– Да, будет вам, Владимир Сергеевич, чай вы не ханжа. Дело-то молодое! Или сами таким не были! Пардон, запамятовал, да вы таким не были, а теперь жалеете, небось? – Михал Михалыч расхохотался. – И мой вам совет, господин хороший, бросайте-ка вы курить. Вон как кашляете-то. Нус, продолжим! – произнес он совсем другим тоном – начальственным.
На экране промелькнули одна за другой две школьные Алешины подружки, которые рыдали, напиваясь пивом с горя и повествовали всем, кто соглашался их послушать о том, какой Алеша негодяй. Поматросил их и бросил, а потом сбежал, даже не объяснив причин.
Помощник адвоката – Аркадий Семенович вдруг с резвостью, которую сложно было предположить в его грузном теле, вскочил и попросил у Михал Михалыча разрешения продемонстрировать контр-видео, как он выразился.
На экране тут же возникла картинка, на которой одна из девиц из предыдущего видео предстала в объятьях патлатого высоченного парня на каком-то рок-фестивале. Они целовались и вид имели вполне довольный.
– И, заметьте, господа, – радостно сообщил Семен Аркадьевич, – это всего лишь через месяц после того, как наш подзащитный разорвал отношения с этой дамой. Как видим, девочка быстро утешилась. Отмечу, что через три года она вышла замуж за этого парня, у них двое детей, и они прожили в браке семь лет. Недавно, правда, развелись, но к нашей истории это уже не имеет отношения.
На экране возникла вторая девушка. Она целовалась в подъезде с другой девушкой.
– Однако! – хмыкнул Михал Михалыч.
Алеша тоже был удивлен. Он как-то совсем потерял эту девчонку из виду, вроде бы после школы она уехала учиться в какой-то другой город и больше он ничего о ней не слышал. Но в ней же не было ничего лесбийского! Или он просто не замечал?
– Комментарии тут, как мне кажется излишни! – Прогудел Семен Аркадьевич крайне довольный собой.
– Позвольте! – возмутился Владимир Сергеевич. – Это что же получается, наш, с позволения сказать, герой девчонку лесбиянкой сделал?
– А знал, что вы зададите этот вопрос. Дело в том, что даме этой всегда девочки нравились, но она не понимала, что с ней происходит. С мальчиками пробовала, не получалось у нее с ними ничего, а потом настал момент, когда она перестала сопротивляться своей натуре.
– У вас есть доказательства?
– Безусловно! Безусловно! Вот копия ее дневника, который она вела с тринадцати лет. Тут все есть. – Семен Аркадьевич открыл было дневник, но потом смутился. – Нехорошо как-то вслух-то это читать. Я как представлю, что кто-то дневник моей дочери вот так читать будет, меня аж дрожь пробивает. Может, кто-нибудь другой прочитает, не могу я.
Владимир Сергеевич выхватил у Семена Аркадьевича несколько листов бумаги, исписанных подростковыми каракулями, прочитал несколько строк и со злостью швырнул листки на стол.
– Вынужден согласиться, – сказал он, сдерживая гнев. – К сексуальной ориентации этой девицы наш обвиняемый никак не причастен.
– Алешенька, сынок, а сам-то ты что про все это скажешь? – поинтересовался Михал Михалыч, – хотя можешь ничего не говорить, я и так знаю: мол, не любил я их, это было всего лишь увлечение, надоели, ушел. Так?
– Вы так емко изложили всю гамму моих чувств, что добавить решительно нечего! – ответил Алеша и театрально поклонился, прижав ладонь к груди.
– Ну, наглец! Ну, наглец! Каких поискать! – Михал Михалыч рассмеялся. – Я его в ад могу упечь, а он мне же и дерзит! Владимир Сергеевич, что там у вас еще есть на нашего проказника? Показывайте.
На экране возникла очередная девица с искаженным страданием лицом.
– Семен Аркадьевич, – прошипел Перт Иванович на ухо своему помощнику, – что за самовольство? Вы где взяли все эти материалы? Почему со мной не посоветовались?
– Извините, босс. У вас супруга молодая, а у меня бессонница, вот я и пошуршал на досуге по разным источникам.
