, – мягко поправил Чонхо.
– А где мой дом находится, тоже сердце подсказало? – иронично спросила Мидори.
Чонхо усмехнулся, представив это.
– Нет, просто твоя кузина подробно рассказала, куда и когда поворачивать.
– Ну эта Ан… – не сдержалась Мидори. – Даже не сказала мне ничего. Но я все равно счастлива. Даже не представляешь, как я счастлива за тебя и что ты здесь, что рядом, что я разговариваю с тобой, что могу коснуться тебя…
– Говоришь, что счастлива, а сама плачешь, – тихо сказал Чонхо, отерев ее щеки от слез.
– От счастья тоже плачут, – прошептала она, светло улыбаясь.
На некоторое время установилось молчание, такое же светлое и радостное, как и все в этот апрельский день, теплый и солнечный.
– Кстати, я тебе привез кое-что, – вспомнил Чонхо.
Он вскочил с мягких подушек диванчика. Мидори внимательно наблюдала за ним. Из рюкзака, с которым он пришел и который был неуважительно поставлен на пол, он достал небольшую красиво упакованную коробку. Пришлось помучиться, чтобы открыть ее.
– Ты забыла это, когда уехала. Позволь подарить тебе это во второй раз. – Он достал из коробки заколку с маленькими красными камнями и вложил в ее ладонь.
– Я думала, что потеряла ее… – рассеянно сказала она, рассматривая заколку, блестевшую на солнце.
– И вот еще кое-что, – небрежно добавил Чонхо, достав из коробки поблескивавшую золотом змейку. На этот раз украшение, цепочка с кулончиком, были действительно золотыми.
– Так красиво, – Мидори легко прикоснулась к холодному металлу рукой, а потом Чонхо застегнул цепочку, и золотая змейка заструилась на ее коже, легко, будто невесомая паутинка осенью, овеянная золотым светом.
Поцелуй оказался сладким, как шоколад, но не приторным, прикосновение подобно тонкой шелковой ткани. Они были безмерно счастливы, вновь обретя друг друга.
***
Пять лет спустя
Сегодня солнце светило как никогда ярко. И не скажешь, что только начало марта. Недаром по новостям передавали, что сакура в этом году распустит свои цветки раньше, чем обычно. Да, светило солнце, и стояла теплая погода. Не та, жаркая, что бывает в конце весны и все лето, а именно теплая. В такую погоду не грех и погулять пару часиков.
Но на этот раз она спешила совсем не для этого. Отпросившись у директора «Exoticnews», она заскочила домой переодеться. Что-то ей подсказывало, что сегодня будет особенный день. Но вот только что именно…
Они уже давно были вместе, и она часто бывала у него дома, в небольшой квартире в Минато-ку, но на этот раз она полностью терялась в догадках, что же такое он хочет сделать.
Бывала довольно часто, но первый раз был наполнен неизвестностью и переживаниями.
Тогда ему было двадцать, и постоянные ночевки у знакомых уже жутко надоели. Она долго медлила переступить порог новой квартиры, от стен которой еще пахло неуловимым запахом краски. Медлила до тех пор, пока он не взял ее за руку и мягко не потянул внутрь. Наконец, она переступила порог, оглядываясь вокруг. Все соответствовало обстановке новосела – что-то прикрыто газетами, полураскрыты чемоданы…
– Теперь ты здесь будешь жить? – задала она совершенно ненужный вопрос.
– Да, – как всегда немногословно ответил он.
– Круто…
Она быстро обежала гостиную, другую комнату и кухню и вернулась обратно к нему в прихожую, где он до сих пор стоял, смотря на нее и слегка улыбаясь.
Да, в свои двадцать три Наойя Мидори достигла многого, и зачастую только благодаря своему усердию и стремлению. У нее отрасли волосы, теперь они были ниже уровня плеч, но она все так же продолжала их красить, а лицо оставалось все таким же милым, как в восемнадцать. Да, поначалу многое не получалось, но теперь она была ведущим фотокорреспондентом в издательстве «Exoticnews». Иногда ей даже удавалось сфотографировать его, если репортаж того требовал. В свободное время она фотографировала для души, но через несколько лет эти фотографии составили целую любительскую выставку. Теперь она готовилась к более серьезной, взрослой выставке, посвященной страшным проблемам природы. Красочные цветы и ужасные картины техногенных катастроф – вот, что она собиралась изобразить на выставке.
