Разговор никак не клеился, а для Мин Хона это было самое досадное. Он помолчал немного, подбирая тему для разговора, но, так и не найдя ее, сказал совершенно другое.

– Поругались, да?

Он сочувственно посмотрел на Мидори. Она только отвернулась от него, чтобы он не видел ее лица. Они прошли через маленький мостик над узкой речушкой.

– Ничего помиритесь…

– Не в этом дело! – неожиданно резко сказала Мидори. – Просто…

Дальше она не смогла ничего сказать и снова замолчала.

– Неужто самоним ему изменила? – насмешливо спросил Мин Хон.

– Хватит!.. – воскликнула она, остановившись. – Хватит называть меня «самоним», мы еще не женаты! Хватит доставать меня своими глупыми вопросами, хватит лезть в мою жизнь… – Она быстро стерла слезинку со щеки. – Оставь меня в покое, дальше я пойду сама.

И она пошла дальше, медленно делая каждый шаг, будто он давался ей с трудом, оставив Мин Хона, широко раскрывшего глаза от такой реакции, одного. Она шла одна, и весь ее вид говорил о том, что догонять ее не стоит. Ее плечи были опущены, сумку она несла в руке очень близко к земле, и только одинокая луна составляла ей компанию.

Мин Хон еще некоторое время смотрел ей в след, прикидывая, что же такого случилось между этими двумя, а потом, пожав плечами, пошел в обратном направлении, оставив Мидори самой себе. На его взгляд это было самое лучшее решение. По пути к дому Чонхо он мимоходом подумал, что поспешил ехать на свадьбу, когда она сама встала под большой вопрос.

Открыв дверь, он еще продолжал думать об этом. Пять лет вместе, и так глупо расстаться? Нет, так тоже не пойдет…

– Что-то ты рано, – кинул в его сторону Чонхо.

Можно сказать, что он читал какую-то книгу, но если приглядеться, то он не переворачивал страницу вот уже десять минут.

– Да она сказала, что дальше одна пойдет, вот я ее и оставил. Ну она и напористая! Вы прям, как каша и джан*, сочетаетесь друг с другом. Недурную ты себе выбрал…

– Одна?

Чонхо резко встал, а книга выпала у него из рук. Он быстро подошел к Мин Хону и схватил его за грудки. Взгляд его оказался страшен, так что Мин Хон поежился уже второй раз за день.

– Как ты посмел оставить ее одну? – громко и отчетливо проговорил он. – Если сказала оставить ее, значит, ты должен идти за ней следом, если…

Он не договорил, махнув на все рукой, схватив куртку и выбежав из квартиры.

– Если так волнуешься, то почему сам не пошел провожать? – вдогонку крикнул ему Мин Хон.

Но он уже не слышал. Сердце билось так сильно, что будто было готово выпрыгнуть из груди. Он не отдавал себе отчета в своих действиях, для него главное было – убедиться, что она спокойно добралась домой. Обо всем другом он забыл на время, это все было неважно.

Он сел на мотоцикл и поехал к ее дому самым кратчайшим путем на невообразимой скорости, не обращая внимания на светофоры. Если бы ему по пути попался хоть один полицейский, он обязательно бы подумал, что ему уготовано вознаграждение, потому что сейчас он поймает преступника. Но, к счастью, ни одного полицейского не попалось, и он продолжал ехать как можно быстрее, подъезжая все ближе к ее дому.

Наконец, он приехал на Нанко-дори. Он долго вглядывался в окна ее комнаты. Они были черными, словно неживыми. Сердце замерло… Чонхо уже начал думать, где искать ее в этом темном городе, но тут зажегся свет. На секунду в окне показался ее силуэт.

От сердца отлегло, сердцу стало легче, оно забилось снова. Чонхо еще некоторое время посмотрел на ее окно, из которого лился успокаивающий желтый свет, а потом повернул в обратном направлении. Главное то, что с ней все в порядке. А остальное они преодолеют.

