Легкая лира

© Васильева О., 2019

Вступление

Преображение

 
Я все могу преобразить:
Постичь печаль в пошлейшем взоре,
Найти величие в позоре
И принца в нищем полюбить.
 
 
И на пустынном небосклоне
Могу богов я поселить,
Могу их поселить в притоне.
Как захочу я, так и быть.
 
 
Один толчок – и мне довольно:
То я пастушка, то на троне
Сияю в солнечной короне,
То я испанка на балконе.
 
 
Зачем судьбу тогда корить,
Когда в моей чудесной воле
Всю суть вещей преобразить?
Как захочу я, так и быть.
 

Кукла

 
Знаю, что нельзя,
Знаю, что глупо,
И продолжаю плакать,
Кусая губы.
 
 
Знаю, что должна
Быть благодарной,
От жизни все принимать
Без драмы.
 
 
Но доводами не убедишь
Душу.
Рвется внутри меня
Наружу.
 
 
От криков уже зашлась,
Как дитя неразумное:
«Куклу отдайте мою
С глазами лазурными!»
 
 
Знаю, что нельзя,
Знаю, что глупо,
И продолжаю рыдать
О кукле.
 

Полночь

 
В полночь скрипнет паркет.
Сердце дрогнет.
Фей и ведьм нет,
А страшно невольно.
 
 
И затаишься в постели,
Дыхание скомкав,
Чтобы они проглядели
Душу в потемках.
 
 
А в тайниках души
Проснулись предки.
Им все равно, что ты
В двадцатом веке.
 
 
Глядят из темноты
Сказок персонажи.
Лучше не шевелись:
Заметят сразу.
 
 
Сколько тебе лет,
Им неважно.
«Фей и ведьм нет!»
Тверди отважно.
 

Звездная дорога

 
Уплыть и не вернуться…
Уплыть туда, где звезды,
И стать самой звездою
Небесной иль морскою.
 
 
Уплыть, пока не поздно,
Пока спастись возможно,
Как-будто бы случайно,
Став неосторожной.
 
 
Уплыть в родное лоно
Дорогою знакомой.
Уплыть дорогой звездной
В морскую бездну.
 

Одиночество

 
Все оставили меня.
Плачу вечером одна.
 
 
Раньше приходила мать
Меня в горе утешать.
 
 
Раньше был любимый мой,
Словно лучик золотой.
 
 
Я сама была другой,
Богу верная душой.
 
 
А теперь не может мать
Мое горе и понять.
 
 
Стал далек любимый мой,
Словно человек чужой.
 
 
С богом начала войну,
Он назло мне, я – ему.
 
 
Мне теперь несладко жить,
Только слезы сладко лить.
 
 
Оттого что я одна,
Не любима, не нужна.
 

Игрушки

 
Я благодарна мелочам
И безделушкам.
Мне с ними очень хорошо,
Как ребенку с игрушками.
 
 
Пускай там где-то надо мной
Звезды гаснут,
Но я не вижу ничего
И мне не страшно.
 
 
Я создала сама свой мир,
Пускай он тесен,
Зато в нем горя нет,
Хоть нет и песен.
 
 
Трагедий тоже нет,
Лишь мелодрамы.
Я счастлива: я не поэт,
А Дама.
 

Бездна

 
Зияющая бездна
В душе моей отверзлась.
С тех пор тружусь напрасно,
Чтобы ее заштопать,
И вырвавшийся хаос
Упрятать за решетку.
Но бури не прикажешь,
Чтоб не швыряло лодку.
И после долгих споров
Мне разрешили малость:
Чтобы эта бездна
В глазах не отражалась.
 

Миражи

 
Ворожите миражи,
Чтобы не было души!
Закружили миражи –
Больше нет моей души.
Над могилой попляши:
Больно пляски хороши.
И оставшись без души,
Ты от страха не дрожи.
Глаза лентой завяжи
И дорогу укажи.
Потеряла – не ищи,
Хорошо жить без души.
Закружили миражи:
Больше нет моей души.
 

