Read the book: «Ведьмовской Гримуар. Начало», page 3
– Волос-с-сы отпус-с-сти! – в стиле истиной змеи едва слышно отозвалась Бриана, перехватывая мою руку и впиваясь в нее ногтями. Ну да, истерично кричать и просить о помощи это не в ее стиле – эта будет отбиваться до последнего. Но звать защитника и не потребовалось. Аки рыцарь, исполосованный сияющими доспехами, тот подскочил на удовлетворенном коне, и перехватил мою вторую руку, которую я готовилась пустить в ход.
– Мэл, хватит. Остынь.
– Остынь!? Ты себя вообще слышишь, Двэйн!? Черт возьми, за этой дверью каждый второй пытается найти 10 отличий между мной и рогатым парнокопытным, а я должна остыть!? – остатки логического мышления окончательно были вытиснуты. Планы на то, чтоб оставаться выше всего этого, полетели ко всем чертям, и на последних словах я даже сорвалась на крик.
– А с каких пор тебя стало заботить мнение окружающих? – вторая рука парня болезненно впилась в мое предплечье и он, встряхивая, потянул меня на себя, заставляя выпустить бриановский скальп:
– Пока я был евнухом-импотентом, все вроде было нормально, – на какой-то миг вновь воцарилась относительная тишина. В ней, мысленно напевая что-то о любви до ненависти, прыжках до сломанности и о том, что все мы падаем вниз5, главная виновница сего торжества таки осуществила задуманное и смылась. Последние же слова Фаррэла еще какое-то время пытались найти отклик в моем разуме, но в итоге их смыло волной презрения:
– Так это для поддержания своего имиджа ты решил отыметь мою подругу?
– Значит, слушай сюда! – меня снова встряхнули, видимо не такой реакции на свои слова ожидал Двэйн, – чхать я хотел на чужое мнение и около двух лет именно этим и занимался. А здесь и сейчас, мы находимся только по твоей вине, Бишоп! – крепкие руки оставили мои плечи, зеленые зенки гневно сузились, после чего в мою грудь больно уперся указательный палец, как дополнительное уточнение кто конкретно здесь та самая Бишоп: – Да, прости, но я уже не маленький мальчик для вот этих твоих садистских игр! Я мужчина и у меня есть, знаешь, весьма физиологические потребности. Что же о подруге твоей – так она ко мне сама пришла, даже момент подходящий подобрала. Нет у тебя подруги, и я тебе давно об этом говорил.
– Парня у меня тоже нет! – От злости сводило зубы, и я не знала, что конкретно меня раздражало больше: факт измены, из-за которого мы все здесь сегодня собрались, или двэйновская правда, настолько чистая, что даже телекинетические способности мои отключились.
– Выходит что так, – Фаррэл пожал плечами, словно речь сейчас шла о каких-то незначительных изменениях в прогнозе погоды, – нам давно пора было вырасти. Между нами давно что-то не так.
Легкость, с которой Двэйн принял акт о капитуляции, стала для меня довольно гадкой неожиданностью. В ушах зазвенело, тело бросило в жар, а вдох застрял где-то между ребер зияющей пустотой. Да, сказать оказалось намного проще, чем принять новую действительность. Внутри замешивался убойный коктейль из боли, отчаянья, ненависти и злости. Одинокая лампа вновь замигала и, не выдержав напряжения, сдалась, издавая гулкий хлопок. В то же время, вторя звуковому финалу жизни несчастного светила, раздался хлесткий, звенящий звук, после чего комната погрузилась в темноту. Отсутствие света меня совсем не смутило, ведь я прекрасно знала, где находится выход – к нему и направилась, сжимая ладонь, что слегка покалывала от короткого взаимодействия с фаррэловской наглой мордой.
Оставив за спиной дверь и миновав гостиную, я вышла на террасу. Ночная прохлада приняла меня в свои объятия, сотней мурашек разливаясь по коже. Где-то вдалеке мерцали огни ночного города, в котором, как и в покинутом мною доме, продолжала бурлить жизнь. Ну да, не остановиться же целому миру из-за мини трагедии одной маленькой наивной девочки. Но что характерно – мне от чего-то было совершенно плевать. На все. Внутри была пустота. Пустота и больше ничего. Ничего из того, что описывают другие дамочки: никакой боли разрывающей душу и сердце, никаких не контролируемых слез. Лишь пустота… Ах да, еще тошнило, но не физически, а морально. Хотелось всунуть два пальца в рот и выблевать все то, что произошло за сегодняшний день. Каждое услышанное и сказанное слово, каждое проделанное действие, каждый жест, каждую свою и чужую мысль, приходящую в голову.