Но пока ее заботило одно – почему он ее так загадочно пригласил? Да еще в такой дорогущий ресторан… Нет, не то, чтобы у них было мало денег, она зарабатывала прилично, да и он тоже. Но такой ресторан и по их меркам был слишком дорогой.
Она ехала в поезде метро и размышляла над всем этим и еще над тысячью мелочей, да так глубоко и усердно, что чуть не проехала свою станцию. В новом зеленом платье, которое она купила всего неделю назад и еще ни разу не надевала, она медленно пошла пешком, хотя можно было три остановки проехать на автобусе. Ей нужно было подумать. Подумать о многом.
А вот и этот ресторан. В глубокой задумчивости путь оказался совсем недолгим. Она протянула руку к ручке двери, но тут же отдернула ее. Потом повторила попытку через несколько секунд.
Открыв дверь, она увидела полупустой ресторан. Было уже около семи часов вечера, но людей было мало. «Конечно, из-за такой цены-то!» – подумала Мидори мимоходом.
– Вашу сумку, госпожа, – попросил ее официант.
Мидори несказанно удивилась такой галантности. Она пошла вглубь зала за официантом, попутно разглядывая дорогую обстановку. Пройдя еще немного, она увидела его.
В костюме, вместо своей вечной кожаной куртки, хотя их было около полудесятка, с галстуком, с тщательно уложенными волосами и челкой наискосок… Он играл в команде Осаки уже второй сезон, и его вовсе не собирались отпускать. Обычно его выпускали в стартовом составе, и всегда он играл до конца, за исключением нескольких случаев, когда получал травму. Одну из них Мидори до сих пор вспоминает со страхом, когда он столкнулся на поле с вратарем другой команды, и когда вся карьера Чонхо была поставлена под большой вопрос.
– Где он? Что с ним? Как он…
Слова слетали с ее языка с невообразимой скоростью, а голос, еще немного, и перешел бы в ультразвук. В больнице было довольно мало людей, что усиливало звуковой эффект.
– Успокойтесь, пожалуйста, – отвечал врач. – Вы кто господину Ю Чонхо?
– Я… – Мидори немного поутихла. – Я его девушка.
– Присядьте, пожалуйста.
– Нет, я не могу, я…
– Присядьте.
Мидори пришлось повиноваться, и она села на первое попавшееся сидение в коридоре. Доктор присел рядом. Он объяснил, что у Чонхо травма головы и шейных позвонков, что сейчас он находится в бессознательном состоянии, и врачи подозревают кому. Мидори уронила голову, и из глаз прямо на ладони закапали слезы.
Чонхо играл тогда второй год, и главный тренер уже успел отметить его талант во всей мере.
Это был один из немногих матчей, куда она не смогла прийти, – были экзамены. Ох, как она теперь жалела об этом! Она все продолжала тихонько плакать, когда доктор пригласил ее в палату. Словно завороженная, она пошла вслед за доктором.
Он лежал так, будто просто спал. Только голова была туго перевязана. И подключены всякие трубки и провода. Она подошла к нему, с трудом делая каждый шаг. А потом стремительно преодолела последнее расстояние и опустилась перед ним на колени, взяв его левую руку в свои ладони. Так она сидела довольно долго, чуть ли не всю ночь, просто положив голову на кровать и заснув, не слыша и не видя ничего вокруг, кроме этих глупых приборов и его бледного лица.
А проснулась она от того, что кто-то гладил ее по голове.
– Очнулся! – воскликнула она, вскинув голову и увидев светлый взгляд Чонхо.
– А ты думала, что меня так просто уложить в нокаут? – улыбаясь, сказал он.
Она только обняла его.
Но это было давно, когда-то в прошлом. А теперь…
А теперь что же это? Мидори осторожно присела на край стула, расправляя платье на коленях и незаметно покусывая губы.
– Чонхо, я… – У нее вдруг перехватило горло. – Я не ожидала такого, я…
– Мы уже столько времени вместе, а я не знаю, какое вино ты предпочитаешь, – перебил он ее. – Или, может, шампанское?
