Read the book: «Рекорд»

Глава 1

Все вымышлено, любые совпадения случайны

Закат сегодня фантастический.

Я замираю на холме и пялюсь на желто-розовое небо. Дух захватывает, а вдох такой глубокий, что опаляет легкие.

Окна палаты в клинике, где мою головушку лечили последние два года, выходят на соседнее здание, из-за которого не видно ни чер-та. Мне это было необходимо, но обида на родных такой силы, что переварить ее немыслимо. Я рыдала и кричала, чтобы меня забрали, я так кричала на коленях перед ним… Волна холода пробегает по спине.

Я открываю ручку газа, и эндуро ревет на месте. Пульс частит, за спиной растут крылья.

Что я здесь делаю?

Сама не знаю. Почти такой же мотоцикл дарил отец, мы оба обожали мотокросс. Наверное, захотелось вспомнить, как это было раньше.

Помню свой ужас перед трассой: мне восемь, я визжу и пытаюсь соскочить, папа рядом. Он говорит, что все получится. Секундой позже я взлетаю на высокий холм и смеюсь, зная, что родители смотрят. У меня получается, они это видят, и я на крыльях лечу!

Взмах за спиной – теперь рваные, призрачные, но они, оказывается, все еще есть. Устремляюсь вперед.

– Не тормозим! – кричит лидер. – Дальше с горки!

Длительный заезд по пересеченной местности с разнообразными препятствиями. Мобильник отключен, потом скажу, что была в кино и батарея села. Мне нужен отдых. Хотя бы день. Нужно почувствовать себя живой.

Лидер поднимает руку, и мы останавливаемся. Я тоже слышу шум – в этом лесу есть еще мотоциклисты.

На поляну вылетают двое. Резко останавливаются. Мужчины. Поверх брони у них футболки с эмблемой волонтеров.

Я вжимаю голову в плечи и чуть ее опускаю, молясь, чтобы не по мою душу. Полиция принимает заявление о пропаже человека спустя сутки. Прошло двенадцать часов. Мой отчим вполне мог форсировать события. В ушах начинает шуметь, я вспоминаю голые стены в палате, решетки на окне, я вспоминаю свои ощущения там и дышу глубже.

Удрать не получится. Я хоть и сумасшедшая, но не безумная – знаю, что найдут. И все же напрягаюсь, будто готова в любой момент рвануть с места и скрыться в чаще.

Один из парней снимает шлем и слезает с мотоцикла. Подходит ближе.

Молодой, может, чуть старше меня. Смазливый! Будто только что вылупился из поп-группы. А вот глаза – темные и пустые, словно лет ему под сотню и хорошее он оставил в прошлом.

Это все я считываю моментально. Есть такая фишка у аутсайдеров: они друг друга определяют за километр. И обходят стороной. Моя сестра Юляшка всегда говорит, что невезение – заразно. Поэтому от лузеров надо держаться как можно дальше.

– Привет! – басит смазливый.

Лицо у него смутно знакомое, но я понятия не имею откуда. Может, и правда певец? Такого легко представить в широких штанах на обложке диска. Парень показывает на эмблему волонтеров на груди.

Лидер объясняет, что у нас заезд, мы спортсмены и все такое.

«Только не по мою душу, только не это, пожалуйста», – бормочу я.

Через долбежку сердца различаю речь смазливого урывками:

– …детей лет десяти-двенадцати. Мальчик и девочка… Да, спортивное ориентирование. Проходили здесь в девять утра… Остальные уже четыре часа как в точке сбора. Эти пропали. Их тренера надо в жопу бутылкой выебать: сто пропущенных на телефоне, он спал, блядь. Сейчас телефоны уже недоступны.

Я вскидываю глаза. У парня они – по-прежнему пустые, выражающие какую-то безумную агрессивную решимость. Мурашки бегут по коже, я пялюсь как завороженная.

Наш лидер поворачивается и говорит громко:

– Ребят, мы или катим дальше по маршруту, или помогаем волонтерам искать детей. Далеко уйти они не могли, там впереди чаща и овраг, значит, где-то в пределах километра.

Разумеется, все соглашаются. Скоро стемнеет, и поиски значительно осложнятся. От мысли оставить детей ночевать в лесу – пробирает ужас.