Детские сны

 
Детские сны
Такими были:
Звездные корабли
Меня уносили
Прочь от земли
В миры иные.
Вот и теперь
Вдруг до страсти
Душа захочет
Умчаться в пространство.
Не плачь, душа,
Корабли прилетят
И увезут
Тебя назад.
Не плачь, душа,
Там все другое,
И ты забудешь
Про земное.
 

Остров

 
Меня выбросила буря
На необитаемый остров,
Где мирно и просто,
Где я дремлю
Или ищу пищу,
Или делаю ложе
Из листьев,
И кораблей
По привычке жду,
Греясь на солнышке.
Боюсь только
Змею длиннохвостую.
А когда смотрю
Ночью на звезды,
Я не плачу от одиночества
На своем маленьком острове,
А пою
Гимн богу.
Вполголоса.
Вдруг его разбужу…
 

Хорошо

 
Иногда мне кажется,
Что я вот-вот отключусь
И выпаду из этого мира,
Словно в черную дыру провалюсь,
Души истощив усилья,
Потеряв нить местного времени
И ощущенье пространства;
Остановятся китайские тени земного
Шарлатанства.
И окажется,
Что больше не надо
Привыкать к земным формам,
И делать вид,
Что тебе это очень нравится
И что ты всем довольна:
Ведь земное – уже не мое.
Как хорошо!
 

Мамонтенок

 
О бедный мамонтенок,
Заснувший навеки под снегом!
Никто тебя не оплакал
В безумно далеком веке.
 
 
Иль, может быть, мамонтиха
Хоботом прикоснулась
И так заревела в горе,
Что в страхе земля содрогнулась.
 
 
Но прочь уходило стадо,
Словно ожившие горы,
И ты лежать остался
Один в открытом поле.
 
 
Ветер поспешно снегом
Тебя заносил, завывая,
В его бессмысленном вое
Не было состраданья.
 
 
Но в нынешнее столетье
Тебя отыскали люди,
Теперь ты лежишь в музее,
О первобытное чудо.
 
 
Посланец веков баснословных,
Времени овеществленье,
Ты сжимаешь печалью,
Страхом разишь суеверным.
 
 
Кто знает, и мы, быть может,
Будем лежать в музее,
Как экспонат уникальный
Эпохи дикой и древней.
 
 
И будет смотреть ребенок
В ужасе и почтенье:
И прочитает табличку:
«Второе тысячелетье».
 

Нюансы

 
Я иногда понимаю
Тончайшие нюансы
Души
Какой-нибудь собаки дворняжки,
Когда она лает на луну,
И лаем взрывает
Ночную тишину.
Так она самоутверждается.
Ей хочется,
Чтобы все знали
Про ее существованье.
Воплотившееся в лае.
Лай для нее – поэма,
Высшая форма искусства.
Кроме того, лая,
Жить не так грустно.
Но вот лай меняется.
Вместо мелодии –
Истерично-жалобно злобен.
Это уже по поводу
Другой собаки, пробежавшей мимо,
На свободе,
По собственной воле.
Наша дворняжка лает так,
Как будто исполняет
Самый священный в жизни долг,
И от собаки бродячей она защищает
Свою территорию и дом.
На самом деле
Она умирает от зависти
И ей хочется в заросли,
И в ней просыпается
Предок волк.
 

1988

Господу

 
Не утешай меня, я знаю,
Что я создание дурное.
Пусть я в тоске изнемогаю,
Но не к тебе лечу душою.
 
 
Я в этот мир пришла, наверно,
С одной единственной мечтою,
Пусть я ее совсем не стою,
Но я верна ей неизменно.
 
 
Моя душа больна любовью,
Она одной любовью грезит,
Но не к тебе… И не земною.
Ну, а какою – неизвестно.
 

Правда

 
Да-с. Хороша она – правда.
Попробуй ее скажи –
Целую ночь задыхаться
Будешь от воплей души.
 
 
Да-с. Надо быть стойкой и смелой
И презирать миражи,
Но гордость – и это тоже
Одна из фантазий души.
 
 
Если б Господь спросил бы,
Меня отпуская на свет:
«Какой ты подарок хочешь?»
«Иллюзий» – был бы ответ.
 