– На первый раз прощаю, так уж и быть, но впредь, будьте добры, согласовывайте свои действия со мной, а то сижу тут дурак дураком, не понимаю ничего.
– Больше такого не повторится, честное слово.
Девица на экране, между тем принялась неистово рыдать, бить кулаком в стену и кричать: ненавижу! Ненавижу!
Потом возникла еще одна девица, и еще одна… В итоге их набралось человек двенадцать. Все эти девушки были из Алешиной студенческой юности. Они прошли через его жизнь навылет, не оставив после себя даже более-менее внятных воспоминаний. Даже лица некоторых из них почти стерлись из его памяти. Но теперь он почувствовал себя истинным негодяем. Надо же, он причинил страдания стольким людям и даже не заметил этого. Алеша сидел, обхватив голову руками, и мечтая, чтобы эта пытка поскорее закончилась. Все остальные участники кинопросмотра скучали.
– Довольно! – выкрикнул, наконец, Михал Михалыч несколько раздраженно. – Мне все понятно. Легкомысленный мальчишка, который ни разу в жизни не задумался о последствиях. Что там у нас с последствиями? Кто готов ответить?
– Я, с вашего позволения, – пророкотал помощник адвоката – Семен Аркадьевич.
– Позволяю! Валяйте! – махнул пухлой ручкой Михал Михалыч.
И Семен Аркадьевич с шутками – прибаутками, раскатистыми смешками, сотрясавшими зал суда, рассказал собравшимся о дальнейшей судьбе каждой из девушек, только что показанных на экране. И, если верить его словам, а ни у кого из собравшихся не было оснований им не верить, то практически все эти женщины, довольно скоро забыли о своей любви к Алеше. Кто-то из них потом весьма удачно вышел замуж, кто влюбился в другого, причем еще не раз и даже не два. Кто-то начал активно учиться, потом начал строить карьеру и в итоге достиг высот в своей профессии и материального благополучия.
– Таким образом, – подвел итог своей речи Семен Аркадьевич, – глубоких следов в жизни этих женщин кратковременные связи с нашим подзащитным не оставили.
– Сучки! – процедил Алеша сквозь зубы.
– Не могу не согласиться! – хохотнул Семен Аркадьевич.
– Мы не закончили! – воскликнул обвинитель Владимир Сергеевич. – Есть женщина, которой наш подсудимый исковеркал жизнь. Она, спустя четыре года, после того, как он ее бросил, одинока, не может больше никого не полюбить, и у нее есть на это основания! Вот послушайте, что она написала не далее, как сегодня. – В руках у Владимира Сергеевича возникло пару листов формата А4.
Он зачитал отрывок повести, где описывалось расставание Алеши с Аниной. Мужчины во время чтения поглядывали на Алешу с какой-то брезгливостью, а Инна Семеновна, во время сцены, когда Алеша волочил за собой Алину, вцепившуюся в его ногу, зарыдала в голос.
– Да, что же ты за ирод-то такой? – прокричала она, захлебываясь слезами.
– Это художественное произведение! – возвысил свой тонкий голос адвокат Петр Иванович. – Здесь есть только намек на то, что было в реальности.
– Перт Иванович, не лукавьте, вы же тоже видели запись этого эпизода, происходившего в реальности. Вы же знаете, что все именно так и было. Алина в своем художественном произведении немного даже смягчила краски, потому что ее память их немного смягчила, чтобы Алина просто не сошла с ума. После такого не удивительно, что она больше никого не может полюбить, что женщина детородного возраста не может иметь детей, потому что у этих детей априори не может быть настоящего отца, то есть Алина априори не может иметь мужа. А наш прекрасный, великодушный подсудимый, отшвырнув от себя эту несчастную женщину, той же ночью предавался любви с другой женщиной, с которой, кстати, начал встречаться задолго до того, как ушел от Алины. Он еще и обманывал ее несколько месяцев, к счастью, она этого пока не узнала.