*… как каша и джан – фразеологизм, означает «очень подходить друг другу»

Мидори закрыла за собой дверь в свою комнату, надеясь, что ее на время оставят в покое. Она увязла в этом, увязла в своем притворном молчании, и чем дальше, тем меньше было шансов выпутаться из всего этого. Все началось с того, что она не сказала, у кого ей надо взять интервью. И одно начало цепляться за другое, словно неразрывная цепочка. Весь этот день был похож на какой-то кошмар, дурной сон, и тем дурнее он был, что он все не прекращался, жутко напоминая реальность.

– Помоги мне… – прошептала она, повалившись на кровать и обхватив колени руками.

Она представляла перед собой только одного человека, способного ей помочь. Но Чонхо тоже молчал. Кто скажет первым?

Вдруг ей захотелось набрать его номер и рассказать все-все. Она уже взяла телефон, но палец застыл над дисплеем на втором щелчке. Она отложила телефон. Она испугалась в последний момент…

Она так и заснула, не раздеваясь, обхватив свои колени руками, во сне сведя брови настолько, что между ними появились морщинки.

Стук в дверь безжалостно разбудил Мидори примерно в половину седьмого, время, когда обычно снятся самые запоминающиеся сны. По крайней мере, у нее. Она с трудом раскрыла глаза. Солнце только немного приподнялось над горизонтом, да и то его не было видно из-за большой облачности. Помедлив еще несколько секунд, она поднялась и уселась в кровати. С удивлением рассматривая свою помятую одежду, она пригласила войти желающего, кто бы это ни был.

Дверь открылась, пропуская молодого человека, немногим старше и немногим выше ее самой. Она еще некоторое время смотрела на него молча, протирая правый глаз.

– Разве ты сейчас не в Токио работаешь? – наконец спросила она.

Он прыснул.

– Куда уж, если сестра выходит замуж? – отмахнулся Коджи.

Наойя Коджи, на два года старше Мидори, но в душе еще совершенный ребенок, уселся рядом с сестрой на край кровати. Мидори, все еще недовольная такой ранней побудкой, уставилась в одну точку, немного левее шкафа.

– Когда это радостное событие? – все так же весело спросил Коджи. – На время цветения сакуры?

– Ты ведь знаешь… – чуть помедлив, начала Мидори. – Знаешь, за кого я выхожу замуж?

– Да, конечно, – немного удивленно ответил Коджи. – За того корейца, Ю Чонхо, семнадцатый номер в команде. Не смотри на меня так удивленно, – добавил он. – Я иногда смотрю J-лигу.

– И тебя не волнует то, что он…

– Да что ты? Отличный парень, хоть я с ним и виделся всего пару раз, меня и не помнит, наверное.

– А вот родители…

– Что?

И Мидори рассказала все с момента объявления об их помолвке. Рассказала, ничего не утаивая, потому что хотела рассказать кому-то, а именно брат порой как никто другой подходил для этой роли. Она рассказала все-все, кроме одного. Кроме того нелепого случая. Да и необходимости его рассказывать не было – брат тоже читал ту статью.

– Прямо Ромео и Джульетта какие-то. Да уж… – задумчиво произнес он. – Тут уж либо любят, либо ненавидят. В твоем случае второе. Ладно, чем смогу, помогу.

– Спасибо, – тихо отозвалась Мидори.

– Кстати, о той статье… Это ведь неправда?

– Неправда, – только и сказала она, не желая более уточнять что-либо.

– Так я и думал.

Коджи приехал на пару месяцев в Осаку по работе, что было очень удобно, ведь родительский дом никуда не делся, и не нужно было снимать квартиру. Поговорив еще немного о жизни друг друга, Коджи ушел на работу, в один из филиалов его компании, а Мидори еще некоторое время оставалась дома, прежде чем самой пойти в редакцию.

В этот день она не виделась с Чонхо, даже не разговаривала с ним. Если он ей не звонил, то значит, ужасно занят, а именно сейчас ей не хотелось надоедать ему. На сегодня работы было мало, и она серьезно принялась за сортировку фотографий на свою маленькую личную выставку. Фотографии всегда успокаивали ее. Но…

Это было два дня назад, но именно сейчас она снова вспомнила это прикосновение. Она снова неосознанно притронулась пальцами к губам, но тут же их отдернула. Негоже вспоминать такое. Она вновь взялась за фотографии.

