Сады Драконов

– Грамм сто семьдесят… И одежды на тебе на полтора килограмма…

– Это важно? – удивился Мур. – Да вот еще, – он положил шишки на край стола Игнатия – очень напряженного – и даже достал из кармана свою. – Это вам лично.

– Спасибо. Обычно каждый грамм перемещенного вещества достается очень тяжело, – сухо сказал Игнатий. – А ты раньше перемещал объекты?

– Не очень заметные. Яблоки или, вот, шишки.

– Ты часто бывал на Айре?

– Чаще, чем где либо. Ну… Я ведь пытался вернуться, – Мур старался говорить как можно более четко и не ныть. – Бродяжничал по Айру вдоль рек или по морским берегам. Однажды, с разрывом в десять лет от своего времени, целую зиму прожил в заброшенном детском лагере, потому что там оказался громадный склад с консервами и старенькие компьютеры с учебными программами, и я сидел, учился… Только это очень тоскливо было… И холодно. Был помладше – даже в приют приходил, хотел как-нибудь затеряться и пристроиться. Но на Айре люди, раз Геккон в небе, опытные. Быстро поняли, что я – нави. Быстро среагировала Служба. Еще быстрее – Сеть, хотя вроде и не поняла, кто я. Пришлось смыться, и, да, это тогда я спер одеяло.

– И учебник, – тоскливо сказал Тарас.

– Да, по математике.

– Зачем это было надо – смываться? – сказал Игнатий с досадой. – Какая разница, в каком времени жить?

– Потому что смотрят… Так, как смотрят. Вы хоть понимаете, кто я и что я такое. А там – никто не понимал. Трудно считаться монстром. Легче, конечно, в тех краях, где про нави и не слыхали, нет Сети и даже мысли никто не допускает, что бывают искусственные люди. Но там зато и выживать трудно, очень трудно. И выживать ради лишь самой жизни – нет смысла.

Игнатий чуть приподнял тяжелую руку:

– Погоди. Мурчик, а чего бы ты хотел прямо сейчас?

– Сбежать, – честно сказал Мур. – Я этого все время хочу. Привык один. Сам по себе, сам за себя отвечаешь, сам выживаешь. А тут выживать не надо… И все время надзор, – он покосился на Тараса. – Никто не доверяет. Но сбегать бессмысленно. Я могу пригодиться только здесь. А можно, я лучше вот еще туда и туда, – он показал рукой, – схожу? В четвертый не пойду, там ночь.

– Темноты боишься?

– Нет, – Мур подошел к ночному проему и принюхался. Пахло углем, тяжелыми машинами, топливом. Вдали и внизу на черных уступах пологих склонов перекрещивались лучи прожекторов, урчало и грохотало что-то железное. – Это, вроде, открытый угольный карьер… Что там делать.

Тарас и Игнатий переглянулись. Тарас пожал плечами:

– Михаил вчера прилетел с Тейваса.

Мур перешел к другому проему. Игнатий остановил его:

– Не надо, пожалуйста, не выходи. Расскажи так, что видишь.

– Лес. Обыкновеннейший лес. Сосны, брусничник. Тоже осень, как на Айре, только это не Айр. Другой воздух. Небо серое, дождь собирается… А тут… Ну, это Архипелаг, это я узнаю.

– Проемы, которые ты видишь, вероятно, связаны с людьми, которые недавно прибыли оттуда.

– Наверно. Так часто бывает. Но я много вижу проемов, которые опознать не могу. Вот когда подлетали сюда, я из люггера видел в огромной скале проем в какой-то южный город: пыль, жара и красный дирижабль в небе. Дайте мне какие-нибудь маячки, которые легко засечь и подобрать, а я их буду оставлять, где бываю. Тогда можно будет точно засечь координаты.

– Мурчик, – вздохнув, жутко нежно сказал Тарас. – Ты сказал, что видишь пять нор. Но о пятой не сказал ничего.