Алеша вдруг вскочил, лицо его было перекошено ненавистью. Он закричал:
– Я не любил ее! Был влюблен, но недолго! А скоро возненавидел. Она деньги делала из воздуха, болталась по всему миру, а я дома сидел, ее ждал. Да, у меня брали автографы на улицах, но я оставался нищим! Думаете, на маленьком провинциальном канале разбогатеть можно? Она за меня в ресторанах платила! Вы знаете, как это унизительно? Я не жигало какой-нибудь там! Я нормальный мужик! Я сам хотел платить и за себя, и за свою женщину! Но мы не совпали в уровнях жизни. Она ходила в нормальные рестораны, а я в забегаловки. И она не соглашалась идти в забегаловки! И я шел с ней в рестораны, и там она за меня платила! Я мужиком перестал себя чувствовать. А потом я вдруг стал известным. Девки гроздьями на меня вешались. Сами в мою постель укладывались. Вернее, укладывали в свои постели. Когда Алина уезжала, мы и в ее постель укладывались. И мне не было стыдно! Мне по кайфу было! Я ей мстил за ее успешность, за ее покровительство, за ее любовь! Воздушное, блядь, святое создание! Она даже не замечала ничего. Она была вся в творчестве и в путешествиях. Ей почему-то казалось, что я ее люблю и никак не могу изменить. Да, я еще долго с ней продержался. Я уже через год готов был от нее сбежать. Но с ней удобно было: связи, квартира. Я должен был все это сказать, когда уходил от нее? Не мог я это сказать! И врать не хотел. И, вообще, я никому ничего не должен! И объяснять ничего не должен! И не стал объяснять! А она-то тоже хороша, переспала сразу после моей смерти неизвестно с кем! А еще говорила там, на моей могиле: я за все тебя простила! Я люблю тебя! Лживая, лицемерная сука!
Когда Алеша замолчал, воцарилась тишина. Слышались лишь всхлипы Инны Семеновны.
Потом Владимир Семенович хмыкнул и тихо сказал:
– Она и в день вашей смерти переспала с первым встречным. Причем, иностранцем. Сначала, правда, долго плакала, руки себе в кровь разбила от отчаянья, в Босфоре утопиться хотела, потому что не могла себе представить мир, в котором совсем нет вас. Спрашивала у Бога, почему он вас забрал, а не ее? И она в тот момент действительно могла бы отдать свою жизнь взамен вашей, просто не знала, как это сделать.
– А зачем тогда она с кем-то там переспала? – спросил Алеша устало.
– Ее боль была слишком невыносимой. Это было как обезболивающее. Вы же не знаете, как заканчивается ее рассказ о вас, который она обещала вам написать и написала.
Он начал читать своим низким, поставленным голосом:
«Оказалось, что научиться жить без Алеши – это все равно, что заново научиться ходить. Вроде бы ты это умел, и это было естественно, все равно что дышать, и вдруг разучился, и научиться заново невероятно сложно. Я научилась. И научилась получать удовольствие от жизни без Алеши. Я нашла ему оправдания и не смогла его не разлюбить. До сих пор его люблю, даже теперь, когда он умер. И я благодарна ему за два года счастья, что он мне подарил. Это было лучшее, что со мной случилось. Но до сих пор меня мучает вопрос: почему он так со мной поступил? Жаль, что ответа я не узнаю никогда».
Инна Семеновна зарыдала еще сильнее.
– Казалось бы, – задумчиво произнес помощник адвоката – Семен Аркадьевич, – наш подзащитный прожил бесславную жизнь, причинил много страданий окружающим, после него не осталось ни детей, ни домов, ни посаженных деревьев, ни произведений искусства, научных открытий, добрых дел. Казалось бы, от него и следа на земле от него не осталось. Но! – Он поднял указательный палец правой руки. – Он стал предметом великой любви и героем литературного произведения. Мне почему-то кажется, что эта Алина еще много чего о нем напишет, когда литературный дар ее окрепнет и разовьется.
– В силу вышеописанных обстоятельств, – добавил адвокат Перт Иванович, – просим снисхождения для нашего подзащитного.
– Сынок! – вдруг оживился Михал Михалыч. – А скажи-ка ты мне, друг мой сердешный, любил ли ты кого-нибудь?
– Похоже, нет. – Алеша развел руками.