– Давайте разделимся по двое. Если дети найдутся вместе, не рискуем, выпускаем сигнальную ракету и пишем в чат.

– Меня зовут Тим, – представляется волонтер, надевая шлем. – Это Серега. Запишите номер. – Диктует. – Поехали. Кто-то один, кто пошустрее, со мной.

Он мажет по нам безразличными глазами, и я… не знаю, почему так делаю. В конце концов, я официально сумасшедшая, с меня взятки гладки! Газую и срываюсь с места. Тим оборачивается и кивает, дескать, отлично. Я киваю в ответ.

Мы больше часа катаемся по лесу, он неплохо держится за рулем, я не отстаю. Мне, чтобы достичь такого мастерства, пришлось заниматься все детство и юность. Он как будто тоже профи.

В какой-то момент я поднимаю руку и кричу, что есть мочи:

– Стой! Ти-им!

Резко останавливаюсь. Он следует примеру.

Я снова поднимаю руку, прося тишины, и прислушиваюсь. Как и Тим. Он снимает маску. Сама бы тоже сняла, но опасаюсь быть узнанной. Я здесь нелегально, и никому не нужно меня видеть. Тем более всяким волонтерам, которые нередко первыми получают информацию.

Показываю в сторону кустов:

– Мелькнуло там что-то.

– Ребенок?

– Может, медведь, – пожимаю плечами. – Здесь водятся медведи? Я без понятия.

– Лоси только. – Тим хмурится. – Вроде бы. Я не местный. Ладно, стой пока здесь, гляну. Эй, тут есть кто-нибудь?! Это помощь!

Он оставляет эндуро и осторожно крадется к оврагу.

Я вытягиваю шею и напряженно слушаю. Лоси, между прочим, крайне агрессивные звери. И бегают не хуже медведей.

Тим пробирается вперед, периодически выкрикивая, что хочет помочь. Голос у него грубоватый, мало дружелюбный, будто он ищет детей, чтобы добить, а не спасти. Лично я бы не отозвалась.

Он подходит к оврагу, смотрит вниз, потом вздрагивает и кричит, маша руками:

– Нашел! Сюда! Зови помощь!

Сам же кидается в овраг. А я целое мгновение мешкаю! Надо звать подмогу, но, если я включу мобильник, меня мгновенно вычислят, и объясняй потом, что делала в лесу.

Клиника. Голые стены. Уколы, от которых дуреешь.

Какая глупая!

Черт! Стреляю сигнальной ракетой вверх, врубаю телефон, пишу всем, что нашли, и, спрыгнув с эндуро, несусь к оврагу.

Глава 2

Дети оказались крепкими орешками. Просидели в овраге бог знает сколько времени, зареванные, замерзшие, но собой владеют вполне сносно. Стоит взять пример.

Напившись сладкого чая, они даже улыбаются. Девочка, правда, доверчиво льнет ко мне и дрожит. Ласково глажу ее по голове, обнимаю. Натерпелись ужасов. Тим достал из рюкзака одеяла, в которые я заботливо кутаю ребят с головой.

– Все будет хорошо, – беру на себя роль переговорщика, пока он стряхивает грязь со штанов. – Немного потерпеть осталось, и дома окажетесь. Любите горячее какао?

– Компот с облепихой, – вздыхает пацан. – Мама вкусно делает.

– Отличная идея!

– Я хочу к маме, – шепчет девочка, ее зовут Алиса.

– Твоя мама, наверное, с ума сходит. Думаю, вашего тренера… эм… – я стреляю глазами в Тима, – родители накажут. Как-нибудь особо жестоко.

Тот хмыкает. Чувств теплых, впрочем, не проявляет, держится отстраненно и даже прохладно.

Говорит по телефону:

– Да, видимых повреждений нет… Откуда я знаю, я же не врач! Болтают, пьют чай, улыбаются… Ну конечно, они замерзли и перепугались! Бесподобные вопросы!.. Да, парень провалился в овраг, боевая подруга, всем бы такую, полезла помогать и застряла. Друг друга в итоге не бросили… Ага. Сейчас привезем. – Тим смотрит девочке в глаза и спрашивает: – Мотоциклов боишься?

– Нет, – отвечает она решительно.

– Отлично. Алиса не боится, парень, если что, потерпит. До связи. – Он сбрасывает вызов.