Она ушла домой довольно поздно, несмотря на малое количество работы. Ей просто не хотелось туда идти, точно так же, как и во все другие места. Ее маленькое место работы было ее личным убежищем, и в трудные минуты она скрывалась именно там.

Приехав домой после ночной прогулки на мотоцикле, предназначенной только для того, чтобы посмотреть в ее окно и тут же уехать, он еще долго не мог уснуть и ближе к трем часам бросил эту затею. Мин Хон, место которого было уготовлено на татами, припасенного на такой случай, вежливо поинтересовался, почему тот не дает ему спать своими рассуждениями, и только тогда Чонхо понял, что некоторые из мыслей произносит вслух. Не обратив никакого внимания на это замечание, он взял книгу, содержание которой ускользало от него вот уже который день, и долго смотрел на одну страницу, прежде, чем начать читать. Постепенно содержание вновь увлекло его.

Настало утро, и еще немного, и нужно было на тренировку. Он хотел позвонить ей перед тренировкой, но вместо этого начал спорить с Мин Хоном о том, что незачем ему быть на тренировке, пусть лучше по городу пройдется. Но сдался он примерно на пятом аргументе, подумав: а почему бы, собственно, и нет?

Он хотел позвонить ей по пути, но тут помешал Мин Хон своим надоедливым присутствием и постоянным напоминанием о себе.

Он просто хотел спросить, как она.

Но неожиданно телефон зазвонил сам. Это была вторая половина дня, когда они могут идти на все четыре стороны. Звонил его менеджер, с которым он встречался весьма редко. В основном, они связывались друг с другом по телефону. Звонил, чтобы сказать, что его приглашают на сборы, чтобы участвовать в сборной.

– Вот ведь… – присвистнул Мин Хон. – А меня не пригласили.

Игра должна была состояться через две с половиной недели. Ему звонили одному из первых, чтобы об этом сообщить, и, соответственно, пригласить тренироваться на стадионе Монсу в Ульсане.

Час от часу не легче… Его уже завтра ждали на первой тренировке. А он и не знал, соглашаться ли. Конечно, это честь играть за всю страну, но иногда так не хочется забывать о своих мелких проблемах.

– Да, я еду, – вместо того, чтобы вспомнить о своих мелких проблемах, сказал Чонхо.

Чтобы вылететь завтра, нужно было тут же покупать билеты на самолет, что он и сделал, как только уладил все маленькие проблемы с руководством клуба. Вместе с Мин Хоном, которому через несколько часов тоже позвонили, чтобы пригласить в сборную, он заказал билеты по интернету.

Казалось бы, теперь самое время позвонить ей, но тут произошло непредвиденное обстоятельство – лопнуло колесо, поэтому оставшуюся часть дороги пришлось преодолевать пешком, мотоцикл увезли в ремонт. Плюс ко всему пришлось терпеть страдания Мин Хона по поводу дальности дома Чонхо, ведь он так устал.

Солнце уже давно село, а они только дошли до дома, чтобы тут же добраться до своих спальных мест – пять километров после тренировки и марафона за билетами просто так не даются. О том, что он хотел позвонить, он вспомнил только, когда ночью пошел попить воды, потому что мучила жажда. Был третий час ночи, и звонить было, мягко сказать, неприлично. Он решил сделать это завтра до отлета.

Ближайший самолет был в десять сорок, так что вставать слишком рано не было необходимости.

– Опять в запасе буду… Тут догадаться проще, чем лежа токк есть*, – говорил Мин Хон за завтраком, приготовленным совместными усилиями в кратчайшие сроки.

Ничего на это не ответив, Чонхо быстро доел остатки кхонпап. Он оставил грязную посуду на столе, доверив ее мытье Мин Хону, а сам ушел с кухни в комнату. Он хотел позвонить, сказать…

А, собственно, что он хотел сказать? Об этом он задумался уже на третьем гудке. Трубку все не брали, и он уже хотел отменить вызов, как раздался звонок в дверь. Чонхо нажал кнопку отбоя.