– А чего ты хотел от жизни-то? О чем мечтал? Цели-то какие были? Только не ври. Ты знаешь, я все равно правду узнаю. А, если уж честно, то и сейчас знаю. Но, хотелось бы услышать ее от тебя.
Алеша замялся. Он вдруг устыдился своих жизненных устремлений. Они вдруг показались ему слишком мелкими и очень детскими.
– Я… Ну… Ну, я…
– Смелее, сынок, смелее!
– Я хотел не работать, но иметь много денег. Роскошную жизнь: дома, путешествия, машины, яхты, самолеты. Хотел быть знаменитым. Чтобы много красивых женщин было, и чтобы они появлялись на одну ночь, а потом исчезали. Чтобы не нужно было придумывать, как от них уйти или как их выгнать. Чтобы все было легко. Вот так! – Алеша щелкнул пальцами. – Раз, и чтобы все было!
– И всего-то?
– Да. Разве это «всего-то»? Разве так вообще может быть?
Михал Михалыч усмехнулся и приказал Инне Семеновне:
– Верните в зал заседаний бабушку и дедушку этого легкомысленного оболтуса.
В тот же миг они вдруг возникли на скамьях для зрителей.
– Ну что, господа хорошие! – бодро воскликнул Михал Михалыч, – я готов огласить вердикт. Алешенька, сынок, а ты готов его услышать? – Алеша кивнул. – Друг мой сердечный, ты отправляешься в сектор сбывающихся желаний. – Любочка и Инна Семеновна испуганно вскрикнули, а все мужчины кроме Алеши и самого Михал Михалыча издали изумленный возглас. – Что вы так испугались-то? Решение не окончательное и обжалованию подлежит, но… по истечению некоторого времени. Инна Семеновна, будьте так любезны, выдайте Алексею необходимые документы и литературу.
Инна Семеновна подошла к Алеше и положила на стол перед ним черный пухлый портфель.
– Так вы меня в рай отправляете или в ад? – спросил Алеша Михал Михалыча.
– А это ты сам решишь, сынок.
Эту фразу Алеша уже слышал от Бориса, но он так и не понял, что она значит.
Рядом с Алешей вдруг снова появился автомат. Но Алеша был готов поклясться, что сейчас он не вызывал его в своем воображении.
– Алешенька, пальни в потолок-то, – проворковал Михал Михалыч. Ты, чай, образованный человек, знаешь, как там у Чехова, если на стене висит ружье, значит, оно должно выстрелить. Пусть уж сейчас выстрелит, чем когда-нибудь потом. Ах, незадача, ты же стрелять не умеешь!
Михал Михалыч выкатился из-за своего стола и показал Алеше, как стрелять. Алеша послушно выпустил очередь по потолку, не испытав при этом никаких эмоций.
– А теперь, на посошок всем по рюмочке, – провозгласил Михал Михалыч, и тут же у всех присутствующих в руках появилось по рюмке водки. – Нус, господа хорошие, за нового жителя Царствия небесного! До дна! До дна! – Все выпили. – А теперь, Борис, голубчик, сопроводите вашего подопечного до места его обитания. Любонька, то есть бабушка и… дедушка тоже могут отправиться с вами. Алешенька, сынок, рад был с тобой познакомиться, сердечно рад! – Михал Михалыч с чувством пожал Алеше руку. – Надеюсь, до скорой встречи! Ступай, ступай! Долгие проводы, лишние слезы.
Алеша, Борис, Любочка и Алешин дед исчезли из зала заседаний.
– За что вы с ним так жестоко? – Спросил Владимир Сергеевич у Михал Михалыча, – ну пустой был человечишко, но ведь не душегуб какой.
– Вы, мил человек, слишком мягкий для прокурора. Всех-то вам жалко. Учить надо людей, учить! А еще лучше, если они учатся сами, это им на пользу идет. Вы уж поверьте моему опыту. – Михал Михалыч хитро улыбнулся и залпом выпил еще одну рюмку водки.
Царствие небесное. Сектор сбывающихся желаний.