– Ну, я знаю это место, я там часто бываю. Бывал. Это золотая страна, где нет людей. По звездам понятно, что она где-то в Доменах. Но я не знаю, как она правильно называется. Она очень странная. И такая… Вроде сказки. Все в узорах, даже дороги. Там нет людей, и всегда понятно, что без повода туда лучше не ходить. И…

– Что?

– Ну, раз она открылась, мне что-то или кто-то угрожает. Или мне просто так кажется. Или я просто слишком сильно хочу сбежать.

Золотая страна в самом деле была местом волшебным. Портал в нее, широкий, как ворота, теперь сопровождал Мура постоянно, в какое бы помещение его не вели – потому что было страшно и сбежать хотелось невыносимо. Из кабинета Игнатия, из столовой, из своей комнаты он смотрел в золотой, сказочный свет портала, дышал теплым ветерком оттуда и не понимал, почему остается в сером обычном мире, где ему никто не верит и Тарас все время рядом и не отводит глаз. И временами его медвежья лапа тянется прихватить за шиворот – но Тарас спохватывается и руку отводит.

Прямая охрана стала кошмаром на расстоянии вытянутой руки. Едва Тарас вывел Мура из кабинета Игнатия, команда Тараса, волки, перестала держаться незаметно. Больше он ни на миг не оставался один: сменяющиеся вахты молодых внимательных мужчин, готовых схватить при любом подозрительном движении, контролировали каждый шаг. Дивизион «Кабир». Эмблема с бегущим волком. Они молчали, старались быть неслышными – не мешали ни врачам, ни инструкторам: занятия и тренировки продолжались весь день по расписанию. На тренировке волки даже подсказывали, как что сделать лучше, подстраховывали, когда Мур отваживался на акробатику. Неприятно стало разве что за едой, неловко: человек сидит рядом и старается не смотреть к тебе в тарелку. В душ пошел в трусах – все равно противно. Первый вечер Тарас сам просидел с ним, пока Мур не уснул – потом его сменили двое парней. Мур проснулся ночью – и его затрясло, когда он увидел каких-то полузнакомых людей в форме. Портал развернулся прямо в стене у кроватки, и ветка дерева с яркими, солнечными зелеными листьями протянулась в метре над подушкой. Можно скатиться с кроватки в траву, и парни ничего, ну вот ничего не успеют… Мур лежал неподвижно, почти не дыша, и смотрел на ветку. Солнечный отсвет на ней постепенно темнел, становился золотым, закатным. Когда он впервые попал туда, тоже был вечер.

А он был маленьким. Куда меньше себя теперешнего, еще рос и потому всегда был дико голодным. Когда из поздней осени, сквозь дождь и голые ветки орешника, в котором, кашляя, пытался найти на ветках или на земле хотя б пару не сгнивших орехов, в подвернувшейся щели он увидел зеленое лето и какой-то вроде бы сад с полными плодов деревьями, он прыгнул туда не задумываясь. Тепло, еда и нет людей – больше ничего не важно. Он долго, как от хищника, убегал от дыры в темную осень, потом, быстро выбившись из сил, упрямо брел, путаясь в теплой густой траве и срывая на ходу низко висящие, тяжелые яблоки со щедрых, переполненных веток. Яблоки были сладкими, аж темнело в глазах. Это в самом деле оказался сад с очень старыми, корявыми деревьями, заросший высокой, ему по грудь, шелковой травищей. Солнце пекло макушку. Он обсох, согрелся, наелся желтых сочных и красных очень сладких яблок, в конце концов запнулся, упал и не стал вставать. Примял себе гнездо в высокой траве и уснул сразу и глубоко. В саду было безопасно почти как в ЛЕСУ. Людей не было. Никаких. Бояться некого. Несколько дней он ел, спал, грелся на солнышке. Ночью тоже было тепло, а в небе – так густо и светло от звезд, что сразу ясно – он где-то в Доменах. Дни катились, как спелые яблоки. Кашель прошел, силенок добавилось, и стало интересно, что там дальше за садом. И он пошел жить дальше. Яблоневый сад сменился сливовым, и там он пожил дня три. Потом – персиковый, потом – ореховый. Он стал весь толстенький и ленивый. И шарахался от любых порталов и нор.