Открыв дверь, он увидел домоуправляющую, Мияги-сан, которая собирала ежемесячную плату за вывоз мусора. Он быстро расплатился и уже хотел вернуться в квартиру, чтобы позвонить еще раз, но только ушла Мияги-сан, из-за выступа стены вышла та, которой он только что звонил. Они еще несколько секунд просто смотрели друг другу в глаза, будто разговаривая взглядом, совсем неслышно, и только после этого Мидори сказала:

– Я на несколько минут, хотела вам завтрак принести…

Она приподняла вверх пакет с явно съестными припасами.

– Постой, мне нужно тебе кое-что сказать.

Сердце Мидори пропустило удар. «Сейчас», – подумала она. Чонхо пропустил ее в квартиру, закрыв за ней дверь. Но только она закрылась, в горле пересохло.

– Я уезжаю, – наконец сказал он. – Играю в сборной.

Неприятное ощущение новой недосказанности стало разъедать Мидори изнутри.

– Надолго?

– На две с половиной недели. Всего одна игра.

И вот снова начался разговор взглядами, длившийся довольно долго. Он взял ее за руки, а она просто смотрела ему в глаза.

– Я буду скучать, – тихо произнесла она.

– Да… я тоже буду скучать, – повторил он за ней.

Чонхо обнял ее так сильно, будто расставался с ней не на две с половиной недели, а на всю жизнь, а она просто стояла, опустив руки, потому что не в силах была пошевелиться.

– Чонхо, твою посуду тоже я должен мыть?

Из кухни вышел Мин Хон с грязной тарелкой в руке. Нисколько не смутившись, он еще некоторое время простоял так, ожидая ответа. Чонхо и Мидори быстро отпрянули друг от друга, настолько быстро, что Мидори выпустила из рук пакет, потом быстро подняла его, отдала Чонхо и, коротко попрощавшись, мигом вышла за дверь. Чонхо еще постоял некоторое время, глядя на закрывшуюся дверь, до тех пор, пока Мин Хон не повторил своего жизненно важного вопроса.

– Да, не оставлять же ее на время отъезда. Мне еще надо собираться, – сказал он, пресекнув все попытки высказаться против со стороны Мин Хона. Он ушел в комнату, но еще долго смотрел в окно, думая о чем-то своем, прежде чем выполнить задуманное. Наконец сумка начала наполняться вещами самой разной необходимости. Чонхо бросал туда все, что могло бы пригодиться, но в итоге набралось разве что половина. Мин Хону и сумку паковать не пришлось, потому что он ее со дня приезда почти не открывал.

Вот и настало время ехать в аэропорт Кансай. Мин Хон не особо жалел, что уезжает, пробыв здесь всего два с половиной дня. Жаль было другого. Того, что то, за чем он приехал, так пока и не случилось. Он по-своему был рад за капитана (а иначе он его не называл, Чонхо для него так и остался капитаном), и ему хотелось побывать на одном из самых важных событий его жизни, но вместо этого ему приходится уезжать совершенно для другого.

А вот Чонхо уезжать совершенно не хотелось, только не сейчас. Ему не хотелось бросать ее одну, не хотелось оставлять. Иногда он говорил себе: выхожу на поле в последний раз, чтобы потом всю жизнь провести с ней. Но раз за разом его тянуло на поле снова и снова, будто притягивало магнитом. У этой игры были свои прелести. И вот сейчас он ехал, чтобы вновь выйти и сыграть.

В самолет он сел с тяжелым сердцем, в котором в сложный клубок сплелись проблемы и противоречия, недосказанности и тревоги за то, что это так и осталось недосказанностью.

*… лежа ток есть – фразеологизм, означает «проще простого»

Нечасто он ее так обнимал. На пару секунд она даже испугалась, что это прощание навсегда. Но это только на пару секунд. Через две с половиной недели они увидятся вновь, и все тогда начнется по-новому, и тогда начнется новая жизнь, и тогда…

А если и не будет вовсе этого «тогда»? Мидори остановилась посреди улицы по пути к редакции. Но через секунду она немного встряхнула головой, пытаясь выбросить все эти мысли из головы. Нет, это всего лишь две с половиной недели. Она пошла дальше, к станции Нишинагахори.