Алеша ожидал чего угодно, но только не этого. Он даже был готов оказаться на какой-нибудь гигантской сковородке, на которой черти поджаривали бы его как какую-нибудь котлету. Но после суда он оказался сидящим в кресле на террасе дома на берегу океана, который за две недели уже привык считать своим. Розовое солнце медленно ползло за горизонт. Море было, как показалось Алеше, каким-то притихшим. Борис стоял спиной к Алеше, Любочке и деду. Если бы Алеша мог видеть глаза Бориса, он заметил бы в них тоску. Любочка стояла у входа в дом, готовая в любой момент скрыться. Дед неловко сидел на краешке кресла, на лице его было написано смятение: он не знал, можно ли ему остаться в компании своей бывшей жены и ее нового возлюбленного. По правде говоря, ему очень хотелось домой, но он чувствовал себя обязанным оказать поддержку внуку, которому только что был вынесен суровый приговор. Впрочем, Алеша пока не догадывался, насколько этот приговор суров, и деда терзали сомнения – должен ли он предупредить своего внука.
Любочка недобро посмотрела на бывшего мужа, гордо вскинула голову и, молча, отправилась на кухню. Она не сочла возможным попросить его очистить помещение, это было бы совсем невежливо, но надеялась, что он верно истолкует ее взгляд, полный негодования. Он все понял. Смущенно откланялся, пообещав, Алеше непременно его навещать и побрел прочь по берегу моря.
Борис оживился: уселся в кресло, снял галстук, сложил его и положил в нагрудный карман пиджака. Секунду поразмышлял о сочетаемости водки и вина, еще о понижении градуса, которое, как известно, ни к чему хорошему не приводит, посожалел, что не смог отказать Михал Михалычу, который предложил ему водочки, но все же решился выпить вина. В руках у Бориса возник бокал с красным вином.
– Хотите? – спросил он у Алеши. Тот посмотрел на него растерянно. Алеша пребывал в оцепенении. Осознание произошедшего пока не наступило.
– А мне можно? – спросил он, наконец, после долгой паузы.
– Почему нет? – усмехнулся Борис. – Вам теперь предстоит жить в непрерывных удовольствиях.
– Что это значит?
– Минуточку. – В руках у Бориса появилась какая-то книга в пестрой обложке. Он начал быстро листать страницы. – Где же это? Так, Сектор сбывающихся желаний… Нашел. Вот. «Все желания, человека, проживающего в данном секторе, не относящиеся к духовной, эмоциональной и интеллектуальной сферам, незамедлительно сбываются». – Прочитал Борис.
– Вы думаете, стало понятнее? – огрызнулся Алеша.
– Это значит, что вы можете пожелать, чтобы у вас был дворец, как у Махараджи, и вы его получите, но вот подружиться со мной, например, как бы вы этого ни хотели, у вас не выйдет.
Алеша рассмеялся:
– Даже не представляю, с чего бы это вдруг мне захотелось с вами дружиться, особенно если у меня будет свой дворец.
Борис посмотрела на Алешу с жалостью.
– Правильно, – сказал он, – гусь свинье не товарищ.
– У меня, на самом деле, может быть дворец? – спросил Алеша.
– И не один. И яхта может быть, и самолет, и унитаз из чистого золота. Все, что только пожелаете!
Алеша было повеселел, его зеленые глаза загорелись, но он тут-же снова помрачнел:
– А в чем подвох? Даром ведь ничего не бывает.
– Не бывает, – согласился Борис.
– Ну, так в чем подвох?
– Не знаю. – Борис пожал плечами.
– Как это вы не знаете?
– Откуда же мне знать? Я живу в другом секторе. В моей практике это первый случай, чтобы кого-то приговорили к отбыванию наказания в секторе сбывающихся желаний.
На террасе появилась Любочка с подносом, на котором лежали бутерброды с колбасой и сыром. Она услышала последнюю фразу Бориса.
– Об этом секторе ходят страшные слухи, – сказала Любочка и побледнела.
– Какие? – спросил Алеша.
– Не надо! – Борис посмотрел на Любочку умоляюще.
– Раз уж начали, говорите! – Потребовал Алеша.