Сети

 
Еще зачем-то бьюсь в незримых сетях,
Хотя давно уже со многим согласилась,
Что счастье, например, – дурман, мечта;
Что я сама – не дивное есть диво;
Что на земных путях итог всегда один –
Забвенье и могила.
 
 
Да, есть могучий бог.
Он все определил.
И есть миры иные и пределы.
Но я-то здесь еще, и оттого страшны
Предназначенья здешнего удела.
 
 
Мой бедный дом земной!
Ничем не объяснить
Моей любви к тебе пронзительно-несчастной.
Как знаю хорошо, что на земле любовь –
Запретный плод и к богу непричастный.
 
 
Любить сильней созданье, чем Творца –
Безумие, и истина проста,
Но мне никак ее не перенесть,
И я люблю без меры то, что есть.
 
 
А бог… Кто он?
Все – тайна, все – тоска.
Зачем душа болит, дрожит и плачет?
И льнет к тебе, неверная земля?
И к богу в космос вырваться не алчет?
 

Письмена

 
Под пламенем страданий выступают
Таинственные жизни письмена.
Бог видит все и все на свете знает,
А мы лишь прозреваем иногда.
 

Божество местности

Воздух

 
Единственная отрада –
Пить влажный воздух Невы.
Тогда ничего не надо,
Все страсти усмирены.
 
 
Лишь волны колеблют зданья
У самых основ над водой.
Как тайное указанье –
Шпиль дрожит золотой.
 
 
И кажется, что не знаешь
Решенье судьбы над собой,
Пока этот воздух глотаешь
На миг размягченной душой.
 

Этот город

 
Ах этот город!
Наколдовали болота,
Не уехать, не позабыть.
Среди серых небес куполов позолота
Тайно зовет в запредельную высь.
 
 
Ах этот город!
Дворцов, глядящих в каналы,
Где черным блеском играет вода,
Где сам себе ты кажешься обманом,
Как Медный Всадник, летишь в некуда.
 
 
Ах эти шпили!
Небу бросили вызов.
Ах эти боги в Летнем саду!
Что же делать тому, кто увидел,
Кто поверил в твою красоту?
 
 
Ах этот город!
О счастье великом
Ты мечтать научил, презирая предел,
Но в плену у мечты своей дикой
Землю, где вырос не разглядел.
 

Васильевский остров

 
Мне приснился опять
Васильевский остров,
Узнаваемый просто
До потертости стен.
Я гуляла, как в детстве,
Удаляясь от дома.
Были вехами
Средний и Малый проспект.
Но всех линий в конце
Вместо красных фабричных кварталов
Пустыри растянулись
В нежданный простор.
Где-то там в стороне
Церковь я замечала,
Непривычный ее
Деревянный узор.
«Восемнадцатый век!» –
Осенила догадка.
Видно, забрела
В измеренье не то.
Испугавшись, я в путь
Пускалась обратный…
Но дорога длинна,
Куда приведет?
 

«Вот стоит на пути…»

 
Вот стоит на пути
Магазин непонятный,
Из бетонной коробки,
С темном окном.
Захожу я туда
И встречаю испанцев,
Они – в черных костюмах…
Только я здесь причем?
Неужели я снова
Ошиблась дорогой,
В мир какой-то другой
Забрела невзначай?
И пугается сердце:
«Что же это такое?»
Мне примет родных
Никак не узнать…
Как вернуться к себе,
На обшарпанность линий,
Где колодцы-дворы,
Где мой спрятался дом?
Иль блуждаю я зря
По местам незнакомым,
Где автобусов нет,
Только пыль пустыря?
 

Косая линия

 
Улица уходит
В туман и вечность.
Улица уходит
В мое детство.
Улица уходит
В первоначало.
Я туда смотрела
И молчала.
Вдруг туман рассеется
И отступит?
Мне опять всего
Три года будет.
Мама у ворот –
В халатике синем…
До чего же я
Была счастливой!
Почему? Не знаю.
Почему? Загадка.
Было так волшебно,
Было так сладко.
Что все значит?
Голову ломаю.
Теряется в тумане
Линия Косая.