Рев приближающихся эндуро становится громче: а вот и подмога в лице второго волонтера. Наши ребята тоже подтягиваются. Когда я думаю, что опасность миновала и мы еще успеем до полной темноты закончить маршрут, вдруг оказывается, что один из запасных волонтерских шлемов поврежден.

Тим пытается чинить сначала, потом очерчивает глазами присутствующих и останавливается на мне.

– Шлем одолжишь? Я не могу отдать свой, потому что повезу ребенка.

Есть такое правило – при перевозке пассажира, особенно ребенка, на мотоцикле и он, и водитель обязаны быть в шлемах. Если мотоциклист предлагает вам сесть впереди него без защиты – он идиот. Если он снимает свой шлем и отдает вам – он еще больший идиот: мушка в глаз попадет, и хана обоим. С эндуро это правило тоже работает.

– Давай лучше я, – говорит лидер, снимая свой.

– Твой будет великоват, – перебиваю.

Я и правда единственная девчонка в группе, у меня самый маленький размер. Медленно снимаю маску, поправляю длинные волосы в хвосте.

– Если хочешь, вези ты, – говорит Тим. – Я поеду следом, подстрахую.

Быстро мотаю головой:

– Не рискну взять пассажира.

Протягиваю мальчику шлем. Глаза Тима тем временем ко мне будто приклеиваются. Он пялится подозрительно долго, отчего сердечная мышца ускоряется.

Я так долго не общалась с парнями, которые не врачи и не медбратья, что в момент ощущаю блаженный ужас. Таких, как я, не трахают, это незаконно. Увы.

Во рту пересыхает. Накидываю на голову капюшон, надеваю маску.

– Поедешь с нами тогда, – командует Тим. – До базы недалеко. Сильно гнать не будем.

– Конечно. Все будет нормально, я умею ездить.

Машу ребятам и возвращаюсь к эндуро.

Волонтеры усаживают к себе детей, девочка просится к Тиму, несмотря на его холодность. Это выглядит забавно и выдает всю нашу девичью сущность.

Друг за другом спокойно пересекаем лес. Я в самом конце, не гоню, не выпендриваюсь и спустя час пути спокойно выезжаю на трассу. По прямой немного распускаю крылья, наслаждаюсь ветром, скоростью и свободой.

Впервые за долгое время я делаю то, что умею. И снова чуточку влюбляюсь в жизнь!

На базу мы приезжаем с последними лучами солнца. Дети кидаются к родителям, я иду сдавать в прокат мотоцикл и снарягу. Украдкой наблюдаю за Тимом, тот тоже сдает эндуро. Ага, не его, значит. Не профи.

Он уже переоделся – сейчас в черных джинсах и белой футболке, из-под рукава которой виднеется тату. Волосы подстрижены коротко. Короче, чем обычно стригутся парни в наше время.

Краем глаза замечаю, что на меня поглядывает заинтересованно. Движения у него плавные, неспешные, и я успеваю оценить широкие плечи. Плоский живот. Опять же симпатичное лицо. В какой-то момент ловлю прямой взгляд и быстро поощряю улыбкой.

Тим тоже улыбается уголком губ. Самоуверенно, удовлетворенно. Капец. Закатываю глаза и демонстративно отворачиваюсь.

А потом он подходит.

Сердце частит. Ладони потеют. Я ощущаю все эмоции сразу, и от удовольствия просто все это чувствовать – едва не реву.

Тим говорит совсем рядом:

– Тебя подбросить?

Оборачиваюсь и смотрю в упор без стеснения и дешевого кокетства.

Нет, глаза у него не пустые. Темные, как будто привыкшие быть печальными. А еще диковатые, на грани с агрессией.

Неделю назад меня нехотя выпустили из клиники. Нехотя – потому что я могу представлять опасность для самой себя и совершать странные поступки. Я смотрю в глаза совершенно незнакомому мужику и говорю:

– Можно.

Они были правы.

Тим усмехается и кивает идти за ним.

Мой мобильник в кармане, и он снова выключен. Я бросаю прощальный взгляд на базу, где рано утром получала снаряжение. Люблю это место. Чаще всего я скучала именно по здешней природе, влажному, сочному воздуху, густому запаху трав, приносимому ветром. И наверное, по себе прежней.