Чонхо часто отлучался на два-три дня, чтобы сыграть в том или ином матче. Гораздо реже уезжал из страны, чтобы играть за сборную, но и это ей было не в новинку. Она бы с радостью поехала вслед за ним, но, вот беда, она брала отпуск на несколько дней всего полтора месяца назад. Теперь ей придется смотреть на него только по телевизору, чтобы не так остро ощущать разлуку. Всего две с половиной недели…

Зайдя в редакцию, Мидори тут же получила задание – взять интервью у бизнесмена, который сколотил себе состояние за очень малый промежуток времени и теперь уже находится в первой двадцатке самых богатых людей страны.

– Нам очень повезло, – говорил главный редактор. – Кашиваги-сан очень занятой человек, у него каждая минута на счету. Не занимай его глупыми вопросами, говори по делу.

Мидори только кивала, показывая, что все понимает, хотя часть ее мыслей так и осталась с Чонхо и со всем тем, что было так сложно разобрать. Она быстро собрала все необходимое и через пять минут уже ушла в указанное место.

Бизнесмен действительно был молод для своего положения и материального состояния. Ему нельзя было дать и сорока, хотя в уголках глаз уже появились мелкие морщинки. Он пришел ровно в двенадцать, как и было оговорено. И, как и было предписано, потратил на интервью полчаса, сказав, что больше никак нельзя, ведь время – деньги. Мидори никогда не любила таких людей, для которых все решали именно деньги, но свою неприязнь совсем не высказала. Нет, она не любила тех, у кого все распланировано вплоть до секунды.

После интервью она не спешила возвращаться на рабочее место. Ей нужно было хоть немного разобраться в себе, поэтому она пошла в ближайший парк, маленький, почти сквер. Она медленно прошлась по дорожке туда-сюда, потом села на скамейку.

Казалось бы, все просто, и стоит уточнить, как было все на самом деле, и у них все начнется по-прежнему. Но это только казалось. На самом деле это было далеко не так. Такие простые слова ей было сложно произнести, и ворошить опавшие листья давно прошедших лет было больно. Но она дала себе слово, что, когда только Чонхо вернется обратно, то она все-все расскажет ему, не утаивая ничего. Но только не по телефону. Самое главное – видеть его. Да, она обязательно все расскажет. А Дзюн… Он больше не потревожит ее.

Просидев так, на лавочке под тенью деревьев, она медленно отправилась обратно. В редакции ее встретил маленький рабочий хаос. Оказалось один айдол уже давно тайно встречается с одной актрисой, а в какой-то стране разбился самолет, а где-то через неделю будет проходить встреча премьер-министра и президента. На последнее как раз отправляли ее.

– Тайвань? – переспросила Мидори. Сама она там никогда не было, да и вряд ли хотела.

– Да. Стоит отправиться туда за день до встречи. И того два-три дня.

– Но я там не была никогда…

– Вот и посмотришь, как там.

Слову главного редактора было невозможно противоречить, и Мидори смирилась с двухдневным проживанием в таком жарком и странном Тайване. Придя домой, она, помедлив немного, рассказала, что едет туда родителям и брату, который вернулся незадолго до нее самой. Мать тут же начала причитать и отговаривать ехать туда, хотя нужно было через шесть дней, за которые еще много чего могло случиться.

Тогда брат посмотрел на Мидори и подмигнул ей. Они все вместе сидели за столом, ужиная и изредка разговаривая.

– Я слышал, наша сборная по футболу скоро играет, – вдруг сказал Коджи. – Интересно, кто выиграет…

– С каких пор ты интересуешься футболом? – спросил отец.

– Да так, смотрю иногда, – как само собой разумеющееся сказал Коджи. – Кстати, и сборная Южной Кореи играет в тот же день.

– Все они в этот день играют. Но насчет них можешь быть спокоен – они проиграют.