Взгляд мой довольно быстро зацепился за пачку сигарет, оставленную кем-то не иначе как по доброте душевной. Чисто автоматически пальцы подцепили картонный козырек. Обнаружив внутри говна еще и ложку – непосредственно прикуривательное средство, я на том же автомате реквизировала слимсованную сигарету и подкурила ее. Приступ кашля не заставил себя долго ждать, но я отчаянно противостояла, делая следующую затяжку. Казалось, что мне в горло льют раскаленное железо, и что вместе с кашлем я сейчас выплюну свои легкие, однако я продолжала. Я ждала пока придёт столь привычное, гребанное облегченье. Ждала, но напрасно.
– Опять куришь? А как же железобетонные намерения бросить? – раздался позади голос Дарэна, вырывая меня из вакуума самобичевания и отрывая от навязчивого желания укуриться вусмерть.
– «Каждый день я бросаю курить,
Покурю пять минут, да и брошу…»
– с ухмылкой протянула я, глядя на тлеющий инструмент самоистязания.
– вздохнув, закончило четверостишье мое кучерявое чудо, подходя ближе.
«Хороший эгоист!» – прилетело следом, заставляя оглянуться, дабы понять действительно ли он произнес это или лишь подумал.
– Прости меня! – легкая улыбка испарилась с лица парня, как утренняя роса исчезает, стоит лишь солнцу подняться выше. На ее же место нагло взгромоздилась какая-то мучительная гримаса. Уголки дарэновских губ слегка опустились, словно бы он раздавленного жука увидел, которых и в целом то виде терпеть не мог, а между бровей пролегла глубокая складка.
– За что? – не удержала я свое недоумение.
– Я… – Уолтерс замялся, уводя взгляд в сторону, на скулах заиграли желваки, и дальше его речь потекла в двойном направлении, где его правдивые мысли превращались в весьма обманные слова:
«Мог» – подумал он, а вслух – …хотел это остановить, но… «допустил мысль, что ты, наконец, обуешься и вернешься ко мне» – …но столкнувшись с тобой, решил, что это не самый лучший подарок ко дню рождения и надеялся отсрочить неизбежное.
– Брось, Дарэн! – я запнулась, совершая очередной акт самоистязания, тем самым давая себе время хоть немного переварить услышанное, – Сам же сказал, что дополнение «верность» устанавливается по желанию. Так что ты никак не можешь нести ответственность за программное оснащение другого девайса! – ответила-таки на то, что парень озвучил, хотя на деле меня куда больше интересовали его мысли. В особенности те, что как-то странно касались обуви, но нужно было продолжать оставаться обычным человеком:
– Так что забери свои извинения! – Смотреть на кислую моську друга было просто не выносимо и щеки мои как-то на чисто инстинктивном уровне наполнились воздухом, брови сошлись к переносице. Именно так я в детстве изображала свое недовольство:
– Не то обижусь! – В довершении картины «малышка Мэли» я уперла свободную руку в бок и вся эта клоунада таки возымела эффект, поселяя на конопатых щеках ямочки.
Ровно в этот же момент я познала еще одну сторону моего новоявленного дара. Подарив свою улыбку, Уолтерс снова отвернулся, устремляя свой взгляд куда-то вдаль, и его душа заговорила совсем иначе. Он не думал – он вспоминал. Слова превратились в картинки, погружая меня в дарэновскую память. Тем самым позволяя увидеть 15-ти летнюю себя, что с такими же надутыми щеками уныло рассматривает разорванный пляжный тапочек в руке друга.
И это было весьма не обычно – видеть себя со стороны. Более того, видеть себя его глазами стало как-то даже неловко. Потому я оторвала свой взгляд от Уолтерса и, следуя его же примеру, уставилась на мерцающие огни полуночного города. Трансляция чужой памяти мгновенно прекратилась, но теплый след, оставленный увиденным, все же погрузил меня в воспоминания, вот только свои собственные.
Около двух лет назад
– Все! – констатирую на выдохе, – Все, что нажито непосильным трудом! Все погибло!
– Ага, три магнитофона и два портсигара отечественных7… Но погоди, ты наверно хотела сказать «выклянчено»? – отзывается друг, наблюдая за тем, как вновь вылетает ремешок вьетнамка при очередной попытке вернуть его на исконное место, откуда оный был вырван.