А за ореховым садом текла река. Широкая, ласковая и величавая. Золотая от солнца посередине и в узоре отражений деревьев вдоль берегов. Спокойная, не то что страшноватый стремительный поток в ЛЕСУ. Этой реки он не боялся. Пожил на берегу: купался, валялся на нежном мелком песке, наблюдал за мелкими речными чайками и за бликами солнца на воде; проголодавшись, поднимался в сад за орехами. С кожи сошли все болячки, волосы сами собой распутались и стали мягкими. Нервы тоже сделались спокойными и мягкими. Стало интересно, в какое море течет эта река, и он потихоньку побрел вниз по течению. Иногда мимо, обгоняя его, проплывали листья или яркие цветы.

Но вдруг как-то вечером сады вдоль берега кончились и он вышел на ровную и круглую, как тарелка, огромную равнину с золотым сиянием посредине. Низкое солнце, подталкивая вперед, светило в спину, и вся равнина выглядела будто специально для него нарисованной картинкой – кроме слепящего, толком не разглядеть, золотого скопления в центре. Город, что ли? Сначала он испугался: в городе люди, они обидят – но любопытство победило. Эта золотая страна такая добрая, может, тут и люди такие же спокойные и добрые? И не прогонят? Река текла прямо к городу. Потихоньку он пошел вперед. К сумеркам, когда солнце спустилось за верхушки садов, он разглядел, что город не очень большой и в нем много маленьких красивых домиков, мостиков, башенок. Когда совсем стемнело и он размышлял, где б устроиться переночевать, набрел на маленький деревянный причал, возле которого было вытащено на берег несколько старых, рассохшихся, полных щелей лодок. Для плавания они не годятся, а вот для ночлега – вполне. Он забрался в лодку – в ней было сухо и уютно. Доедая последние орехи из кармана, он долго сидел на кормовой скамейке и сквозь ночь смотрел на тускло мерцающий под густыми звездами золотой город. Там не загорелось ни единого огонечка. Ни свечечки. Значит, там нет людей. Он даже немножко расстроился, хотя и не успел толком вообразить этих добрых людей. Ну, что поделаешь, и он, оставив на утро два последних ореха и маленькое красное яблоко, свернулся калачиком на дне лодки и уснул так же сладко, как и в душистых садах: если нет людей и зверей, то нет и опасностей.

Город в самом деле оказался пуст. Он дошел до первых узорчатых домиков к полудню: никого. Все окна и двери крепко закрыты. По узкой, мощеной белыми камнями улочке, оглядываясь на пустые окна, вышел на площадь с крошечным, едва слышно журчащим золотым фонтанчиком в центре. Попил и умылся. Пошел дальше, уже более широкой улочкой, и нашел маленький садик, где росли два огромных-преогромных розовых куста и старая яблоня. Поел яблок, сунул парочку за пазуху и пошел дальше. Синее небо дружелюбно смотрело сверху, а улица вывела его к заросшему высокой травой парку за высокой золотой решеткой забора. Он подошел к закрытым воротам и уже хотел протиснуться между прутьев решетки – но, едва он тронул толстый, нагретый солнцем прут, ворота дрогнули и медленно стали отворяться навстречу. Волшебство! Он скорей побежал в зеленую тень деревьев по белой песчаной дорожке, по бокам покрытой мхом, – как же давно по ней никто не ходил! Деревья парка, громадные, темно-зеленые, с черными толстыми как башни стволами уходили вершинами к небу и шелестели там в высоте тяжелыми листьями. На одной из полян он нашел солнечные часы – полдень? Все еще полдень? Как это? На этой полянке что-то не так со временем. А ну и что. Ведь тут хорошо. На другой поляне нашлись качели, маленькие, совсем для малышей – но ему пришлись как раз, только ноги немножко цеплялись за травку, и он, немножко покачавшись, пошел дальше. Из заброшенных клумб лезло цветочное, одуряюще пахнущее разноцветное буйство. Еще одна поляна – и золотая, вся узорчатая, невысокая горка. Съехал – нормально, скользкая. И увидел впереди за расступающимися деревьями бело-золотой дворец. Невысокий, с большими зеркальными окнами на первом этаже и маленькими на втором, с флюгерами-петушками на угловых башенках, с каменными львятами у пологих лестниц. Он поднялся по широким ступенькам и заглянул в стеклянные двери: в синей прохладе игрушки на золотистом паркете. Много-много. Лошадки, карусельки, паровозики, куклы… Да что ж это за место такое? Разве такие места бывают по правде? Он нечаянно коснулся локтем причудливой ручки двери, и створки тут же начали расходиться, впуская. Хрипловато прозвенел маленький колокольчик.