На парковке один тусклый фонарь, но марку машины я различаю: Supra. Неплохо. Черная спортивная тачка отзывается на брелок. Широкая, но довольно низкая, как гроб на колесах.

До лечения я не могла находиться в салоне автомобиля и минуты, крыло приступами, поэтому нерешительно останавливаюсь. Сюда я приехала на автобусе, сидела у открытого окна.

Тим галантно открывает пассажирскую дверь, поднимает глаза, и я… решаюсь. Мы удерживаем зрительный контакт, пока подхожу. Усаживаюсь.

Глубокий вдох.

Он захлопывает дверь и занимает водительское кресло.

В те пару секунд, что я находилась в салоне одна, было стремно. Когда Тим сел рядом – отчего-то полегчало. Пристегиваюсь и немного опускаю стекло.

– Закрой, я включу кондиционер.

– Не хочу.

Он моргает, но не комментирует.

В салоне чисто, пахнет приятно. Свежестью, какой-то ненавязчивой пахучкой. Хвоей?

Машина трогается.

– Тебе куда?

Я называю адрес сестры, у которой остановилась.

Тим кивает, достает жвачку. Тут же протягиваю руку, и он угощает парой подушечек.

Очень мятная, аж зубы сводит. Гадость.

– Я предпочитаю арбузную, – говорю вслух.

– А я нет.

Мы выруливаем на трассу, и он выжимает газ. Руль держит уверенно, как будто даже по-спортивному. Мой отец обожал гонки, мы с сестрой росли, слушая новости с заездов. Гонщиков «Формулы 1» я выучила раньше, чем домашний адрес.

Тим смотрит на дорогу.

Некоторое время едем в тишине. «Супра» шумит ровно, не вызывающе.

Я отдаю себе отчет, что дышу спокойно, сердце стучит, но не из-за панических атак. Лечение помогло?

Тим не спрашивает мое имя. Ничего не спрашивает, и это наверняка неправильно. Не мне, конечно, судить о нормальности, я русскую речь в последние годы слышала в основном по телику, не говоря уж о длительных диалогах с кем-то. Но до девятнадцати-то лет я была вполне адекватной.

– Как тебя угораздило в волонтеры? – спрашиваю.

– Друг позвал.

– Ясно.

Вновь повисает тишина. Я бросаю взгляд на его руки – по-мужски красивые. Пальцы длинные, ногти ровно подстрижены.

Сглатываю.

Сам Тим – крепкий. Явно спортсмен. Может, в юности занимался мотокроссом или эндуро, как я? Тогда неудивительно. Шея, плечи, руки… все у него в порядке.

В девятнадцать лет у меня был любимый человек. А потом, прямо в день рождения, накрыла первая паническая атака на квесте ужасов. Через какое-то время ситуация повторилась. Парень, он сейчас перспективный врач, бросил. Сказал, что ему это не надо. Было больно, любила сильно, но отставку приняла. Сама обратилась за помощью, однако от таблеток стало только хуже.

Теперь я – официально сумасшедшая. Непредсказуемая психичка. Человек без паспорта, чья жизнь в последние пару лет проходила за двухметровыми стенами европейской клиники. Там такой идеальный газон, что двинуться можно.

Что я, видимо, и сделала.

Позавчера я подслушала разговор мамы с отчимом, тот сказал, что я здесь ненадолго. Они с меня глаз не сводят. Я…

Откидываюсь на сиденье и вздыхаю.

Тим открывает бутылку с водой, пьет. Я слежу за тем, как дергается его кадык. Жадно разглядываю профиль. Ну как можно быть таким сладким? Еще бы не хмурился, морщинки рано появятся.

Он предлагает мне, и я тоже делаю глоток. Когда возвращаю бутылку, наши пальцы соприкасаются. У него – теплые. Меня так давно никто не трогал, что едва не вздрагиваю.

Смотрю на дорогу, а Тим на меня. Вскоре меняемся. Повторяем «упражнение» несколько раз подряд. Как будто размышляя: да или нет? И если нет, то почему?

А потом он врубает поворотник и съезжает на обочину.

Шины мягко шелестят по гравию. Мой пульс ускоряется настолько, что кожа горит. Атмосфера тяжелеет. Воздух словно свинец, я дышу с надрывом.

– Нам не стоит, – говорит Тим ровно, но как будто неуверенно. Словно это вопрос.