– Говорят, – начала Любочка неуверенно. – Говорят, – она начала теребить подол платья, – что… что сначала люди думают, будто попали в рай, а потом, потом…
– А потом, – перебил Борис, – оказывается, что не все так уж гладко в этом раю. Все, тема закрыта. – Произнес Борис жестко и властно посмотрел на Любочку. – Что ты нам приготовила? Я ужасно голоден. Какая же ты заботливая!
– Бабуля, вы уже с ним на «ты»? Может, вы уже и живете вместе? Бабуля, ты меня разочаровываешь! Ты что шалава, такая же как все остальные бабы? Хоть бы с нормальным человеком связалась, а то ведь с этим!
– Ну, знаешь! – только и смогла сказать Любочка, расплакалась и исчезла.
Борис аккуратно положил недоеденный бутерброд на краешек подноса, поставил бокал с недопитым вином на стол, поднялся, произнес, глядя на Алешу сверху вниз:
– Я бы тебе всю морду сейчас разукрасил, только ты ведь даже не поймешь, за что тебя побили.
– Ах, как он запел! Куда вся вежливость делась? Бей! Ну, бей давай! – закричал Алеша и тоже поднялся.
Борис посмотрел на Алешу с неприкрытым презрением и сказал:
– Желание подраться относится к эмоциональной сфере, и оно не сбудется.
– А это мы сейчас посмотрим! – Алеша замахнулся, хотел ударить Бориса кулаком в лицо, но кулак на полпути остановила какая-то неведомая сила. Алеша попытался еще, у него снова ничего не получилось. – Катись отсюда! И чтобы я тебя никогда больше не видел! – Крикнул Алеша, трясясь от ярости.
– А это твое желание сбудется! И знаешь почему? Только потому, что оно совпадает с моим.
– Как же? Ты же ведь мой куратор! Ты что бросишь меня? Это вряд ли понравится твоему начальству! Тебе выговор влепят или премии лишат! Или в ад сошлют! – Алеша расхохотался.
– А я больше не твой куратор! Мои обязанности в отношении тебя закончились в тот момент, когда судья огласил приговор. Все! Счастливо оставаться!
Борис исчез.
Алеша остался совсем один.
Утром Алеша позавтракал бутербродами с черной икрой. Они появились на тарелке в то же мгновение, как только он их пожелал. При жизни Алеша черную икру ни разу не пробовал, и некоторое время пребывал в сомнениях: действительно ли это черная икра. Решил пожелать еще и красной икры, она тут же появилась в пластиковой баночке, как ее продавали в супермаркетах на развес. Он съел ложку и удостоверился, что икра та самая, такая, как была на земле. А вот если бы сейчас шампанского, настоящего, подумал Алеша, ну какую-нибудь Вдову Клико, например. И так, чтобы все по правилам было: чтобы в ведерке со льдом. Шампанское появилось. В ведерке, как он и хотел. Алеша разместился на террасе с икрой и шампанским. Ему было хорошо. Он даже подумал, что это и есть счастье – сидеть на берегу океана, есть деликатесы, которые раньше были для него недосягаемой роскошью и пить с утра шампанское. Эту маленькую слабость, он, впрочем, иногда себе позволял и в прошлой жизни, но исключительно в выходные дни и напиток был, разумеется, другим – дешевое игристое вино отечественного производства. На третьем бокале он заметил, что разговаривает сам с собой. Ему вдруг стало бесконечно одиноко. Захотелось, чтобы кто-нибудь был рядом. Да хоть Михал Михалыч или даже Борис. Пусть бы, как обычно, язвил, но это лучше, чем нескончаемое молчание. Он представил Бориса, сидящего в соседнем кресле. Тот не появился. Алеша воображал бабушку, деда, Михал Михалыча, своих адвокатов и даже медсестру, которая навещала его перед судом, но кресло оставалось пустым. Неужели ему уготовано одиночество, полное уединение в тропическом раю, где сбываются все желания, кроме желания общения? Так вот, в чем подвох! Сердце его защемило тревогой. Даже дышать стало трудно.