В детском дворце он, перебирая волшебные игрушки, провел остаток дня и переночевал в маленькой кроватке в узорчатой спальне. Но, хоть он и нашел кухню и всякие кладовки, никакой еды там не было. Поэтому утром он вышел искать еду – и за дворцом попал в лабиринт обмелевших прудов и разросшихся зеленых изгородей. Ничего, выбрался к полудню и через еще одни послушно открывшиеся при прикосновении ворота вышел в город и по нарядной улице дальше на золотую, невыносимо узорчатую – даже белые булыжники под ногами в узорчиках – небольшую площадь. Здесь все сияло и переливалось. Фонтан посреди площади шумел, исправно посылая в небо дробящуюся в брызги невысокую струю. Он скорей подошел попить – попил, умылся, еще попил, выпрямился. И увидел, как с той стороны фонтана стоит и громадными глазами изумленно смотрит большой мальчик в черном. Мур дернулся убежать, но мальчик вскинул к нему руки:

– Ой, не убегай! Ой, только не уходи! Не бойся!!

Понятный, родной язык ошеломил. Мур замер. Мальчишка бегом обогнул фонтан и схватил за плечи:

– Ты кто? Ты откуда тут такой?

– А ты? – вывернулся и отскочил Мур.

Мальчик – его синие глаза пылали, как сверхгорячие звезды – выставил ладони:

– Прости-прости-прости не буду больше хватать! Я просто очень сильно удивился! Тут никогда никого не бывает!

– Я тут первый раз, – сознался Мур. – Не понимаю, что это все за волшебство… Целая золотая страна. Только еды нету. То есть там, далеко, – он махнул за спину, – сады с орехами и яблоками.

– Сейчас, – мальчик порылся в карманах многослойного, неописуемо роскошного тяжелого черного наряда и вытащил горсть крупных орехов. – Да, еды нету… Потому что людей нет, это запретное место. Корабли сюда не летают.

– Почему запретное?

– Слишком много опасных чудес.

– Я не видел ничего страшного. А люди вымерли?

– Да их тут и было немного. А я всех потом переселил, потому что… Не место для людей. Тайн многовато. Расколоть тебе орех?

И они сидели на бортике фонтана, иногда орошающего их водяной пылью, кололи орехи, ели и разговаривали:

– Ты похож на бродячего котенка, – сказал мальчик. – Кто ты, такой маленький? Ты один?

– Один, – кивнул Мур и впервые в жизни почувствовал, что «один» – это как-то нехорошо. – Но я ничего, живу. Так, гуляю везде, смотрю. Я… Ну, правда какой-то бродячий. Я заблудился насовсем, и теперь просто хожу из мира в мир, с планеты на планету. Но такую золотую сказку первый раз нашел. – Какой этот мальчик красивый и сильный. И добрый. – …А ты почему-то похож на волшебника.

– Немножко есть, – кивнул он. – Ты тоже волшебник. Неволшебники сюда попасть не могут. А ты чего с планеты на планету бродишь, пешком что ли?

– Пешком. Через норки.

– А-а, пространственные порты. А зачем? Что ты ищешь?

– Я не знаю, – растерялся Мур. – Но, наверное, когда найду – узнаю? Вот, например, тебя нашел.

– Значит, ты заблудился?