– Не стоит, конечно.

– А ты хочешь?

Пульс у меня и без того частил, а теперь и вовсе долбить начинает. Я перевожу глаза на Тима. Знакомое лицо, но где, где я могла его видеть? Солнце давно село, мы в полумраке, его глаза как черные дыры, и я никак не могу вспомнить.

Очень симпатичный.

Очень мужественный.

И явно не в порядке.

С первого взгляда понравился.

Пальцы покалывает.

Мы смотрим друг на друга.

Тим отстегивает ремень и двигает сиденье назад. На следующем вдохе я ловко перебираюсь к нему на колени.

Глава 3

Движения бедрами вперед-назад. Само собой получается. Хотя откуда мне помнить, как оно, когда с парнем?

Яркая вспышка радости от близости другого человека.

Как на эндуро гонять. Раз научился – и наслаждаешься.

Глажу его плечи, шею, легонько царапаю.

Ладони Тима чертят невидимые узоры на моих бедрах, а потом их стискивают. Сильно. Он вжимает меня в себя, и я наклоняюсь к его щеке. Целую.

Запах кожи действует на все рецепторы разом. Я срываюсь на дрожь, не заботясь о том, что могу выглядеть смешной.

Руки у Тима – классные, быстрые, заботливые. Пальцы уже под футболкой, впиваются в кожу, вынуждая податься вперед.

В полной темноте я льну к его губам робко, к себе прислушиваясь, он приоткрывает рот и выдыхает ментоловую свежесть.

Да, арбуз был бы сейчас максимально лишним.

Мимолетно улыбаюсь шутке. Игриво касаюсь губ языком. Тим тянется, и я отшатываюсь. Повторяю трюк второй раз, третий…

На четвертый ему, видимо, надоедает. Бесцеремонно фиксирует мой затылок, и мы, наконец, стыкуемся.

Губам – сочно, сладко. Тим подключает язык.

Закрываю глаза, наполняясь его энергией. Движения губ и языка становятся настойчивее, удовольствие набирает обороты.

Мы ласкаем друг друга, позволяя все больше. Распалившись, я хватаюсь за его плечи, пока он гладит везде и разом. Быстро, грубовато с очевидным и понятным нетерпением. Сердце колотится. Любить психичек – дело преступное, Тим не знает, что я такая, он хочет меня как нормальную женщину.

Вцепляюсь в него намертво и пью его жажду. Оно само так получается – ерзаю без остановки, пока целует и гладит. В какой-то момент обе жвачки оказываются у меня во рту, еще через несколько минут кто-то из нас их проглатывает.

Дыхание давно сбилось. Я дрожу и не могу остановиться. Истосковалась по ласке, да и Тим нравится все больше – логичный, голодный до тела, очень твердый от возбуждения.

Мы так голодно сосемся, что даже не улыбаемся, стукаясь зубами. Прерываемся на долю секунды и продолжаем.

Он то и дело проводит по ягодицам, потирает пылающую промежность.

Я отстраняюсь, и Тим поспешно начинает расстегивает ремень. Я помогаю, а потом за пряжку вытаскиваю. Возвращаюсь на свое сиденье. Тело горит, губы саднят.

Он приспускает штаны, достает из бардачка салфетки и открытую пачку презервативов. Я ощущаю вспышку ревности, но поспешно переключаюсь.

Не время. Не тот мужчина. Не та я.

В груди печет. Я сама стаскиваю джинсы с бельем. Не хочу, чтобы раздевал он, – это было бы слишком значимо. Я сама. Когда сама, не так унизительно, что в машине на трассе.

Тим натягивает на член защиту. Я обматываю ремнем запястья и поднимаю руки над головой, выгибаюсь.

Он смотрит на меня целую секунду. После чего тянется и хватает.

Снова поцелуи – теперь по шее и груди. Футболка задрана. Я не сдерживаю стонов, когда Тим делает это все со мной, когда рука протискивается между ног. Безумие. Сердце разрывается раз за разом, кровь кипит, в висках долбит.

Мы целуемся.

Чтобы подразнить, я обматываю ремень вокруг его шеи и тяну на себя. Типа мой. Тим хрипло смеется, снова целует – теперь нежно, будто подчинился и слушается. И когда я, разомлев, расслабляюсь, он ловко забирает ремень и сдавливает им мое горло.