Он по старой, земной привычке, полез в карман за телефоном, но вспомнил, что в этой жизни телефона у него нет. Но, как только он подумал об этом предмете, телефон в его руке появился, причем тот, о котором он мечтал, но не мог себе позволить. Алеша обрадовался, включил аппарат, но, прочитав надпись: «сеть недоступна», понял, что телефон в мире ином вещь бесполезная, по крайней мере, до тех пор, пока не разберешься, есть ли здесь телефонная связь. А пока, даже если гипотетически предположить, что телефонами здесь все же пользуются, звонить ему было некому – он не знал ни одного номера.
Алеша наполнил бокал, отпил глоток, съел еще один бутерброд с черной икрой, в надежде унять свою тревогу. Но она не проходила. Что же делать? Он вдруг вспомнил слова Бориса, что в секторе, в который его отправили, сбываются все желания, не связанные с духовной, эмоциональной и интеллектуальной сферами. А секс, простой секс, физическое действие, без любви и прочей ерунды, попадает в запретный список? В нем ведь нет ничего духовного, эмоционального и интеллектуального. Или есть? Алеша никогда об этом не думал. Может попробовать пожелать секса? Попытка не пытка. Но секс должен быть с женщиной, желательно красивой. А то пожелаешь просто секса и появится мужчина, или трансвестит или еще что-нибудь в этом роде. Алеша сосредоточился и четко сформулировал желание: хочу секса прямо сейчас с красивой, стройной женщиной, блондинкой в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет.
В тот же миг он оказался в постели с незнакомой женщиной. Комната тоже была незнакомая. Это была какая-то небольшая спальня, освещенная лишь светом уличных фонарей, пробивающимся сквозь неплотные занавески. Когда глаза Алеши привыкли к темноте, он увидел, что в комнате царил хаос – все поверхности были чем-то завалены и уставлены какими-то предметами. Комната ему не понравилась. Он посмотрел на женщину. Она спала. В полумраке лицо ее казалось почти детским. Пухлые губы как-то нелепо приоткрыты. Может быть, она и красивая, но этот открытый рот уродовал ее, но это было не важно – рядом лежала женщина из плоти и крови, грудь ее была обнажена, и Алешу охватило желание. Он не знал, что ему делать. Не набрасываться же ему на спящую незнакомку? Такой сюжет иногда встречался в порнофильмах, которые Алеша частенько смотрел: какой-нибудь случайный мужчина насилует спящую женщину, но это в кино все было легко и просто, а в реальности… А вдруг она закричит, а вдруг она начнет царапаться и кусаться? А вдруг в доме есть кто-то еще? Он боялся даже притронуться к незнакомке. Вдруг она открыла глаза, посмотрела на Алешу без малейшего удивления и начала кончиками пальцев ласкать грудь Алеши. Рука ее опускалась все ниже.
Зазвонил будильник. Алеша проснулся, еще не открыв глаза, услышал голос совсем рядом с собой: «Ах, какой чудесный сон! Как не хочется просыпаться!», и в тот же миг оказался на своей террасе с бокалом недопитого шампанского в руке.
Он что, побывал в чьем-то сне? То есть он кому-то приснился? А эта девчонка приснилась ему? Или что это было? И был ли секс на самом деле? Он чувствовал себя усталым и вполне удовлетворенным. Воспоминание о недавних событиях было отчетливым, оно не было похоже на воспоминание о сновидении. Он помнил все до мельчайших деталей. Он помнил запахи этой девчонки, помнил, какая она на ощупь. Он помнил все ее стоны. То есть она была для него реальностью, а он для нее всего лишь сном? Это значит, она хотела даже не его, а некоего абстрактного мужчину? Он хотел именно ее, а она хотела просто какого-то мужчину. Это было унизительно. Алешу обожгло обидой.
Алеша съел еще один бутерброд, разделся и побежал к морю. Там, в воде ему пришла мысль, что, с одной стороны, он получил секс без души и эмоций, и это не очень хорошо, но с другой стороны, секс в секторе, где он сейчас обитает, возможен, и это просто великолепно. Уже как-то жить легче.