– Ну, пространственно-то я понимаю, где я. Это Домены, по звездам понятно. На любой планете сразу все понятно, стоит посмотреть ночью на небо. Звезды все скажут. Но… Я во времени заблудился. Не понимаю, в «когда» я. А ты понимаешь?

– Да, – он смотрел со все большим изумлением. – Да откуда же ты такой?

Мур махнул рукой:

– Да ну их. Я убежал… Но заблудился. Все хорошо, но, когда живешь не в своем времени, то все будто не по правде. Вот была бы такая звезда… По имени Всегда, чтоб помогала ориентироваться. Поговорить с ней, и сразу ясно, в «когда» ты.

– Неплохая идея, – задумчиво свел брови большой мальчик. – Такое я, наверное, смогу… Но как же с ней говорить? Звезды есть звезды. Что им за дело до нас?

– Ну, я в полете слушаю их скрежет, вой или нытье. Помогает ориентироваться. Нет, ну есть, конечно, звезды, которые поют, но редко. Звезда по имени Всегда путь тоже поет. Но чтоб с ней еще разговаривать можно было.

– Разговаривать… Надо создавать супермозг, слить в него миллионы ИИ…

– Сделай такой, чтоб мог повторять себя, – подумав, сказал Мур. – Ну, воспроизводить независимо от типа самой звезды, на которую ты навяжешь все эти ИИ. Тогда она правда будет всегда – бессмертная. Ну, за счет перехода с одной платформы на другую. Боюсь, в ней очень быстро будет выгорать водород. Ее надо будет подкармливать.

Мальчик усмехнулся и внимательнее посмотрел на Мура:

– А ты разбираешься в звездах.

– Так, не очень… Заблудился же.

– А хочешь пойти со мной? Знаешь, дома каждая звезда поет.

– Нет, я не пойду, – подумав, вздохнул Мур. – Потому что если я пойду с тобой, то окажусь в твоем доме, а не в моем. Я хочу в свое настоящее время и в свой настоящий дом, чтоб все честно и правильно.

– По правде, – кивнул он. – Тогда тебе в самом деле может помочь только звезда Всегда. Я ее сделаю. Вот прямо сейчас вернусь домой и за дело… Ты ее услышишь. По ней поймешь, какое для тебя время в той точке, где ты находишься. Поймаешь вектор. Переместишься норой в подходящем направлении. Снова найдешь звезду Всегда и опять сверишься. Ты справишься.

И Мур справился.

Он справится и с присутствием чужих на расстоянии вытянутой руки. И с тем, что открыт портал в золотую страну, а там воля и спелые яблоки. Но золотая страна – это игрушка. А ему нужно настоящее дело. Хотя с этим порталом – куда легче терпеть чужих. И вечный надзор.

Все валилось из рук и голова стала ватная. Его сопровождали даже в туалет. Одного раза пописать в присутствии чужого ему хватило. Два дня вовсе ничего не ел, а воду пил по глоточку – и в туалет не надо стало ходить. Только мерзнешь, поташнивает и голова кружится. Тарас как понял, в чем дело – отругал, велел не валять дурака и есть как следует:

– Да, мы тебе не доверяем. Но какая ж ты впечатлительная зараза! Голодать нельзя, понимаешь? Ну, Мурашка. Ты ведь честный. Если пообещаешь – мне пообещаешь, лично, что с горшка не удерешь в свою нору, я велю тебя на горшке не караулить.

– Пообещаю.

– Ну, и все тогда. Ладно, и в душ тоже никто не будет заходить. Все, пойдем, ты наконец поешь, чтоб все успокоились. И я с тобой пообедаю.

– Я мог бы пообещать, что вообще никуда не сунусь, – без надежды сказал Мур. – Смысла в вашей прямой охране нет никакого, – он протянул руку в золотой портал и сорвал с ветки шершавый зеленый листочек, протянул Тарасу: – Вот.

Тарас чуть побледнел. Забрал листик, спрятал в нагрудный карман и взял Мура за руку:

– Я не могу снимать охрану. Откуда ж ты свалился на мою голову, чудовище… Будем теперь за руку ходить.