Горю. Задыхаюсь. Смотрю в темноту его глаз и ощущаю, как волну паники перекрывает волна нового для меня, дичайшего возбуждения. Мощная.

Неуправляемая.

Сердце так быстро бьется, что голова кругом. Я плыву, а Тим продолжает целовать, ни на мгновение не пропадает. Дышит рвано, я слышу, я пропитываюсь его ментоловым дыханием. Он тянет к себе.

Снова у него на коленях. Тело пылает, душа вдребезги. Я словно во сне медленно опускаюсь на эрегированный член, насаживаясь сантиметр за сантиметром. Мимо на скорости проносится машина, нас аж шатает. Я ощущаю такую обалденную наполненность, что еще немного – и взрыв будет.

Тим шумно выдыхает. И когда принимаю его всего, выдает:

– Бес-по-доб-но.

– Да.

Ремень я оставила на своей шее, он затягивает его чуть туже. И толкается бедрами.

* * *

– Такой быстрый оргазм, – хвалю я. – Почти рекорд.

– Почти?

– Почти.

Желваки Тима смешно напрягаются, и я возвращаюсь на пассажирское сиденье, Наклоняюсь за салфетками и привожу себя в относительный порядок. Натягиваю штаны. Бросаю в воздух:

– Молодец.

– Ты вроде сделала все сама, – парирует он с чуть неловким смешком.

Поцарапала эго, малыш?

– Да ладно. В супре иначе не развернуться.

– Ты даже знаешь, что такое супра?

– Я даже знаю, что она у тебя предпоследнего, четвертого поколения, хоть и после рестайлинга. Или денег не хватило на движок от немцев, или убиваешься по классике. Почему-то ставлю на второе.

После близости скованности нет, потому что нет обманутых ожиданий.

Я, разумеется, не мечтаю, что мы на следующем повороте свернем в сторону загса и Тим, влюбившись, укроет меня от семьи и врачей. Случайные попутчики, которые отхватили кусок кайфа на трассе. Плевать, что он обо мне думает. Хуже правды ничего быть не может.

У него нет сигарет. Я пристрастилась к ним в клинике. Иногда я думаю, что меня спецом на них подсадили, потому что подсовывали постоянно. Как собаку, поощряли за хорошее поведение. Я курила от скуки, когда выбралась – перестала. Забыла о них. Впервые захотелось, но не так, чтобы умереть.

А вот воду пью жадно. Тим пока штаны натягивает, по затылку проводит. Дышит все еще шумно, поверхностно. Ремень валяется на заднем сиденье. Я потираю горло.

– Болит?

Это что, забота? Неплохо.

Слава богу мы обходимся без малыша, детки, зайки и прочей пошлятины. Тим не пытается сгладить ситуацию. А вот в сексе он старался, чувствовалось в процессе. Был внимательным, терпеливым, мне это понравилось. Тело до сих пор горит после первого за много-много-много-…-много месяцев оргазма.

– Нет. Немного. Пройдет.

– Окей.

Я включаю свет ярче, опускаю солнцезащитный козырек и рассматриваю себя в зеркале. Тим поправляет штаны, краем глаза замечаю, что он все еще возбужден. Макияжа на мне нет, все-таки собиралась на эндуро катать, а не на свидание.

Он прочищает горло.

– Хочешь еще раз?

Зацепило все же? Хах.

– Нет, спасибо.

Усмехается. Будто не ожидал.

– Жаль. Может…

– Нет, – перебиваю.

– Окей.

Такое ощущение, что гора с плеч упала. И я не уверена, стоит ли продолжать. Первый секс был диким и сумбурным, неуклюжим, потому что тесно. Второй угрожает стать нежным, а после нежности неминуемо наступает откат. Сомневаюсь, что мне сейчас стоит ставить над собой такие эксперименты. Да и парень, пихающий член в девицу, которую видит впервые, – очевидно, не мой выбор.

– Может, уже поедем? – интересуюсь стервозно.

Тим возвращает сиденье на место.

Я обуваюсь, пристегиваюсь.

– Я вспотел, пока гонял по лесу, – говорит он. – В этом дело?

– Что?

– Воняю?