– Ты! – беру гаденыша на прицел указательного пальца, – Ты убил их! Мои новенькие вьетнамочки… – наводка моя сбивается и вместе с взглядом опускается к почившему смертью храбрых фирменному тапочку, а щеки раздуваются от обиды. Он ведь понятия не имеет, как же это сложно убедить несговорчивого родителя в просто катастрофической необходимости приобрести еще одну пару пляжной обуви.
– И у тебя еще хватает наглости использовать сарказм? – Поднимаю на конопатого засранца взгляд, который как минимум должен был прошибить его молнией, а как максимум – утопить в цунами моего великого горя. Но Уолтерса столь качественно раздуваемый мною из мухи слон лишь заставил широко улыбнуться.
– Я понял, что торчу тебе новые шлепки, – убирая прядь волос с моего лица, наконец, отозвался он.
– Эй, ты даже не прочувствовал всю горечь моей утраты! Ну да ладно… – я принялась растирать щеки, что порядком свело от наигранного горя, – главная цель достигнута. А теперь шнуруй за моими новыми шлепками!
– Всенепременно… – поднимаясь на свои две, парень принялся отрушивать седалище от налипшего песка, – вот только сперва закончу начатое! – На последнем слове теплая, словно майское солнышко, уютная как шерстяной плед в холодную зимнюю ночь… А к чертям сравнения! Улыбка просто слиняла с дружеского лица, словно после неудачной стирки, и вместо нее отразился ехидный оскал, позволяя мне на своей шкуре ощутить всю суть взгляда удава на кролика.
– Нет! – пятясь, зашипела я, в то время как Уолтерс уже нависал надомной тенью смерти.
– Нет! Ты не можешь со мной так постУПИТЬ! – последнее слово я уже кричала, свисая с мужского плеча, отчаянно барабаня кулаками по дарэновской спине.
И к слову о том с чего все началось – да именно в попытке избежать не желаемого купания я уже потеряла обувь, а сейчас испарялись и последние крупицы надежды остаться сегодня сухой.
– НЕ СМЕЙ!
– Двэйн, лови первую! – перекрикивая мой предсмертный вопль, Уолтерс стал готовиться к победному броску.
– НЕТ! ОНА ЖЕ-ЕЕЕЕ…. – договорить не дал с начала резкий порыв воздуха, а после смыкающаяся над моей головой водная гладь.
Отчаянно барахтаясь в попытках выбраться на поверхность, в голове я прокручивала тысячу способов убиения лучшего друга и последующего сокрытия тела. Так же попутно мне нужно было склепать план спасения подруги от моей же участи, и вот как-то совсем было до лампочки, то, что вода вовсе не холодная и все мои сопротивления не иначе как детская глупость. Здесь уже дело принципа. Да и, в конце концов, все, что свершается против воли человека – насилие, а ему нужно противостоять!
– Дарэн! – завопила я вместе с первым вдохом, – Говнюк! Прокляну!
Но меня врядли кто услышал – уж шибко заняты были зазыванием в воду той, кого я собиралась спасать.
– Бриана, давай в воду! Давай! В воду! – сканировали парни, сопровождая это дружными хлопками, на что девушка в свою очередь неуверенно медленно плыла вдоль причала к его краю.
«Значит меня силой, а её упрашиваем» – насупившись своей мысли, я скрестила руки на груди.
– Вода теплая! Прыгай уже! – крикнула я подруге, которая получив зеленый свет, тут же набрала скорость и с разбегу ухнула в воду.
– Учись! – подмигнув, отсалютовал мне мой палач. На что я в свою очередь провела большим пальцем поперек своей шеи, давая понять, что просто так ему эта казнь с рук не сойдет.
* * *
В ответ мое кучерявое солнце широко улыбнулось, растягивая и мои губы в улыбку, но уже в текущей реальности. В реальности, где наша «фантастическая четверка» давно уже не была столь сплочённой, а сегодня и вовсе распалась навсегда.
«А таки прокляла…» – окончательно заткнул и погасил мои болезненно-позитивные воспоминания голос Уолтерса – значит, все-таки, меня тогда услышали.
«Несводимой татуировкой впечатала этот день в память…»
Искоса глянув на друга, я поняла, что изречения эти мысленные, но вот заткнуть свои вторые уши просто не смогла. Если уж познавать правду – то целиком:
«Зря бросил тебя в воду. За новыми шлепками нужно было идти вместе».