– Да? – удивился Коджи. – Не думаю… Ведь в их сборной есть Ю Чонхо, а он очень хороший игрок. Для него гол забить, как глоток воды сделать.

– И ты туда же? Вы с сестрой сговорились?

– Что ты имеешь в виду?

– Только не говори, что не знаешь, что твоя сестра собралась замуж за этого корейца, – проворчал отец.

Маюми-сан и Мидори просто наблюдали за этим готовым начаться спором. Коджи с отцом часто о чем-то спорили, нередко это выливалось в ссоры, о которых они забывали уже через полчаса. Нельзя сказать, что это был один из факторов, почему Коджи уехал работать в Токио.

– Правда? – Коджи искренне удивился. Иногда он сам жалел, что не начал сниматься в фильмах. Лицо-то позволяло. – Сестра, поздравляю тебя!

Мидори готова была рассмеяться, но ей до сих пор удавалось как-то сдерживаться.

– Не паясничай, – огорошил его отец. – Никогда не поверю, что ты не знал.

Он снова принялся за свой мисо-суп. Мидори и Коджи переглянулись. Мидори незаметно пожала плечами.

– А вообще, правда, он хороший человек, – сменил тон и тактику Коджи. – Это даже по игре видно. А если человек заботится о мяче, то что ему мешает так же заботится о жене?

– Ты хоть понимаешь, что мяч и жена – совершенно разные вещи? Пускай себе заботится о мяче, но его брак со своей дочерью я не одобрю.

– И потом, я видел его несколько раз, разговаривал с ним, – не слышал Коджи. – Он заботливый и внимательный, говорит мало, но по делу. Кстати, и положение у него далеко не бедственное.

На последнее отец ничего не ответил, доедая суп и думая о чем-то своем. За столом повисла тишина, и только глухой стук деревянных палочек о тарелки нарушал эту тишину.

По окончании ужина Коджи и Мидори встретились в условленном месте, то есть в ее комнате. Они обсудили, как этот разговор повлиял на решение отца и повлиял ли вообще. Брат говорил, что зерно уже посажено, осталось ждать плоды, во что совершенно не верила Мидори. В этом случае она была абсолютной пессимисткой.

А все начиналось не так уж и плохо. Даже красиво…

– Так, ты сразу должен произвести на них хорошее впечатление, – наставляла Чонхо Мидори в тот день.

В тот день Чонхо впервые шел знакомиться с родителями Мидори, потому что им было жутко интересно, какой новый парень появился у их дочери. Неужто лучше, чем Дзюн?

Тогда ей было двадцать, и они встречались два месяца до этого момента, не то, чтобы втайне от родителей, но просто ничего не говоря им. Но вот настало время, когда ее родители не могли больше слушать отговорок по поводу поздних возвращений своей дочери и ее блестящих глаз после них. У нее точно кто-то появился.

Чонхо и Мидори были в небольшом кафе неподалеку от дома Мидори. Они не хотели есть, просто зашли сюда отрепетировать все в последний раз. Тогда у Чонхо еще было плохо с японским, поэтому эту речь он должен был репетировать до той поры, пока все не будет отскакивать от зубов. Или не отскакивать вовсе. В экстренных ситуациях лучше молчать.

– Конникива… – начал Чонхо.

– Нет-нет, стоп, – тут же прервала его Мидори.

Чонхо хмуро посмотрел на нее. По нему, так вообще лучше было с ними не знакомиться, раз уж на то пошло.

– Конничи ва, никакого «к» здесь быть не может! Еще раз.

Иногда Мидори напоминала Чонхо Ли-сабом, его учительницу английского в начальной школе. Она была молодой и жутко строгой, будто от знания английского зависела судьба мира. Она все шесть лет пыталась исправить его произношение, и все шесть лет эти прошли впустую.

Чонхо повторил еще раз, уже правильней. Он говорил свою короткую речь еще несколько раз, прежде чем Мидори осталась сравнительно довольна его произношением, и прежде чем отправиться к ее родителям.

Нет, она не хотела обманывать родителей, но и сразу сообщать национальность Чонхо побоялась. Как-нибудь со временем, но не сейчас. Поэтому без имени нужно было обходится до победного.