– Нет! Эм… в смысле я тоже вспотела. Думаю, мы квиты. Ха-ха. Давай уже поедем.

Наверное, мне было бы ужасно неловко, если бы я рассчитывала на второе свидание.

– Мне нормально, – поспешно заверяет Тим, и я смеюсь, одновременно злясь и ощущая себя польщенной.

Больше не говори ничего. Умоляю. Не порти о себе впечатление.

Сидит. Выжидает. Я вновь потираю горло и выпаливаю:

– Бензин закончился?

Он заводит движок и выруливает на пустую трассу. Я же оглядываюсь, запоминая местность, время, свои эмоции. Запоминаю запах попутчика и вкус его поцелуев. Раньше бы я никогда не сделала ничего подобного. В том, чтобы быть не в себе, как будто появляются плюсы.

Я посылаю здравый смысл и стыд куда подальше. Не корю себя. Хватит уже. Сколько можно чувствовать себя не такой, как надо?

А еще я ощущаю ожог. Эта встреча точно оставила его на мне, невидимый узор. Какой-то безобразный, как и любой секс без любви для романтичной особы. Но при этом хочется сохранить его на память. Уже знаю, что, если меня снова запрут, я буду часто вспоминать Тима.

Мы едем не меньше часа, когда начинаю дремать. Я встала до рассвета, чтобы добраться к восьми на эту станцию. Большая нагрузка, стресс, свидание – все это поело силы. Я сворачиваюсь клубочком по возможности и закрываю глаза. Различаю сквозь дрему:

– Насть, опусти спинку сиденья. Будет удобнее.

Слушаюсь. Так действительно удобнее, и я мгновенно проваливаюсь в пустоту.

Лишь потом, плавая в глубоком сне среди розовых пони, мой разум дефрагментирует полученную за день информацию и с большим трудом выуживает из логической цепочки заключение: я Тиму не представлялась.

Резко открываю глаза, уже понимая, что случилось. Леденею.

Мы в городе, едем по оживленной улице. За рулем по-прежнему Тим, поглядывает в навигатор.

Пораженная, потираю лицо, поднимаю спинку сиденья и сажусь ровно.

Только боженьке известно, что мои родные написали про меня в заявлении о пропаже.

Тим останавливает машину у дома с эмблемой волонтеров.

– Ну ты и сволочь, – говорю я сквозь зубы.

– Извини. Опиоидная зависимость – это серьезно. Мне жаль, что ты в это вляпалась, но надо выбираться. Тебе обязательно нужно закончить лечение.

Я качаю головой и выхожу на улицу. Реветь хочется нестерпимо! Меня словно ранили, избили. Не тело – душу!

Спорить бессмысленно, доказывать что-то – пустая трата времени. Он не поверит, что я никогда не принимала наркотики. Все наркоманы лгут, что они не такие. Он просто не поверит.

Мама кидается ко мне, обнимает крепко. Рядом с ней прихвостень отчима, стоит, скрестив на груди руки. Я смотрю на него с немой решимостью.

Как обидно.

– Ну почему наркоманка-то? За что?

Я как будто упала в его глазах ниже дна.

Мама тараторит без остановки, причитая, что ж я себя так неосторожно веду и почему так с ней поступаю. Что наркоманов ищут активнее всего, что эта ложь ради моей безопасности.

Я кожей чувствую, что супра все еще позади. Оборачиваюсь. Мы на свету стоим, а Тим в тени, поэтому не видно, смотрит ли он на меня или, например, строит новый маршрут в навигаторе, а может, и вовсе переписывается с подружкой. Но на всякий случай опять разочарованно качаю головой.

Я понимаю, что ты не в курсе. Что хотел как лучше. Волонтеры работают бесплатно, они ищут потерявшихся людей, помогают, спасают.

Я всего лишь хотела покататься на мотоцикле. Из-за тебя меня снова запрут в психушке.

Мама продолжает щебетать, и я позволяю отвести себя в лимузин. Большой, просторный. В обычных машинах ездить не могу, бьет паника, поэтому путешествую или в микроавтобусе, или пафосно, с фанфарами. Я – будто сам праздник!

А в супре – смогла даже спать. Надо об этом подумать.

Я сажусь в лимузин и натыкаюсь глазами на отчима. Он с кем-то говорит по телефону, предельно занят. Едва закончив, начинает на меня орать.