С неделю днем сам Тарас вообще не отходил, не отпускал, все время занимал делом и тренировками и в буквальном смысле водил за руку, только разрешал кидать в открывающиеся проемы тяжеленькие оранжевые мячики-маячки. Потом на трехмерной карте техники отмечали координаты, покрывшие редкими белыми искорками пространство созвездия – Мур старался вычислить закономерности попаданий, но мало что понимал. Он вообще что-то плохо соображал, а разок вдруг так устал ото всей этой возни с мячиками и того, что голова непрерывно кружилась, что присел в уголок на диване в какой-то комнате и уснул. Проснулся, когда Тарас нес на руках к врачам. Как стыдно. К тому же половина маячков пропадала бесследно, наверное, они улетали или в другое время, или куда-то так далеко, что их невозможно было засечь – за пределы Дракона. Это почему-то ужасно расстраивало. Дня за три он обозначил каждый из открывающихся со станции проемов, или нор, как называл их Тарас, даже самые нестабильные, причем техники отмечали «пороги» липкой лентой разного цвета. Иногда для этого приходилось использовать подъемник – Мур не пропускал ни одного проема, включая те, которые открывались в потолке.

Жил как привязанный. В общем, это было терпимо, но все валилось из рук и хотелось только спать и поташнивало. Он старался пересиливать себя, но на тренировках его стали ругать и стыдить. Учебник биологии застрял на половине и никуда не сдвигался, потому что Мур никак не мог пройти тест по биогеоценозам. А потом вдруг за обедом потемнело в глазах и он невольно положил тяжелую голову на стол. Опять уснул. Опять Тарас нес его на руках к врачам, только очень быстро, почти бегом, потому что Мур всерьез заболел. Стремительно, как в пропасть, ухнул в лихорадку под сорок, в темноту и жар. Пришел в себя в медицинской капсуле: глаза открыл, посмотрел на непонятные, двоящиеся огоньки датчиков, и закрыл обратно. Врачи его из капсулы выковыряли, попытались напоить и накормить – водички он попил, есть не смог. Сил не было даже голову держать. Все порталы закрылись. Лежал на белой кровати посреди просторной медицинской палаты, вроде бы спал. Вокруг ходили врачи, заезжал Игнатий, что-то хотел выпытать Тарас. Скоро заколотило ознобом: температура опять поднялась. А охраняющие волки все так же сидели на расстоянии вытянутой руки. Мур кое-как встал, пошел в туалет, вернулся – посмотрел на волков, лег на кровать и выключил сознание. Пусть делают, что хотят…

А проснулся – охраны нет. Только Тарас и врач Бор. Тарас спросил:

– Ну что, добился своего?

– А?

– Не будет тебе прямой охраны.

– Смысла нет. Все норы закрылись, – с трудом шевеля запекшимися губами, сказал Мур. – Я не нарочно.

– Я знаю. Пей, – Тарас поднес стакан с яблочным соком. – Поправишься, и откроются. Сбежишь тогда?

Мур выпил сразу полстакана, перевел дыхание и проворчал:

– Не проверишь – не узнаешь.

– Юмис велел не караулить, а тебе просил передать, чтоб ты не валял дурака и выздоравливал.

– Это он мне норы позакрывал?

– Не знаю, – удивился Тарас. – Он мог, наверно… Но не стал бы. Хочет тебе доверять. Думаю, у тебя на норы просто сил нет, все на расстройство из-за охраны уходит. Насчет нор, сказал, наша задача сделать так, чтоб тебе с нами было интереснее и лучше, чем где бы то ни было еще. Чтоб ты тут сидел, а не шлялся, где может быть опасно.

Муру стало стыдно. Его будут подкупать, как маленького дурака, чем-то интересным?

– А охранять тебя правда смысла никакого нет, сказал, все равно не уследить. Так что поправляйся давай, будем думать, что тебе интересно. Ты тут в зале имитаторов корабельных интерфейсов был?