Вот и ее дом. До этого он был здесь всего два раза. И в обоих случаях, когда не было ее родителей. Он остановился ненадолго, окинул дом взглядом. Мидори терпеливо ждала его. Да и другого выхода у нее не было – он крепко держал ее за руку, настолько, что так просто и не сдвинешься. Был солнечный летний день. Лето как раз только начиналось, и еще не было так жарко, как обычно бывает в Осаке в знойные летние дни.

Мидори открыла дверь, и они вместе вошли в дом. Ее родители ждали их в гостиной, светлой комнате, противоположная стена которой состояла полностью из окон.

– Здравствуйте, господин Наойя, госпожа Наойя.

– Здравствуй, – отец Мидори приветливо улыбнулся. – Ты присаживайся.

Чонхо и Мидори присели на диван. Мидори заметно волновалась, Чонхо и того больше, хотя этого совсем не показывал, а если и показывал, то самую малость.

– Так значит, это ты встречаешься с Мидори? – спросил отец.

– Да, – уверенно ответил Чонхо. – И могу с уверенностью сказать, что ваша дочь очень напоминает свою мать – такая же красавица.

Этим высокопарным словам научила его Мидори, и теперь он произнес их во всей их красоте. Маюми-сан чуть зарделась и опустила голову.

– Ну-ну, не надо разбрасываться комплиментами, – прервал его Юя-сан. – Лучше скажи, чем ты сейчас занимаешься?

Чонхо мельком вопросительно посмотрел на Мидори. Этот кансайский диалект порой приводил его в замешательство.

– Чонхо сейчас… – начала за него Мидори, но тут же осеклась. Такого вопроса они не предполагали. – Он сейчас играет в футбол. Он профессиональный футболист.

Она не смогла придумать ничего лучше, чем сказать правду. Она не знала, как отреагируют на это сообщение ее родители.

– Да?.. Как интересно. Планируешь там остаться надолго?

– Да, – наполовину наугад, наполовину осознанно ответил Чонхо.

– Ой, да что мы все так официально, давайте лучше попробуем вагаси*, – вставила свое слово Маюми-сан. Она была неравнодушна к комплиментам и на этот раз услышала то, чего каждое женское сердце желает.

Все принялись пробовать вагаси. Быстро есть такую красоту не получалось, сначала хотелось насладиться внешним видом, и только потом откусить кусочек. В приготовлении чая Маюми-сан не нашлось бы равных во всем районе, поэтому к ним часто захаживали соседи на чай.

В основном разговаривала Мидори. Чонхо только иногда вставлял свои короткие комментарии. Мидори с ним занималась японским, но его знаний еще не хватало для свободного разговора. В основном Мидори разговаривала с ним на корейском. Но только не на уроках. К ним она подходила со всей серьезностью, запасшись необходимой литературой.

– Какие-то глаза у тебя интересные, да кожа какая-то смуглая… – на прощание сказал Юя-сан. – Что-то напоминает. А, вспомнил! Был у меня один знакомый. Он корейцем был, противным таким…

Мидори и Чонхо остановились, как вкопанные, ожидая продолжения.

– Но ты, я смотрю, парень хороший, – закончил отец Мидори. – Заходи еще. И береги ее.

На это Чонхо ничего не ответил, только глубоко поклонился.

*вагаси – японская сладость

Но это было четыре года назад. Сейчас отношение родителей Мидори к Чонхо совершенно изменилось, как только они узнали, откуда он на самом деле. А случилось это только через год после их первого совместного чаепития, когда отец Мидори случайно увидел его в матче сборной Южной Кореи. Тогда Мидори растерялась вначале, но потом сказала всего лишь: «А я разве не говорила?». И, в принципе, она была права. Ее не спрашивали, и она ничего не говорила.

Остаток дня она провела, разбирая и редактируя фотографии.

– Шиори! Давно не виделись!