Ах да! Все ведь началось именно в тот день. Тогда я любила саму мысль о любви, а посему Двэйну не составило огромного труда сорвать печать «нецелованности» с моих губ и заполучить великий, мать его, статус моего первого парня. Помню, счастья было полные плавки, что можно было последние, подбрасывая к потолку, приклеивать. Сейчас же, увидев великий миг сей глазами Дарэна, захотелось где-то по-тихому самоубиться. И дело было отнюдь не в разрыве отношений, чье начало мне давали созерцать. Особой непереносимости сему памятному действу прибавляло наличие, как оказалось, свидетеля в лице лучшего друга, о таком статусе которого я (твою же мать!) даже не подозревала.
«А вообще лучше было морду еще тогда набить. Кретин!»
Глаза мои мгновенно от чего-то застелила пелена, и дабы оборвать ненавистные чужие воспоминания я вперила взгляд в потертые перила. Туда же следом впились ногти одной руки, а вторая автоматически поднесла ко рту яд. Следом последовала затяжка и новый приступ кашля, после чего сигарету из моих рук просто вырвали:
– Брось гадость! – Уолтерс оказался совсем близко. Теплая ладонь, на которой были в кровь сбиты костяшки, лежала на моем сжатом кулаке, разжимая пальцы. А после коротким движением он потянул меня за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.
– Брось! – совершенно не правильно интерпретировал мои реакции друг, немного отступая назад, держа ненавистную для него же дистанцию, – Он того не стоит!
Продолжил друг не нужные по сути утешения. А я в то время смотрела ему в глаза, что в темноте и вовсе казались бездонно-черными, и видела те самые новые вьетнамки, что, как оказалось, он действительно купил.
«Ты, наконец, обуешься и вернешься ко мне!» – понимание загудело в голове подобно воздушной тревоге, а с глаз хлынули горячие потоки, таких долгожданных слез.
– Черт подери! Мэл! – Уолтерс лишь немного подался вперед и протянул руку к моему лицу, видимо с целью собрать распустившиеся бишопские нюни. Про себя кучеряш клял Двэйна на чем свет стоит. Наверное, если б мысль могла убивать, то от несчастного Фаррэла и мокрого места не осталось бы. И при этом всем, парень даже не предполагал, что на самом деле именно он является причиной моих слез.
То, что произошло дальше, стало неожиданностью даже для меня. Еще с детства я слышала от матери одну и ту же затасканную до дыр фразу: «Мэли, когда же ты будешь думать, прежде чем делать? Голова вообще на что?». Кстати, что вообще есть «голова»? Как раз в существовании той самой кочерыжки на моих плечах сейчас однозначно можно было усомниться. Да! Делая шаг вперед, тем самым стирая напрочь дистанцию между мной и другом, поднимаясь на носочки, и кладя ладони на дарэновские щеки, я не думала от слова вообще. Мыслительные процессы не активировались и когда, солеными от слез губами, я прикоснулась к его губам. Хотя оно и не удивительно, ведь, по сути, смена декораций произошла настолько быстро, что вот Уолтерс, например, казалось, вошел в состояние перезагрузки. Так что первые пару секунд я вообще словно бы статую целовала.
Ожить же эта жертва моих горгоновских чар толком и не успела. Уста Дарэна совершили лишь одно ответное движение, медленно притягивая в свои объятья мою нижнюю губу, прежде чем жаркий вихрь происходящего безумия сорвал палантин моего эгоизма. Отстранилась я так же быстро, хотя вернее наверно будет сказать, что меня шарахнуло аки черта от ладана.
– Дарэн прости я… – запнулась, прикрывая свой бесстыжий рот рукой.
– Вот это тебя штормит! – ведя отчаянную внутреннюю борьбу, отозвался друг, пряча свои руки в карманы, а боль и разочарование под маску сочувствия: – Сегодня было слишком тяжелым – тебе нужен отдых. Я проведу тебя домой.
– Не нужно… Что я… сама не дойду? – теребя подол платья, заикалась я, выбрав самый омерзительный и низкий выход из данной ситуации – побег.