Мидори так и опешила на месте, чуть приоткрыв рот. Конечно, Чонхо мог быть романтичным, но в этот раз бил все свои собственные рекорды.
– Шампанское… – прошептала она.
Как было шесть лет назад в кафе Халиско, так и теперь слова застревали где-то внутри, не смея быть произнесенными. Только стороны поменялись.
На их столе оказался вкуснейший ужин, и еще через некоторое время начали играть музыканты. Мидори не могла долго молчать, поэтому уже через пять минут начала рассказывать о своей последней работе, а Чонхо только слушал, слегка улыбаясь. За окном стемнело. Показалась нарождающаяся луна, заинтересованно заглядывающая в окна.
Ужин уже подходил к концу, они наговорились обо всем вдоволь, ведь им так мало удавалось побыть вместе: она, занятая своими фотографиями, он – тренировками и матчами… Сегодня они восполнили все в полной мере.
Они вышли из ресторана около девяти. На улицах людей, в отличие от ресторана, было великое множество, и Мидори вздохнула спокойно впервые за несколько часов. Взявшись за руки, они медленно пошли вниз по улице, приближаясь к месту, где сегодня должен был проходить фестиваль фейерверков.
Он уже начался к тому времени, как они подошли. То тут, то там взлетали огненные цветы и блестящие снежинки. С одной стороны предлагали сукияки*, с другой – жареных крабов, с третьей – сахарной ваты. Мидори купила одну палочку, уговаривая Чонхо купить тоже, но тот мягко отказался.
Наконец они пришли к пустынному месту, около маленькой речки. И было так красиво, что будто было два мира: этот и другой, подводный, точная дрожащая копия этого. Фейерверки все взлетали и взлетали вверх, отовсюду, с каждой стороны.
– Ханаби… – прошептала Мидори.
А Чонхо…
Чонхо взял ее за руку.
– Мидори… закрой глаза, – тихо попросил он.
– Это твое желание? – смешливо сказала она, но глаза все же закрыла.
В следующее мгновение она почувствовала своей рукой, точнее одним пальцем холод металла. Она поборола свое подсознательную реакцию отдернуть руку, оставив ее в руке Чонхо, так что она быстро согрелась. Медленно она открыла глаза и увидела красивое кольцо с зеленым камнем на безымянном пальце левой руки.
– Это…
– Не знаю, судьба ли это или что-то еще, но я хочу прожить с тобой всю жизнь, быть с тобой и только с тобой, всегда… Ты ведь согласна? – как всегда прямолинейно закончил Чонхо.
Мидори еще с несколько секунд полюбовалась красотой белого золота и изумруда, а потом взглянула в глаза Чонхо. По щекам ее вдруг полились слезы, одна за другой, а она все улыбалась, и улыбка ее была краше блеска кубка J-Лиги, краше всего на свете.
– Прости… – прошептала она. – Прости за слезы.
– Глупая, – по-доброму усмехнулся он. – Не проси прощения. Это я должен просить, за то, что прихожу поздно, за то, что…
– Согласна, – на сей раз она прервала его. – Чонхо, я согласна.
Она обняла его за шею, а он схватил ее на руки и закружил в воздухе, счастливый более всего в жизни, хотя ответ и так прекрасно знал. А маленькие залпы все взлетали вверх, рассыпаясь тысячами бриллиантов и миллионами самоцветов, очерчивая их силуэты, будто они сами были героями сказки.
– Саранхэ, – прошептала Мидори, когда Чонхо поставил ее на землю и просто держал за руки. Чонхо давно овладел японским, но их речь так и оставалась смесью двух языков: японского и корейского.
– Аи шитэруё, – так, как и всегда ответил Чонхо, а потом поцеловал ее в лоб.
Они стояли так, просто взявшись за руки и глядя в глаза друг другу, довольно долго. В окрестностях было много людей? Нет, они были совсем одни во всей Вселенной, навсегда, навечно. И это было так прекрасно, так удивительно и чудесно, что замирало сердце. Не надо было произносить слов, не нужно было что-то делать… Они просто стояли, взявшись за руки. Она до сих пор плакала от счастья, а он любовался ее чистыми бриллиантовыми слезами. Волшебная ночь, прекрасная ночь… Эту ночь они запомнят навсегда.