Вечером, изнемогая от скуки и одиночества, Алеша принялся за изучение содержимого портфеля, который вручила ему Инна Семеновна на суде. Там было постановление суда с подписями и печатями, толстенная книга, пара журналов и старомодный отрывной календарь. Он назывался «Календарь для новых переселенцев». Ниже была надпись, набранная крупным жизнерадостным шрифтом: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!». И еще ниже уже мелко: «Официальный издательский дом Небесной канцелярии».
Алеша посмотрел на календарь и понял, что Царствие небесное ведет летоисчисление не от Рождества Христова, а, видимо, от сотворения Мира, так, как это было принято в Древней Руси и в Византии. Алеша смутно припоминал, что на уроках истории им рассказывали, что до Петра первого летоисчисление в России было другим. На первой странице календаря было размещено что-то вроде предисловия. В нем говорилось, что Царствие небесное на самом деле намного древнее, чем это представляется людям, но точный возраст этого места известен лишь посвященным, и, вообще, это жуткая тайна, прикасаться к которой простым смертным крайне опасно. Еще там было сказано, что для удобства пользователей на каждой страничке календаря указано сразу две даты: по старинному летоисчислению и по современному.
Алеша полистал календарь и нашел его презабавным. В нем были указаны праздники, которые отмечались в Царствии небесном. В основном это были религиозные праздники, те же, что и на земле. Не только христианские, но и мусульманские, иудаистские и буддистские. Еще были языческие славянские праздники. Из светских праздников Алеше удалось найти только Новый год. Алеша даже посокрушался, что никто больше не поздравит его с 23 февраля, но обрадовался, что теперь не нужно заморачиваться по поводу 8 марта.
Особенно повеселили Алешу памятные даты. В официальном календаре Царствия небесного были указаны не даты рождения известных на земле деятелей науки, культуры и политики, а даты их смерти. Впрочем, здесь они назывались датами переселения в Мир иной.
Были в календаре и анекдоты, юмор которых, Алеша пока был не в состоянии оценить. Еще были народные приметы. Они тоже Алеше были не понятны. Что это, например, значит: «увидеть двух ангелов в черных накидках – к неприятностям на службе». Что это еще за ангелы в черных накидках, где их можно увидеть и о какой службе идет речь? У Алеши нет никакой службы. Он бездельник. Причем, вынужденный. Алеша отложил в сторону календарь, и взялся было за чтение своего приговора. Но споткнулся на первой же строчке – его сердце снова сдавила невыносимая тревога.
Он решил полистать журналы. Один был спортивный, из чего Алеша сделал вывод, что в Царствии небесном есть спорт. Много было сообщений о футбольных матчах. Оказалось, что у некоторых секторов были свои футбольные команды, которые соревновались между собой. Как понял Алеша, самой сильной была команда Сектора искупления, которая называлась «Красные дьяволы». Она в прошлом году выиграла в чемпионате Царствия небесного. Алеша прочитал интервью с тренером команды. В земной жизни он страстно увлекался футболом и расстрелами врагов народа, поскольку трудился в ЧК. В итоге вторая страсть отнимала столько времени, сил и энергии, что в футбольной карьере он не преуспел. После смерти, которая была не естественной, а насильственной – он сам в итоге тоже был расстрелян, этот человек попал в Сектор искупления. Расстреливать людей здесь не дозволялось, поэтому всю свою страсть он направил исключительно на футбол и создал команду, которая не раз побеждала не только на региональном, но и на имперском уровне. Алеша не понял, что это за имперский уровень. Какая такая империя? Все еще больше запутывается.
Следующий журнал был «мужской». Были тут и полуобнаженные красотки, и статьи на темы: как добиться успеха, как нравиться женщинам, что нужно сделать, чтобы быстрее вернуться на землю, пять простых шагов к искуплению и прочее. Статьи о том, как быстрее вернуться на землю и про искупление Алеша решил изучить, но позже. Были в журнале и интервью с какими-то людьми. По всей видимости, это были известные персоны в Царствии небесном: высокопоставленные чиновники Небесной канцелярии, судьи, адвокаты, бизнесмены, режиссеры, актеры. Никого из них Алеша не знал. Он пролистывал эти интервью без особого интереса, как вдруг наткнулся на знакомое лицо – это была его собственная бабушка. Небольшое интервью с ней было помещено в рубрике: «В мире женщин».