– Так… – мой родной кучеряш запрокинул голову назад и тяжело выдохнул, выдерживая паузу, – У нас есть два варианта, – продолжил, вглядываясь в звездное небо, – первый, и весьма логичный – я иду с тобой, а второй, – еще один вдох и мне в самую душу впивается пара обсидиановых бисерин, – чего уж, я просто снова тебя поцелую…
В доказательство своих слов, Уолтерс в один широкий шаг опять оказался слишком близко и снова за подбородок приподнял мое лицо. Вот только в этот раз от его прикосновения орда перепуганных столь внезапным наступлением мурашек зашагала вдоль моего позвоночника, дыхание сбилось, а морда моя и вовсе оказалась прижатой ко фритюру стыда.
– Один хрен эффект будет равносилен тому, если ты сейчас уйдешь. Так что выбирай! – выдохнул Дарэн в мои губы.
Сердце перепуганной птицей колотилось в грудной клетке, конечности холодели, дышать становилось все тяжелей. Я чувствовала себя сапером на покрытом минами поле, когда каждое твое движение, каждый твой вдох может стать последним. А тем временем мозг мой активно искал выход из этой пикантной ситуации:
«Окей, Гугл, чего делать, когда сдуру поцеловала лучшего друга?»
А может и не сдуру? Может это все петли судьбы и вся сегодняшняя эпопея с чтением мыслей, как в многобюджетной киношке, создана ради того, чтоб я таки открыла для себя искренность чувств одного жестоко зафрендзоненого парня?
«Ну да, Бишоп, самое время представить себя главной героиней нашумевшего мыльца».
Не найдя ничего путного в своей голове и приглушив саркастичного таракана я сосредоточилась на мыслях моего конопатого безумия, что нависало сверху. В конце концов, в данной ситуации жизненно важно было отключить в себе эгоиста и думать не только о своих чувствах.
В кучерявой же головешке напротив шла остервенелая борьба между здравым смыслом и безумным желанием, заставляя меня оторваться от подсчета веснушек на родном лице и взглянуть в бездну темных глаз, что изучали изгибы моих губ.
«Пять…» – начал мысленный отсчет Дарен, и его хватка на моем подбородке стала ощутимей.
«Четыре…» – оглушенная происходящим, и находясь в некой прострации, я от чего-то обратила внимание на запутавшийся в ржаной шевелюре лунный свет: «Эти волосы взял я у ржи – если хочешь на палец вяжи…»8 побрели уже мои мысли в совершенно другом направлении, но в это момент Уолтерс подался еще немного вперёд:
«Три…» – до меня, наконец, стало доходить, что это не просто отсчет времени, до секунды, где мы окончательно потеряем голову. Нет! Это отсчет последних секунд нашей дружбы.
«Два…» – взгляд моего еще пока друга, встречается с моим, и я вижу его страх, что захлебывается в пучине желания. А после, схватившись за мое внимание, словно за спасательный круг, он мгновенно завладевает и мной:
«Пути назад не будет, Мэл!» – вторит мыслям Уолтерса здравый смысл, которому все же удалось взобраться на вершину и моего подсознания.
– Тогда пойдем! – дрожащим голосом я таки выбрасываю белый флаг для сохранения целостности главных ворот в крепость под названием «Дружба».
Уолтерс на миг замер, на скулах его проступили желваки, но совладать с клокочущим разочарованием ему все же удалось в кратчайшие сроки:
– Вот это другое дело, а то распустилась тут со своей самостоятельностью, – отстраняясь, парень стукнул мне по носу и принялся вновь прятать руки в карманы вместе с истинными эмоциями, накрывая последние ситцем беззаботности:
– Шевели булками! У меня завтра утренняя тренировка – и я хочу выспаться.
Продвигаясь в сторону выхода, Дарэн подхватил мой рюкзак, что все это время покоился на садовой качели. Перекочевали сюда мои пожитки не иначе как его же стараниями ведь я, благодаря столь веселому, праздничному вечеру, о существовании личной собственности напрочь забыла.
В целом, случайно смятый лист наших взаимоотношений как-то очень быстро разровнялся. Будто и не было ничего. Чисто визуально это был все тот же Дарэн, и навскидку чуЙств он ко мне испытывал ровно столько, сколько их испытывают к старому дивану: ну потрепался маленько, но удобный ведь. Портило все только мое новоявленное проклятие, ведь ничто не выдавало Уолтерса, кроме его мыслей, закрыться от которых у меня слабо получалось.