Был воскресный день, примерно его половина. Было тепло, почти жарко, и редкое облачко прикрывало солнце. Она встретила подругу совершенно случайно, сначала увидев ее на снимке. Она просто вышла на улицу пофотографировать в свое удовольствие. Она гуляла в основном в парке, медленно и совсем не задумываясь о чем-то. Это был первый случай, когда ее не обременяли какие-то тяжкие мысли. Просматривая только что сделанные снимки, Мидори увидела знакомое лицо.

– Да, давно. Все как-то по телефону…

Она была в легком платье, как всегда. Даже когда было холодно, она надевала легкие кофточки и платья. Так же было и в этот раз.

– Как ты? – спросила Шиори, когда подошла к подруге вплотную.

– Хорошо. Только…

– Что?

– Я опять с ним встречалась, – тихо сказала Мидори.

Она присела на скамейку, Шиори – вслед за ней.

– Брала интервью, а потом… Ты, наверное, и так все видела? – Она выжидающе посмотрела на подругу.

– Да, видела. Скажи, неужели ты все еще его любишь?

– Нет! – Мидори даже подскочила от негодования, но потом опять села. – Это все он… он это сделал.

– Точно? – Шиори внимательно посмотрела на подругу. – Ну, этого можно было ожидать. Он тебе жизнь испортил и продолжает портить. Держись от него подальше… Ой, что-то мы засиделись, мне пора бежать. Мы с ребятами из компании сегодня маленькую вечеринку устраиваем, я ведь за тортом пошла. Ладно, мне уже пора, – говорила она, вставая. – Пока-пока!

И она упорхнула, словно птичка, оставив Мидори сидеть на скамейке одну.

Его не было всего один день, а она уже соскучилась по нему.

Это была первая ночь, проведенная на родной земле после долго времени. Как бы он не убеждал себя, что Япония стала ему второй родиной, эта роднее. И даже воздух здесь был чуточку слаще.

Перелет был коротким, так что уже в этот день он уже ночевал дома у матери, чтобы с утра отправиться в Ульсан тренироваться.

Мать жила хорошо, наконец-то она стала счастлива, и Чонхо был искренне рад за нее. Он помнил, как она приходила с работы, еле передвигая ноги, чтобы на следующий день все снова повторилось. Теперь она работала в другом месте, потому что просто не хотела висеть на шее у мужа, как говорила сама, но не так тяжело, совсем наоборот. К тому же она уже пятый год воспитывала второго младшего брата Чонхо, который родился в счастливой семье и не знал никаких лишений. Чонмин был абсолютно счастливым здоровым мальчуганом. Юнхо и Сун Хо тоже уже забыли те тяготы, которые испытывали раньше. Только у его матери и самого Чонхо остались кусочки тех воспоминаний, когда на счету была каждая вона.

Переночевав дома, он успел наговориться с матерью, братьями и сестрой на год вперед. В основном говорили они, Чонхо только слушал их, но и этого было достаточно. Брат обсуждал его последние матчи. Он тоже увлекся футболом, даже играл в школьной команде, но связывать свою судьбу с этим в дальнейшем не рассчитывал, больше отдавая предпочтение гуманитарным наукам. Сестра больше расспрашивала о Мидори. В последнее время они с ней не на шутку сдружились. И Чонхо рассказывал, рассказывал о ней, сам не замечая, как улыбается, только произнеся ее имя. Мать спросила о предстоящей свадьбе. Пришлось рассказывать ей все неприятности, о чем Чонхо не совсем хотел распространятся.

– Они нас всегда за людей не считали, – сказала на это мать, глубоко вздохнув.

Чонхо ничего не сказал в ответ на это.

Под самый вечер позвонила Мидори, сказала, что едет в Тайвань на неделю по работе. Это был второй раз, когда Чонхо пожалел, что не остался с ней. Две игры можно было пропустить, но отпускать ее одну туда…

– Будь осторожна, – сказал он ей. – Слышишь? Будь осторожна.

– Да я уже не маленькая, – рассмеялась Мидори. – Буду только в отеле и на встрече политиков, больше нигде. А ты лучше выигрывай побыстрее и возвращайся домой.

– Постараюсь, – улыбнулся Чонхо.

Но заснул он все же с неспокойным сердцем.