Дальнейшее же перемещение в сторону моего дома и вовсе от чего-то напоминало похоронную процессию: друг шествовал впереди, я на несколько шагов отставала, шли неспешно и что характерно – в тишине. Звенящей такой. Давящей на не закалённую психику, и похоронным маршем отзывающейся в моей голове. Она действовала на нервы подобно сломанному крану, из которого постоянно капает вода, заставляя меня перебирать и поочередно заламывать пальцы до легкого хруста. Но, что характерно, подобное явление не было чем-то новым. То есть: ни молчание, ни жест доброй воли по доставке одного мешка с кровью и костями до дверей родных – не были чем-то новым. Так было всегда. Он и раньше провожал меня, и раньше слова для нас не имели какого-то колоссального смысла. Вот только как не старайся, а сегодня все было иначе. Молчание точно превратилось примус, что подогревал чувство неловкости, и разрушить его было страшно, ведь сила взрывной волны, как правило, разрушительна, а порой и вовсе смертельна.
В общем, моменту, когда на горизонте замаячили стены родного дома, я возрадовалась аки оазису, разместившемуся посреди пустыни. И в какой-то упущенный миг даже ускорилась, чтоб второй раз за этот вечер впечататься в дружескую грудь. Подымать глаза было страшно, но необходимо. И вот визуальная картинка не сломалась – Уолтерс с достоинством продолжал относить себя к классу «Дарэн обыкновенный». И только мысленно замялся, как фольга при не аккуратном использовании:
«Ну и чего там еще в списке „у нас все как обычно“? Что мы там, как правило, говорим напоследок?»
– До завтра? – подсказала я, неуместно переводя утверждение в вопрос. Да, немного осеклась, что явно восприняли, как яркий показатель моей неуверенности в том самом завтрашнем дне. Оно-то конечно и не мудрено. За свое «завтра» я бы однозначно не поручилась. Однако на это было множество причин, и наш с Дарэном поцелуй пока отнюдь не был первым номером в этом списке.
– А есть другие варианты? Смирись – от грядущего не убежать, – начал конопатик издалека, утешительно хлопая меня по плечу, заставляя внутренне подпрыгивать, – и при любых раскладах твоему отцу все же придётся наведаться в школу.
«Точно, слона то ты и не заметила!» – вновь прогруженная мозгом информация отвлекла от проблем насущных, открывая трудности более глобального масштаба:
«Черт! Этот уровень определенно нужно переиграть. Мне нужен рэсэт!»
– Так что… – тем временем продолжал Уолтерс и видимо для возвращения меня на орбиту «реальность», щелкнул указательным пальцем по моей оттопырившейся в негодовании нижней губе. Дело это приобрело характерный булькающий звук, заставляя поджать тот самый вареник:
– Эй!
– Приводи свои мысли в порядок и… До завтра!
Не дожидаясь последующих моих возмущений, кучеряш развернулся на пятках и принялся наращивать расстояние между нами, продвигаясь в сторону своего дома. Смотря в спину удаляющемуся другу, я тяжело выдохнула, начиная подсчет ущерба, что нанес сегодняшний день моей, казалось бы, идеальной жизни.
И так, что мы имеем? Подруга – самоликвидировалась, бойфренд приобрел частичку «экс», родителям грозит промывание мозга настойкой «Вы плохо ее воспитали» и в довершение всего безобразия – я умудрилась поцеловать лучшего друга.
Первые два пункта были не поправимыми, третий – неизбежный…
«А о последнем я просто отказываюсь думать!»
На темном ноябрьском небе восходила полная луна. Воздух становился легче, свежее и сквозь машинную вязь под кофту пробирался мороз поселяя в голове мысль, что пора бы юркнуть в тёплую обитель родного дома. За этой светлой идеей и последовала, но чувство того, что сейчас я намеренно упускаю что-то важное, жгучей змеей извивалось внутри. Сдавливая грудную клетку, мешая дышать, оно заставило остановиться у самого входа и оглядеться по сторонам.
Толстяк Вайс, как всегда, коротал время в одиночестве у тусклого экрана телевизора, а в окне дома напротив соседи ужинали за большим столом в полном составе семьи. Кое-где еще виднелись силуэты разодетых детишек, которые традиционно в этот день требовали сладости угрожая гадостью, а в конце улицы еще маячила знакомая макушка.
«Нет! С четвертым пунктом нужно что-то делать… Вот только что?»
В безысходности я сделала еще один вдох и решила в лучших традициях Скарлет подумать об этом в то самое завтра, а сейчас радоваться уже хотя бы тому, что к концу подходит это безумное «сегодня». Ах, если бы я тогда только знала, что наше с Дарэном завтра так и не наступит, а в моем личном «дне ужаса» – сейчас только начало светать.